С тобой я вкусила то, что для меня ни с чем не сравнимо, могу поклясться. Надеюсь, я выживу после этой лихорадки. Selena Gomez ‘Heart Want What It Wants’ Порой мне кажется, что если тихо сидеть и просто наблюдать за происходящим вокруг, то, я готова поклясться, время на мгновение останавливается и вся вселенная тоже замирает. И если найти способ жить внутри этой секунды, будешь жить вечно. Лорен Оливер ‘Делириум’
Машина останавливается ровно напротив входа. Который раз замечаю, насколько холеным и вылизанным выглядит Верхний Вест-Сайд. Он и Чайнатаун — словно два брата, разлученные при рождении: одного выкинули на улицу и оставили расти со шпаной, а второй попал в семью утонченных аристократов. На прощание Нейт приобнимает меня одной рукой и легонько целует в щеку. — Пока, Би-Би. — Я побрею тебя налысо, если не перестанешь меня так называть, — шутливо осаждаю я парня. В ответ он только машет ладонью, очаровательно улыбаясь. Не дожидаясь, пока машина скроется в бурном потоке разномастного автотранспорта, я поднимаюсь в свою квартиру. Пальто отправляется на вешалку, шарф летит на диван. Новая водолазка пудрового цвета с узким горлом душила меня весь этот день, так что я стаскиваю и ее, затем роюсь в шкафу в поисках чего-нибудь более свободного. Взгляд притягивает нечто блестящее, лежащее в глубине шкафа. — Я совсем про вас забыла, засранцы. — Тянусь рукой и вытаскиваю рамки для фотографий на божий свет. Сами фото тоже на месте. — Помните, что я вам обещала? Прохожу на кухню и бросаю рамки в мусорное ведро, а каждую фотографию методично рву на мелкие куски. Никаких эмоций. Абсолютно. Надо же, как может кто-то ворваться в твою жизнь и просто смыть все моменты из прошлого к черту. И боль тоже. Я возвращаюсь к шкафу и продолжаю прерванное занятие — копошение в вешалках с одеждой. В руке оказывается что-то темное и объемное. То, что надо. Натянув черное худи, которое на пару размеров больше, чем вся моя остальная одежда, я разваливаюсь в одном из кресел. Понимаю, что для достижения максимальной степени комфорта надо снять кое-что еще. Я расстегнула застежку лифчика и принялась вытаскивать левую лямку через рукав, надеясь, что не испорчу бюстгальтер. Однако я не рассчитала: тоненькая полоска ткани была слишком туго затянута, и вытянуть ее никак не получалось. Внезапно я услышала доносящиеся из спальни шаги и застыла с неестественно вывернутым локтем. — Ты что это делаешь? — Шортер был настолько удивлен, что даже слегка опустил свои очки. Да ладно, а я уж было подумала, что они к нему приросли. Вид у парня был такой, словно это я забралась к нему домой. Однако его удивление быстро сменилось ехидством. — Хах, мне, конечно, приятно, что ты настолько рада меня видеть… — А ты что здесь делаешь? Опять влез в окно? — Последнее время это был его излюбленный способ посещения. Я попробовала быстрее вытащить лямку через рукав, но она не поддавалась. Господи, лучше бы я его вообще не трогала! Парень внимательно наблюдал за моими жалкими потугами, игнорируя вопрос. — Помочь? — крайне участливым голосом спросил он, подходя ближе. — Нет! — резко ответила я, заставив его отшатнуться и успокаивающе поднять руки. Расправившись с этой частью своего белья, я повесила лифчик на спинку кресла. Нет смысла бежать с ним в руках в спальню и прятать, словно шестиклассница. — Чего так смотришь? Небось, каждое утро достаешь из-под кровати с десяток таких штучек, — съязвила я, заметив, каким внимательным взглядом проводил он интимный элемент моего гардероба, и поправила на себе толстовку. Какое счастье, что она большая и черная и так хорошо скрывает грудь. — Кто бы говорил, — он усмехнулся в ответ. — Сама минуту назад обжималась с каким-то перцем. — Ревнуешь? — спросила я с вызовом. То, что он не стал опровергать мое предположение про десять лифчиков под кроватью, неприятно укололо в самую середину груди. — Ревнуешь? — ответил он тем же тоном. Я невольно рассмеялась, и он тоже. Не передать словами, как я рада, что можно вот так просто дурачиться с ним. Боже, Шортер, как же сильно я тебя люблю. — Что-то давно тебя не было. — У Эша кое-какие проблемы, Артур открыл на меня охоту. Это разве не моя толстовка? — приподняв бровь, он ткнул пальцем мне в плечо. Я открыла было рот, чтобы спросить, насколько все серьезно, но тут же его захлопнула: этот неуместный вопрос на секунду привел меня в замешательство. — Ну, — я увернулась и отошла на пару