GLASS

      Эдди презрительно косился в сторону Ричи; ему совсем не нравилась его речь из-за наличия в ней какой-то там подруги. Впрочем все обстояло бы куда лучше, если бы усовершенствованная версия ее имени — Мэгс — не напоминала бы ему надоедливую, но присущую в обращении Рича к нему — Эдс. Эдди хотел было вырвать свою руку из ладони Ричи, переваривая негодование, но все-таки не сделал этого, решив, что никаких оснований для ревности нет и не будет. Да и с какой стати он добровольно уступит его кому-то, беря во внимание все признания Ричи и то, что между ними было…       — Прости меня, Рич, — выдавила Мэгги, глядя куда-то за него. Она хотела попросить сына «прости свою маму», но язык не повернулся произнести это, по-крайней мере в тот миг. Она сама лишила его права называть себя его матерью, и не могла делать вид, что того переломного момента в их жизнях не было. — Прости меня, если сможешь…       — Ну что ты, — мягко ответил тот, перехватив ее взгляд.       — Я обязана была защитить тебя, Ричи, но вместо этого я причинила тебе куда больше боли. Я не понимала тебя, я тебя не слушала. Меня не тревожили твои неприятности и тревоги, потому что я не сомневалась в том, что это так мелко и незначительно… — Она поджала сухие, потрескавшиеся губы насколько могла это сделать, чтобы протолкнуть слюну в горло, спешившую вытечь из онемевшего уголка рта. — Мне всегда казалось, что лучше Сьюзан в моей семье не будет детей, а тебя я родила потому что не хотела совершать грех убийства, делая аборт, и все-таки с надеждой на то, что будет девочка…       Эдди чувствовал мелкую дрожь в руке Ричи и, искоса рассматривая его профиль, нельзя было не заметить по трясущимся, разжатым губами, которые он уже дважды облизал, как он нервничает; его кадык ходил вверх вниз в безуспешной попытке протолкнуть застревавшие в горле изречения Мэгги. Степень испытываемой горечи от этого неприятного признания, оставалось только воображать, но для Рича это не было в новинку…       Эдвард осторожно пошевелил пальцами, дабы отвлечь Рича от затягивающей пучины размышлений над матушкиными словами, и только успел сжать его ладонь, когда он хотел отпустить его…       — Я плохая мать, — подытожила миссис Тозиер, — не заслуживающая прощения и принятия… Я в самом деле так думаю. Меня не интересовало ничего, кроме меня самой. А Господь дал мне таких прекрасных детей! — Мэгги не с первого раза смогла поднять руку, в намерении нащупать ладонь Сьюзан на своем плече. — Я не предавала значения главному: моя любимица обожает своего младшего брата так, как будто он весь ее мир. Та, кого ставят в пример, такого, который жить не может без баловства. И он тоже мой ребенок…       Не поднимая головы, Ричи подался вперед, свободной рукой придвигая коляску матери к себе (в чем поспособствовала еще и сестра), и, убрав коробочку, уткнулся лбом ей в бедра, накрытые шерстяным пледом. Обе ладони Мэгги, не заставив себя ждать, мягко легли ему на затылок, и ее непослушные пальцы медленно и осторожно принялись копаться в его волосах, будто убаюкивая Ричи…       Эдди опустил взгляд на зажатую в руке Ричарда коробочку, что, сжимая в руке, которой он облокачивался себе на колено, смотрела прямо на него, призывая взять ее, так и поступил…       — Мой сын, — вполтона сказала Мэгги, когда Рич так рассматривал ее лицо, будто в попытке запечатлеть его в своей памяти на долгие годы, чтобы вспоминать его таким, как в этот миг — усталым, встревоженным, с глазами, полными нежности, которую он так редко видел, и скупую, будто виноватую улыбку на ее губах. Ее ладони источали аромат увядших хризантем, сухой рябины, жженой листвы, говоривший об осени ее жизни. Ее ласковые, материнские руки скользили по небритым щекам Ричарда, отражая какой-то необъяснимый восторг через ее мимику от их колкости, говорившей о мужественности ее сына, и Мэгги улыбалась. — Мой мальчик, Рич…       — Может, отпустишь мою руку, — попросил Эдди, не в силах терпеть боль в кисти — Ричи опирался на обе их ладони — и, подвинув к ним стул, чтобы боль ослабить, изобразил улыбаху.       