Прошло чуть больше года с тех пор, как Ларри получил в подарок электрогитару. В пансион, конечно же, запрещено провозить такие крупногабаритные личные вещи, поэтому он таскает с собой только самоучитель и медиатор — на шее, в виде кулончика. Второй он отдал Мышке, чему тот был несказанно рад. Он-то и предложил сделать из них парные кулончики в знак дружбы. Ларри показалось это слишком трогательным, но он не отказался. Да и маленькое отверстие для шнурка никак не помешает в случае чего воспользоваться медиатором по назначению. Что он и делал весь седьмой курс, умудряясь мастерить из подручных средств, натасканных из ангара, — пара дощечек, гвозди и леска, — макеты гитары для тренировки пальцев и прятать под кроватью.
Но настал очередной учебный год, ребята оказались в дальнем корпусе, и от макетов пришлось избавиться в срочном порядке, так как дошёл слух, что здесь проверки комнат на предмет несоответствующих личных вещей происходят на регулярной основе.
Широкое пятиэтажное кирпичное здание с высокими узкими тёмными окнами, окружённое размашистыми дубами, словно внушает какой-то первобытный страх всем, кто впервые видит его. Ребята кучкуются, шепчутся, глаза широко раскрыты. Однако Ларри раньше бывал здесь, когда посещал библиотеку, потому как детская библиотека не представляла с определённого момента для него интерес, и ему здание не кажется необычайно пугающим, как говорят его товарищи. Но мысль, что здесь придётся провести ближайшие пять лет, совершенно не радует. И не просто провести, а выжить бы как-нибудь. Здешний распорядок сильно отличается от того, к которому привыкли ребята, и теперь все новоиспечённые восьмикурсники, сидя за длинным общим на весь курс столом, ноют и возмущаются, делясь друг с другом негодованием. Громко говорить нельзя, иначе можно получить половником по голове и выговор на имя директора, поэтому все по большей части шушукаются. Рядом с ними, друг за дружкой, по возрастанию соответствующего курса, располагаются ещё четыре одинаковых стола.
Слегка обернувшись, Ларри замечает знакомую чёрную макушку где-то в конце соседней скамьи. Тео, активно жестикулируя, болтает со своими товарищами. Его чёрная косая чёлка отросла и теперь закрывает пол-лица, и он, периодически дуя, подкидывает её, чтобы не мешалась. Тёмные глаза, как две чёрные дыры в пространстве, даже издалека притягивают к себе внимание — и вот они уже смотрят на Ларри. Он, опустив взгляд, отворачивается, словно медленно ускользая от прицела, и обращается взором уже к своим приятелям.
— Нет, ну это вообще, вставать в семь утра! И не просто на учёбу, а на тренировку, — заговорщицки, чуть наклонившись над столом, произносит Нелл, сидящая напротив, — бледная светловолосая девушка, которая училась раньше в параллельной группе. Сейчас из всего потока составили только одну группу в пятьдесят человек — из тех, кто остался в живых. — А форма… — выпрямляется и оглядывает себя, — вы только гляньте. Кажется, ей уже лет триста.
На смену чёрным вельветовым пиджакам пришли темно-синие летние и зимние мундиры с отличительными эмблемами в виде определённого цвета ромба на левой части груди. У восьмых курсов — красные.
— Тебе в любом случае идёт, Нелл, — мягко произносит Мышка, сидя справа от Ларри и помешивая свою порцию овсянки. Он выглядит спокойным, но немного смущённым, и Ларри ухмыляется, подавляя смешок стаканом воды. Его друг явно неровно дышит к этой Нелл, которая внешне больше похожа на его родную сестру и не особо-то обращает на него внимание. Хотя она вообще не очень обращает на кого-либо внимание, привлекая его только к своей персоне, тем не менее этот факт никого, вроде как, и не раздражает. Кажется, будто это её изюминка, поскольку своими всплесками эмоций она довольно умело разбавляет мрачный настрой, порой царивший за столом или на уроках. Жёсткие правила поведения она пока не может усвоить, отчего уже успела схлопотать два низших балла за поведение в первую же неделю учёбы.