шагов, почти упираясь спиной в ряд кухонных тумб, — теперь она моя. Что-то в его лице изменилось. Он снял очки и положил их на кофейный столик. Он снял очки, он подходит ближе, это значит, что он собирается… — Постой, Шортер, что там с этим Артуром? Он может навредить тебе? — Я наивно полагала, что отвлеку его этим вопросом. Парень молча стал вплотную ко мне и наклонился к моему уху. — Неважно. — Его теплое дыхание коснулось моей кожи. Приятная волна поднялась с самого низа живота под подбородок. Цепочка невесомых поцелуев — ухо, чуть ниже, линия челюсти… — Подожди, нам нельзя… — Кто сказал? — На этот вопрос у меня не было ответа. Сейчас его голос был немного ниже, чем обычно, и это заставило все мое тело трепетать; усилием последних остатков воли я сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него, не стянуть всю одежду, не впиться в его губы… Теперь и шея покрыта поцелуями. Он оттягивает ворот худи, влажно целует ключицу. Если он сейчас не перестанет, я взорвусь. Он не перестает. Вместо этого приподнимает меня и усаживает на поверхность тумбы, проводит ладонью по внутренней стороне бедра. Я отчаянно хватаюсь за его плечи — единственная точка опоры в мире, который стремительно начал кружиться. Когда его рука забирается под толстовку и начинает гладить живот и спину, пока другая занята бедром, я не в силах сдержать глухой стон. Под моими закрытыми веками — разноцветный фейерверк. Медленно открываю глаза, но лишь затем, чтобы притянуть Шортера ближе и поцеловать. Рука под толстовкой поднимается выше и нащупывает грудь, большой палец гладит сосок. Я всхлипываю от удовольствия, царапаю ногтями его кожаную куртку, ерзаю на тумбе, сильнее сжимаю бедра, но в тот самый момент, когда я готова выкрикнуть «Я люблю тебя», раздеть себя, раздеть его, он отстраняется. — Нравится мне наша дружба. Есть в ней что-то… Эта фраза мгновенно приводит меня в чувство. Мне стыдно, тело просит продолжения, но я отталкиваю парня и соскакиваю с тумбы. — Какой же ты засранец, Шортер. Он смеется, подходит ближе и пытается заключить меня в объятия, но я отхожу к окну и отворачиваюсь. — Тебе самой не надоело? Может, хватит уже сопротивляться? Черта с два. Теперь — черта с два. — Жизнь слишком коротка, Эби. Нужно ловить момент. — Я чувствую, как он накручивает на палец прядь моих волос. К чему он это говорит? Неужели над ним нависла такая серьезная — а может, даже смертельная — опасность, что в его голову приходят такие мысли? Но я слишком зла, чтобы спрашивать. Я стою, сложив руки, угрюмо пялюсь на уличный фонарь, и практически не слышу, как он уходит.***
Моя злость улетучивается быстро, и спустя три дня, когда Шортер с обезоруживающей улыбкой протягивает мне стаканчик капучино с кокосовым сиропом возле дверей моего дома, я улыбаюсь в ответ. Мне неловко — он все-таки недавно лапал меня — но парень ведет себя так естественно и непринужденно, что это состояние передается и мне. Мы сидим на диване и листаем каналы. Между нами безопасное расстояние — целых три фута. Шортер рассказывает о фотографе и его ассистенте, прибывших несколько недель назад из Японии, чтобы написать репортаж о местных уличных бандах. — Пацан в полном шоке, даже жалко его. — Шортер добродушно усмехается. — Но пока он под крылом Эша, ему нечего бояться. Мне этот тандем кажется откровенно странным. Парень, который жил тихой, спокойной японской жизнью, и главарь уличной банды. Что у них может быть общего? Я покосилась на Шортера. М-да, и как у меня язык поворачивается? Они — прямо как я и он. Несмотря на то, что мы очень, очень разные, нам интересно вместе. Если честно, я с трудом представляю свою жизнь без Шортера. Если с ним что-нибудь случится… Пытаясь отогнать невеселые мысли, я переключаю канал. На этом идет «С любовью, Рози». Заметив, что я не собираюсь листать дальше, парень недоуменно поворачивает голову в мою сторону, но от комментариев воздерживается. Главная героиня рыдает на свадьбе своего возлюбленного, прислонившись к стене. Да уж, видеть, как любовь всей твоей жизни целуешь не ты, знать, что к нему прикасается другая, варит ему кофе по утрам, обнимает и целует перед работой, прижимается к его груди в постели… Мне ведь это тоже когда-нибудь предстоит. Наблюдать, как в жизнь Шортера приходит какая-то невероятная девушка, которая похитит его сердце и станет для него всем. Она будет волшебной — он влюбится только в такую. Он заслуживает только такую. Нет, это