Сердца нет!

Серебристые мазки краски — такие красивые, переливающиеся на свету — напоминают об улетевшем за пределы пансиона воздушном змее. Как далеко он улетел? Сгнил ли или его кто-то подобрал? Ларри закрашивает красные ореолы вокруг глазниц. Ещё бы рот у маски разрезать, чтобы окончательно превратить её в нечто правильное, верное и идеальное. Ларри всегда хотел стремиться к идеалам, а молчать — никогда не входило в его жизненные ценности. Кисть неуверенно скользит по гладкой поверхности, рисуя улыбку там, где должны быть губы, и Ларри, вздохнув, полностью окрашивает маску в серебряный цвет. На завтра назначена поездка домой, а оттуда — в авиапорт и — впервые по небу на дирижабле — в город Стоун, на свадьбу, где ему предстоит встреча с сестрой, будущей женой и, видимо, с самим собой. Положив маску сохнуть на тумбочку, Ларри начинает собирать в рюкзак вещи в дорогу. Вдруг пальцы нащупывают что-то под порванной подкладкой, и он выуживает оттуда коробочку, которую как-то всучила мать на день рождения. Ларри так и не открывал с тех пор подарок, и углы коробочки за время немного потрепались. Он поглаживает их большим пальцем, немного испачканным в краске. Интересно, как там мама? Чувствует ли она себя лучше? Ларри соскучился. Раскрыв ножик, он поддевает бечёвку, разрывая её, и открывает подарок, внутри которого находит опасную бритву и помазок, обёрнутые в пожелтевшую бумагу. Как мило: всё же родители, даже находясь далеко, хоть как-то проявляют заботу, пусть это и не выглядит так, как хочется Ларри. Интересно, а как отец поживает? Он правда на стороне Ларри и помогает Герольду, а тем временем сын только обижается, как капризный ребёнок, и даже не думает о том, сколько ещё пострадавших от клана? Или отец устал и сбежал из семьи, а Герольд пользуется этим? Ларри запутался. Необходимо снова лично встретиться со своей сестрой и попробовать поговорить с ней, и на этот раз ему нужны сухие факты, а не эфемерные слова о том, что Ларри не стоит бояться. Чёрт, да ведь он сам примерно так же говорил Анне перед тем, как привести в душевую. Они с сестрой просто мастера успокаивать и объяснять, конечно. Что поделать, родственники! Анна с тех пор, как вступила в клан, на первый взгляд ничуть не изменилась. Всё те же аккуратные косички, широкая улыбка, открытые глаза, правда, теперь кажется, будто в них пропал тот неповторимый жизнеутверждающий блеск, а в её походке исчезла лёгкость и появилась скованность. Однако, надо отдать должное Тео, Ларри ещё ни разу не замечал, чтобы он как-то нагрубил Анне: наоборот, он очень терпеливо и вкрадчиво объясняет бедной девчонке всё то, с чем ей предстоит столкнуться. И если бы не взволнованный взгляд украдкой в сторону Ларри, то он бы подумал, что она и правда рада тому, что происходит, а не что она просто прекрасная актриса. Он бы рад отдать Анне свой телефон, чтобы та записала всё, что ей рассказывает Тео, но боится, что она нечаянно напортачит: выронит из кармана, нажмёт не на ту кнопку — и весь план полетит к чертям собачьим. Да и наедине остаться у них почти никогда не получается, что ещё больше напрягает, а время тянется бесконечно долго и лениво, как потягивается с утра только что проснувшийся кот. У стен есть уши и глаза, и кажется, что только на отработках ребята могут более-менее свободно общаться, если повезёт и они попадут в одно и то же место, а рядом не будет посторонних. Но учитывая, что Анна — дочь директора, на отработки она попадает крайне редко. Интересно, расскажи она своему отцу о том, что происходит, выслушал бы он её? Или посчитал бы такой же сумасшедшей, как и её мать? В любом случае бедная Анна боится ему что-либо рассказывать, пока всё это — лишь слова и, возможно, для него плод её воображения. Анна как-то поведала Ларри, что отец постоянно ограждается от неё, чуть стоит Анне поделиться с ним своими проблемами, считая их выдуманными и отправляя её на приёмы к Марте. Он будто боится, что дочь вот-вот сойдёт с ума. Анна с матерью очень похожи внешне, и их внутреннее состояние ему кажется таким же одинаковым, просто дочь