«Ларри».
Значит ли это, что раньше тот как можно дольше старался не называть его по имени, а только лишь «кудрявый», чтобы не сближаться с ним? А что сейчас? Передумал? Теперь уже не страшно потерять? Ларри снова задумывается про косу, дребезжащую в кузове от каждой выбоины. Ларри оглядывается назад: за их спинами скрываются поля после очередного поворота и по бокам показываются деревья. Тень от них падает на машину, освежая знойный воздух. Дорога сужается, и приходится обратно закрывать окно от царапающих ветвей. — Дальше своим ходом. — Тео резко тормозит, и Ларри подаётся вперёд, ударяясь лбом. — Пристёгиваться надо было, — усмехается тот. — Говорил же, головёшку свою кудрявую береги. Раньше его как-то голова Ларри вот вообще не беспокоила. — Вот этим пристёгиваться? — Ларри показывает обрубок ткани, отдалённо похожий на ремень безопасности. На вид ему уже будто лет двести. Тео в ответ только лишь пожимает плечами. — Нам пройти ещё буквально несколько метров, — выпрыгивая из машины, громко говорит Тео. Ноги Ларри тоже касаются земли. — Сюда редко кто наведывается, — он достаёт из кузова косу и какой-то скрученный тканевый рулон. Обойдя машину, добавляет, глядя на Ларри и играя бровями: — И камер тут рядом нет. Тео кивает в сторону, и Ларри идёт первым по чуть заметной тропинке. Перед ними оказывается небольшая прогалина с сочной травой и целым морем жёлтых одуванчиков. Вокруг тишина, только пение птиц да бабочки летают, но Ларри не до наслаждения природой и тем более таким уединением. — Тео, зачем мы сюда приехали? — с опаской спрашивает он. Поджав губы, Тео подходит ближе и наклоняет голову набок. — Я уже сказал. Буду учить косить траву. — Ларри смотрит то на косу, то на рулон, и в голове прокручивается картина, как его режут на кусочки, заворачивают всё это месиво в плед и закапывают тут — в месте, где почти никто, как говорит Тео, не бывает. Ещё и камер нет, то есть никто об этом и не узнает. Он мотает головой от пришедшего бреда. — На том недопастбище трава ужасная, — говорит Тео, кивая в сторону полей, — а здесь глянь — сколько одуванчиков, ему будет полезно. Самое то. — Ларри задумывается, что проще было бы сюда привести коня, чем специально косить для него траву. — На, — Тео протягивает рулон, — да не бойся ты, чего глаза как две тарелки? — Просто… Кхм. Зачем это? — Постелить на землю, блин. Зачем же ещё? — И вроде как да, но и вроде как нет. Ларри кивает, забирая плед. Чувство уязвимости не покидает: плед против косы — такое себе сражение. — Щас покосишь, устанешь и захочешь отдохнуть. — «Скорее сдохнуть». — Короче, делай уже, что говорю. И вообще, у меня день рождения, так что жду от тебя подарок — хотя бы создай вид, что тебе приятно со мной время проводить, а. Ларри вымучено натягивает улыбку, разворачивается и раскрывает плед, стеля его на землю. «Тео и приятно проводить время — это что-то совершенно невозможное». Тот подходит со спины, и Ларри видит перед собой, как собственная тень поглощается его тенью. Холодные пальцы дотрагиваются до запястья и тянут Ларри за собой, отводя на пару метров от пледа. — Держи, — Тео вручает косу, после пристраиваясь сзади и пробегаясь пальцами по плечам Ларри. На макушке чувствуется чужое дыхание. Тео закатывает Ларрины рукава и, немного погладив большим пальцем шрамы на левой руке, обхватывает его запястья.