— Спасибо, Ховарт, — мило улыбается Нелл, заправив челку за ухо и мельком выстрелив глазами в Мышку, но тот всё ещё усиленно любуется овсянкой. — Думаю, я уже не вырасту, и эта старая форма с заплаткой на локте останется со мной на ближайшие годы, сменяя только эмблемы… Эх…
— Не переживай, ты не одна такая. Я, походу, тоже уже не вырасту, — подбадривает Ларри, дожёвывая уже остывшую склизкую кашу и указывая на дырку в подкладке мундира. Ларри как резко вымахал пару лет назад, так больше ни на сантиметр и не продвинулся: Мэриана до сих пор не перерос, хотя обещал; даже Ховарт его уже почти догнал; остальные ребята также не отстают. Хорошо, что хоть девчонки все примерно на его уровне и ниже и, вроде как, расти дальше не планируют.
— Мужчины растут до двадцати пяти лет, Ларри, так что надежда ещё есть! — обнадёживает Нелл, и Ларри в ответ, изобразив радостную гримасу, показывает большой палец вверх.
Звенит звонок, сообщающий, что всем срочно пора заканчивать со скудной трапезой и возвращаться к учёбе. Ларри относит к окну с грязной посудой свой поднос и оказывается позади знакомой спины. Однако Тео стал выше Ларри на голову и явно покрупнел по сравнению с позапрошлым годом.
«Сколько ему? Четырнадцать? Пятнадцать? И спортом занимается… Интересно, в этом году он продолжит меня доставать?» — вздыхает Ларри и вспоминает, каким же спокойным был седьмой курс.
— Смотри, куда прёшь, кудрявый, — незнакомым, басовитым голосом произносит Тео, когда Ларри, задумавшись, наступает тому на ногу. Тео уже поставил свой поднос и развернулся обратно, а Ларри как всегда неуклюже тупит.
— Отходи быстрее, чё тормозишь? — язвит Ларри вместо извинений, но позволить Тео такую роскошь он не может. Тот приподнимает бровь — одну или обе, Ларри не знает, так как челка закрывает обзор наполовину — и как-то подозрительно скалится.
— Ещё увидимся, Ларри, — бросает он, направляясь в сторону выхода, и собственное имя Ларри кажется слишком острым. Наверное, в этом году ему всё же не избежать стычек с Тео.
Неделю Ларри в дальнем корпусе, а с ним только в гляделки играли. Ларри уже обрадовался, что тот перерос их непонятные перепалки, но теперь что-то ему подсказывает, что всё ещё впереди. Хотя, если год назад Тео несмотря ни на что наехал бы на него и хотя бы подставил подножку, наступи Ларри тому на ногу, то сейчас ведёт себя довольно сдержанно. И правда, видимо, как и говорил директор, старшекурсники по большей части становятся тише воды, ниже травы. Правда ведь?
Первая неделя учёбы пролетела незаметно: сначала новеньких встретили здешние преподаватели и распределили попарно в комнатах, затем провели экскурсию по корпусу и по территории, находящейся за ним, которая, оказывается, настолько огромная, что по площади равна трём территориям детского корпуса. Ларри сначала задумался, зачем столько? Оказывается, помимо утренних тренировок, старшаки выполняют такую работу, как уход за животными, посадка и сбор урожая — несколько полей! — и когда только учёбой заниматься? На деле выходит, что работа в поле — это своего рода наказание для провинившихся, а за животными нужно ухаживать каждый день по особому расписанию, по крайней мере весь восьмой курс, а далее — кому как повезёт. Собственно, и вопрос о том, почему Ларри никогда толком не видел раньше старшекурсников, тоже отпал: а им и некогда гулять и фигнёй страдать. Видимо, всякие вылазки на каток и футбол — своего рода единственное развлечение в стенах пансиона. Ну, возможно, ещё на посвящении будет интересно, которое, как стало известно, проводится в октябре.
