GLASS

       Майра проснулась от шорохов и, привстав в постели, сонными глазами пошарила по комнате. В спальню уже заглядывало пасмурное утро, и его серые лучи, пробиваясь сквозь занавески, рассеивались по комнате, так что Майра с легкостью рассмотрела Эдса.       — Эдди?.. — Она откинула одеяло и, сев в постели, опустила ноги на пол — откуда-то тянуло холодом. — Куда ты встал так рано? Куда ты, Эдичка?       Майра долго ждала ответа, наблюдая за сборами будущего мужа, но возмущённая невниманием к себе, сунула ноги в комнатные тапочки и, тяжело топоча, подошла к Эдди.       — Что это такое? — Она указала на чемодан. — Эдичка, ты меня слышишь?! Куда ты собираешься, милый?       Майра быстро включилась в происходящее и совершенно чётко поняла, что творится что-то странное: Эдвард не отозвался ей с первого раза, и промолчал потом. Кроме всего прочего, он сохранял безучастность и спокойствие, словно находился в спальне один, а она была лишь мебелью, и, наконец, Эдди бросил в чемодан папку со всякими своими документами поверх одежды, и застегнул молнию.       — Я ухожу, Майра, такси ждет меня. — Он подхватил чемодан. — Отныне ты можешь делать все, что хочешь, но в данную момент я не советую меня останавливать.       Майра опешила и, замешкавшись на минуту, бросилась вдогонку Эдди. Она никак не могла поверить в его уход из дома, не говоря уже о том, чтобы предугадать возможную причину, но не сомневалась, что быстро сможет подавить это неожиданное восстание. Эдди был мягким человеком, отходчивым, и Майра была уверена, что он, точно ребенок, внушаем и податлив ее уговорам и угрозам его мамашки. Они — Майра и Соня — составляли несокрушимый тандем по подавлению в Эдварде его личности, и он, задавленный их чрезмерной опекой и псевдозаботой, чаще всего подчинялся их воле. Но сегодня был не тот случай…       — Что случилось, Эдди? Что произошло? — Майра умудрилась обогнать его в холле, чуть ли не сбив с ног пышным задом, и, перегородив собой входную дверь, раскинула руки в стороны. — Не пущу! Объясни, в чем дело!       Эдди не хотел ничего пояснять и применять силу — тоже, а потому он вежливо попросил Майру освободить ему дорогу, но она не шелохнулась.       — Эдичка, скажи пожалуйста, куда ты едешь? — Майра говорила спокойно, точно Эдди был либо умалишенный, либо буйный, но дрожащий голос выдавал в ней волнение — еще немного и она разрыдается. — Скажи, в чем дело, и я обязательно помогу тебе, милый…       Миссис Каспбрак в шелковом халате, обтягивающем ее необъятный зад, скрипя половицами, выползла на шум, опираясь на тросточку и, увидев разыгравшуюся сценку, окликнула Эдди; он обернулся к ней.       — Расскажи мамочке, сыночка, куда ты собрал это чемодан?       У Эдса дрогнуло в груди — с мамой всякий раз было больно спорить, но он сумел подавить скачек волнения в сердце.       — Я улетаю, мама.       — Куда же, мальчик мой? — Переваливаясь, Соня, слегка переигрывая с хромотой, проскрипела к Эдди. — Разве у тебя есть где-то запланированная встреча по работе?       — Нет. Я полечу в Дерри, мама…       — Зачем? — Она насупилась, немного повысив голос. — Ты задумал умереть, Эдичка? — Она бросила краткий взгляд в сторону Майры, и следующую свою мысль, словесно адресованную Эдди, зашифровала: — Ты знаешь почему…       Эдвард все понимал, и частично вспомнил тот момент, который матушка брала за основу своей речи. Но ведь та ситуация приобрела страшный исход благодаря пассивной роли семей двух влюбленных друг в друга мальчишек!       