ещё не выросла. Однако Анне кажется, что после с трудом пережитого ею Мора как раз-таки отцу и нужна психологическая помощь. Ларри не раз задумывался, кому они ещё могли бы рассказать, с кем поделиться тем, что знают? Но каждый раз сомнения и паника скручивали его руки за спину похлеще разозлившегося Тео, а рот будто склеивался, исчезал, поскольку страх и возможность того, что те и так в курсе, перевешивал на внутренних весах решения. Даже та самая Марта. Ларри уже раз сто себя похвалил, что не стал ей толком ничего рассказывать. Недавно он видел, как они стояли с Тео и разговаривали у входа в местную больницу. Она улыбалась ему, что-то тихо щебеча и пожимая плечами, он — ей, посмеиваясь и качая головой, и как только заметили Ларри, они уже улыбались ему. Натянуто, будто что-то скрывают. Зайдя в душевую комнату, Ларри кладёт на раковину бритвенный набор. Недавно он как раз заметил, что волосатость в последнее время повысилась. Во всех местах. Однако, хотя бы на лице побриться попробовать стоит: еле заметные усики на ещё пацанячьем лице скоро будут смотреться смешно. Тщательно вспенив мыло и нанеся пену помазком на нижнюю половину лица, Ларри раз за разом принимается водить лезвием по коже, срезая чуть выступающие редкие волоски. Он видел, как это делает отец, но так давно, что в том возрасте ему не особо был интересен процесс. А зря: вот уже несколько ранок оставил. Новое лезвие слишком острое, а неумелые руки немного трясутся. Правда, больше от волнения. Он всегда думал, что такие вот моменты он будет обсуждать и делать не один, а вместе с одним, и только одним, человеком — с Мышкой. Однако, Ларри уже начал выполнять намеченный план разрыва дружбы, отчего руки не только слегка трясутся, но и постоянно опускаются: совершенно нет желания что-либо делать. Зачем? Ведь даже не с кем поделиться своей радостью или достижением. Ларри жутко, до гнетущей тоски расстраивается: вокруг либо враги, либо жертвы, и ему приходится выбирать, на какую сторону переходить. Но он не может — и не хочет — сближаться ни с теми, ни с другими, ведь в любом случае это приведёт к чему-то ужасному, к тому, что разрушит его изнутри. Ларри в который раз отказывается от походов в библиотеку под предлогом того, что у него тренировка или отработка и вообще «вам и так вдвоем хорошо», а сам просиживает штаны у себя в комнате, пытаясь сообразить, как же выполнить то или иное задание. В который раз ведёт себя бесстыже по отношению к другу, раздражаясь на него по пустякам, играя в ревность к Нелл. Эту стратегию Ларри решил выбрать ещё давно, зная, что именно такой способ поможет друзьям как можно быстрее отдалиться друг от друга. Нелл — единственный ключ к сердцу Мышки и единственный способ закрыть путь туда навсегда. Друг пока всё терпит, но по его грозному внимательному взгляду и сжатым челюстям Ларри понимает, что ещё немного, и гнев обрушится на него огромным снежным комом. Ларри даже не уверен, что Мышка с Нелл встречаются, но всё к этому определённо идёт. Он искренне рад за них, им и правда будет вдвоём хорошо. Ларри третий лишний, он в принципе везде лишний, куда ни ткнись. Испортить жизнь своим друзьям из-за каких-то своих слабостей и ошибок — Ларри этого не выдержит. Нелл, видимо, пытаясь понять, что происходит между ребятами, постоянно пытается их помирить, и Ларри специально огрызается на неё при Мышке, намекая, что она его раздражает. Ларри нацепил маску плохого парня и снимать её не собирается до самого конца. За каждое сказанное в их сторону обидное слово ему хочется резануть себя лезвием, которое он держит у себя в руках, чтобы эти слова навсегда остались на нём шрамами, напоминая о своих бессовестных поступках, но шрамы и так остаются — на душе. Смыв с себя остатки мыла, Ларри аккуратно кладёт набор сверху на полку так, чтобы в случае чего — мало ли — можно было быстро схватить и защититься. От кого? Да кто его знает, этот пансион! Хотя бы даже от того же самого Тео, который в последнее время периодически внаглую заваливается к Ларри, оставляя ему кипу бумаг с конспектами своих