— Мама! Открой!.. — Гулкий стук в запертую дверь, а в голосе — его голосе — истерика. — МАМА! Я умираю.!
Эдди затошнило, но, подставив руку под напор воды, он смыл засохшую кровь на шраме, и тут же застирал рукав куртки. До его носа дошел ржавый запах крови, а в голове поплыл туман, словно кто-то сдул многолетнюю пыль со старого сундука памяти, приоткрыв его. Эдди внезапно ощутил отвращение от мутной воды, утекающей в слив, и от доносившихся голосов в его мыслях, его прошиб озноб. — Грязь, мерзость!.. — брезгливо произнес он, а в голове: «Вонючий пидор, Каспбрак!» и «Вы все его имели, говнюки херовы?» и смех, многоголосый, злой смех. — Нет! — Эдди закрыл ладонями уши, захлопнув сундук в своей голове, и голоса, отраженные эхом, утонули в тишине. — Заткнись, обсос сраный! Эдди завязал запястье со шрамом бинтом, чтобы не бросался в глаза, и, выключив свет, вышел прочь из кухни обратно в гараж. Он схватил бутылку с алкоголем и, забравшись на пассажирское сиденье авто впереди, нервно ткнул магнитолу на кнопке запуска. Она тихонечко зашипела, разбуженная так поздно, но, поймав какую-то волну, передала голоса The Beach boys, которые в зимний день замечтались о Калифорнии… Эдди присосался к бутылке, отчаянно вливая ее содержимое в свое горло, и стоило ему заглушить воспоминания в своей голове, как тут же в нем проснулась дичайшая похоть. Так было всегда в прошлом, стоило ему испытать сильное потрясение, и он становился зависим от этого.— У тебя с женщинами все в порядке?.. Ну… шпили-вили, м?
С сексом у Эдди были проблемы. Правда, по факту секс был, но не такой, как хотелось бы Эдди. Секс случался у них с Майрой тогда, когда она выделяла на него время в распорядке Эддиного графика, а это был один раз в неделю — четверг, и он — этот херов пунктик, занимал минуток десять где-то между просмотром сериалов в районе восьми вечера и чтением перед сном. Майра предпочитала классический секс в миссионерской позе, и сразу уведомила о том, что этот род занятий необходим исключительно для зачатия ребенка. Ничего спонтанного и извращенного в их близости Майра не приемлет, а о минете и слышать ничего не хочет, считая это омерзительным. Объясняла она это своей религией, которую ни в коем случае не хочет оскорбить. Впрочем у Эдди нередко случались приступы мизофобии, и сам ей лизать он не особо хотел, а если говорить откровенно, Майра вообще не возбуждала воображение Эдди, но! Как хороший мальчик, он никогда не ходил налево, и даже не думал об этом; он был верен первой и единственной партнерше в своей жизни. Зато у него был гараж, с заныканными в нем бутылками с дорогим и качественным бухлом, а еще у Эдди были странные наклонности, о которых он вспомнил только что и, по всей видимости, до близости с Майрой, него был кто-то еще… Эдди отлип от бутылки со звуком «чпок» и, захмелев немного, расстегнул ширинку на брюках с выглаженными на них стрелками. Он опустил левую руку на вялый член и, позволив себе расслабиться, плавно поводил по нему ладонью. В ту же секунду по всему телу пробежала дрожь, точно по водной глади от дождя кругами растекается рябь, и член воспрял…Чьи-то глаза смотрели на него с любовью и обожанием, а потом Эдди услышал: «Не бойся, Эдс, я тоже боюсь…»
— Не Эдс, блин! — нервно возразил он, лишь бы что-нибудь сказать.