Мэгги перевела взгляд на него, позволив наконец Ричарду, выпрямиться на месте и сказать Эдди вполне предсказуемое: «Да ни за что на свете!», обернувшись к нему.       — Я не могу отрицать, что Эдвард красивый, — произнесла миссис Тозиер…       (- Я?! Да нет же! — выпалил, отмахиваясь Эдс. — Не говорите так!)       — … но характер у него скверный, — добавила она, говоря это на полном серьезе.       Эдди замер с немым возмущением на лице — не пошлешь же Мэгги по известному адресу! Хотя, он в самом деле не считал себя красивым, пусть, кажется, никто из Тозиеров не упускал возможность сказать ему об этом. А что насчёт характера — он не любил жаловаться на Соню, но знал наверняка, что из-за ее гиперопеки и чрезмерного контроля он стал таким неуравновешенным. В общем то, что он подарком не был, для Эдди новостью не стало, но только он мог делать окружающим акцент на этом, сам, и замечания им неодобренные, внезапные, воспринимал крайне остро. Вот как это, сделанное Маргарет, только что.       — Мне нормально, — прокомментировал Ричи, глядя на закипавшего Эдди. — Единственное, что сделала хорошего его мамашка — вот! — Он указал в сторону своего соседа. — Эдуардо!       — Ох, заткнись, а! — не вытерпел Эдс, заметив улыбку на губах миссис Тозиер. — Рикардио, блин…       Мэгги накрыла ладонью переплетенные друг с другом пальцы парней и, заметив, что это не вызвало в ней протеста и отвращения, поочередно оглядела их встревоженные и удивленные лица. Надо же, Земля не сошла с орбиты и небо не рухнуло на ее голову, а где теперь те люди, которые кричали ей в след отборные гадости и проклятья? Этого всего нет, ровно как и бесцельно потраченных на обиды лет…       — Рич, та коробочка для тебя… Наверное, в очках, что лежат в ней, для тебя — как впрочем для вас обоих в моих извинениях — нет смысла, но… — Она жестом просила молчать. — Я тут внезапно осознала, что напрасно противилась судьбе. И если бы я раньше взяла бы вас обоих за руки, то не лишилась бы шанса наблюдать успех своего сына, находясь рядом с ним. Эдвард…       — Можно просто Эдди, — вклинился тот, нервно кивая.       Мэгги как-то снисходительно посмотрела на него, наклонив голову набок, и решила переадресовать свои слова сыну:       — Рич, милый, я согласна с твоим выбором, пусть он взбалмошный в прямом смысле слова…       (Эдди поджал губы в деланной ухмылке, отвел глаза в сторону, собрав лоб гармошкой — и хорошо, что он не мог себе позволить отправить Мэгги на хер!)       — … но успокаивает то, — продолжала миссис Тозиер, упрямо игнорируя мрачное недовольство Эдди, — что если бы у тебя была жена, я, по законам взаимосвязи невестки и свекрови, один черт (!), невзлюбила бы и ее.       Сьюзан не могла поспорить с матерью — уж она знала, о чем говорит, — но реакция Эдди на ее явный подкол была бесценной.       — Подводя итоги вышесказанному, — продолжала Мэгги в свойственной ей вежливой манере (хотя резкое «один черт» слегка взбудоражило собравшихся). — Если Эдди, — (Она сделала акцент на имени, метнув в него ироничный взгляд), — тот, кто тебе нужен, то, пусть будет так... Извини, что так поздно.       — Да, тот. — Он буквально светился изнутри, и этот свет видел каждый из присутствующих. Эдди стесненно сконфузился, пряча взгляд, и безуспешно — улыбку, растягивающую его губы так некстати…              Ричи так радовался, когда среди своих старых вещей — забитых пылью книг и пропитавшихся запахом ветоши журналов, комиксов, красочные обложки которых потускнели, и пластинок покрытых комьями пыли, любезно перенесенных на чердак под замок, а не на свалку, как он предполагал ранее, — отыскал новомодный в пору своей подростковости радиоприемник «Зенит» почти в первозданном виде. Он вытер его краем рубашки и, выдвинув антенну, принялся с энтузиазмом вращать колесико приема волны. Как-то странно, но никаких звуков агрегат не выдавал, и Рич уже было решил, что «Зенит» просто накрылся от времени. Он отыскал провод подключения к электричеству, воткнул его в розетку, но результатов не добился. Ну надо же — выкинуть радиоприемник такой модели на чердак, черт возьми, где в сырую и дождливую погоду с ним могло случиться что угодно!       Эдди рассматривал книги, сваленные стопками тут же на полу, сидя на корточках перед ними, и, проговаривая их названия на корешках, недоумевал: «Ричи такое читал?» Он поднял на него — высокого парня, занимавшего собой почти все пространство комнатки на чердаке — взгляд, и сдвинул брови. Ричи в самом деле выглядел странно в этом помещении: долговязый, нескладный, забавный; он старательно ощупывал «Зенит» пальцами, и сквозь стекла очков, что так ему шли, подаренных мамой, но — Эдс просто знал об этом — купленных сестрой, щурился, будто не мог разглядеть крохотные царапинки на хромированной панели приемника, который просто умолял, чтобы его помыли (по мнению Эдди, разумеется)…       На чердаке особо не было никаких предметов мебели, и многообразие разномастных и разноцветных коробок, наставленных друг на друга тут и там, собственно, и составляло полноту освещенного единственной лампочкой накаливания, висящей под потолком, это пыльное место.       Эдди, насмотревшись на его мучения, отнял у Ричи приемник без особого сопротивления и, осторожно выкрутив громкость, удивился услышав его шипение. Он молча отдал ему «Зенит» и, спеша удрать, все-таки был обхвачен локтем за шею и вжат затылком в грудь Ричи. Незамедлительно Рич уткнулся ему в макушку носом и, шумно втянув его запах, чмокнул, выпустив на волю.       — Стивен Кинг? — спросил Эдс, вернувшись к книгам. — Ты читал его?       — Одну может, — ответил Рич, усевшись на закрытую, заклеенную скотчем коробку. — Кинг — Сьюзи…       — Оу, это многое объясняет… — Он стряхнул пыль с обложки, прочитал название: — «Унесенные ветром», Маргарет Митчелл… Так что же ты читал?.. «Сестра Кэрри», Теодор Драйзер. Рииич? Если ты будешь меня игнорить, я швырну в тебя Ремарка.       — М?.. — Тот поймал какую-то волну и, чуть прибавив громкости, вслушался. — Эй, чел это… Джеймс Браун, черт возьми. Чуваку семьдесят один год!.. — Он увидел, что Эдди прицеливается, прикрыв один глаз. — Ты спрашиваешь, что я читал у Кинга?.. «Кристину». «Plymouth Fury, 58» — был моей мечтой, и пусть к тому моменту, когда я им грезил, этой модели было порядка тридцати лет. У нас была коллекция машинок, помнишь? Мы собирали их все компашкой.       — Сколько тебе было? Я о плимуте… — Он извлек со дна коробки фотоальбом, и вспомнил его — личный альбом Рича с фотографиями. Эдди открыл его, наткнувшись сразу же на детские снимки: Сьюзан сама еще кроха, но уже в охапке держит младшего братика, настолько пухленького, милого и сладенького мальчика-пупсика, и улыбается беззубой, но такой обаятельной и счастливой улыбкой старшей сестры. Русые волосы — это видно даже на черно-белом фото — собраны в хвостики и перевязаны огромными бантами по бокам.       — Лет четырнадцать, — ответил Ричи, усиленно отыскивая волну рок музыки. — О! Слышишь? Это… Queen? Ритм знакомый, м?..       