Эдди умолял мать просто поверить ему и поддержать их, но она испугалась осуждения и расправы на месте, и приняла сторону тех, кто, по сути, желал собачьей смерти ее сыну. Соня согласилась с мнением большинства, что любить человека одного с тобой пола — это ужасно и постыдно, а во всем виноват «тот подлый мальчишка», но не ее примерный сын! Соня убеждала Эдди, что решение местных хулиганов порезать Ричи чуть ли не у дверей его дома — было единственно правильным, дабы уберечь ее мальчика от плохого влияния Тозиера. Она не скрывала мотивов, и искренне умоляла Господа забрать жизнь Ричи, пока тот находился в реанимации, балансируя на грани жизни и смерти. Страшные слова матери причиняли боль Эдди, ведь он любил ее и не мог желать ей зла, но Ричи тоже был дорог ему больше собственной жизни. Но Соня не хотела слышать, что ей говорил Эдди, а он к тому моменту уже не говорил, а кричал, пока не сорвал голос, и уже хрипя, он умолял мать всего лишь один раз позволить ему увидеть Ричи, убедиться, что он в порядке, и он сделает все так, как она скажет…       Соня была непреклонна! Она даже решила, что победила, но Эдди, твердый в своем решении воплотить запланированное в жизнь, не нашел ничего лучше, чем открыть путь наружу собственной кровью. Он разбил бутылку с ополаскивателем для рта и, испытывая реальный страх умереть на самом деле, глотая слезы, убедил себя в безысходности своего положения. Эдди брезгливо вымыл осколок и, усевшись на опущенную крышку унитаза, зажал правую руку между своих коленей, точно в тиски. Стиснув зубы, Эдди прижал широкое острие вдоль запястья и, собрав остатки решимости в кулак, надавив на него, провел линию, длиной в полтора дюйма. Рука дрожала и пылала от боли, из разорванных тканей сочилась кровь, но Эдди, подумав о Ричи, решил, что инициал его имени должен стать символичным украшением его запястья. Он надрезал полукруг буквы R, и, покуда сочившаяся из раны кровь не скрыла уже нанесенные порезы, нервно чиркнул оставшуюся, слегка небрежную, черточку…       — Тогда я был один, — вспомнил Эдди, — но в этот раз он будет рядом. Я поеду в Дерри вместе с Ричи…       В своих мыслях, Эдди еще видел себя подростком, и тот, уже семнадцатилетний мальчишка, истекая кровью, что было сил, ломился в дверь, сипло кричал матери, что умирает. Намотанный бинт на запястье напитался его кровью, и она по каплям падала на кафель. Тогда Соня проиграла, и перепуганная насмерть, была вынуждена, увести сына в больницу, не подозревая об истинности намерения его страшного поступка…       Соня аж взвизгнула от злости и ненависти, которые в ней вызывало имя Ричи и, не успев обуздать порыв идущий от души, она на отмашь приложила сына рукоятью трости по лицу. Скулу как огнем опалило, но Эдди, только поморщился, скрывая желание прижать к ушибленному месту свою ладонь, что теперь сжал в кулак. Он всем видом демонстрировал равнодушие к физической боли, как впрочем всегда скрывал боль эмоциональную.       — Тебе разве не стыдно, Эддичка?! — Соня перешла на жалостливый тон, требуя сочувствия к себе. — Ты разбиваешь сердце своей мамы! — Она понимала, что погорячилась, и теперь из кожи вон лезла, делая вид, что ей куда больнее. — Я одна тебя вырастила! Я надеялась, что ты будешь примерным сыном!.. Посмотри на Майру! Она — чудесная девочка, а ты?! Зачем тебе сдался этот мерзкий Тозиер?! Подумай о своем будущем, сынок! Послушай маму! — Слезы брызнули из потускневших с годами глаз Сони и, утирая их в складках морщинок в уголках своих глаз, она указывала на Майру. Та, вторя ее примеру, тоже рыдала, шмыгая носом, но объятий с дверью не разрывала, опасаясь потерять выгодного жениха.       Эдди оставался равнодушным к женским слезам, и даже не вслушивался в сетования матушки. Почти сутки без сна, не считая тех пятнадцати минут тревожной дремы в аэропорту, сделали его раздражительным и он, чтобы прекратить монотонный вой, слившийся в унисон, вдруг крикнул:       — А чего я должен стыдиться, мама?! — (В миг стало тихо, и обе женщины изумленно уставились на Эдса). — Того, что я люблю, а? Я просто попросил тебя дать мне одну возможность увидеть его! — Он навис над ошарашенной Соней. — Я всего лишь хотел убедиться, что он, нахрен, жив!       — Не смей выражаться!.. — взвизгнула матушка, пытаясь подчинить взрослого сына своей воле, но…       — Ты не позволила мне даже этого! — Эдди вскипел, охваченный обидой и злостью. Он просто кричал на маму. — Ты не поддержала меня, когда я больше всего нуждался в этом! Ты толкнула меня на безрассудство, и… — У него в глазах появились слезы; Эдс в самом деле чертовски вымотался, и теперь все накопленное годами, разом выпустило шипы, причиняя боль не только его женщинам, но и ему. Особенно ему.       