— Аккуратно переворачиваем, опуская лезвие вниз, — управляет руками, как кукловод, — ставим под небольшим углом, буквально чуть-чуть… — голос Тео звенит в ушах, перекликаясь с пением лесных птиц. — Затем заносим в сторону и делаем радиальный взмах — раз, два… — Перестань считать… — умоляюще вздыхает Ларри. — Три, четыре… — продолжает, будто издеваясь. — Взмах и шаг. — Тео всем корпусом подталкивает Ларри вперёд, вынуждая отстраняться. Сосредоточиться на шагах и взмахах не получается, всё невпопад. — Не переживай, Ларри. — Останавливаются. — Не стоит меня сейчас бояться. — Левую руку отпускают, и, расстегнув верхнюю пуговицу Ларриной рубашки, Тео отодвигает его воротник, оголяя плечо. Кожи касаются дыхание и губы, тихо говорящие: — Мы тут совершенно одни. — Ларри свободной рукой хочет снова натянуть рубашку, но ему не дают, перехватывая на полпути. — Столько времени прошло, а ты постоянно закрываешься. От кого ты вечно прячешься? Я и так всё видел. — От себя. — Зря, — Тео отбирает косу и отбрасывает в сторону. — У тебя красивое тело, — его руки сжимают Ларрины плечи, а об макушку трётся его нос. «Что за наигранная нежность? К чему она?» — Ты издеваешься? — слегка оборачивается Ларри, но его грубо толкают на плед. Даже всё как-то привычно становится вмиг после мурлычащего голоса и ласковых прикосновений. Ларри переворачивается на спину, приподнимаясь в локтях. Мельком глянув на лежащую неподалёку косу, Ларри вновь, сощурившись, всматривается в очертания Тео, загораживающего яркое солнце. — Нет, не издеваюсь, — тот садится на корточки и, закусив губу, медленно подползает к Ларри, нависая над ним. Его пальцы тянутся к Ларриной рубашке, расстёгивая одну за одной пуговицы. — Для меня твоё тело красивое, и я рад, что оставил на нём свой след. Здесь, — целует шрам на ребре. — И здесь, — шрам на ключице. — И тут. И тут… — Перестань, они ужасны, — выдыхая слова, Ларри откидывает голову назад. В ней опять туман от обжигающих касаний. Он так и не привык и не привыкнет никогда. Голос Тео снова проникает в самую глубину подсознания, выковыривая из него страхи, и Ларри не может толком сделать какое-либо движение, кроме как опустить веки. В мыслях появляется образ Тео, то, как тот сейчас выглядит: длинная чёрная чёлка, которая щекочет рёбра; тёмные — томные — глаза, выискивающие ответный взгляд; обветренные и обкусанные губы, капелька пота на шее… В памяти всплывает момент из машины: Ларри не помнит на шее Тео кулона. Как он сразу не заметил? Тот не взял его с собой? Ларри резко открывает глаза и возвращает голову обратно, проверяя нож — его нет. — Не переживай, — шепчет Тео, притягивая внимание — и снова лоботомия. Смотрит так, будто внутрь заглядывает, проникает, пуская свои ядовитые корни в мозг. — Я не хочу, чтобы кто-то ещё прикасался к тебе, Ларри, — он подаётся вперёд и, слегка касаясь Ларриных губ через каждые пару слов, продолжает: — Это даже хорошо, что никто не захочет. А эту Мари… — улыбается. — Я избавлю тебя от неё, слышишь? — Ч-что? — Ларри с ужасом отстраняется. — Не говори, что ты не хочешь этого… — Тео вновь приближается. Ларри не может поверить в то, что только что услышал. Тео собирается убить Мари? Он шутит? Или нет? Кого он ещё собирается убить и почему? Из-за Ларри? Он сумасшедший! Убийца… Убийца… Убийца! К Ларри внезапно приходит осознание, что его руки свободны — тот практически впервые его не связал. — Нет! — кричит он, резко сделав удар локтём в нос Тео и оттолкнув того в сторону. Подорвавшись, он почти проскальзывает по траве, цепляясь пальцами за ручку косы, и вскакивает на ноги, развернувшись к уже ринувшемуся навстречу Тео. — Ах ты… — тот не успевает договорить — Ларри замахивается лезвием и, двинув к его шее, резко останавливается, почти касаясь её кожи. Зажмурив глаза, Тео так и остаётся на коленях. Из его носа стекает струйка крови. — Ну, чего ждёшь? Ты же меня ненавидишь, — его веки поднимаются. — Кишка тонка прикончить того, кто испортил тебе жизнь? Убить. Убить. Убить! Пальцы крепко сжимают ручку. Ларри нервно облизывает нижнюю губу. Вот он шанс. Избавиться от него, убить своего убийцу. Но Ларри, не отрывая от Тео взгляда, отводит лезвие и делает шаг назад. — Я не такой, как ты. — Перед глазами расплывается чеширская улыбка, от которой хочется навсегда избавиться, стереть с бледного лица, выбить её, желательно вместе со всеми зубами. Схватившись ближе к лезвию, Ларри с выпадом вперёд бьёт Тео по голове концом деревянной ручки.***