однокурсников, чтобы Ларри за него переписывал. Вообще невозможно предугадать его реакцию, а если он ещё и убийца, то лучше держать при себе как можно больше оружия. Ларри так же возмущён тем, какой же тот скотина, ведь отдохнуть не даёт от слова «совсем», и теперь, даже если Ларри и знает, как от того отбиваться, то просто не хватает сил. Он на какое-то время отвык запирать дверь, поскольку перестал уже гулять по ночам, но теперь снова старается не забывать о том, что его зону комфорта и отдыха может нарушить демон без рогов. — Неважно выглядишь. — Ларри резко оборачивается на слова. В дверях стоит Мышка, подпирая косяк плечом, и оглядывает Ларри сверху вниз. — Особенно с кровоподтёками на морде. — Что ты тут делаешь? — удивлённо спрашивает Ларри. Вот ещё и дверь в душевую нужно хотя бы прикрывать научиться. — Я? — усмехается Мышка. Чуть более нервно, чем Ларри мог от него ожидать. — Это ты что тут делаешь? Как же твоя тренировка? — скрещивает руки на груди. — Или типа очередная отработка? — Отменили, — пожимает плечами Ларри, всё ещё стоя столбом. Он совершенно не готов к внезапной встрече. Воздух моментально становится слишком тяжёлым и давит на плечи, заставляя Ларри ссутуливаться. Из крана капля за каплей оглушая падает вода, играя на нервах. — Угу, — Мышка еле заметно кивает, сжав губы в тонкую полоску, — и чего к нам с Нелл не присоединяешься тогда? — он медленно шагает вперёд, подходя ближе. — Я устал, — Ларри стыдливо уводит взгляд. Мышка раскусил его и уже наверняка давным-давно. Понял, что Ларри постоянно врёт. Вот только правды всей друг не знает. Коленки вдруг слабеют, предательски подкашивая ноги. — Я вижу, — Мышка останавливается рядом и, протянув руку к лицу Ларри, слегка поглаживает пальцами по ранкам от бритвы. Ларри уже так отвык от нежностей, что глаза невольно закрываются в ответ на прикосновения. Мышка обеспокоенно спрашивает: — Ларри, что происходит? — Ничего… — Ларри уворачивается и отмахивается от руки Мышки. Нельзя расслабляться и близко к себе подпускать. — Не трогай меня. — Знаешь… — Мышка выпрямляется, и Ларри даже поражается, насколько тот вытянулся в росте. Чуть вздёрнув подбородок, Ларри встречает взгляд, в котором читается лёгкое презрение и обида: — Ты мне сейчас напоминаешь одного нашего бывшего друга. Он тоже огрызался, уходил в себя и проводил всё своё свободное время на тренировках, а потом отказался от нашей дружбы! — Не сравнивай меня с Томасом! — злится Ларри, отвечая чуть более нервно, чем мог ожидать уже от себя. Ларри чувствует, как мир уходит из-под ног, ведь перед ним стоит Мышка, которого хочется лишь по-дружески обнять, улечься рядом на ковёр и поболтать о жизни, о звёздах, людях, душах, — но никак не стоять друг напротив друга и ругаться. — Я не могу иначе! Всё происходит абсолютно так же, Ларри! — Мышка с силой закусывает губу. Его лицо будто становится ещё бледнее, чем обычно. — Я что, идиот, по-твоему? И вот эта твоя ревность глупая… — кривится, нахмурив брови. — Почему же она глупая? — интересуется Ларри, выгибая бровь. Его взгляд падает на шею Мышки, где виден шнурок, на котором висит тот самый медиатор. Раньше Ларри только успокаивался, глядя на него, будто этот кулон — некая связующая нить между друзьями, оберегающая их отношения, но теперь от вида медиатора внутри всё стягивается в тугой узел. Мышка судорожно вздыхает, слегка отступив назад: — Потому что ты мой лучший друг и я тебя слишком хорошо знаю. Ларри задумывается: «А так ли это?» Ведь последние пару лет Ларри только и делает, что притворяется и скрывает от Мышки всё самое важное, что происходит с ним в жизни. Ларри не заслуживает такого доброго, честного и сильного человека в любом случае. Мышка слишком светлый для него, и неудивительно, что Ларри так прицепился к нему, ведь в темноте всегда следуешь за светом. — Ты ни хрена обо мне не знаешь, — Ларри шепчет чуть ли не самому себе, отрывая взгляд от медиатора и уводя в сторону. Мышка ещё никогда так не ошибался. — Так расскажи! — несдержанно кричит друг, тяжело дыша, как после пробежки, и Ларри жмурится, чувствуя