Но самый сильный удар для новеньких — режим света, почти как и в обычной взрослой жизни, а именно: только в семь вечера на три часа включается электричество. Ну хоть на час больше, чем в городе, и на том спасибо. Вот только попробуй успеть сделать всё, что необходимо, за этот промежуток времени, чтобы потом глаза не вывалились при тусклом освещении дымящейся свечи. Хотя и при тусклом освещении одной-единственной лампочки на комнату тоже велика вероятность в скором времени ослепнуть, но раз в городе такие правила, то и здесь аналогичные. Подготовка ко взрослой жизни!
Может, многим это и кажется обычным, но дома у Ларри доступ к свету есть всегда, и теперь он чувствует себя белой вороной.
Ну хоть теперь он живёт в комнате вдвоём вместе с Мышкой. Томас вообще с ними перестал нормально общаться, только и делал в прошлом году, что наезжал, огрызался и появлялся лишь переночевать. Ларри, несмотря ни на что, переживал за бывшего друга, но тот не хотел идти на контакт, словно специально отдаляясь. А вот изрядно вытянувшийся и даже немного похорошевший Мышка: лицо перестало трещать по швам и приобрело необычайно изящные, по мнению Ларри, формы, а позвонки уже не торчат, как у фантастических троглодитов из книг, — радует своим присутствием в жизни ещё больше, чем раньше. Ларри и не думал, что они настолько сблизятся, но сейчас он готов ему доверить почти все свои тайны. Самую уязвимую тайну он, оберегая, пока что носит за пазухой, под сердцем, ведь пока в их дружбе всё хорошо, и Ларри не торопится…
Не торопится признаваться в том, в чём сам себе не мог признаться, но устал отрицать очевидное: ему нравятся парни, а не девушки. А если ещё конкретнее, то ему нравится его кузен. Тот, конечно, не воспринимает его настолько серьёзно. Да и вообще, со временем, пока Ларри привыкал к своим чувствам, он понял, что в обществе они не являются нормальными. Пару раз Ларри слышал, как таких же, как и он, с позором отправляли по обмену в другие города на более тяжёлые работы и где наименее выражен дефицит с деторождением. Признаться Мэриану — всё равно, что обречь себя и свою семью на нестираемую кляксу бесчестья, поэтому Ларри просто пытается наслаждаться редкими встречами с братом. В этом году Мэриан отправился в армию, и теперь они вообще не скоро увидятся. Ларри хочется отвлечься и погрузиться во что-то, глубже утопая в делах, дабы постоянные мысли о брате не сверлили мозг.
— Гляди, я сегодня стащил с местного ангара леску и деревяшки. Сделаю как в прошлом году себе подобие гитары и теперь буду тебе тут концерты устраивать, — поиграв бровями, Ларри демонстрирует свой трофей: две дощечки и спутанный моток лески.
«Да уж, Ларри, ты умеешь отвлекаться. Прямо-таки профессионал. Учишься играть на гитаре, подаренной человеком, по которому с ума сходишь, и при помощи самоучителя, который написал всё тот же человек», — саркастично думает насчёт себя Ларри.
— Ага, клептоман ты, а не гитарист, — смеётся Мышка, полулёжа расположившись на кровати. Сейчас у ребят послеучёбное свободное время, уроков пока много не задают, так что есть время на отдых. Мышкина тумбочка рядом с кроватью уже завалена пирамидой книг, а сам он листает что-то по психологии. Он очень увлёкся идеей стать психологом, наплевав на прежнюю мечту об инженерии, но Ларри его в этом тоже поддерживает: какая разница, кем станет Мышка по работе, если он уже тот, кто ему нужен по жизни?
— Одно другому не мешает, — пожимает плечами Ларри и усаживается к себе на кровать. Ему непривычно спать так низко после верхнего яруса, но теперь он хотя бы не видит пустующий матрас, напоминающий о Шоне. Сейчас у стенки напротив находится живой и вполне себе здоровый человек, сердце каждый раз не сжимается, как улитка прячась в панцирь, при взгляде в сторону. Хотя здесь, в покое и тишине их комнаты, волнение и трепет ощущаются даже намного сильнее, громче, чем в гуще событий.
«Интересно, многое изменилось бы, останься Шон в живых?» — мелькает в голове, но Ларри старается мысленно отмахнуться от навязчивых бесполезных размышлений.