Эдвард набросил на шею ремень безопасности и, чтобы его применение не оказалось бесполезным, плавно сползал с сиденья на пол, паралельно сжимая член в кулаке и неистово его надрачивая. Ремень сдавливал шею в области сонных артерий, и, закатив глаза, Эдс со свистом выдыхал между сжатых челюстей, и уже был близок к разрядке, но пальцы машинально сдавливали член, мешая кончить… Эдди только теперь вспомнил о своей ненормальной любви к аутоасфиксии, которую открыл для себя с помощью всемирной помойки, когда ему было шестнадцать лет. А все началось с обычной накурки, во время которой он чересчур надышался дымом от травы, и чуть было не откинул копыта, если бы не она.? Эдди запомнил то состояние приятного удушения, полусна полубодрствования, и уже не смог остановится. Дыхание того человека, которое он втягивал в себя по глоткам, тяжёлое, сухое, сладковатое, пропитало его сущность и свело в ту пору с ума. И аутоасфиксия с того момента стала данью любви и абсолютной преданности тому человеку… Теперь это все вернулось, и Эдвард Каспбрак не мог противостоять этому. Он делал все так, как тогда, но в прошлом он знал, для кого он это делал, а сейчас это знало его тело… Эдди терял сознание, красной широкой полосой ремень безопасности врезался ему в шею, губы посинели, но рука, точно существовала отдельно от его тела, продолжала скользить по горячей твердой плоти. Эдди верил, что это не его рука, и это возбуждало его; он почти касался голым задом коврика на полу салона авто, и в тот момент из члена ему на живот наконец выплеснулось семя. Он осел на пол, сдвинув ноги, и, уперевшись затылком в сиденье, выгнулся, скидывая удавку с шеи. Он тяжело дышал, шаря рукой в той стороне, куда ставил бутылку с виски и, найдя ее, вылил остатки в желудок… Пристроив свой зад на сиденье, Эдвард скинул брюки с трусами на пол. Найдя опору стопам в приборной панели Хаммера, Эдди раздвинул ноги и, пару раз взяв горлышко бутылки в рот, подвел ее ко входу в анал. Он откинулся на сиденье, вводя залитую густой слюной бутылку в себя. Она вошла легко, словно он и в самом деле уже играл со своим телом в такие игры, и ритмично подвигал ею в себе. Ощущения не особо ему понравились — горлышко бутылки было слишком маленьким, но он не торопился вытаскивать её, и снова, уже агрессивней, двигал ею в заду пока не заболели в кистях руки… Эдди снова намотал ремень безопасности на шею, и вдруг вспомнил, как этот самый ремень ни так давно обнимал тело того парня, как его там: — Ричи «Балабол»? — И навязчивое безумие отступило…— Отсоси мне, Эдс, — попросил веселый голос. — Ты обещал…
— Тебе мне сосать, Балабол, ты виноват передо мной…
Эдди прогнал воспоминание, и опустив взгляд на открывшийся рубец на запястье, прошептал: — Р — Ричи? — Он осторожно вытащил бутылку из прямой кишки и, опустив ноги на пол, снял ремень с шеи (в здравомыслии содеянное пугало его, и где-то на задворках ума мельтешил ужас подхватить какую-нибудь заразу). — Не может быть… Радио в магнитоле запело голосом Клауса Майне, и Эдди взглянул на него с осознанием в глазах — звучала песня «Ритм любви». Около трех минут он сидел, слушая один из хитов «Scorpions» и, смаргивая набегающие слезы, качал головой: — Так не бывает, мать его, не бывает. — Эдди ловит себя на этом: матерные выражения у них в доме под запретом, и он не употреблял их со времен переезда в Куинс, а конкретно это выражение подразумевало определенную мать — его мать. — Черт… Как так? Почему я забыл?.. Мой Ричи, это был ты? Серьезно? — Он нервно засмеялся. — Рок. Какого