Эдди поставил чемодан на пол и, задрав рукав, показал матушке шрам:       — Посмотри! — (Соня попятилась, отмахиваясь.) — Ты видишь?! Ты видишь это, нахрен?! Попробуй убрать это с моей кожи — вырвешь из меня остальное!       Майра не понимала происходящего, и уже не плакала. Она стояла с открытым ртом и хлопала глазами.       — Сыночек, успокойся. — Соня выглядела напуганной и продолжала неуклюже пятиться. — Ты же пьешь свои таблетки? Ты же пьешь?.. Майра, дай ему его таблетки…       — Нет, нахрен! — Эдди остановил Майру резким взмахом руки, и, обернувшись к ней, вновь подхватил чемодан. — Никаких таблеток. Никакой свадьбы. Ничего, мать твою, не будет. Я улетаю в Дерри! С Ричи!       — Что ты такое говоришь, сыночка?! Майра, не верь ему — он не в себе. Он не ведает, что говорит! — Соня схватила Эдди под руку. — Вызови скорую помощь, Майрочка! Прошу тебя!       Майра подчинилась, оставив свой пост и, Эдди, воспользовавшись моментом, вырвался из крепкой, несмотря на почтенный возраст мамочки, хватки, и проскользнул в дверь. Бегом миновав крыльцо и двор, он, озираясь, точно грабитель, нырнул в салон вызванного заранее такси, и потребовал поскорее увезти его отсюда…       Майра не просила объяснений у Сони: все, что требовалось — она поняла. Девушка захлопнула входную дверь за сбежавший женишком и, обойдя массивную фигуру пока ещё потенциальной свекрухи в шелковом халате, прошла в кухню.       — Майра?.. — Соня беспокоилась. — Он вернётся, вот увидишь. Он часто сбегал, но всегда возвращался. Майра?..       — Да, мама, вернётся… — Она старалась не думать о том, что Эдди любит мужчину. — И наша свадьба состоится, как мы с вами планировали.       Соня выдохнул с улыбкой; в тот момент ее благодарности за понимание и участие Майры не было предела…              — Эй, чел, что это? — Рич встретил Эдди на пороге своего номера и, выхватив чемодан из его ослабевшей руки, увидел пожелтевший синяк на его лице. Не потрогаешь — не поймёшь, как говорится, и Ричи смело дотронулся до скулы Эдса кончиками пальцев, у того от болезненного ощущения усталость и сонливость как рукой сняло, и он выпалил:       — АА-УУ! Не тыкай меня пальцами, гребаный в рот!       — Да что такое, чувак? — оправдался Ричи; он был встревожен эмоциональным состоянием Эдди. — Я всего-то спросил: откуда!       — Не твоего ума дело, — как отрезал Каспбрак, аккуратно проведя пальцем по ушибу, будто смахивая прикосновение Рича. — Ударился… Забей, блин!       Ричи хотел пошутить про критические дни, оправдывающие раздражительность Эдди, но вовремя придержал язык за зубами. Он видел, что тот чем-то очень расстроен, но, чтобы ненарочно не сделать ему ещё хуже, Ричи решил не лезть к нему с допросами, а попытаться отвлечь от гнета неприятных мыслей. Для начала он затащил Эдса за руку в свое временное жилище. Это было большое, разделенное на два сектора, помещение. Первый сектор представлял собой рабочую зону; на фоне большого панорамного окна, прибранного лёгкой батистовой тюлью, располагался кожаный белый диван, журнальный столик и телевизор перед ним. Вдоль стен ютились стеллажи, там же располагалось подобие барной стойки с мини баром, пара кресел и рабочий стол. Все было выдержано в серо-белой цветовой гамме: тоном светлее, тоном насыщенней, в чистом виде, — но исключительно.       — Охренеть, — удивился Эдди, привыкший к мамашкиному дизайну интерьера. — Вау.       — Ты не жил в отелях, так? — сощурившись, заметил Ричи.       Эдвард смущенно пожал плечами — было понятно, что не жил.       — Иди сюда, чувак! — Тозиер насильно усадил Эдса на диван, тот, стараясь скрыть любопытство, слегка на нем поерзал, проверяя пружинчатость. — Держи.       Эдди растерялся — Ричи, стоя за спинкой дивана, протягивал ему бутылку Jack Daniel’s:       — Эй, ты спятил?!       