— Смотри, чтоб тебя не спалили, — в усмешке Мышки звучит капля строгости.
«Всё ещё нянчится», — качает головой Ларри и решает немного возмутиться:
— Я сделал в тумбочке двойное дно. А так… Ну и чё, отправят в поле работать? Вот напугали тоже, — закатывает глаза и возвращается к распутыванию лески. Пусть у макета и не слышно будет музыки, но для Ларри главное — это пальцы натренировать так, чтобы потом перед Мэрианом не опозориться, а еще лучше — удивить, поразить, заставить посмотреть на него, как на равного себе. Можно ли это сделать всего лишь игрой на гитаре? Ларри не знает, но попытка не пытка. Других вариантов он пока не может придумать, учитывая, как мало у них вечно времени на общение.
В прошлый день рождения они с братом мало виделись, только под самый вечер, но Ларри радовался и этому. Всё же тот не сбежал, а просто был занят каким-то очередным поручением Герольда. Но вечером они проболтали весь праздник, стоя на балконе. Ларри кажется, что брату не хватает внимания в его семье из двух человек. Герольд — сама строгость, а матери нет. Мэриан никогда не говорил, куда она делась, а у Ларри не поворачивается язык спросить в лоб, учитывая, что они только-только наладили общение. Раньше он был слишком мал для таких вопросов, а сейчас он слишком боится оттолкнуть своего брата.
— Ты не просто ученик, помнишь? Ты будущий наследник монополии… — продолжает нудить Мышка, читая книгу и накручивая длинный локон волос себе на палец, и Ларри не выдерживает:
— Мышк, я и так в курсе, — дёргает сильнее леску, отчего она ещё больше запутывается. — Но ведь дышать-то хочется немного свободнее, — вздыхая, откладывает клубок на тумбочку рядом с кроватью и падает лицом в подушку, бубня в неё: — То нельзя, это нельзя, — поворачивает голову в сторону оторвавшегося от чтения Мышки и встречает голубые глаза, обрамлённые светлыми ресницами. — Я постоянно сдерживаюсь. Ещё немного, и я набью кому-нибудь морду просто за то, что он на меня не так посмотрел.
«Только такие ясные голубые глаза могут смотреть на меня как угодно».
— Тук-тук. Ну привет, кудрявый, — Ларри устремляет взгляд в сторону открытых дверей — замков у них не предусматривается, — где ну прям своевременно к фразе про «набить морду» появляется Тео. Ларри присаживается, оглядывая того с ног до головы. «Отыскал же, припёрся. Чего припёрся?» — Первое негласное правило дальнего корпуса: прикрывайте детки двери, — ухмыляется Тео, осматривая их комнату со взглядом, полным отвращения, будто в грязный сарай пришёл.
— Здравствуй, Тео, — раздражённо здоровается Ларри. Ему хочется сказать, чтобы тот шёл, куда шёл, но в итоге типа интересуется: — Чем обязан?
— Хм… Раз спрашиваешь, то пусть будет всем, — опирается плечом на косяк и хитро улыбается. Ларри закатывает глаза и замечает то же самое действие за Мышкой, отложившим в сторону книгу. Тео, скрестив руки на груди, монотонно-низко произносит: — Ты, альбинос, выйди-ка отсюда.
— Слышь, — Мышка щурится и, подорвавшись с кровати, дёргается в сторону Тео, — оборзел? Ты в чьей комнате?
— Мышка, — Ларри, подскочив, выставляет руку в сторону, сдерживая порывы друга, глядя тому во взбешённые глаза, — выйди, пожалуйста. — Он понимает, что Тео пришёл явно поговорить с ним тет-а-тет, а значит, Мышке в любом случае нужно уйти. В конце концов, потом ему расскажет, ну или его заставят рассказать.
Мышка, искоса глядя на Ларри, глубоко вдыхает и, оттолкнув его руку, проскальзывает в коридор, не церемонясь толкая Тео в плечо. Пролетая мимо, фыркает:
— И да, я не альбинос, неуч.