себя виноватым за всё, что между ними происходит. — Я не могу, — наклонив голову, он впивает собственные пальцы в кудри. — Ларри! — Ну что? — Ларри резко отпускает волосы и, сжав кулаки, подходит ближе к Мышке, глядя тому в глаза. К сожалению, в голову приходит новая мысль, как отдалить его от себя, возможно, раз и навсегда. Ларри мельком смотрит на вход в душевую, проверяя, чтобы там никто не стоял и не подслушивал. — Твой так называемый «друг» — гей, и ты прекрасно знаешь это. Думаешь, — Ларри проглатывает образовавшийся в горле ком, пытаясь подавить дрожь в голосе, — он не может относиться к тебе немного иначе? — с нажимом выделяет последнее слово. — Что? — нахмуренные белобрысые брови Мышки вмиг расслабляются, а глаза смотрят уже с диким удивлением. — Ты хочешь сказать, что я тебе?.. — Ховарт! Оставь меня. Вали отсюда! — уже почти задыхаясь, Ларри толкает его в грудь до самой двери, и тот, чуть не падая на скользкой плитке, успевает схватиться за косяк. — Ховарт? — разочарованно переспрашивает друг. Или уже бывший друг. — Хах… — хмыкнув и покачав головой, выходит из душевой, с грохотом хлопая дверью. Кажется, вместе с закрытой дверью перекрылся доступ к кислороду. Ларри, подойдя к стенке, сползает по ней и, присаживаясь, подтягивает к себе колени, обнимая их и пытаясь унять дрожь. Если бы он не вытолкнул Ховарта, то при нём бы упал на пол, так как ноги к тому моменту уже совсем не держали. Сейчас он чувствует себя как никогда одиноко — холодная плитка, пустая ванная комната, ноющее сердце и чувство, что совершил самую глупую ошибку в своей жизни. Теперь он и правда абсолютно один. Ларри усмехается: ну хоть не придётся врать и притворяться перед другом. Чужой и далёкий Ховарт находится в безопасности, и он вернулся, потому что Мышка — родной и близкий — в безопасности не был.

***

Ларри оглядывается на пансион, поправляя лямку рюкзака на плече. Наверное, если бы не клан, то этот момент, когда он стоит и ждёт автобус до дома, был бы счастливым. Его бы провожали друзья, возможно, даже чуть больше, чем их было недавно. Весёлые, счастливые похлопывали бы по плечу и просили бы что-то притащить с другого города на память и рассказать потом поподробнее о полёте на дирижабле. Возможно, после возвращения друзья, скрываясь от охранника, ввалились бы в их с Ховартом комнату ночью, шушукаясь и смеясь, и они бы всю ночь проболтали, жуя корочки хлеба, стянутые из столовки. Если бы, то возможно, но… Автобус, скрипя всеми своими частями, с грохотом подъезжает, поднимая пыль, и Ларри садится в путь. Дома его встречает мать. Боже, как же он скучал! Ему кажется, он не видел её целую вечность, а может и больше. Хотя нет, чуть больше вечности он не видел своего отца. — Ларри! — восклицает мать, накидываясь на него с порога. Лицо её похорошело, стало светлее, глаже. Глаза открытые и, пусть даже не накрашенные, но чёрные ресницы ярко выделяли их, делая кошачий взгляд. — Как же мы давно не виделись. Какой же ты лохматый. И худой. И вообще, иди давай переодевайся скорее, скоро за нами приедет Герольд с Мэрианом, они в город за едой в дорогу поехали. Мать всё что-то трещит и трещит, а у Ларри уже трещит от этого голова. Мама как всегда: не особо интересуется тем, что происходит у Ларри, но сейчас он, несмотря на головную боль, не чувствует раздражения по этому поводу. Лучше слышать здоровый голос матери, чем её пьяный скулёж. — Мам, я рад, что ты дома. Я и правда пока пойду тогда. — Хорошо, милый. Я пока приведу своё лицо в порядок, а то я не смогу в таком виде появиться на свадьбе. Нет уж, нет-нет. Хотя всё равно на мне будет маска… Ларри открывает шкаф в своей комнате. Почти всё бордовое, и Ларри морщится. Как бы он ни любил Мэриана, но столько бордового уже чересчур. Видимо, перерос. Надо будет поехать в магазин за новой одеждой на следующих каникулах. Ларри смешно, что он может думать о таких обычных мирских вещах. Кажется, только сейчас он может немного расслабить плечи, что он и делает, предварительно размяв затёкшую от вечного напряжения шею. Да, дальше его ждёт много