Как понять, что с твоей головой всё в порядке, что ты не сошёл с ума? Порой жизнь бьёт под дых своими неожиданными поворотами, не давая глотнуть воздух и заставляя валяться на полу, скрючившись от боли и бессилия. И вот он — пол, твёрдый и такой привычный, гладкий, и свет падает сквозь окно, отражая в плитках твои глаза, а с улицы слышно пение птиц. Всё так близко и обычно — повседневно, кроме тебя. Ты где-то далеко, за гранью, и тебе всё равно на то, что происходит вокруг. Как понять, когда ты допускаешь ошибку? Улыбаешься людям, помогаешь, где-то стараешься, на что-то машешь рукой, пытаешься быть правильным, следовать нормам и законам. В один момент вдруг понимаешь, что попал в череду неудачных событий, как рыбка в сети. Барахтаешься, пытаешься выскользнуть, прогрызть её, да не хватает мощи и зубы слишком слабые. Когда свернул не туда, не понимаешь, но уже поздно. Как понять, что именно тебе пригодится, а на что ты просто тратишь впустую драгоценное время? Учишься, занимаешься спортом, хобби, правильно питаешься, но однажды понимаешь, что становишься не тем, и что сноровки не хватает, талант на среднем уровне, а врач говорит, что у тебя неизлечимая болезнь. Позади надежда, с собой мешок ненужного опыта, а впереди — тьма. Как выбраться из тьмы, когда не видишь света? Продолжать двигаться дальше под угрозой наткнуться на штырь, либо стоять на месте и ждать спасения. Ларри долгое время лежал на полу и слышал пение птиц. Он не знает, когда именно всё пошло не так, и продолжает валяться, собирая в голове по крупицам тот опыт, который может оказаться не нужным, но ведь никогда не знаешь, что правильно, а что нет, не знаешь, что именно важное из всего того огромного мешка, лежащего рядом. И когда всё вокруг окончательно меркнет, Ларри делает выбор не стоять на месте. Ларри несётся со всех ног по той самой дороге, преодолевая поля, и периодически оглядывается, спотыкаясь: за ним никого. Солнце скрывается за облаком, будто помогает ему не сжариться под майскими лучами. Откуда ни возьмись поднимается ветер, и Ларри вспоминает, что рубашка расстёгнута. На бегу пробует вдеть пуговицы, но получается через раз. Дыхание уже несколько раз сбилось, но Ларри не может остановиться. Да, не так, как на тренировке, — он мчится не чуя ног, — но всё же тут навык ему пригодился: сил хватит добежать будто до самого города. Мысль о том, что Тео и дальше будет контролировать его жизнь, никогда не посещала Ларрину голову. Он был наивно уверен, что, окончив пансион, навсегда оторвётся от этого ужаса, даже если не получится справиться с Тео. От ужаса быть его марионеткой. Даже клан не столько пугает, как беспрекословное подчинение демону — до дрожи в коленках. Как Тео умудрился только сделать Ларри таким? Он не узнаёт себя, он сам себе противен. Все его попытки что-то исправить — ни к чему не ведут. Куда он бежит? Сам не знает. Наверное, к директору. И всё равно, что неизвестно, свой он или нет. И всё равно, что у Ларри нет доказательств. И всё равно, что Ларри не обнаружил телефон ни в карманах Тео, ни в машине — нигде, везде пусто. Тео пришёл ни с чем, будто специально решил устроить ему «свиданку», как тот как-то сказал, да такую, чтобы расслабить Ларри, чтобы сблизить… Не такого сближения Ларри ожидал — он не собирался становиться соучастником в убийстве. Тот намеренно усыплял бдительность Ларри и устроил представление в стиле «Посмотри, какой я хороший. Господин