— Да мне насрать, — лениво отвечает Тео. Закрыв за собой дверь, проходит внутрь медленными, мерными шагами мимо Ларри, у которого сразу же будто развилась клаустрофобия, и оказывается рядом с Мышкиной кроватью. Садится на неё и внимательно смотрит на Ларри, а он всё это время не вдупляет, какого черта тут происходит? Что за наглость? — Короче, кое-какие ребята хотят с тобой познакомиться.
— Какие такие ребята? — ехидно спрашивает Ларри, облокачиваясь на высокий комод, стоящий у подножия его кровати.
— Особенные. Я так понимаю, ты все ещё не хочешь идти в футбольную команду? — спокойно спрашивает Тео, разглядывая свои ногти, затем подносит большой палец ко рту, надкусывает заусенец и выплёвывает в сторону книг на тумбочке Мышки.
— У меня есть те, с кем мне приятно общаться. Больше не надо, спасибо, — наигранно-учтиво отвечает Ларри.
— Придётся, — пожимает плечами Тео, наблюдая из-под чёлки, снова пронзая своим ядовитым взглядом.
— Придётся? Или что? — Ларри складывает руки на груди. Он понимает, о ком идёт речь — о тех самых богатеньких детях, о которых ещё давно говорил директор. Ларри не особо интересуется политикой: может, ему и правда не интересно, может, потому что для этого нужно хотя бы газеты читать, которых тут не найти, а может, назло… Герольду? Он и сам пока не разобрался, но теперь ему кажется, что пора переступить через себя и таки начать интересоваться.
— Или Томасу будет не сладко на тренировках, — как ни в чем не бывало говорит Тео. Ларри чувствует, как воздух начинает сильнее проникать в лёгкие. Сильнее и чаще, а ладони вспотели.
— Ты мне угрожать собираешься? — хмурится Ларри, и Тео подходит к нему ближе.
— Да, — пожимает плечами, глядя на него сверху вниз. — Подумай ещё раз, а я тебя спрошу чуть позже, — подмигивает и, наклонившись к уху Ларри, шепчет: — Оставь надежду, всяк сюда входящий. — Тёплый воздух, коснувшийся мочки, разогревает волной всё тело. Тео обходит Ларри, направляясь в сторону двери, и прощается дьявольским приветствием: — Добро пожаловать в Ад.
***
Восьмикурсники толпятся, как стадо баранов, и следуют туда, куда им тявкает преподаватель. Одно радует: они его уже знают. Тот самый Барри Смит — учитель труда в детском ангаре — единственный преподаватель, который обучает и старшекурсников, как оказалось. Ученики немного расслабляются при виде знакомого лица, и Ларри прямо чувствует, как напряжение, повисшее в воздухе со времени их приезда, немного спадает на нет.
— Хоть бы он и тут нам про детские стулья не начал заливать, — улыбается Мышка. Ларри хмыкает, вспоминая забавные угрозы учителя.
— Итак, ребята. Прошу любить и жаловать наш зверинец, — остановив группу у длинного двора с большими деревянными сараями, громко произносит Барри Смит, рукой указывая на здания. Пахнет травой, помётом и сыростью. — На нашей территории находятся различные животные, за которыми требуется своевременный уход. Четыре коровы, один бык, две лошади, старая коза, три собаки и даже кошка где-то шарится. Также есть довольно обширный курятник и свинарник.
Пасутся звери на отдельно-отведённом поле, помимо него есть ещё поле с кукурузой и картошкой, овсом, а также спортивное. Большую часть пищи, что вы употребляете за столом, помогаете добывать себе сами, как, наверное, уже догадались. Так что в ваших же интересах хорошо заботиться о животных и будущем урожае.
— И когда же отдыхать? — звучит чей-то разочарованный голос.
— Мы, конечно, не изверги и постоянно вас грузить не собираемся. У вас будут часы отдыха, помимо перерывов на обед. Расписание всегда висит у входа в корпус и на каждом этаже у главной лестницы. Если вкратце: на этом курсе утром вас ждёт тренировка, душ, уход за мелкими животными, после обеда — основная учёба до пяти-шести вечера, затем свободное личное время и три часа света для уроков, ужина и подготовки ко сну. В десять вечера отбой. Выходить из комнат после отбоя запрещено, кроме как по естественным нуждам. По выходным — занятия спортом, уроки, также уход за животными и отработка провинившихся, а их, как показывает практика, будет много, поверьте. Всё ясно?