трудностей, но если мать справилась со своей болезнью, а Ховарт в своё время победил Мор, несмотря на слабый организм, то и Ларри сможет вылечить эту раковую опухоль в виде клана. Главное — не опускать руки. Ларри надевает чёрные брюки, бордовый вельветовый пиджак поверх белой рубашки и повязывает на голове шёлковой лентой кудрявый хвост. Мельком глянув на дверь и убедившись, что она закрыта, он достаёт из рюкзака серебряную маску и подносит её к лицу. Какой же Ларри на самом деле? Все ли люди знают себя, знают, на что они способны и чем готовы пожертвовать, а чем нет? Знают ли, как бы они поступили, окажись они в той или иной ситуации? Правильно ли поступает Ларри или в принципе нет понятия правильности как таковой? Стоя перед самим собой, он всё равно не видит себя настоящего. Глядя на отражение человека в маске, у Ларри перед глазами всё расплывается и мутнеет, будто он в кошмарном сне, и чувство тревожности подкрадывается тихо, на цыпочках, протягивая свою руку к его плечу. Ларри слышит разрезающий воздух сигнал подъезжающей машины. Пора двигаться в путь. — О да, Ларри, при костюме и с огромным рюкзаком ты выглядишь весьма… экзотично! — улыбается брат, облокотившийся назад, на капот машины. На улице так тепло, будто не ноябрь вовсе, а апрель на дворе, и Ларри даже снял верхнюю одежду по пути. Он лишь усмехается, но так же пошутить насчёт брата не может: тот слишком красив в своём длинном распахнутом пальто, отглаженном приталенном черном сюртуке, жилетке и зауженных брюках. Волосы, правда, как всегда лохматые, но его это ничуть не портит. — Привет. Всё своё ношу с собой! — пожимает плечами Ларри и подходит ближе, протягивая свободную руку брату. — Я скучал. Тёплая ладонь — и мягкое рукопожатие. У багажника слышится шорох: видимо, Герольд копошится, укладывая вещи. Ларри расслабляет руку, но его не отпускают. — Я тоже, — улыбается Мэриан, слегка погладив большим пальцем по перчаткам Ларри, и по телу сразу же проходит горячая волна. Ларри одёргивает руку, стараясь не показывать смущения в глазах, опустив их в пол. — Ну, как ты? Готов к полёту? — Хах, я не очень, — Ларри бормочет себе под нос, потом сразу же добавляет, подняв взгляд: — Не очень готов. — Да не боись, — Мэриан подбадривающе хлопает его по плечу, — думаю, большую часть времени ты проспишь. Да и лететь-то каких-то пять часов. Время летит быстрее дирижабля. — Ну здравствуй, Ларри, — появляется Герольд. — Давай сюда рюкзак, — подходит ближе. Он отряхивает ладони, хмурясь на них, и протягивает Ларри руку. Под глазами тёмные круги, которые скоро по насыщенности догонят цвет радужки. На этот раз рукопожатие крепкое, грубоватое, и внимательный взгляд Герольда ненадолго останавливается на Ларриных перчатках. Ларри снова одёргивает руку, но уже без стеснения не скрывая злости, и заглядывает дяде в глаза. Та строгость, которая всегда была присуща им, куда-то испарилась, и теперь Ларри видит в них только усталость под слегка прикрытыми ресницами. Наверняка наказания клана во взрослой жизни ещё суровее, чем в каком-то там пансионе. Может, Герольд провинился и теперь пожинает плоды своей халатности? Почему Ларри проще видеть в нём противника, а не союзника? Герольд взгляд не уводит, а наоборот, будто играет с Ларри в гляделки. Снова пытается прочитать мысли, но волшебные силы куда-то пропали? Кивнув в сторону рюкзака, он скрещивает руки на груди. — Здравствуйте, мистер Герольд, — вспомнив, что так и не поздоровался, отвечает Ларри. Герольд не особо разговорчив на этот раз, возможно, потому что Мэриан рядом. Если клан использует для манипуляции самых близких людей, может ли быть так, что всё это время дядей манипулируют, используя его сына? Ларри обеспокоенно глядит на Мэриана: тот внимательно разглядывает свои ногти, будто они — самое важное в жизни. «Да аккуратные они, аккуратные!» Стащив с себя рюкзак и передав его дяде, Ларри чувствует, словно он отдал важную частичку своей жизни. Нет, на запасную одежду и зубную щётку ему плевать, но телефон, который нельзя брать с собой на борт дирижабля, и блокнот с песнями