Тозиер навалился на спинку дивана локтями и с незначительным упреком в голосе пояснил:       — Приложи к синяку, Эйнштейн…       — Думаю, что это бесполезно, — смутившись, признался Каспбрак. Он взял бутылку в руку и, прижавшись щекой к ее ледяной, запотевшей от резких перепадов температур, поверхности, облегченно выдохнул.       — Я уверен, что ты голодный, — безмятежно заметил Ричард, и исчезнув в проеме второго сектора комнаты, вдруг с кем-то заговорил: — Привет, милая! Мой парень не ел сутки, и просто умирает с голодухи… Что? Нет! Он мой парень, эээ, не друг, а парень. Именно мой, да… Он такой худой, что я всякий раз беспокоюсь по поводу того, как он еще умудряется заниматься сумо со своей мамашкой. Да, она очень похожа на борца сумо, с её формами и в стрингах, черт!..       — ПРОСТО ЗАКАЖИ ЕДУ, — не выдержал Эдди. — Болтун херов!       — Да, милая, — весело сказал Ричи, набрав нужный номер, вслушался в гудки. — Доброе утро, я хочу заказать завтрак в номер. Что сегодня в меню?..       Эдди перевернул бутылку виски другой стороной и, снова прижавшись к ней, точно к родной, опустил веки. Голова болела где-то в затылке, в глазах ощущался песок, и общее состояние недвусмысленно заявляло о том, что он чертовски устал, и многое отдал бы, чтобы просто прилечь. Он проиграл в голове якобы телефонный разговор Рича, и только сейчас понял, что это была юмореска в его огород, и, смутившись, усмехнулся…       Это была каша, овсяная каша с кусочками персиков, щедро политая сливочным маслом. Пара тостов, уже намазанных джемом и чёрный, ароматный кофе, исходившийся густым паром. У ребят изо рта слюни чуть ли не лились от голода.       — Ненавижу овсянку, — накинувшись на еду, признался Эдди. — С детства ненавижу! — Он ел с необыкновенным удовольствием для парня, что терпеть не мог овсянку с вареными фруктами.       — Серьёзно? — не верил Ричи, проглатывал, не жуя.       — Да. — Эдди не мог не признаться себе самому в том, что это было вкусно. Долговременный голод любое блюдо делает вкусным. — Я могу сделать любую другую кашу.       Ричи недоумевая уставился на Эдди, переспросил:       — Приготовить? — (Эдди кивнул, отправляя очередную ложку в рот). — Ты умеешь готовить, Эдичка?       — Там уметь нечего, чел. — Эдди вычистил тарелку до последней крошки и, схватив кружку с кофе, осторожно и с наслаждением отхлебнул из неё.       — Выходи за меня, Эдс…       Каспбрак успел отправить содержимое рта в пищевод, но это не помешало ему подавится, вдохнув не в то горло.       — Ты сбрендил?.. — Он слегка побагровел, и, не зная как реагировать на предположение, сосредоточился на факте: — Я почти поперхнулся! Я мог умереть, черт! Почему ты все время болтаешь под руку?       Ричи слегка стушевался, мысленно упрекнув себя в спешке: «Кольцо, Рич, кольцо… Что, если бы он согласился, а ты без кольца, блин?»       — Я сам чуть не умер, — шлепнул Тозиер, заметно оживившись. — Я был готов к чему угодно, но, чтобы ты готовил, Эдичка…       — В смысле, нахрен?! — Эдди выпрямился на месте, всем видом заявляя неизбежность словесной перепалки. — Между прочим, мужчины считаются куда более искусными кулинарами, чем женщины! Среди мужчин полно шеф-поваров, владельцев сетевых ресторанов, Ричи!       — Я в курсе, но ты здесь причём со своей кашкой-малашкой? — перебил Тозиер.       Эдс сидел с перекошенной физиономией, возмущенный словами Рича, и взбешенный его кривлянием, мол, ну-ну, что ты мне ответишь:       — Иди-ка ты в задницу, чувак.       — Подъеб засчитан, Эдс, — подметил Ричи, запустив пятерню в волосы на макушке Эдди, помассировал.       — Засчитан, — нехотя признал Эдс, — но я тебе это припомню, Ричи.              