Эдди вслушался, тихонько пропел:       — Те дни были нашей жизнью, и в них мало плохого…       — Да!.. — Он покачал головой в такт музыке и, подобрав тон голоса максимально схожий с голосом Меркьюри, а так же копируя его артикуляцию, пропел пару строчек из песни:Те дни давно прошли, но одно не изменно: я смотрю на тебя и понимаю, что так же люблю; Эдди изумленно бросил на него взгляд, поразившись таланту этого парадюги, но, смутившись охватившего его восторга, спешно вернулся к своим делам…       — Чем занят ты?.. — Ричи сбавил громкость появившейся на волне рекламы.       — Фотки. — Эдди перелистнул несколько страниц, и обнаружил снимок их счастливой семерки: черно-белое фото, сделанное в один из летних дней на скамье в Бейси парке, позади видно летнюю сцену. — Кто делал снимок?       Ричи сел на пол и, вытащив фотографию из прозрачного кармашка, за которым она хранилась, поднес ее к глазам. Он отыскал себя — кудрявого, нескладного очкарика (в одной из тех гавайских рубашек, из-за которых ломился его шкаф, и которые мама, причитая, собирала по всему дому), дерзкого, утомленного солнцем позера, с ногой, закинутой на колено — и, зная намерения прошлого себя, всего-то улыбнулся. Затем он взглянул на Эдди: скучающий и какой-то снисходительный вид; он облокотился на свои обнаженные колени, ладонями подпирая усыпанное веснушками лицо, мешковатая футболка и короткие шорты. Слева от Эдди щекастый парень — его Ричи вспомнил сразу: «Стог ведь!» — безуспешно втягивает живот (просто заметно, как напряженно он смотрит в камеру), но выглядит настолько милым и располагающим к себе чертовым гением, что хочется с ним подружиться и соорудить мост через весь мир. Стэн — стоит прямо за спинкой лавки, позади Эдса, и, вероятно заметив потуги Бена «похудеть для фото», поджимает губы в улыбке, словно прячет ее — и он так постоянно делал — вспоминает Рич! Со Стэном- суперменом, и тоже на ногах — Майки, открытая улыбка, белоснежные зубы, искрящийся взгляд — явно позирует — а ведь успел добежать, установив фотоаппарат — его пальцы касаются запястья Стенли, как бы прося сосредоточиться на камере. Беверли — нога на ногу и, придвинувшись к Ричи, чтобы «влезть» в объектив, опирается на свою левую руку — куча фенечек на запястье, кожаный браслет на второй руке; рыжие волосы спадают с приподнятого плеча красивыми локонами; ключ на цепочке создает небольшой блик на фото. Билл (справа от Бевви) тоже жмется к центру, держит осанку и чуть приподнимает подбородок — лидер типа, — думает Рич, иронизируя с теплотой, и замечает немного смазанную ладонь Майка на его плече.       — Клевое фото, — отмечает он, отдаляя его от глаз, любуется. — Надо забрать альбом, буду рассматривать его.       Эдди смотрит на фото еще раз, прежде чем вставить его обратно, и просто не может поверить:       — Это точно мы? — Он хмурится. — Не могу поверить, что мы были друзьями.       — В смысле — были?!       Эдди смотрит на него с обвинением:       — Хочешь сказать, что после всего, что мы вытворяли, я все еще твой друг? — Легкое замешательство на лице Ричарда, возмущает Эдварда. — Что за выражение! Ты же определился с тем, кто я для тебя?       Разумеется он определился!       — А… — Ричи снимает с носа очки, протирает их стекла краем футболки (рубашкой он уже вытер приемник, из-за чего из черной пола стала серой) — нарочно тянет время. — Эм… Вообще-то… — Он водружает очки на переносицу и четко видит по глазам Эдса, точно на таймере, истекающее время, отсчитывающее момент до взрыва, которому быть, если он еще хотя бы раз «мекнет» или «бекнет». — Мы же встречаемся типа, да?       Темные брови ползут на лоб, собирая его гармошкой, и губы автоматически разжимаются, чтобы дать выход бранной речи, но… Эдди вдруг смеется, уткнувшись лицом в ладони, протяжно охая, так несчастно от безысходности, а потом внезапно:       — Какого хера, Ричи! Ты сам разве не в курсе? — Он тычет пальцем ему в грудь, да еще и так больно, а по радио в краткой тишине подают голоса Foghat, допевая веселую песню о «Медленной езде»: «Slow Ride, take it easy…»       — А что? Я не могу уточнить?.. Не тыкай пальцем, блядь, дыру проткнешь!       — Я имел в виду, что мы с тобой уже давно не друзья! Ты же понимаешь это? — Он ткнул ему в грудь особенно сильно, но в последний раз. — Или для тебя, блять, нормально драть своего друга?!       — Я не задумывался над этим вопросом, прости. — Ричи потирал ушибленное место. — Ты вообще-то единственный мой друг, которого я… «драл».       — Я закипаю, Ричи. — Эдди вскинул указательный палец, отчаянно сгребая в кулак остатки самообладания, тем самым давая Ричу последнюю возможность правильно изложить мысли. — Кто я тебе?..       Ричи застопорился — нужно было немного подумать над тем, что ответить, поскольку теперь неправильно подобранное слово (хоть одно!) могло рассердить или обидеть Эдди, и тогда последствия приобретут непредсказуемый исход. Он в очередной раз пожалел, что не имеет при себе кольца, чтобы на полном серьезе предложить Эдсу пожениться. Но загвоздка обстояла еще и в том, что Ричи хотел до последнего держать свое намерение в секрете, и только по этой причине нес несусветную ахинею. Но сказать в данный момент что-то требовалось, а в голову по прежнему ничего не шло, а тут еще по радио Journey с их «I'll be Alright Without You», и вместо того, чтобы думать о чем-то, Ричи вслушивается в текст…       — Да иди ты, в зад, блять! — Эдди резко поднялся на ноги, чтобы уйти, но Ричи подловил его, вскочив следом, и, повалив на пол, подмял под себя. Эдс не ожидал ничего столь порывистого и внезапного в тот момент, а потому, если бы не пара ушибов и синяков на теле, саднивших и обжигавших болью, он даже не понял бы, что произошло. Ричард тоже расшибся, стараясь смягчить падение Эдди на пол, но, покуда тот сопротивлялся яростно отбрыкиваясь от него в серьезном намерении освободиться, Рич даже не думал о своей боли и об очках в частности…       Наконец Эдди вымотался и, обмяк, тяжело сопя. Силы Ричи тоже были на исходе, но он не торопился расслабляться, хотя теперь держать его в кольце своих рук было куда проще.       — Эдс, ну прости. Ты прав: мы точно не друзья… Я знаю об этом. Я пропал, просто пропал…       Эдди раздосадовано смакует просьбу в прощении, не сердится на самом деле и не ждет услышать во второй раз то, что и без слов чувствует. Он трогает губы Ричи поцелуем, потому что нуждается в этом больше, чем в принципиальной обиде на него за таинственные высказывания, смысл которых по прежнему непонятен, но и не столь важен. Он придвигается к нему, прижимая ладони с растопыренными пальцами к его шее, так что отчетливо чувствует биение его пульса под прохладой кожей и, ласкаясь с ним, закрывает глаза.       — Если ты можешь подождать, — срывающимся голосом продолжил Ричи, боясь упустить увертливую мысль, — я все проясню. — Он перешел на шепот. — Завтра же, Эдс. Прямо завтра я проясню все между нами, идет?       — Хорошо, — вторил тону его голоса Эдди, нежно поглаживая его шею, оставляя на ней мягкий, щекочущий след. — Как скажешь…              Они бродили по улицам Дерри, точно туристы — искали особенные места, где в любой момент тяжелыми волнами накатит воспоминание, точно в непогоду с речного дна всплывает мелкий мусор, ил и крохотные раковины с улитками в них; глазели по сторонам, переговаривались, ритмично размахивали руками, смеялись, точно пара отъехавших придурков, беспрерывно висящих на плечах друг у друга. Случайно наткнулись на велопрокат и, по настоянию Ричи, обещавшего, что, если велосипеда будет два, этот день для Эдди не будет столь запоминающимся, взяли один с багажником. Пока Ричард вспоминал, как управлять двухколесным транспортом, они несколько раз грохнулись на тротуарную дорожку. Эдди беззлобно отчитывал неумелого водителя, пока использовал по назначению прихваченную по старой памяти аптечку, лежавшую в школьном рюкзаке Рича, который они отыскали в коробке на чердаке, и теперь по очереди таскали его за плечами…       Они долго стояли на мосту на Канзас-стрит, глазея в застойные воды Кендускига, недалеко от Мемориал парка, и пытались вспомнить: этот ли мост называют Поцелуев мост?       — Кажется там наш клубный дом, — Эдди взмахнул рукой в сторону золотистых крон Пустоши, — помнишь, Ричи?..       Ричи вспомнил, как там, не разбирая дороги, они с Эдди неслись, сломя головы, не чуя под ногами извилистых тропинок. Пыльная зелень мельтешила перед глазами, выпуская острые пальцы-ветки в намерении разодрать оголенную плоть. От влаги, трава аж хлюпала под резиновой подошвой кедов, скрипела и скользила. Сердце колотилось, точно воробьиное, кожу жгло от ссадин, точно от ожога крапивой, и все полученные в драке с Бауэрсом ушибы противно ныли, настоятельно требуя обратить на них внимание. Особенно правая кисть… Дыхание шумное, хриплое, аж во рту пересохло, и Ричи резко сворачивает к размытому берегу Кендускига, бухается на колени перед суетливыми потоками, и точно в молении унять его боль, опускает ладони воду. Все лучше, чем терпеть неуютность с привкусом крови во рту; он делает глоток…       Ричи сплевывает — вода окрашена его кровью, Эдди так напуган и обеспокоен, и Ричи бредит тем, что отныне все будет хорошо. Он умывается, проточная вода холодит его кожу; лазурное небо над Пустошью без единого облачка отражается в речной глади и в воздухе пахнет весной и расцветающими цветами…       — Помню. — Ричи смотрит на Эдди с обожанием, и его нутро сжимается от трепета перед ним. — Помнишь, что в тот день мы делали, когда пришли туда?..       Сосредоточенность сменяется неловкостью, и Эдс, в последней попытке сохранить невозмутимость, быть может, взглянуть с упреком, застыдив тем самым, в итоге сам теряется:       — Бип-бип…       Так некстати, так невовремя, совершенно спонтанно; разбитые, израненные, утомленные, задыхаясь от желания и страха, они прикасаются к друг другу. В полумраке прохладного подвала, запыленного, населенного пауками и другими насекомыми, от мыслей о которых проступает липкий пот, и сердце, жмется в комок; грязными руками по телу, из раны на губах Ричи сочится гной, вперемешку с отвратительной мазью, приобретает розоватый оттенок. У Эдди аж голова кругом от смеси отвращения и панического ужаса, но он только сильнее цепляется за плечи Ричи.       Как это отвратительно! Мерзко, но необходимо: слияние губ и сближение тел…       Неприятно. Больно. Туман в глазах. Похоже на насилие психики мизофоба — вокруг антисанитария, и в его тело уже открыта дорога бактериям и болезнетворным микробам, но он, стиснув зубы, шипит, с перекошенным от физического наслаждения лицом. И его влажное дыхание оседает паром на стеклах очков Рича…       Рич улыбается, соблазненный невербальной речью Эдди, и притянув его к себе за талию, наклоняется к его уху:       — Тот день был ужасным, да, но… Пока мы были вместе, все было в порядке. — Он положил свою ладонь поверх лежащей на бортике ограждения ладони Эдди. — Ты мазал меня мазью, помнишь?.. Я был весь в этой жирнющей мази… Твои руки тоже. — Он взял его за руку, поглаживая с нежностью. — Я обожаю, когда ты обнимаешь меня, берешь за руку, чухаешь меня по лицу, по шее. — Он поднес ладонь Эдди к губам, поцеловал его пальцы; Эдс, не отвлекаясь, просто слушал. — Твои пальцы. Обожаю.       — Только пальцы?       — От скромности не помрешь, Эдс, — мягко уколол Ричи. — У нас в Клубном доме в банке из-под «Нутеллы» кто-то держал пачку с презервативами, ммм? Знаешь, чье?       Эдди пожал плечами, беспечно выдав:       — Твое, наверное… С кем трахался?       — До тебя в ту пору ни с кем. — Ричи сказал честно, но умолчал о том, что было уже после того, как их отношения с Эдди закончились внезапным его уездом из Дерри… — И, если честно, та банка не моя.       — А одновременно со мной? — саркастично спрашивает Эдс, глядя исподлобья, и, к своему удивлению, замечает как Ричи слегка тушуется, отводя глаза в сторону. — Таак! И какого же размера мои рога?       Ричи теряется — уж иронии от Эдди в такой щекотливой теме он вообще не ожидал, если не «абсолютно не ожидал»!       — Каспбрак, приятель? Ты сейчас меня подъебал, или мне показалось?       — Вообще-то я спрашивал серьезно, — ответил Эдди, неспешно направившись к велику, который стоял прислоненным к перилам моста; Ричи не сразу, но пошел следом. — Меня особо не волнуют твои сексуальные связи с другими людьми, до меня они были, или после меня. Просто я хотел знать, что во время наших отношений тогда…       Ричи ухватился за руль велосипеда и толкнул его, ведя рядом с собой, настиг Эдди.       — Эдс, ну зачем ворошить прошлое?..       — Знаешь, я вспомнил, — Эдвард поглубже сунул руки в карманы джинсов, улыбнулся как-то недобро, облизывая потрескавшиеся губы. — Пат же. Я помню: ты трахался с ней.       — О нееет… Эдс! Не надо.       — Ты так же трахался и со мной... — Эдди самодовольно улыбался, сощурившись, косился в сторону Рича, тот негодовал. — Самое охренительное, Тозиер, то, что изменял ты ей. Не мне.       — Да! — Ричи вел велик, радуясь тому, что от нервов хоть что-то может сжимать так же сильно как резиновые ручки на руле. — Это правда. Но ты должен знать кое-что, honey: первым моим опытом был ты. С ней поначалу я не спал, потому что боялся ее… Не делай такое лицо! Она была слишком напористой и, если честно, чересчур. Я шарахался от нее.       — Ради всего святого, давай вернем это велик обратно! — воскликнул Эдс. — Тебе не надоело с ним таскаться?       — Детство в моей заднице бессмертно, — пошутил Ричи. — Не хочешь прокатить меня?       Эдвард закатил глаза, как-то рассеянно всплеснув руками и, приняв руль в свои руки, уселся на сиденье. Ричи подтолкнул его, Эдс только успел, что выровнять ход, пару раз крутанув педали, и тут сзади что-то рухнуло на багажник, слегка застопорив движение.       — Что это было сейчас? — Эдди тяжело давил на педали, привстав и чуть пригнувшись к раме. — Ты вообще цел?       — Я отбил себе зад, но, слава богу, у меня есть еще. — Ричи пристроил ладонь к обтянутой джинсами ягодице Эдди.       — Очень смешно, — с упреком заметил тот, опустившись на сидушку, и Ричу пришлось убрать ладонь. — Куда едем?       — К гребанному дровосеку!              Эдди бродил по аллее в Бесси-парке, пинал опавшую листву, заложив руки за спину. Он наслаждался очарованием дня, таким далеким, казалось бы, гулом города в застоявшемся воздухе, пропитанном запахом хризантем и опаленной солнечными лучами травы, и ровным счетом не думал ни о чем том, что находилось дальше окрестностей парка…       Ричи дурачился, рассекая на велике по дорожкам, и, покуда не выдохся, двухколесный транспорт в покое не оставил. Он, как в детстве, в последний раз проехался по газону напрямик к летней сцене и, бросив велосипед на землю, не используя ступени, залез на нее с того места, куда, чуть ли не вприпрыжку, добежал. Ричи стоял на сцене и в зажатый кулак, в котором будто бы держал микрофон, просил Эдди вообразить, что он находится в студии любого из развлекательных телевизионных шоу, в котором ведущий вот-вот объявит его победителем и пригласит на сцену получать приз.       — Это реальный сюрприз, Эдди!       — Какой же это сюрприз, если ты заранее говоришь мне об этом? — весьма неохотно Эдс подыгрывал Ричу. Они с самого утра таскались по городу, ностальгируя о безвозвратно ушедшем детстве и подростковости; хлебали кофе из термоса, закусывая его печеньем, что оба обожали в детстве, купленном в том самом супермаркете, где Рич и Бевс тырили сигареты; рассекали и падали с многострадального велика, и Эдвард уже ощущал усталость, а солнце только-только клонило к горизонту…       — В любом случае, honey, шагай сюда!       В парке, в будний день с посетителями было не густо, но кое-где все-таки сидели люди как пожилого возраста, так и отучившиеся студенты и школьники. Они давно уже потеряли интерес к сумасбродному очкарику, что в свои то годы нарезал круги вокруг фонтана, в нелепейшей попытке всякий раз поставить велосипед на козла, а теперь, когда он размахивал руками, стоя на сцене, засыпанной листвой с обступающих ее вязов, — подавно.       Эдди весьма бодро идет к ступенькам, проигнорировав поданную ему ладонь Рича, обещавшую втащить его к нему на возвышение, и легко взлетает на сцену. Он скупо улыбается, зажато кланяясь воображаемой публике, и, как если бы на него в самом деле смотрели сотни глаз, нервничает, торопливо подходит к Ричу…       Итак, дураков теперь на сцене двое, и они настолько странно себя ведут, что проходящая группа студенток останавливается посмотреть, что же будет теперь. Один, кажется, замечает обращенные на него взгляды, скованно отмахивается от второго, а тот, вдруг падает перед ним на колени. О чем идет между ними речь, девушкам не слышно…       — Эй, ты чего делаешь? — Эдди вдруг кидает то в жар, то в холод попеременно. — Ричи, люди смотрят! Встань!       — Не в этот раз, honey, — произносит тот, перехватывая его руки, тянущиеся к плечам, чтобы поднять, поставить на ноги немедленно, и чувствует в них, похолодевших от страха, дрожь. — Я не буду ходить вокруг да около… Эй!       Эдди вдруг присаживается на корточки перед Ричи, от лица отхлынула вся жизнь, глаза огромные от паники и ужаса, но ему так кажется, что если оба они будут на одном уровне, окружающим происходящее покажется малоинтересным, совсем незаметным.       — Встань, Эдди, Эдс! — Ричи нервно смеется, кажется все идет не по плану, и пока момент не упущен и не испорчен, он решает довести задуманное до конца — достает из кармана джинсов коробочку. — В-выходи за меня… В смысле — давай поженимся!       Сказать, что Эдвард шокирован — ничего не сказать. Он вытаращился на Ричи, точно по голове обухом получил, и теперь на какой-то миг связь его мозга с телом отключилась…       — Honey, — зовет Рич, и Эдди подает ему свою левую руку в знак безмолвного согласия. Ричи одевает кольцо ему на палец, подает ему аналогичное серебряное кольцо, но уже для себя, а вместе с ним протягивает свою руку. — Оденешь?       Эдди кивает, заторможенный, ошарашенный; сознание, словно выключено из реальности, но следует просьбе. Он держит Ричи за пальцы, опускает пятую точку на пятки своих кроссовок и, наклонившись к коленям, закрывает свое лицо ладонями. Он дрожит, и какое-то время просто пытается вновь ощутить связь с внешним миром. Кажется, словно вечность проходит с того момента, и Эдди выныривает из-за баррикады своих рук. Тело все еще ватное, вялое словно, и в затылке бьет с такой силой, что слабость невольно одолевает его всего. Он не скоро еще окончательно придет в себя, ноги будут подкашиваться в коленях, и походка на этот вечер будет вертлявой, а самое главное, он совершенно позабудет об утреннем звонке Майры, в момент которого она требовала его бросить детские шалости, прилететь в Нью-Йорк и, наконец, вернуться к приготовлениям к их свадьбе…       — Так. — Эдди смотрит на Ричи, что все так же стоит на коленях напротив него, время от времени присаживаясь на пятки; он выглядит удивительно спокойным, словно несколькими минутами ранее исчерпал свой заряд энергии. — И чьей же была та банка из-под «Нутеллы»?       Ричи сияет улыбкой, оживая:       — Стэнли…