Ребята все недружно кивают, и Ларри снова ощущает уныние в воздухе, но ровно до тех пор, пока Барри Смит не выводит к ним из конюшни настоящего коня.
Черный, шерсть лоснится и такой послушный. Мистер Смит гладит его по носу, и тот тычется мордой ему в лицо.
— За каждым из вас будет закреплено животное, вы будете обязаны прийти и провести соответствующие манипуляции согласно графику. Сначала вам, конечно, не будут доверять уход за крупным скотом, а старшие курсы помогут во всём постепенно разобраться, но потом всё это станет вашей самостоятельной работой, за которую вы также получите оценки.
Конечно же, Ларри очень сильно захотел ухаживать именно за этим конём. Как и что делать — он абсолютно не знает, но видеть фыркающую груду мышц для него — словно чудо из чудес. Мэриан рассказывал ему про лошадей, Ларри читал про них в книгах, но чтобы вот так близко… А ещё и притронуться можно будет! Если позволят, то и покататься. Ларри сразу же себя одёргивает, понимая, что это — большая удача, если жребий судьбы выпадет на его голову.
В последний раз когда Ларри лунатил, примерно с полгода назад, ему как раз снились лошади. Правда во сне они предстали перед ним не в лучшем свете. Он убегал от них по ущелью, как оказалось, на самом деле он нёсся по коридору детского корпуса. Споткнувшись о ковёр, он распластался прямо перед охранником, который, схватив ещё толком не проснувшегося Ларри за шиворот, сразу же повёл к директору. Тот был не особо рад внезапной встрече в три ночи, но тем не менее, не повышая голоса, пригласил к себе в кабинет. Ларри пришлось переночевать на разложенном кресле мистера Майерса, потому что снова вырубился, так и не успев с ним поговорить. С утра, не понимая, где находится, Ларри подскочил с кровати и, заметив дверь, побежал в ее сторону, но она оказалась заперта. Чужой голос окликнул его:
— Стойте, мистер Бэрк, — Ларри почувствовал на своём плече чью-то руку. Он смахнул её и развернулся, опираясь спиной на дверь. Из-за накрывшей паники Ларри не сразу понял, кто перед ним. — Не бойтесь, у вас снова был лунатизм, и охранник подобрал вас в коридоре да притащил сюда, — Ларри отбивался от тянущихся к нему рук. Сердце зашлось так, что бьющим молотом отдавалось в голове, и он, схватившись за неё, сполз на пол. — Тихо, мальчик, тихо.
Лёжа на полу, Ларри начал озираться по сторонам и по обстановке понял, что находится у директора в кабинете. Вглядевшись в человека, узнал и мистера Майерса.
— П-простите, простите, только не говорите родителям, пожалуйста, только не говорите родителям, — не мог остановиться Ларри, повторяя одни и те же слова.
«Нельзя беспокоить мать по таким вещам, она ещё больше станет пить, расскажет Герольду, тот наедет из-за пьянства на неё, из-за этого и на меня, а отец как всегда ничего не сможет сделать, нельзя, нельзя…» — мысли вертелись смерчем в голове, хотя раньше Ларри не особо волновался по этому поводу. Но почему-то именно сейчас ему словно пощёчину влепили, и он вмиг очнулся и посмотрел на многие вещи новым взглядом. Верным или нет, он не знал, но чтобы ещё и об этом не добавлять размышлений в общую копилку кишащих мыслей, Ларри укусил себя за тыльную сторону ладони. Боль отрезвила.
— Я никому не скажу, Ларри, всё хорошо. Отпустите свою руку, вот так, вставайте, давайте помогу, — директор подхватил за подмышки, и Ларри, разомкнув челюсть, добрался на ватных ногах до стула. Перед ним поставили стакан воды, и он залпом осушил его. — Скажите, — усевшись напротив, обратился директор, — как часто с вами происходят такие приступы?