сделал поблажку — ни телефона, ни грубости, ни ножа — и даже руки не связал, и вообще, день рождения у меня, ты просто обязан подчиниться». Но самое ужасное, что Ларри подчинился бы — это уже вошло в страшную привычку — переступать через себя, — если бы не отрезвляющая пощёчина в виде потенциального убийства Мари. Тео слишком серьёзно говорил об этом, будто он и правда находится на черте между до и после, и только ждёт, когда же сделать шаг. Опрометчивый ли он? Безусловно. Побоится ли Тео? Вряд ли. Перед глазами мелькает футбольное поле, конюшня, дальний корпус, дубы, вот и мост, а там… Нет, нет, не сейчас, нет! Снова эти длинные серебристые волосы… Что Ховарт тут делает? Тот будто специально хочет подорвать шаткую уверенность Ларри. Он мельком бросает взгляд на плед у моста — снова с Нелл встреча, понятно — и вспоминает, как недавно он лежал на другом пледу и задыхался. — Ларри? — Ховарт замечает его и, оторвавшись от перил, преграждает путь. — Что с тобой, стоять! — хватает за рукав, как будто руку спасения протянув, но Ларри одёргивает свою. — Отпусти, мне надо срочно к директору! — Ларри кажется, что он несёт какой-то бред, но пока не может разобраться, так ли это. Собственное дыхание отдаёт резью в пересушенном горле. В голове каша, мысли путаются: вот он Ховарт, настоящий, солнце вроде светит и птицы поют, но Ларри уже давно за гранью. — Нет, погоди. Что случилось? — Обеспокоенный взгляд Ховарта, а на плечах крепко сжимающие пальцы — такие тёплые, Ларри даже через рубашку чувствует, как они греют, и не физически, а как-то душевно, отчего пустота в груди ощущается слишком холодной. — Не сейчас, Ховарт, мне надо!.. — Ларри не может уже терпеть медленно разрывающее чувство. Ещё чуть-чуть, и случится непоправимое — он достигнет точки невозврата, станет неудачником-космонавтом, который отправится в бесконечный полёт на корабле с неисправным двигателем по холодному, пустому космосу. Ларри поднимает глаза к небу — по нему слишком быстро — до головокружения — плывут облака. — Ларри! — Ховарт встряхивает его за плечи, возвращая с небес на землю. — Я не скажу! — Ларри выворачивается и с силой толкает Ховарта в сторону перил. — Ах так, ну посмотрим! — Ховарт, подняв камень, встаёт на них, пошатываясь в попытках удержать равновесие. Ветер колышет ткань его рубашки и играет с серебристыми волосами. — Когда-то давно ты заставил меня говорить, — наматывает что-то небольшое на булыжник, — когда я просил тебя не прыгать. — Можешь прыгать, ты умеешь плавать, я знаю, — Ларри пятится спиной в сторону детского корпуса — медленно, уже сомневаясь, что выбирает правильное решение, и понимая, что высота-то с моста немалая, но ноги сами разворачивают его… — Где твой медиатор, Ларри? — Пока он не слышит внезапный вопрос. — Потерял… — Ларри останавливается и, сощурившись, всматривается в вытянутую вперёд над речкой руку Ховарта — в ней камень с намотанным кулоном. — Значит, ты не будешь сильно печалиться, если я свой тоже потеряю, да? Ведь мы же не друзья, как ты говорил, и никогда ими не были. Ты свой уже давно выкинул, а я всё как полный придурок таскаюсь с ним и за тобой тоже, — он закусывает губу и резко поворачивает голову, глядя вперёд перед собой. — Ховарт, я… — слова застревают в горле, ещё сильнее раздражая стенки слизистой, и снова хочется прокашляться. «Предатель, я предатель, скажи ему, кто ты!» — Я не Ховарт! — разочарованный голос прерывает мысль. — Для кого угодно — да, но не для тебя. Так ты расскажешь мне, что происходит, или мне выкинуть эту безделушку? — Но Ларри будто молнией ударенный — как двигаться и дышать, если ты уже мертвец? — и сердца нет, и мысли все распались, душа вдребезги разбивается, пусть дерево и не бьётся — всё равно! Ларри чувствует. Он