и музыкой он слишком сильно боится потерять. Дождавшись прихода прихорошившейся матери, все рассаживаются по местам и гонят до авиапорта. Приближаясь к нему, Ларри издалека замечает причальные мачты, возвышающиеся над окружённой высоким забором территорией, а к ним примкнуты, словно огромные воздушные шары, продолговатые дирижабли. Пройдя все пункты досмотра и сдав багаж, они отправляются на лифт, предоставив на пропускном пункте документы. Поднимаясь выше и выше, Ларри, прильнув к прозрачной стеклянной стенке, восторгается увиденным. Он ещё никогда не находился настолько высоко. Людишки внизу похожи на муравьев, и кажется, что Ларри уже ближе к небу, чем к земле. Конечно, это не так, но почему бы не помечтать? — Красиво? — тихо спрашивает Мэриан, уставившись вдаль. В его глазах Ларри видит отражение яркого солнца. — Слишком красиво, — отвечает Ларри, не отрывая взгляд от брата. Выйдя на верх мачты, Ларри ахает от увиденного: перед ним в воздухе висит огромный вытянутый корпус дирижабля, под которым виднеется маленькая гондола с заходящими в неё людьми. Ларри с родными тоже направляется к ним, вставая очередь. Совсем лёгкий, еле заметный ветерок, играющий выбившимися из хвоста кудряшками, и предстоящий полёт вызывают внутри ураган эмоций, в котором завертелись все мысли Ларри, и у него нет желания разбираться в них. Свежий воздух помогает ему наконец глубоко вдохнуть, отчего даже голова кружится, и Ларри цепляется за пальто впереди стоящего Мэриана. — Ты в порядке, Ларри? — поворачивается тот. Ларри переводит ошарашенный взгляд с дирижабля на Мэриана. И снова этот постоянно мучающий вопрос, но именно здесь и сейчас Ларри и правда чувствует, что он в порядке, поэтому в ответ только утвердительно кивает. Мэриан, улыбнувшись, отворачивается и делает шаг вперед, продвигаясь в медленной очереди. Ларри, нехотя отпустив пальто, следует за братом, понимая, что всегда готов делать это, лишь бы оставаться рядом. Время в полёте и правда пролетает очень быстро. Сначала все рассаживаются по забронированным местам, потом по радио звучит ободряющая речь пилота, затем разворачиваются тросы, поднимая дирижабль и отпуская его в воздушное плавание под негромкий шум электродвигателя. Вид из окна сначала завораживает: бесконечные пустыни с редко встречающимися оазисами, а там, где будто случайно кляксой растекаются озёра и небольшие речки, сиротливо уединяются редкие города. Из-за чистого безоблачного неба Ларри кажется, что дирижабль плывёт по морю. Говорят, раньше в мире было больше воды, но поколения людей постоянно сменялись, сменялись и эры, и условия существования, периодически встряхиваемые ядерными войнами из-за борьбы за ресурсы, что и привело к тому миру, в котором теперь живёт Ларри. Осадки практически отсутствуют, набегами покрывая землю то тут, то там, играя с циклонами, а ветра гуляют, поглаживая пустынные барханы периодическими песчаными бурями, отголосок которых порой доходит до городов. Вскоре вид из окна уже кажется скучным, да и Ларри всё равно больше нравится смотреть не в окно, а на сидящего рядом брата, болтать с ним и смеяться над его глупыми историями о предыдущих полётах. В какой-то момент Мэриан вообще засыпает на плече Ларри, и он теперь боится сделать лишнее движение, чтобы не разбудить брата, и использовать как можно дольше возможность наслаждаться его прикосновением, запахом волос и тёплым дыханием куда-то в область ключицы. Теперь понятно, почему Мэриан говорил про сон в полёте: видимо, всегда так делает. Но Ларри теперь не до сна, однако время летит незаметно, когда мы проводим его именно так, как хотим. — Ребята, мы прилетели! — звучит мамин голос будто из-под толщи воды. Ларри открывает глаза. Оказывается, он в итоге тоже заснул, положив щёку Мэриану на макушку. Тот резко дёргает головой, отталкивая Ларри, и озирается по сторонам. — Ой, прости, не ударил? — щурится Мэриан. — Не, — потирая скулу, отвечает Ларри и улыбаясь добавляет: — С добрым утром. — Ага, — зевает брат, сонно потягиваясь. — Ну что, пойдём на маскарад! С корабля, так сказать, на бал!