Перед уходом в душ, Эдди слушал разговор Ричарда со Сьюзан по телефону, точнее — слышал его короткие, конкретные ответы, — и думал, что Сьюзи — единственный в мире человек, с которым болтун Ричи серьёзен. Глядя на напряжённого Тозиера, уставившегося в одну точку, он слегка завидовал умению его сестры держать его в ежовых рукавицах, но Эдди многого не знал о их взаимоотношениях, а потому заранее ошибался в домыслах…       Эдвард стоял под потоками воды из душа, по его бледной коже медленно скользила мыльная пена, и лёгкий пар, витая повсюду, точно дыхание, оседал на кафеле. Эдс вспомнил о матери, проиграл в голове утреннюю ситуацию, и единственное, о чем он сожалел так это то, что она никогда не поймёт его. Соня Каспбрак ни за что на свете не одобрит его любовь к Ричарду!       Стоя в ванной комнате и натягивая спортивные штаны, Эдди слышал как Ричи общался с кем-то — видимо, по телефону — в весьма резкой манере, не стесняясь в выражениях… Каспбрак надел водолазку с круглым воротом, натянул на правую кисть рукав, и взглянув своему отражению в глаза, заметил:       — Я не смогу объяснить ему этот шрам. — Он тихонько вышел из ванной и, застыв в дверном проёме, молча наблюдал за Ричи.       — Проведите мозговой штурм всей командой, и я уверен — родится что-то чертовски охренительное! — Он с упреком кивал. — Не тупи! И вспомни свои же слова, да… Нет, другие… Неужели очередь рассосалась, стоило Ричи поехать к мамке, а?.. Если найдётся кто-то охуеннее — дерзай. Но я свое слово сказал, и я его сдержу… А?! Пусть так, тогда я рад быть в той заднице! — Он громко сказал «кха!» и хлопнул себя по колену. — Поищи такую жопу, чел, а я в ней родился! Да, мать твою!       Эдди не смог сохранять невозмутимость на лице, и уже не скрывал улыбки. И, на самом деле, было забавно слышать, что Ричи называет Дерри жопой мира и при этом гордится тем, что родился в ней! Нем…       — Иди на уй, бро, я кладу трубку! Ха-ха!.. — Он посмотрел на телефон в своей ладони и, взглянув в сторону Эдди, сказал: — Ты прикинь, он сказал мне, чтоб я шёл! Вот мудло!       — Я с ним согласен, — кивнул Эдвард, сложив руки на груди и, заметив недоумение на лице Ричи, поспешил пояснить: — До вылета ещё уйма времени, давай переспим.       — А?.. — Ричи решил, что ему почудилось. — Что, прости?..       — Поспим, — исправился Эдди, смутившись своей оговорки. — Я сказал: давай немного поспим.       — О, как мило, Эдс! — Ричи переборщил с театральностью, изображая умиление. — Ты стоял там, потому что не хотел ложиться один? Мне поцеловать тебя в зад и подоткнуть одеялко, а?       Эдди скривился услышанного и, уходя в соседнюю комнатушку, в сердцах показал Ричи оба средних пальца, предложив отсосать. Ему в самом деле в этот момент было неприятно, но он поскорее отогнал от себя произошедшее, чтобы не загоняться…       Ричард поздно сообразил, что совсем некстати повёл себя глупо, и заключил, что ему все-таки не послышалось…              Эдди посмотрел на двуспальную кровать с уймой разномастных подушек, заправленную серым пледом. По обе стороны от ложа располагались тумбочки. В комнате царил полумрак — жалюзи на окне были опущены, но за ними весьма ярко горел световой день, пробивавшийся внутрь. Время было около одиннадцати часов утра.       — Ныряй, Эдс, — как можно безмятежнее предложил Ричи, указывая на кровать. — Ну.       — А чем займешься ты?       — Тоже буду спать, — признался Тозиер.       — Где?       Ричи указал на ближайшую к окну половину кровати:       — Прямо там.       — Ты будешь спать со мной, — уточнил Эдди, приподняв брови; он всего-то напомнил Ричи его нелепые дурачества, имевшие место пару минут назад. — Я не уверен.       — Оу, полегче! — Ричи выставил ладони в предостерегающем жесте. — Это ты будешь спать со мной, чувак! Ты со мной.       — Я так устал, что мне похрен с кем спать, — подчеркнул Эдди.       — Я понял, я понял. — Ричи попытался обнять Эдди за плечи, но тот отступал из радиуса хватки, отталкивая его ладони. — Иди ко мне. Иди ко мне, Эдс.       — Нет, Ричи. Нет… — Он опасался его, уворачиваясь от наступления. — Мы реально будем спать, ясно?       — Да, реально, — кивнул тот, поймав его пальцы. — Яснее ясного, чел… — Он притянул Эдди за руки к себе, как не странно, без сопротивления. — Поцелуй меня… Ты же скучал по мне? Я по тебе скучал, Эдс.       