что-то чувствует, но это ему не нравится, уж лучше апатия и тени, тени… а не глаза, как небо над облаками. — Понял. Ладно, Ларри, я от тебя отстану. Удачи… Пальцы разжимаются — и камень выскальзывает вместе с кулоном — а внутри нарастающая тишина ложится влажным туманом на лёгкие, оседает на их стенах, заставляя сделать движение и схватиться за грудь, загребая рукой ткань рубашки. Ховарт спрыгивает на землю и, не глядя на Ларри, согнувшегося от спазма паники, уходит… Ларри подлетает к перилам, почти падая на них всем весом. Медиатор, который всегда оставался маяком, светящим несмотря ни на что, уже давно исчез в воде. Ларри оглядывается на детский корпус, виднеющийся вдали, затем на уходящую в другую сторону фигуру Ховарта. В голове вдруг полный штиль. Закинув сначала одну ногу, затем вторую, встаёт на перила и прыгает вниз, погружаясь в тёмную, прохладную и такую знакомую из снов воду.***
Ларри опускается всё ниже и ниже. В мутной воде еле различимы даже очертания собственных рук. Зачем он прыгнул? За медиатором? Глупость. Ведь такая большая глупость. Всё, что он делает, сплошная глупость, но почему-то именно сейчас Ларри чувствует, что он наконец совершает правильный, пусть и безумный — бездумный — поступок. Он должен вернуть Мышку, потому что Ховарта ему недостаточно, и только этот дурацкий медиатор каким-то чудом мог поддерживать в Ларри уверенность, что всё ещё может быть хорошо. Что всё будет хорошо. Тоже глупость, но в неё так хочется верить. Может, Ларри всё же настолько устал, что просто-напросто захотел утопиться? Да нет, иначе бы не пытался уже несколько метров задерживать дыхание. Тео так долго тянул его на самое дно, и вот Ларри достиг его. Холодно, давление в голове и в лёгких невыносимо. Глаза не видят практически ничего, кроме того самого акварельного солнца наверху. Ларри из последних сил разворачивается и пальцами щупает скользкую землю, камни и водоросли, руки с трудом двигаются, но иначе, если не попытаться, то его прыжок абсолютно бесполезен. Если он найдёт, если получится… То он уверен, что и силы оттолкнуться и всплыть наружу у него появятся, а пока главное — не начать считать секунды до конца.***
— Ты! — Откашливаясь от воды, слышит Ларри — его волокут, держа под мышки, куда-то в тень. — Ты полный придурок, — Мышка чуть ли не матом ругается, а Ларри смешно. — Куда ты прыгаешь, дебила кусок?! Совсем сдурел? — Да, Мышка, сдурел, — кашляя, говорит Ларри, пытаясь надышаться — будто впервые дышит. — Я совсем… сдурел. Ларри смеётся и не может остановиться. Смех уже похож на рёв, но прервать не получается. Заткнув рукавом рот, он чувствует, как на глазах ещё и слёзы выступают. Хорошо, что он весь мокрый, и это незаметно. — Ты назвал меня Мышкой?.. Тихо-тихо… успокойся, — голову Ларри кладут на колени, а влажные волосы откидывают назад. — Всё хорошо. Всё будет хорошо, Ларри. И Ларри только сейчас уверен, что да. Всё будет хорошо. Мышка гладит его по голове, что-то тихо приговаривая — вроде успокаивающее, по крайней мере на Ларри действует именно так, и истерика постепенно проходит. Да уж, «сдурел» — не то слово. Он наконец оглядывается, где они находятся. На берегу, под мостом, в тени. На одной ноге отсутствует ботинок — шевелит пальцами в носке, — в речке остался, наверное. Одежда вся насквозь промокла, и из-за холода знобит, а может, не из-за него, уж не разобраться теперь. Мышка наклоняется и утыкается лбом в Ларрину грудь. Волнуется… Он всё ещё переживает за такого идиота! Ларри касается пальцами его головы и начинает перебирать волосы. Приятно. Спокойно. Где-то там его ждёт очередная смерть, а сейчас он как никогда чувствует себя живым. Ещё не всё потеряно? Что теперь делать? — Мышка… Я должен тебе кое-что рассказать, пока не