***

Дом Гольских оказывается раза в три больше, чем у семьи Бэрк. Пять высоких этажей, небольшая башенка, окна высотой в метра три — ну прям замок. Это же насколько богатая семья, что они могут позволить себе содержать такое сокровище? И сестра теперь будет жить в таком же? В гостиной толпится народ, снимая верхнюю одежду и приводя себя в порядок перед зеркалами. В воздухе стоит гул из голосов и классической музыки, доносящейся из зала. Ларри поправляет волосы и наблюдает за всеми со стороны. Особенно ему сейчас интересен Герольд. Он ведёт себя довольно странно. На первый взгляд никто и не заметит разницы, Ларри уверен. Но если вдуматься и приглядеться, то можно увидеть, как дядя избегает близкого общения с кем-либо из своих родных. Он быстро целует мать Ларри, которая в белоснежной маске, усыпанной стразами, уходит поболтать со своими подругами. Хлопает по плечу Мэриана, что-то шепча тому на ухо, на что брат закатывает глаза и, подмигнув Ларри и нацепив чёрную маску, заходит внутрь праздничного зала. А Ларри ждёт, когда дядя подойдёт к нему, и мешкается, крутя в руках свою маску. Ему кажется, что как только он наденет её, все увидят, кто он, узнают, какой он. Все, кроме него самого. Герольд всё же медленно подходит к Ларри, тенью возвышаясь над ним. Он держит свою маску за спиной, не давая разглядеть, есть ли на ней рот. — Ну, что ж ты не проходишь в зал, Ларри? — и снова гипнотизирующий голос, от которого Ларрины веки тяжелеют и закрываются. — Не бойся, — ладонь Герольда касается плеча, и пальцы крепко сжимают, вызывая лёгкую боль. Ларри открывает глаза. — Или боишься? — Мне нечего бояться, — Ларри выныривает из-под руки Герольда и его пристального взгляда и направляется ко входу в арку. Каждый шаг приближает его к чему-то неизвестному и пугающему. Остановившись перед залом, кишащим людьми в разноцветных масках, костюмах и платьях, он оглядывается назад. Герольд всё ещё наблюдает за ним, прожигая взглядом, вызывая чувство нереальности происходящего. Развернувшись обратно, Ларри надевает свою маску, наклонив голову, и, тяжело вздохнув, делает неуверенный шаг в очередной лабиринт его собственного кошмарного сна, где нужно как можно скорее отыскать выход. Ослепляющий свет огромных хрустальных люстр бьёт по глазам, и Ларри теряет равновесие, когда кто-то случайно толкает его вбок. — Ой, простите, — извиняется Ларри, упав к ногам неизвестного человека. Ларри поднимает голову и видит над собой маску, переливающуюся перламутровой зеленью, а по ореолу глазниц ресницами расположены пушистые перья. — Ничего страшного, — грубым мужским голосом отвечает маска, на которой нет рта, и Ларри нутром чувствует, что ему улыбаются. Конечно, как тут не улыбнуться «своему»? — Будь осторожен. Тут опасное движение, — усмехается неизвестный, помогая Ларри подняться. — Двигайся, — указывает рукой в сторону стоящих у стены столов с различными блюдами и выпивкой, — вдоль пиршества. Там люди размеренные, медленные. Ларри отшатывается от него, благодарно кивая в ответ, и уходит туда, куда ему указали. Пробираясь сквозь море масок, он встречает на своем пути уже как минимум с десяток немых. «Боже, как их тут много…» Кажется, что все присутствующие из клана провожают его взглядом, разворачивая головы. Ларри нервно прикусывает губу. Хорошо, что никто не видит его выражения лица, наверняка на нём весь ужас отпечатывается, который внутри гуляет холодным ветром. Подойдя к длинному столу, Ларри решает, что, в принципе, он