Ричи вскользь тронул губы Эдди поцелуем, и тот, поздно спохватившись, отстранился. Подобная наглость оказалась настолько очаровательной, что Эдди не удалось сохранить серьёзность: он застенчиво улыбнулся, настоятельно напоминая, что между ними сегодня ничего не будет.       — Конечно нет, Эдс, — согласился Ричи, без труда опять поймав его в сеть своих жарких объятий. — Между нами ничего не будет. — Как можно нежнее, насколько позволяла двухдневная щетина, он прижался к гладковыбритой щеке Эдди, шепнул ему на ухо: — Потому что я предлагаю снять нашу одежду. Помнишь? Тебе нравилось, меня раздевать, м?       Эдди помнил, потому что эта часть прелюдии — была его любимой. Она помогала ему, неуверенному подростку, распалится и настроиться на нужный лад…       — Господи, — на выдохе произнес Эдвард, прижимая плечо к уху в намерении спрятать шею от нежных губ Ричи. — Перестань. Потом. Давай потом…       — Ты обратно стал девственником? — шутливо заметил Ричард, оставляя влажные следы губ везде, где Эдди не досматривал. — Мы оба потеряли её друг с другом, Эдс. Мы оба боялись, помнишь, Эдс?..       Эдвард фыркнул, от фрагмента воспоминания их первого секса. Тогда им обоим было жутко, больно и смешно, — дико смешно. Ни один из них не имел понятия о том, что нужно делать, и как реагировать на действие второго. Царил абсолютный сумбур и паника…       — Я помню, — сказал Эдди, обнимая Ричи за шею. — Я у тебя спросил: Рич, ты знаешь, что делать, а ты… — Он почему-то закатился от смеха, и его речь стала неразборчивой, но Ричард там был, и все понимал отлично. — Я, говоришь, мастер-класс смотрел. Какой, нахрен, мастер-класс?! В интернете в маленьком окне!       Ричи завороженно следил за мимикой Эдди, полностью поддавшись его весёлому настроению, и тоже улыбался.       — Гей-порно, что ли? Что ты, Эдс, урок сексуального обучения для гейских чайников. — Эдди вытер выступившие от смеха слезы.       — Так и было, — подвёл итоги Ричи. — Много слов — мало дела. Мы управились быстро — минут пятнадцать истерии, десять минут боли и слез, две минуты на сам процесс и неделя опасения в том, что мы оба умрём от СПИДа.       — Я правда верил в это, а потом копил на презервативы, — оправдался Эдди. — Я, мать твою, копил на презервативы, ты слышишь?!.. Черт, иди ты со своей всратой ностальгией!       Они присели на край кровати, глядя друг на друга. Ричард забрался в карман джинс и, вытащив оттуда пачку презервативов, спросил:       — С ними тебе спокойнее?       Эдди выгнул бровь и, глядя с осуждением, сказал:       — Ничего не будет, Ричи. Никакого секса.       Ричи обречённо вздохнул, рассматривая обаятельное лицо Эдса. Блестящие задором большие темно-карие глаза, густые чёрные ресницы, обрамляющие их, что любая девушка позавидует, аккуратные тёмные брови, контрастирующие на бледной коже. Вьющиеся чёрные волосы, непослушная прядка спадавшая на лоб, разжавшиеся за вздохом тонкие губы, острый подбородок. Шея, тонкая и изящная; чуть опущенные плечи, несмотря на то, что Эдди сидел, держа осанку, приученный к этому с детства…       — Ты очень красивый, Эдс, — отметил Ричи, и взял его за руку, сверху накрыл её своей ладонью. — Твоя мамаша постаралась, произведя тебя для меня.       Эдди улыбнулся, ерничая:       — Что, прости? — Он слегка покраснел, опустив взгляд. — Для тебя?       — А для кого по-твоему, Эдс?.. — Он поглаживал его пальцы, не оставляя мысли о их близости. — Я хочу закрепить эту формальность спустя столько лет.       Эдди покачал головой, не найдя подходящих колкостей. Он чувствовал слабость в руках Ричи, и не сомневался, что он нарочно не сжимает его пальцы, уверенный в том, что в этом нет и не будет необходимости.       — Заткнись, Ричи…       — Ты знаешь, как заткнуть меня: твой язык у меня во рту, — откровенно заявил Рич, неотрывно следя на мимикой Эдди, тот от не ловкости не знал куда себя деть. — Или твой член у меня во рту. Хочешь, отсосу тебе?       