хрена рок-волна?.. Господи. Ричард Тозиер переступил порог гостиничного номера и, не включая свет, швырнул сумку у входа, за ней последовала куртка, и туфли так же остались здесь — на полу. Дверь за ним захлопнулась, но свет, ярко горевший в коридоре, еще пытался забраться к нему в щель под дверью, чтобы разогнать темноту, поглотившую его. Но вряд ли это мог сделать свет обычной лампы накаливания… Впотьмах Рич добрался до кожаного диванчика, силуэт которого отчетливо виднелся на фоне неоновых огней рекламных вывесок Куинса, бьющих в огромное, оформленное батистовой тюлью окна, и растянулся на нем. Он смотрел в потолок, на котором плясали световые тени, и вслушивался в разноголосый шум никогда не засыпавшего города; потом зазвонил телефон… — Оу, Мэгс, милая! — Ричард сел на диване, прижимая мобильник к уху. Он только сейчас вспомнил, что должен был отзвониться о прилете и заселении, черт. — Как дела дома в Калифорнии? — Привет, все в порядке, как добрался? — Отлично, несмотря на истерию недотраханного шофера, хах… Прости, Мэгги. — Маргарет по голосу поняла, что в самолете Ричи выпил больше положенного. — Спасибо тебе, милая, за расторопность — ты постаралась как всегда… Сколько сейчас у тебя времени? — У нас полночь, Ричи, — ответил ему голос с упреком; Мэг не сомневалась, что Ричард просто заговаривает ей зубы. — Я знаю, что в Нью-Йорке сейчас три часа утра, у них с Атлантой разницы никакой, но я слышу, что ты снова поднабрался… — За два часа полета, я слегка заскучал, — оправдался Ричи. — Разве был хотя бы один день, Рич, чтобы ты не скучал? — Она вздохнула. — Впрочем, я не буду уподобляться остальным, отчитывая тебя… (- Спасибо, — буркнул Ричард. — Моей девочке привет…) -… и даже не стану спрашивать о причине твоего бодрствования… Обязательно, Ричи!.. Ричи, если бы не срочность, я бы не стала звонить. — Что случилось?.. — Ричи закурил в комнате; он верил, что Мэгги не стала бы его контролировать, а потому должен был сразу догадаться о причине ее отзвона. — Звонила твоя сестра… — Сью, — прошептал он, невидящим взглядом уставившись в блик на экране телевизора напротив. В нем шевельнулась обида на нее, но за что?.. — Да, Сьюзан, — ответила Мэгги. — Я объяснила ей ситуацию, и она просила тебя перезвонить ей, как только сможешь. Видимо, что-то очень срочное… — Да, — согласился Ричард, затягиваясь сигаретой. — Она оставила номер? — Я скину его тебе SMS прямо сейчас. — Она помолчала. — Рич, ты сейчас ей позвонишь? — Да… — Надеюсь, все будет хорошо. Попытайся поспать, Ричи… — Спасибо, милая… Не стану извиняться за то, что не перезвонил. — Я понимаю. Кстати, как тебе отель? — Неплох. Но в следующий раз, да, лучше поближе к аэропорту прибытия. — Он стряхнул пепел на стеклянную поверхность журнального столика перед собой. — Я кладу трубку. — Отбой, — весело сказала она. Смартфон принял сообщение и, открыв его, Ричард с нарастающим напряжением посмотрел на телефонный номер его старшей сестры. Он долгие годы после ее замужества не поддерживал с ней отношения, не знал ничего ни о ее жизни, ни о ее семье. Он также не был в курсе произошедшего за это время с его матерью, и совершенно не помнил причины, по которой оборвалась связь между ними. Однако это что-то знало его подсознание, потому что Ричи испытывал горечь и обиду при мысли о своих маме и сестре. Рич подсел к стационарному телефону и, щелкнув настольную лампу, позвонил в справочное бюро, номер которого выудил из телефонной книги. Там он продиктовал оператору, присланный Маргарет, номер, и