— Лунатизм? Не знаю, уже реже… — Яркий солнечный свет мешал нормально соображать.
— Про лунатизм я в курсе, это скоро пройдет… Но вот то, что было сейчас? — уточнял мистер Майерс, кутаясь сильнее в халат, отчего выглядел как-то особенно по-домашнему.
Ларри не сразу догадался, о чём тот говорил, но по направленному на его окровавленную руку взгляду понял.
— Не знаю, может, раза два… Да, наверное, пару раз, — Ларри вспомнил случай у себя дома, когда он так ударился головой, что отрубился.
— Ясно. Вы же знаете, что об этом я не смогу умолчать? Вам надо обратиться к врачу, — вкрадчиво произнёс директор, снова наливая из графина воду в стакан.
— Нет, пожалуйста, директор! — не унимался Ларри. Чувство тревоги всё ещё окончательно не выветрилось из груди.
— Тсс, тихо, успокойся, — директор положил свою широкую теплую ладонь на плечо Ларри. — Давай так, если это будет повторяться, то ты приходишь ко мне, а я отведу тебя к врачу. Хорошо?
— К какому?.. — не понял Ларри.
— У нас есть здесь местный психолог. Для начала к нему. Иначе у ваших родителей появится ещё больше вопросов насчёт такого рода отметин. Мы же не хотим этого, правильно? — его пальцы слегка сжали плечо Ларри, ещё больше нервируя.
Ларри, конечно же, не хотел проблем. Единственное желание в тот момент было — схватить стакан и кинуть в стену. Он прокрутил этот момент в голове несколько раз и, представив, что сделал это, слегка улыбнулся директору:
— Конечно, спасибо. Если что, я обязательно вам сообщу.
***
Ларри слышит издалека возгласы играющих. Засунув руки поглубже в карманы спортивных штанов, протяжно выдыхает и движется в сторону ребят. Шаг за шагом, удар сердца за ударом.
— О, смотрите, кто к нам пожаловал! — Тео замечает его первым, и все остальные поворачиваются в сторону Ларри. Он всматривается в незнакомые лица, пытаясь понять, кто «те самые». Замечает среди всех Томаса, стоящего у ворот и вытаращившего глаза. Даже издалека всё ещё заметен синяк, который Ларри увидел с утра в столовой, после чего принял решение, что пора всё же наведаться на встречу. Он сам подошёл к Тео, и тот сказал приходить ему на поле после уроков. Вот он и здесь.
— Ребята, пока без нас, — кричит командам запыхавшийся высокий блондин, на вид лет шестнадцать, с разбросанными по сторонам влажными волосами под каре. Он делает знак «своим», и вместе с ним и Тео в сторону Ларри направляются ещё три человека примерно их же возраста, одетых в одинаковые тёмно-зелёные футболки, чёрные спортивные штаны, кроссовки и белые длинные гольфы. Ларри определил этих людей как коренастый бритоголовый, носатая шпала и очкарик обыкновенный. Томас остаётся на месте.
«Пятеро… Один из них не сливки общества, кто же остальные?»
— Здравствуй, Ларри, — произносит блондин. Его глаза слегка прикрыты, будто он очень хочет спать. — Прости за столь странное место встречи, но, сам понимаешь, времени здесь не особо много, — пожимает плечами и протягивает руку.
— Привет, — здоровается Ларри рукопожатием. Ладони блондина влажные, склизкие, и Ларри борется с желанием поскорее одёрнуть свою руку и тщательно отмыть с мылом. Остальные ребята окружают его и просто изучают взглядом. Ларри хочется провалиться сквозь землю, лишь бы не стоять мишенью, но вместо этого он поднимает выше подбородок — был он вожаком или не был?
— Пойдём, присядем… — кивает блондин в сторону лавочек, стоящих по бокам поля. Оставшиеся игроки продолжают пинать мяч.
Дойдя до лавочки, Ларри садится на неё и ждёт продолжения увлекательного знакомства. Блондин останавливается перед ним со всей свитой.