Эдди сконфузился, отобрав свои ладони и спрятав за ними лицо; он задыхался от беззвучного смеха, уткнувшись в свежевыстиранное покрывало, покраснев до кончиков ушей. Кто бы мог подумать, что мистер Балабол окажется настолько изобретательным в подкатах и бесстыжим — в предложениях, лишь бы добиться желаемого. И стоило отдать ему должное, Эдс почти сдался…       Ричи умилялся, наблюдая за Эдди, того приступ весёлости свалил на спину, вынудив стонать от боли в мышцах, задыхаясь от нехватки воздуха, но ржать до слез следующие пять минут. Стоило ему немного унять смех, он опять проигрывал в голове услышанное и снова смеялся, протяжно охая от напряжения, и прижимал ладонь к животу. Ричи понимал эмоциональное состояние Эдди, и никак иначе, кроме железно верного варианта, что тот чертовски нервничает, не мог объяснить его поведение. Он сам нес несусветную чушь, волнуясь из-за его присутствия, и как бы не выражалась их паника, все говорило об одном…       Ричи навис над распростертым на постели Эдди, и, мягко поцеловал его губы, будто просил разрешения на большее, тот ответил ему незамедлительно, и так же нежно. Они смотрели друг другу в глаза, не проронив ни звука, словно обменивались тайными желаниями, а потом одновременно поддались губам друг друга. Ребята целовались неторопливо и достаточно долго; понемногу распаляясь от зарождающегося где-то внизу живота желания… Эдди смял рубашку на плечах Ричи в кулаки с известным намерением, но вопреки желаемому, он вдруг оттолкнул его на расстояние вытянутых рук. Это стало неожиданностью не только для Рича, но и для него самого…       — Да что с тобой, приятель? — Ричи сел на пятки между ног Эдди, и обхватил его расслабленные запястья. Он не понимал противоречия в его намерениях и желаниях, и сам не мог продолжать пока не докопается до истины.       Эдвард закрыл глаза, тяжело дыша. Он боялся, что пробудившаяся в нем минувшей ночью странность снова выберется наружу, и бог весть, какой явит себя перед Ричи. Эдди неплохой парень, отличный парень, которому не свойственны грязные мысли и действия, что так разжигали его в салоне Hammer. Он кайфовал, сдавливая сонные артерии ремнем, трахая себя горлышком бутылки из-под виски и обильно кончал, лаская себя грязными руками, и мысли об этом при дневном свете вызывали рвотные позывы. Всё это в машине, где невидимая сила микроорганизмов только и ждёт, чтобы атаковать его беззащитный иммунитет любым путем. Ричи точно никогда бы не догадался о чем-то подобном. И не подумал бы, что это психологическая защита Эдди от пережитой в прошлом травмы. Всё наоборот и вопреки правилам и принципам примерного парня Эдварда Каспбрака…       — Прости, Ричи, я не могу… — Эдс отнял руки и прижал их к своему лицу. — Не могу…       Ричи наклонился к Эдди, чтобы покрыть тыльные стороны его ладоней мелкими поцелуями.       — Хорошо… Хорошо. — Он нервно провел руками по его вискам, как бы успокаивая, и в тот миг, отстраняя его ласку, Эдди выставил вперёд правую руку. Ричи увидел обнажившийся из-под рукава рубец. — Что это?..       Эдварда обожгло изнутри ледяным страхом, но он уже ничего не мог сделать — Рич рассматривал шрам с неподдельным ужасом.       — Это не то, что ты подумал… — Эдди сел в постели и, не оставляя попыток скрыть инициал, пытался вырвать руку.       — Зачем ты вскрывал вены?.. — Ричи ощупывал шрам, водя по нему пальцами. Основной элемент буквы R проходил вдоль запястья и представлял собой толстый бледно-розовый рубец (один только он мог стать фатальным), полукруг буквы был чуть светлее как и опорная черточка…       — Я не вскрывал.!       — Здесь было как минимум три пореза, Эдди! — Резко возразил Рич, его колотило от злости. — Ты не в себе?! А если бы ты умер?!       — Я не умер бы. Я контролировал ситуацию! Так было нужно!       — Кому нужно?! — Ричи побледнел, наконец выпустив запястье из тисков своих пальцев. — Я не простил бы себя если бы ты умер с гребаным инициалом моего имени на руке!       — Я бы точно умер, если бы не сделал этого! — Эдди тоже ощущал разбитость. — Мне нужно было это, чтобы моя мать отвезла меня в больницу! Я хотел увидеть там тебя!       