поинтересовался к какому штату принадлежит его код. — Минуточку, сэр… — Недолгое молчание. — Сэр, названный вами номер принадлежит штату Мэн, городу Дерри. Хотите позвонить по данному номеру? Ричи кинуло в жар, и лоб покрылся испариной; он нервно потер губы ладонью. — Да, хочу… — «Мне нужен кокаин… Мне нужен кокаин, мать его…» — Через минуту, ожидайте. — И в телефоне заиграла мелодия, свойственная тем миди херовинам, что звучат в момент ожидания на линии. Ричард вытер пот; ему было трудно дышать, и все внутри него сжималось и содрогалось. Он уже забыл тот самый день, когда впервые понюхал кокаин, как впрочем и тот — когда спустил его в унитаз, решив, что завязывает и начинает новую жизнь. Все было верно, но в данную минуту, совершенно неожиданно, у Ричи началась ломка. Сквозь туманную пелену, застилавшую глаза от тяги вдохнуть дряни, он вдруг услышал голос оператора: — Сэр, Дерри на связи. Раздался щелчок переключения линий, и Рич услышал заспанный голос родной сестры: — Ричард, нашей маме хуже. Кажется, она не доживет до конца года… Приедь, пожалуйста. Она хочет увидеть тебя. — Только конкретика и суть, никаких банальных приветствий и пустой болтовни — так походило на старшего ребенка четы Тозиер. — Ричи, ты приедешь?.. — Сью?.. — Он усилием воли попытался вернуться в реальность и вспомнить, чем больна его мама… — Да. Я приеду… — Когда? — В течении двух дней, Сью, нужно разобраться с работой… — Он тер свои губы ладонью, в перерывах проговаривая мысли. — Я приеду, Сьюзи, милая. Я приеду, если ты просишь! — Рич?.. — Да? — Если он сейчас с тобой, если ты все-таки отыскал его тогда, то… приезжай с ним. Ричи не понял этой просьбы, а потому с недоумением уставился на телефонный аппарат, от которого тянулся шнур к трубке в его руке — кого имеет в виду Сьюзан? — А… Не понял? О ком ты? — Я об… — Она назвала, но в голове Ричи мгновенно сработал переключатель — как на линии — с рубильником, издающим щелчки, — заглушивший имя. — Ты знаешь… Прости, Рич. — Она потянула носом, и Ричи подумал, что она плачет. Этот краткий момент на долю секунды ослабил в нем тягу к наркоте. — Мы ждем тебя. Вас… До встречи. Я кладу трубку. — Звонок завершен, сэр, его оплачивает отель Paris Suites? — спросила оператор, возникшая на линии внезапно. Ричи так и застыл с открытым ртом и немигающим взглядом, тяга припудриться усилилась, и ответив согласием на вопрос оператора, он уронил трубку на аппарат. Встав с постели на онемевших ногах, он тут же ничком рухнул на пол, ударившись носом. Перевернувшись на спину он закусил свою ладонь, чтобы не закричать от захлестнувшего его отчаяния… Ричи на четвереньках добрался до мини-бара и, вытащив из него весь элитный коньяк, откупорил каждую бутылку, и попытался одновременно влить в рот «Hennessy» и «Tesseron», но пролив из каждой добрую половину, и, промочив водолазку и джинсы в причинном месте, он решил прикладываться к каждой по очереди…— Балабол, — тихонько и с улыбкой на губах, позвал его невысокий, худенький, но чертовски обаятельный юноша, и завороженный Ричи уставился на него. Парень поцеловал свой средний палец и показал его Ричи, тем самым отправляя по известному адресу, но с большой любовью. — Твою ж мамку, — вполголоса сказал тот, направляясь к крыльцу, и парнишка игриво улыбаясь, попятился к дверям дома. — Доиграешься у меня…