выше моих сил. — Эй, ты чего? В конце они будут вместе. — Шортер, заметив мокрые дорожки на моем лице, подвигается ближе. Мне хочется истерично смеяться — откуда он знает, какой будет финал? Главарь банды Чайнатауна смотрит по вечерам слезливые мелодрамы? — но я глушу приступ неуместного смеха очередным всхлипом. — Все хорошо. — Он обнимает меня и гладит по спине. Я утыкаюсь носом в основание его шеи. Запах кожи туманит мое сознание. Плевать. На все плевать. Банды, главари, уличные разборки — все это такое дерьмо! — Я так больше не могу, — бормочу я ему в шею. — Что? — Он снимает очки, словно это позволит ему лучше меня расслышать. — Не могу больше. — Я отстраняюсь, чтобы видеть его лицо. Спустя секунду решаюсь. — Я люблю тебя. Сейчас мне кажется, что он отодвинется, или неловко рассмеется, или нахмурится. Но он не делает ничего. Совсем. Проходит несколько томительных секунд. Чувствую, что мне нужно наружу. Чтобы прохладный ветер слегка остудил мое лицо и высушил слезы. Я неловко встаю, но он обеими ладонями цепляется за мое запястье. — Куда ты? — Молчу в ответ. — Нет, — качает он головой, — никуда ты теперь не денешься. Никуда. Шортер тянет меня за руку, заставляя сесть рядом, и прижимает к себе крепче, чем обычно. Шепчет на ухо что-то ласковое, гладит по волосам. Сейчас мне кажется, что счастливее меня нет никого. Хочется быть к нему ближе, еще ближе, чем сейчас. Вобрать его в себя, стать одним целым. Я прижимаюсь губами к его шее, жадно вдыхаю его запах, обвивая руками. Приподняв мой подбородок, Шортер медленно меня целует. Нет, поцелуи — это, конечно, прекрасно, но несколько дней назад меня лишили кое-чего получше. Недолго думая, я сажусь на его колени, лицом к лицу. Парень явно не ожидал от меня такой смелости, да и я, признаться, тоже. Мгновенно сообразив, чего я хочу, он стягивает с меня тонкий джемпер. Я тянусь к его футболке, и совместными усилиями мы ее снимаем. Из моей груди вырывается возглас восхищения. — Что? Я разглядываю его прекрасное тело. Четко очерченные, глубокие ключицы, крепкие плечи, кубики пресса, упругая, сильная грудь. Это не человеческое тело, а создание талантливейшего скульптора. И теперь это все мое. Я могу прикасаться, сколько захочу. И прикасаюсь. Веду пальцем от ямочки между ключиц вниз, касаюсь мышц груди, живота, не забываю про плечи и предплечья. Шортер застыл под моими прикосновениями, только слышно его тяжелое дыхание. Хочу поцеловать каждый сантиметр этого восхитительного тела. Вместе со мной он встает с дивана, я крепко сцепляю бедра на его боках, прижимаюсь к нему, обвиваю руками. Но он ни за что меня не уронит, конечно. Шортер бережно кладет меня на кровать, нависает сверху и целует, целует, целует. Я тянусь к пуговице на его джинсах, но он снимает их сам, затем принимается за мои. Пару секунд с нежностью смотрит на мое тело, но я нетерпеливо тянусь к нему руками, и он возвращается. Его близость не похожа на что-либо, испытанное мною ранее. Он такой теплый, мягкий, светлый, родной. Мне не хочется, чтобы это заканчивалось, и ему тоже, поэтому он не торопится. Медленно целует шею, грудь и живот, что заставляет меня превратиться в одну огромную мурашку. Когда он, наконец, входит, мне кажется, что весь мир вокруг распался, исчез, взорвался, и уцелели только мы вдвоем. Он начинает нежно и медленно, постепенно ускоряясь, и я обхватываю его ногами, прижимая к себе сильнее. Теперь мы — одно целое, и никто не в силах нас разлучить. Хочу, чтобы это длилось вечно. При каждом моем стоне он сильнее зажимает простынь рядом с моей головой в кулак; я же старательно пытаюсь не расцарапать ему спину, но выходит у меня из рук вон плохо. Каждый толчок кажется мне ступенью на пути в рай, уж простите за такое кощунство. Внезапно его рука скользит вниз и нащупывает клитор. По дороге в рай я, кажется, пропускаю целый лестничный пролет. От его ласк перед глазами у меня мерцают миллиарды звезд. Дышать все труднее, рвущиеся с губ стоны сдержать становится все тяжелее, и, наконец, я взрываюсь сотней ярких фейерверков. Шортер опаздывает лишь на пару секунд. — Вот такая дружба по мне, — довольно шепчет он и падает рядом со мной. — Я сейчас тебя ударю, — недовольно бурчу я, но губы все равно растягиваются в дурацкой улыбке. Он весело хохочет и сгребает меня в объятия. Лежа у него на груди, я слышу, как бьется его сердце. Так я и засыпаю — под стук сердца человека, которого бесконечно люблю.