Томас, что со мной?

      Кажется, прошло чуть больше двух месяцев с похода на аттракционы. Александр пообещал маленькому Филиппу, что обязательно заедет за ним в детский сад и действительно сдержал своё слово, правда из-за особой загруженности малыша пришлось забрать чуть-ли не последним. Фил не обиделся на это, поскольку понимал, что его родители не всегда были свободны, однако все равно радость можно было буквально прочитать по глазам ребёнка.       Филипп упросил купить ему хэппи мил, на что Гамильтон-старший вначале ломался, но в итоге все же согласился купить, однако при условии, что Фил больше не будет его просить ближайший месяц. Малыш был этим не особо доволен, однако взвесив все за и против, все же решил, что лучше раз в месяц, чем никогда и вскоре он уже сидел за столом дома и уплетал мини-чизбургер, не забывая и про остальные составляющие этого меню. Морковные палочки он вначале есть не хотел, но вскоре его уговорили их скушать и на кухне послышался характерный хруст моркови.       — А мы поедем завтра на горки? Я хочу ещё горки! — воскликнул Филипп встав на стул, чтобы его было лучше видно.       — Если ты скушаешь все морковные палочки, то, думаю, Александр найдёт время, чтобы съездить с нами в парк аттракционов. Ну или мы с тобой вдвоём поедем туда, а Алекс останется дома один одинёшенек, — с улыбкой ответил Томас, тихо ойкнув от легкого удара в бок от Гамильтона-старшего. — Что? Ну это же правда! Скажи спасибо, что хотя бы у одного из нас гибкий график.       — То, что ты писатель и можешь хоть месяц ничего не делать, а потом за неделю написать двести или больше страниц, ещё ничего не значит, — Александр с интересом заглянул кастрюлю, а после присвистнул, увидев приготовленную еду. — Так значит на ужин ты решил меня побаловать лапшой с мясными шариками. Спасибо.       Алекс примирительно целует Джефферсона в щеку, улыбаясь и накладывая себе часть из кастрюли и усаживается за стол рядом с сыном, что уже доедает морковь.       — Можно я сегодня не буду рано спать ложиться? Я хочу как ты, папа. Целыми ночами не спишь! Тебе наверное весело, можно играть очень долго! — Гамильтон-младший мечтательно закрыл глаза и сильно удивился, когда его взяли на руки и понесли на второй этаж. Александр задумчиво пережевывал мясо, пока Томас уносил их сына в спальню, под возмущённые крики последнего. Филипп частенько отказывался ложиться спать в указанное время и ещё долго было слышно, как он старается ходить на цыпочках, чтобы его не заметили, однако Алекс всегда слышит эти неумелые тихие шажочки, но чаще всего не подаёт виду, притворяясь, что вовсе ничего не слышит и вообще, их ребёнок уже давно спит в своей постели и видит седьмые сны.       — Даже не думай, Томас. Как Пипа тебе меня не утащить в постель, — говорит Гамильтон наматывая на вилку лапшу и отправляет в рот, а после, прожевав осторожно спрашивает. — Ты правда не обижаешься, что он не называет тебя отцом? Это довольно несправедливо.       — Я уверен, что он чувствует меня как родного. И я совершенно не против, что у нас в семье папа это ты. Может он просто понимает, что если начнёт называть папой и меня, то получится путаница? — Томас подходит ближе к мужу и обнимает его со спины настолько, насколько позволяла спинка стула. — Как прошёл день?       Алекс не спешит отвечать. Вначале он целует Вирджинца в щеку, после разрезает мясной шарик напополам, отправляет часть в рот, задумчиво начиная жевать. Левая рука зарывается в чужие волосы, а сам Гамильтон долго молчит, будто пытается подобрать слова. Александр шумно вдыхает и наконец начинает говорить.       — Ужасно. В середине дня мне стало плохо и я очень часто брал перерывы, чтобы просто посидеть и отдохнуть. Ещё коленка разболелась. Видимо ударился обо что-то в офисе. А ещё я думаю, что у меня температура, — Алекс закрывает глаза и выдыхает, понимая, что лучше взять выходной. Может два. — Принесёшь градусник?       — Конечно, — лишь шепчет Джефферсон и целует парня где-то над глазом, прежде чем уйти. Для себя он отмечает, что Александр, кажется, действительно слишком горячий для обычной температуры. Вскоре он возвращается с градусником, однако находит Гамильтона не на кухне, а на диване в зале. — Мне померять или ты сам можешь?       — Я хочу немножко заботы, — устало отвечает мужчина, прикрывая глаза и давая понять, что не хочет делать лишние движения. — Видимо, завтра в парк аттракционов не пойдём.       — Думаю, Фил нормально воспримет эту новость. Он у нас хоть и скандальный, но сам помнит, как от простой простуды с температурой с ног валился, — шепчет Томас, забирая парня к себе в объятия и аккуратно помещая градусник в нужное место. Благо он электронный и температура уже скоро была известна. — 37,2 да ты горишь, мой дорогой. Завтра точно останешься дома.       — Я и не против, — Алекс прижимается к тёплому телу, утыкаясь носом в шею, чувствуя сильную слабость и желание спать, однако вновь, парень не может уснуть, так что просто лежит на муже с закрытыми глазами, вжимаясь в него настолько сильно, что, кажется, ещё чуть-чуть и он сольётся с ним. — Ты ведь будешь рядом со мной?       Джефферсон утвердительно мычит, обнимая Гамильтона, одной рукой поглаживая длинные волосы. Настенные часы отбивают привычный ритм и лишь они прерывают драгоценную тишину, которой так наслаждались оба мужчины. Алекс целует Томаса в щеку, медленно садясь на его колени и устало смотря на телевизор.       — Посидишь со мной? Я хочу посмотреть какой-нибудь фильм. Если я все же усну, отнеси меня в спальню, пожалуйста.       — А что будем делать, если я усну?       — Не волнуйся, я тебя разбужу.       Томас тихо смеется и смотрит на мужа с улыбкой.       — Ну ладно.

***

      На утро Александр просыпается не только с температурой, но и болью в затылке. Сил на то, чтобы встать с постели парень не находит и остаётся в спальне на весь день, закутавшись в одеяло. К нему заходит только Томас, поскольку тот боится, что ребёнок может заразиться простудой. Алекс и не против, что навещать его будет только муж, однако отсутствие любопытных зелёных глаз и блестящих золотых волос рядом довольно напрягает. В течение дня Джефферсон заходит только для того, чтобы принести воды и еды, а также приходит, дабы измерить температуру, что оставалась все такой же высокой.       — Ты не съел бульон, — шепчет вирджинец, заботливо поглаживая Гамильтона по голове, заправляя волосы за ухо и прикладываясь губами ко лбу.       — Меня тошнит, — выстанывает Александр, сжимаясь в комочек от голода и тошноты одновременно.       — Нужно поесть, Лекси, — Томас отходит за тарелкой с супом и помогает парню сесть. — Я могу покормить тебя, если хочешь.       — Я сам смогу. Я хоть и болею, но я не беспомощный, — Алекс берет миску и столовый прибор, готовясь есть.       Когда ложка приблизилась ко рту, горло сдавило и появилось знакомое, ужасное чувство, когда ещё чуть-чуть и тебя вырвет прямо на пол. Гамильтон поспешил поставить все обратно и буквально побежал к двери, оказавшись в коридоре. До санузла он не успел добежать совсем немного, поскольку голова закружилась, а ноги отказали и Александр больно ударился коленями о деревянный пол. В итоге вывернуло его прямо там, в коридоре, в метре от нужной двери.       — Все настолько плохо? — Джефферсон пошёл за мужем почти сразу, как тот вышел из комнаты. — Тебе нужно умыться.       — Прости, — прохрипел Алекс, когда оказался на чужих руках. — Тебе потом это убирать.       — Уберу, куда уж денусь, — вирджинец заходит в ванную комнату и садит парня на край ванной, стараясь увериться в том, что тот не упадёт и держится крепко, а после берёт тряпку и скрывается за косяком двери.       Вскоре на этот шум прибежал Филипп, что сразу же начал задавать Томасу разные вопросы, из которых узнал, где же Гамильтон-старший, кого здесь стошнило и почему с ним сегодня только Джефферсон, хотя Александр дома.       — Папа? — Фил заглядывает в ванную и улыбается, подбегая к нему. — Как ты себя чувствуешь?       — Не очень хорошо, если честно, — на лице Алекса тут же появилась улыбка, в то время как одна рука взъерошила ребёнку волосы. — Но я надеюсь, что послезавтра смогу с тобой поиграть и погулять.       — Я буду ждать! — Филипп поцеловал отца в лоб, обняв его ещё раз и убегая в коридор, а после куда-то вниз.       Гамильтон вздохнул, сохраняя улыбку, пока в дверях не появился Томас, а где-то в груди не закололо. Александр сжал футболку на себе примерно в том месте, где была острая боль, постепенно опускаясь на колени, держась за раковину. Он не слышит супруга, поскольку боль постепенно становилась слишком сильной, чтобы можно было сосредоточиться хоть на чём-то, кроме попытки её стерпеть. В какой-то момент она пропадает, также неожиданно, как появилась. До его ушей доносятся только обрывки взволнованных слов Джефферсона, что сжимал плечи парня до красноты.       — Хей, Алекс, ты тут? — радостно спрашивает вирджинец, заметив в чужих глазах блеск понимания. — Что случилось?       — Я не знаю... — просто шепчет мужчина, размякнув в чужих объятиях, когда его вновь подняли на руки. — Мне стало очень больно в груди. Кажется, я даже не дышал.       — Тебе нужно отдыхать и попробовать поспать, — Томас хочет продолжить, но его прерывает слабый вымученный шёпот.       — Ну не могу я уснуть. Весь день усталый, спать хочу ужасно, а уснуть не могу. Это ужасное чувство и мне оно не нравится! — Александр утыкается носом в чужую шею, шумно дыша и пытаясь придумать, что может облегчить его страдания. — У нас осталось снотворное?       — Кажется, да, — Джефферсон относит супруга в спальню, укладывая его на кровать и укрывая пышным одеялом. — Я могу поискать.       — Буду очень признателен, если ты его найдёшь, — Алекс устраивается поудобнее, практически сливаясь с одеялом, чувствуя жар вместе с не проходящим холодом. — Я так устал...       Томас понимающе посмотрел на супруга, а после, поцеловав напоследок в лоб, поднялся и вышел из спальни, прикрыв дверь. Проходит некоторое время, прежде чем мужчина возвращается с маленькой таблеткой и стаканом воды, помогая Гамильтону выпить последнюю надежду, а после плотнее укрывает одеялом, уходя из комнаты насовсем и из коридора слышно только как Джефферсон просит сына не шуметь хотя бы на втором этаже. Алекс первое время все ещё находится в ужасном состоянии, понимая, что ещё чуть-чуть и он забудется сладким сном, однако это блаженное время все никак не хотело наступать. Таким образом парень пролежал в постели минут пять, однако для него это было мучительной вечностью, что закончилась глубоким сном. Снотворное сделало своё дело и Александр проспал до поздней ночи, когда проснулся весь в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем, и ужасной жаждой. Видимо, ему приснился кошмар, который моментально забылся.       — Т-томас... — шепчет парень, вытягивая руку и кладя ладонь на необычно ледяную часть кровати, на которой обычно спал супруг. В голове появилось предположение, что он может быть в их гостевой комнате, чтобы не мешал во время сна. Гамильтон ничего не видит в темноте, отчего попытка встать на дрожащие ноги оказывается неудачной и он падает на пол, успев вытянуть руки вперед. Так, на четвереньках, он еле добирается до двери и открывает её, тут же выглядывая и понимая, что дальше также будет кромешная чернота. — Томас...       Алекс старается подняться по косяку двери и у него это на удивление получается. Он легко находит выключатель и в спальне загорается яркая лампа, отчего парень тут же жмурится и долго не открывает глаза. Александр делает шаг вперёд, в темноту, надеясь, что так он сможет дойти нормально, но появляется старая проблема дрожащих ног и невозможности передвигаться в темноте. На ощупь он добирается до перил лестницы и все же решается открыть глаза, понимая, что теперь он может нормально видеть. Попытка позвать мужа вновь не увенчалась успехом и он просто старается дойти до заветной двери. По стенке, иногда чуть-ли не падая, Гамильтон все же добирается до нужной комнаты. Он осторожно открывает дверь, понимая, что земля вновь уходит из-под ног и парень, в попытке устоять на месте, тянется за ручкой двери, что неожиданно, но логично, не стоит и движется вперёд, отчего Алекс буквально падает внутрь, создав приличное количество шума.       — Томас... — вновь шепчет Александр, старясь хотя бы сесть, когда к нему подбегает Джефферсон, крепко обнимая больного и поглаживая его по щекам, смотря прямо в глаза. — Томас, мне страшно.       — Я здесь, я рядом, все хорошо, — торопливо шепчет сонный вирджинец, после чего вновь долго целует в лоб. — Что случилось? Почему ты пришел ко мне?       — Я проснулся... весь мокрый... вспотевший... стало... очень страшно... а во рту... пересохло. Еще я, — Гамильтон глубоко вдыхает, замечая, что слова даются ему с трудом. — Я еле дошёл... до тебя.       — Пошли обратно, я принесу тебе воды, — Томас подхватывает супруга на руки и осторожно несет вновь в комнату, где, усадив на кровать, хочет уйти на кухню за водой, как его хватают за футболку и тянут назад.       — Нет! Не уходи... мне очень страшно, Томми, — тихонько шепчет Алекс, смотря куда-то в пол. — Останься со мной, пожалуйста.       — Я могу пойти с тобой на кухню, если такое дело, — говорит Джефферсон и, видя, как парень энергично кивает, вновь берет его на руки и старается как можно осторожнее идти по коридору, а после по лестнице, ведущей на первый этаж. — Тебе приснился кошмар?       — Думаю да... но я не... я не помню... его, — Александр крепко обнимает мужа за шею и прижимается как можно плотнее. — Поспи сегодня со мной, прошу тебя. Не уходи.       — Я обещаю, что проведу ночь с тобой, — Томас не отпускает Гамильтона, даже когда наливает воду в стакан одной рукой и, отдаёт его больному, а после убедившись, что тот держит сосуд крепко, начинает идти обратно в спальню. — Мне опять принести снотворное или ты сможешь уснуть сам?       — Думаю, лучше принести, — не сразу отвечает мужчина, до этого выпивая большую часть воды в стакане. — Даже если смогу уснуть сам, то в любом случае, не хочу мучаться. И не дели таблетку пополам. Хочу поспать подольше.       — В прошлый раз ты был почти что овощем от целой таблетки и проспал почти весь день, — осторожно предупреждает Джефферсон, сажая супруга на постель и подходя к выходу.       — Не думаю, что есть что-то хуже моего состояния сейчас, — отвечает Алекс, забираясь под одеяло и выжидая, когда же вернётся Томас.       Возвращается он, к слову, довольно быстро, отчего Александр уже спустя чуть меньше трёх минут спокойно спал, перед этим получив довольно приличную долю ласки и любви. Проспал Гамильтон, как и ожидалось, довольно долго, проснувшись только ближе ко времени, которое обычно приходит домой и ужинает за семейным столом. Конечно, спуститься вниз и поесть со всеми сил не было, однако основной причиной все же было какое-то странно-угнетенное состояние. Покоя не давала странно увеличивающееся количество слюны, которая сглатывалась через раз, а также чувство постоянной тревоги и страха. Будто бы прямо сейчас кто-то нападет, даже будучи в полностью безопасной комнате.       Вирджинец пришел к больному только когда смог уложить Филиппа. От предложенного ужина Алекс тут же отказался, не чувствуя даже малейшего желания есть, однако был не против выпить стакан прохладной воды. Но появилась довольно странная проблема. Когда Гамильтон подносил край сосуда с водой, то его горло тут же само по себе странно сжималось, не давая не то что хотя бы попытаться проглотить что-либо, но и даже попытаться влить жидкость в рот.       — Что-то не так? — тут же спрашивает Джефферсон, садясь рядом с парнем и взволнованно хмуря брови.       — Я не могу проглотить воду... Томас... — Александр в страхе поворачивается к супругу, тяжело дыша и испытывая ужасно сильное чувство страха. — Что со мной?