не прочь немного выпить. А дела? А дела немного подождут. Для них нужна храбрость, которую он растерял где-то по пути сюда. — Что будешь? — знакомый голос отбирает ещё небольшой кусочек храбрости. Радужки Мэриана практически сливаются с его чёрной маской, и кажется, что в этом зале есть, помимо масок без рта, еще и одна без глаз, если бы не виднеющиеся при ярком освещении белки. — Не знаю, мне бы сейчас пива из нашего бара, — усмехается Ларри. — Того вкусного, на розлив. — Ну, не думаю, что в таком захолустье мы найдём этот божественный напиток, но вот вино, как у нас дома, — вполне. Тебе налить? Ларри кивает и через минуту получает в руки бокал красного — приподняв маску, отпивает — полусохого. — Вкусно. Ты снова меня спаиваешь. — А ты не для этого подошёл к столу? — Мэриан тянется за трубочками и, вставив в свой бокал одну, протягивает вторую Ларри. Ларри пожимает плечами и разворачивается в сторону танцующих. Да уж, вечера в столовой, по сравнению с этим балом, словно детский утренник в младших классах. — Ты умеешь танцевать? — спрашивает Ларри, делая очередной глоток вина, протянув трубочку между маской и щекой. Градусы немного ударяют в голову, но совсем чуть-чуть, так, что в районе кистей и коленок чувствуется приятное расслабление. — Мне не особо часто предоставлялась такая возможность. Я, понимаешь ли, в основном играл для школьных вечеров. Эх, все девчонки были мои, — мечтательно произносит Мэриан, за раз выпивая весь бокал. Ларри чувствует в груди укол ревности. — Ясно, — кивает и делает ещё глоток. — Зато играешь классно, — пожимает плечами. Мэриан усмехается и небрежно кладёт свободную руку Ларри на плечи. — Ты тоже круто играешь, Ларри. — Смотрит прямо в глаза. Их маски настолько рядом, что почти соприкасаются. — А у вас какая музыка играет на вечерах? — Ну, всякая… — Ларри делает глоток, но уже не вина, а вязкой слюны. Слишком близко всё это и уже немного пьяно. Нужно было всё-таки не отказываться от еды в полёте, боясь лишний раз дёргаться из-за спящего брата на плече, да и тут бы перекусить не помешало прежде. — Пианино там, скрипки иногда. Кого удаётся выдернуть к нам в пансион, тот и играет. — Эх, — Мэриан отворачивается в сторону зала, и Ларри замечает в щёлочке между маской и лицом брата ямочки от улыбки. — Не было у вас ещё значит нормальной музыки. — Чем тебе пианино не угодило? — возмущённо интересуется Ларри. Прыснув, Мэриан вздыхает: — Ох, ну это, понимаешь, старомодно до жути. Почти как тут, — машет бокалом в сторону танцующих. — Ты только погляди на них всех: разодеты, кто во что горазд. Маски эти… блёстки, пайетки, перья… цветные перья! — У тебя у самого блёстки везде, — смеётся Ларри, и ему кажется, что он вот-вот, краем глаза, видел золотую маску в толпе. Мэриан в ответ на его слова снова поворачивается к нему, перебрасывая внимание на себя. Ларри и рад бы не отвлекаться, но он ещё не настолько пьян. — Сейчас я закатил глаза, если что. — Отстраняясь, брат долго смотрит на Ларри, и ему становится не по себе. — А мне нравится твоя. Только почему на ней нет рта? «Потому что я предатель», — вертится на языке, и Ларри, глядя в толпу и думая, что сказать, снова замечает золотую маску. Да, точно, это та самая — немая. Нужно срочно к ней подойти! — Постой… — Ларри видит, как нужная девушка в голубом платье уходит в сторону небольшого коридорчика с вывеской «Уборная». — Постой, я скоро вернусь. И он оставляет Мэриана одного, но с двумя пустыми бокалами в руках.