— Господи, — прокряхтел Ричи, натирая ладонями свое лицо, — Что за херь, Иисус? Что за херь, мать его? Не пошел бы ты? Ричард стащил с себя водолазку, и, к своему большому удивлению, заметил два диагональных шрама от ножевого, видимо, ранения — одно в области ребер второе — чуть выше пупка. Рубцы, похоже на то, когда-то зашивали, но сейчас они сочились кровью… — Бауэрс… — Ричи обливался холодным потом, просматривая беззвучное воспоминание, как Генри, чуть ли не с пеной у рта, изрыгал на него проклятия, нанося удары ножом; дружки Бауэрса держали Ричи в кольце нескольких пар рук, а подружки довольно хихикали. Потом какая-то девушка в его воспоминании громко и надрывно прокричал имя Ричи. Этой девушкой была Сьюзан, которая немного замешкавшись в холле их дома, бросилась вдогонку брату, решившему уйти из дома. Её появление вспугнуло психопата и его шайку таких же моральных уродов, и, агрессивно хохоча, ублюдки разбегались кто куда; но страшное дело было сделано… Ричи нашёл аптечку в шкафчике ванной комнаты и, трясущимися руками вытирая капельки, сочившиеся из, зажившей много-много лет назад, раны, тихонько бесновался от дикой ломки. Он хотел кокаин, но до сих пор тормозил лишь по незнанию куда за ним идти. Единственное, что приносило облегчение в купе с коньяком — белый порошок, похожий на сахар, который можно вдыхать или втирать в десны. И именно об этом, вынырнув из ужасных воспоминаний, мечтал Ричи… — Милая. — Ричи навалился на стойку ресепшена отеля и, обратив на себя внимание, девушки в униформе Paris Suites, вычитал имя на ее бейджике. — Анна! Администратор! Девушка встала с места и, как было заведено, улыбнулась постояльцу отеля, поинтересовавшись, чем она может быть полезна. Ричард тоже улыбался, но по другой причине: — Я — Ричи! — Он пожал руку девушки. — Мне нужна помощь. — Он сложил ладони в молящем жесте, и Анна кивнула ему. Тогда Рич схватил ручку из стакана и визитку отеля и, перевернув ее, нацарапал: Билет на самолет до Дерри, штат Мэн, самый ближайший рейс. Можно ночной, можно с пересадками. Копии документов у вас имеются. — Он отдал записку администратору. — Прошу прощения, мистер Тозиер. Боюсь, я ничем не могу помочь вам. Ричи с досады стиснул зубы, но решил не отступать: — Анна, пожалуйста. Это очень важно. — Он кивнул в подтверждение своих слов. — Я буду вашим должником. Прошу. Девушка какое-то время смотрела на палочки, составляющие слова (Ричи писал небрежно — из-за спешки), а потом перевела взгляд на него: — Хорошо. — Она надела фирменную улыбку. — Я закажу для вас билет. Ричи в пылу поцеловал свои ладони и сдул с них поцелуй администратору Paris Suites. Она смутилась, и даже покраснела, но не растаяла. А Ричи, петляя между людьми с сумками, входящими в отель, припустил и исчез в темноте, выдохнувшей на него бодрящим сентябрьским холодом… Анна набрала номер аэропорта «Ла-Гуардия» и, не дождавшись гудком, скинула вызов, — молодой человек возникший в дверях отеля внезапно, привлек ее внимание, настораживая. Он выглядел безумным и напуганным, это и привлекло внимание администратора. Ожидая чего-то из ряда вон, девушка потянулась к кнопке вызова охраны, но молодой мужчина побежал прямиком к ней и, с разбега кинувшись с объятиями на стойку администрации, поднял вверх указательный палец, как бы прося дать ему одну минуту. — Я — Эдди, — проталкивая слюну в пересохшее горло, выдал он. — Ричи, Ричард Т-т, мать его (!), Тэ- Ти… — Он обреченно, но с чувством дал себе в лоб ладонью, поморщившись. — Господи, нахрен! Я забыл! Анну позабавило увиденное, но она этого никак не выдала и, сохраняя деловитость на лице, сказала: — Мистер Тозиер только что вышел на парковку. У Эдди остановилось сердце, не буквально, но в тот короткий миг в нем все