Ричи неосознанно прижал руку к шрамам, возникшим после нанесенных ран во время расправы над ним Генри. У него кружилась голова от чертовски длинного и богатого на события утра…       — Я был без сознания, какой толк был в нанесении порезов?..       — Ради бога, чертов ты засранец, пойми: я просто хотел увидеть тебя! — Он кусал губы, содрогаясь от смеси чувств, закипевших в нем. — Этого для меня достаточно!.. И я увидел! Я помню, что видел…       Ричи слез с постели и побродил по комнате на ватных ногах. Он встал у закрытого жалюзи окна, прижавшись плечом к стене, и стыдливо смахнул набежавшие слезы. Осознание, что Эдди мог умереть по его вине, отравляло его мысли… Сидя на пятках в постели, свои слезы Эдс тоже прятал, смаргивая их. Он вдыхал через рот, чтобы не всхлипывать, но разбитость состояния, душила его накатывающей тоской…       — Я не хочу испытывать то, что было после тебя тогда и что вернулось незадолго до твоего появления теперь. Только с тобой я нормальный. — Эдди сел на край кровати, свесив ноги. — Если я не нужен тебе, Ричи…       — … убей меня. — закончил за него тот. Рич обернулся к Эдди, но он сидел к нему спиной. — Я говорил так раньше. Это мои слова.       — Эти слова мои.       — Как бы то ни было, — произнёс Ричи, — а одно я могу сказать тебе точно.       Молчание затянулось, и Эдвард обернулся, что собственно и требовалось от него в ту минуту:       — В любом состоянии своего сознания, я всегда буду стремится только к тебе. Только к тебе, Эдс…       Эдди хмыкнул, позволяя губам растянуться в улыбке…       Сквозь жалюзи просачивались рыжие лучи заходящего солнца, и пробудившись от мертвого сна, Эдди следил за движением пылинок в их теплом свете. Он чувствовал себя отдохнувшим, но несмотря на это, голова гудела, и настроение было тревожным. Он лежал на боку, на той части кровати, которую закреплял за собой Ричи, и ощущал его дыхания у себя на загривке…       Эдди попытался вспомнить, куда ложил свой телефон, но меньше всего он хотел брать его в руки. Он не хотел видеть на экране пропущенные звонки и сообщения от мамы или Майры, и вообще сожалел, что не может быть абсолютно свободным от них обеих без угрызений совести…       Ричи тяжко вздохнул во сне, и Эдс, приподняв плед, под которым порядком взмок, попытался выскользнуть из-под него. Но все было не так просто: Эдди был скован в объятиях Ричи, потому что лежал на его руке, кисть которой была прижата к его талии локтем второй руки Ричи, и обе были тяжёлыми. «Черт…», — подумал Эдди, борясь с личной потребность посетить туалет и нежеланием будить Ричи, но, к счастью, тишину спальни нарушил звонок мобильного телефона. С секунды на секунду Эдс ждал реакции вызываемого абонента, но тот не шевельнулся, и, судя по равномерным вдохам и выдохам, крепко спал.       Снова стало тихо, и Эдди нервно хмыкнул, вообразив как будет стремно в двадцать девять лет надуть в постель, будучи трезвым…       Телефон вновь зазвенел, и Эдс, благодарный звонящему за содействие, тоже решил подсобить ему: он завёл руку назад, наткнулся на колючую щеку Ричарда и почесал её:       — Ричи… — Он запустил пальцы в его волосы на затылке, повозился в них. — Ричи, телефон… Ричи.       Тот, шумно потянул носом, завозился, и влажно чмокнул Эдди в загривок.       — Телефон, — напомнил тот, и, как только капкан разжался, Эдс поспешил выбраться на волю, и сбежал прочь из комнаты…       — Мэгс! Привет… — Ричи лежал на спине, прижимая телефон к уху. — Как дела?.. Нет, я не пил ничего крепче кофе. Я спал. Да… — И в этот момент онемевшая рука стала отходить, нестерпимо пульсируя и покалывая в каждой клеточке. — Ааааах… Да.! Я, блин… Эдди мне руку перележал… Да, Мэгс, тот самый, — в голосе теплота и улыбка на губах, но брови сведены к носу из-за дискомфорта в конечности. — Не я нашел, а ты его ко мне в аэропорт прислала. Да! Лимузина, блин, не было! — Он гортанно рассмеялся, когда собеседница с улыбкой напомнила ему его же фразу. — Господи, недоебанный! Он! Да-да! — Он зашипел от боли в руке. — Не говори ему об этом, мало ли… Я твой должник, милая!