— Знакомься, это Джордж, — указывает на лысого. — Мейси, — поворачивается к шпале. — И Кайл, — хлопает по плечу очкарика. — Ну, а с Тео ты уже знаком. — Ларри переводит взгляд на своего заклятого врага, который держится чуть поодаль от остальных. «Интересно, кто он среди них? Наверняка есть какая-то иерархия. В таких компаниях иначе не бывает». Блондин заканчивает, приложив руку к своей груди: — Меня зовут Курт.
— Угу. Ну, а я Ларри, как вы уже все, видимо, знаете, — машет рукой Ларри, пока не понимая, кем же в данном случае хотят сделать его в местной иерархии.
— Да, Ларри, знаем, — голос Курта вдруг тянется, как резина. — И нам очень интересно, почему ты не хочешь вступить к нам в команду, — он упирается руками в бока и, наклонив голову, щурится, отчего кажется, будто глаза полностью закрыты. Две тонких щёлки, два острых лезвия — смотрят и царапают.
— У меня другие интересы, — Ларри пытается не прерывать зрительный контакт, но кажется, что ещё немного, и царапины станут видны снаружи.
— Ошибаешься, Ларри, — Курт подходит ближе, и смотреть на него снизу вверх уже просто неудобно. Ларри, опустив взгляд, смотрит на появившиеся перед ним чужие кроссовки. Стильные, новые, слегка запачканные. Им на вид нет ещё и полугода, а замша обычно плохо себя ведёт в постоянном использовании: значит, аккуратен, педантичен, ну и может позволить себе дорогую обувь. — Это ты сейчас так думаешь, но, по правде, наши интересы очень схожи.
— Я не понимаю, — мотает головой Ларри, хоть и догадывается, про что тот имеет в виду, однако хочет, чтобы Курт сам рассказал.
— А я объясню, — Курт присаживается на корточки, и лезвия снова пронзают остротой. — Мы — дети монополистов, и нам нужно держаться вместе. Впереди у нас общее дело…
— И как это, как ты говоришь, общее дело связано с футболом? — морщится Ларри.
— Когда я говорю, Ларри, — с нажимом произносит Курт, — меня не стоит перебивать. Так вот. Наше дело — помогать друг другу, — он хватает лежащую рядом палку и чертит перед Ларри несколько кругов. — Впереди каждого из нас ждёт правление компанией, а то и не одной. Нам нужно налаживать контакты, — соединяет линиями все окружности. — Нужна команда, — обводит всё в большой круг и тычет в него палкой: — Футбол — это команда. Здесь мы учимся доверять друг другу, видим слабые и сильные стороны каждого. Плюс, это отличное прикрытие — всегда есть предлог для, так сказать, официальных встреч в этих стенах.
— Ну, а если мне это не надо? — пожимает плечами Ларри.
— Надо. Если это будет не нужно тебе, значит мы сделаем так, чтобы было нужно. Тео… — Курт встаёт и слегка оборачивается. Остальные ухмыляются, и Ларри хочется бежать от этих противно изогнутых линий на лицах. Когда с человеком выясняешь проблемы один на один, то ваши силы более-менее равны, но в данном случае, что бы Ларри ни предпринял, он в проигрыше.
Тео делает пару шагов вперёд:
— Я тебе тогда даже не намекнул, а прямо сказал, — наклоняется к Ларри, — идиот. — Ларри утопает в черноте глаз, где невозможно разглядеть даже отблеска от солнца. — Томас уже светится своим первым синяком, думаю, ты и так догадался, откуда он?
— Тварь, — цедит Ларри. Видимо, Тео полезен Курту своей хитростью, умением уговаривать, уламывать. Ларри думает, что у того наверняка есть ещё тьма способностей, о которых он пока не догадывается.
— Ну-ну, полегче, — смеётся Курт, слегка отталкивая Тео рукой, и тот, не отрывая глаз от Ларри, послушно отходит. — Я в курсе, что у вас «любовь» с первого взгляда, но держите себя в руках. Ну, так что, Ларри, вступаешь в нашу команду по-хорошему или Томасу и второй глаз разукрасить?