оборвалось, и страх, искренний и болезненный, отразился на его лице: — Как? Куда? — Он рефлекторно проталкивал слюну в сухое горло, и сжимал пальцы, готовые лечь ему на горло, в кулаки. Анна опешила от столь странной реакции, но тут же приободрила: — Вы с ним разминулись в три-пять минут, Эдди. — Она улыбнулась. — Возможно, еще можно его догнать. Эдвард ожил — Анна поняла это, увидев, как на его лицо вновь вернулись ошарашенность и одержимость, и он, смущенно извинившись, сорвался прочь. Эдди миновал парковку перед отелем, и обогнув каменное здание, откуда недавно вылетел, точно псих, пошел вдоль дороги в сторону парка «Флашинг Медоус-Корона». Он не представлял, в какую сторону ушел Ричи, а потому просто быстро шел по тротуару, и, точно помешанный, озирался вокруг. Выудив мобильник из кармана, Эдвард ужаснулся электронного циферблата на экране — 3:47 AM: «Что ты делаешь, Эдди? Ты спятил.?» — Я спятил. Уже много-много лет, а конкретно — двенадцать — он не выходил гулять по ночному городу, не вдыхал свежий воздух полной грудью, не смотрел в звездное небо, запрокинув голову. Он, даже не помнил, когда вообще шел по улице в рыжем свете фонарей, пешком и в одиночестве. Эдди утешал себя мыслью, что, если Ричи не найдет, то хотя бы будет следующие двенадцать лет вспоминать эту свою авантюру. Он сам от себя не ожидал, что эта встреча в аэропорту, а потом — шрам, возникший на запястье с инициалом того мужчины, вызовут в нем столько противоречивых чувств — вынудят его опрометчиво покинуть дом, вызвав такси! Ох, это не понравится Майре… Нет! Это не понравится маме!!! Эдвард увидел Ричи — вне сомнений — его! Он остановился на повороте дорожки, ведущей в парк, чтобы закурить, и Эдди, не решившись окликнуть его, вдруг как мог побежал. Оказалось, он давно не бегал и позабыл, как правильно дышать при физических нагрузках, а потому, через полминуты уже задыхался от нехватки воздуха, а в бок кололо так, словно туда натыкали канцелярских булавок с разноцветными бусинами на головках… Ричи бесполезно чиркал зажигалкой в надежде выбить под сигаретой огонек, но та срок службы отжила и, намереваясь, выкинуть ее в урну не без сожаления, он подскочил от неожиданности — чья-то ладонь легла ему на плечо. Рич не вскрикнул — не успел, и даже не выругался, но, обернувшись, очень удивился… Обеими ладонями Эдди упирался в свои колени, тяжело и шумно дыша. Он жестом просил дать ему время прийти в себя и отдышаться, поднимая над головой указательный палец, и Ричард, под впечатлением его появления, до сих пор молчал, ожидая. Он совершенно без умысла — можно сказать — «по старой памяти» — подал Эдварду руку, и тот, не придав этому особого значения — не до того было — ухватился за нее, обхватив его большой палец… Эдди наконец выпрямился и, отпустив ладонь Ричи, так и оставшуюся незамеченной для своей эмоциональной составляющей — будто его поддержка и помощь — само собой разумеющееся, спросил: — Ты помнишь меня?.. — Он чувствовал дрожь в коленях… Наверное, с непривычки бегать. — Конечно, — кивнул Ричи; на его руке оставалось четкое ощущение сухой и горячей ладони Эдварда, словно она и теперь сжимала его пальцы. — Ты тот парень из аэропорта. Эдди безошибочно предположил, что не так задал вопрос, а потому сказал: — Да, но… Я не об этом. — Он выдохнул, успокаивая охватившее его волнение, повторил: — Ты помнишь меня?.. Ричи начинал беспокоиться относительно этого вопроса, подозревая, что где-то и очень некрасиво закосячил перед Эдди. И, не найдя ничего лучше, чем перевести все в шуточную манеру, ответил: — Аа, ты тот нервный чел на Hammer? — Он приподнял уголки рта — а ведь его такое отношение к себе чуть-чуть задело! Эдвард испытал легкий стыд, и неуверенно кивая, заговорил: — Извини, но ты не должен был меня пинать… Ты меня пинал, помнишь? — Он вздохнул. — Ричи, я говорю о себе — что-то обо мне в тебе должно было остаться? — Да. Я помню, что ты… — Ричи задумался, увидев напряжённое ожидание в больших, печальных глазах Эдди, и на секунду потерялся в них. В тот миг он заметил, что не испытывает нужды в коксе, и в мыслях его только покой… — Эй, ты же низкорослик! Рич смерил рост Эдварда относительно своего ладонью — разница была в полголовы, и этот момент оживил его от тех странных, но уже испытанных когда-то чувств, которые он побоялся хоть как-то выдать. Он вспомнил его, но не спешил раскрывать этого… Эдди напротив — испытал огорчение и, заметно расстроившись, посмотрел в сторону — листва слетела с вяза от лёгкого дуновения ветра, плавно падая в траву. В другой ситуации, Эдди отреагировал бы на глупость о невысоком росте, но не сейчас. Сейчас он почти не сомневался, что все проделанное им до этого момента было тщетно. А он так редко — совсем никогда — решается на что-то переломное в своей жизни… Ричи понял, что сболтнул бред, но не предполагал, что это так сильно обидит Эдди. Он коснулся его щеки холодными пальцами, таким образом попросив взглянуть на него, и увидев в его увлажнившихся глазах блеск, поддался желанию его поцеловать. Эдди, с замиранием сердца и затаив дыхание, ждал прикосновения губ Ричи, и, чтобы не упустить этот момент, он подглядывал из-под полуопущенных ресниц, но… поцелуя не последовало, и Эдс уже с обсуждением смотрел в глаза Ричи… Ричи до глубины души трогала искренность Эдди, и с его стороны было бы просто несправедливо и дальше делать вид, что он не понимает о чем тот его спрашивает. Ричи обезоруживающе улыбнулся, и мягко обхватив ладонями затылок Эдса, наклонился к нему: — Только не сердись, пожалуйста, — медленно сказал он, — но я разыграл тебя. Я помню тебя, Эдс… Эддичка, Эдди — спагетти. Эдвард улыбнулся, кивая; от ветра слезились глаза. Он в самом деле поверил, и только душевное облегчение, что все, проделанное им, оказалось не напрасно, уберегло Ричарда от побоев. — Бип-бип, Ричи, — с притворной строгостью одернул его Эдс, и в следующую секунду буквально нырнул в его объятия с головой. Втягивая в лёгкие запах его кожи, перебиваемый парфюмом, Эдди наслаждался им, охваченный прежним безумием принадлежать всецело. Он боялся открыть глаза; опасался, что это все ему чудится. Он цеплялся за плечи Ричи, вставая на носочки, негодовал из-за ощутимой разницы в росте, но в слепую скользил губами по его колючему подбородку в намерении вот-вот наткнуться на губы. Рич с весельем оценил нетерпеливость Эдса, и без сожаления позволил ему слизать улыбку со своих губ. Они целовались медленно, но с чувством, им обоим было хорошо и уютно, даже на овеваемой ветром открытой местности. Казалось, что они не виделись со вчерашнего вечера — их чувства друг к другу были теми же — теплыми и светлыми. Но миновало более десяти лет с их последней встречи, за которые все воспоминания о жизни в Дерри, стерлись из памяти силой зла, дремавшего вот уже четырнадцать лет в канализации под ним. Пусть об оно ни Эдди, ни Ричи не помнили, и вспомнят еще достаточно не скоро, но по фрагментам своей подростковой жизни, они непременно воскресят в мыслях лица дорогих сердцу друзей, которые поддерживали их в последний месяц их жизни в Дерри…