поздно, пока я не передумал, пока ты не передумал… — Я никогда не передумаю, — выпрямляется друг и смотрит в глаза. — Я бы всё равно вернулся, я проверял, но… Зачем ты прыгнул вообще? — За этим, — Ларри разжимает кулак второй руки, показывая грязный камень с медиатором. В последний момент перед тем, как Ларри почувствовал, что его дёргают наверх, он успел нащупать выкинутый булыжник с кулоном и загрести его пальцами вместе с грязью, крепко зажав в руке. Ему тогда показалось, что всплывали с Мышкой целую вечность, будто глубина не несколько метров, а бесконечный километр, отчего под конец даже не выдержал и глотнул с лихвой воды. — Ты сумасшедший… Ларри усмехается. Присев, он вручает Мышке всё содержимое кулака. — Сохрани его, пожалуйста, у себя. — Теперь в глаза смотреть не хочется, трудно, что-то гложет внутри, просится наружу, и Ларри, вздохнув, продолжает: — Я хочу тебе рассказать, я правда хочу, всегда хотел, но не мог раскрыть свой чёртов рот. — Тогда пока он раскрывается, говори, иначе в следующий раз я сам тебя столкну с моста, если это именно так работает, — и всё же взгляд падает на улыбку друга. — Хах, надеюсь, до этого не дойдёт. Мышка, я… — Ларри жмурится на секунду и поворачивается к нему, хватая за плечи. — Я ужасный человек, вот что ты должен знать. Я трус, правда трус. Я боялся, мне кажется, несколько лет подряд, и это уже моё нормальное состояние. Я ничего не сделал, и не знаю, мог бы вообще что-то сделать, а сейчас… Сейчас может стать ещё хуже, чем было, — Ларри оглядывается, — боже, надеюсь, он ещё не очнулся… — Он? — Да! — разворачивается обратно. Наверное, он выглядит сейчас слишком нервным и на голову двинутым. Плевать! — Я стал настолько ужасным и грязным… Я не могу смотреть на себя в зеркало. Я уже убийца, — судорожно вздыхает. Глаза не могут внимательно смотреть на друга, поэтому взгляд гуляет, цепляясь за что угодно, как и мысли пытаются цепляться за факты. Факты, факты, факты. — Но никогда не думал, что захочу убить человека, а сегодня, Мышка, сегодня этот момент настал! Я хотел прикончить его! «Чёрт, Ларри, успокойся. Факты!» — Постой, я ничего не понимаю, давай по порядку: о ком ты говоришь, почему ты считаешь себя убийцей и что, блин, происходит? Ларри убирает руки с его плеч и обнимает теперь свои. Он смотрит на гладь воды, которая вот-вот только успокоилась после их купаний, и тихо продолжает: — В пансионе есть некий клан, можешь называть его элитой, как хочешь, по сути так и есть. И я в нём тоже состою. И Томас. И Анна, дочь директора. Но никто, слышишь, никто не должен знать об этом. — Слова Ларри будто история для спектакля, для книжки с жанром ужасы под названием «Беспредел и сумасшествие». Весь клубок мыслей с трудом получается распутать. — Они везде — уши, глаза, все эти камеры — только для них, они контролируют нас. Директор… Я хотел уже бежать к нему и всё рассказать, но хорошо, что встретился ты! Ведь насчёт него ничего не ясно, да и меня там же и повязали бы, увидев, как я несусь сломя голову. Наступил бы конец, хотя мне и сейчас скоро придёт конец, я… — Ларри вновь смотрит в сторону, откуда может внезапно появиться демон, застукать их и сжечь дотла. — Мне надо будет уйти, прости, что всё так сумбурно, но Тео… Если он увидит, что я весь мокрый… Мне надо срочно переодеться, иначе и здесь камеры будут! Вдруг Тео уже вернулся? Ищет, расспрашивает охрану, а если Ларри придёт в таком виде, то тот сразу догадается, где он успел искупаться. Не поймёт зачем, правда, но тогда точно поставит камеры на мосту. — Я почти ничего не понял… Тео тоже там? В этом… клане, — недоумевает Мышка, и Ларри сочувствует, что ему приходится выслушивать бессвязную речь, но по-другому слишком сложно говорить, нужно скорее бежать отсюда. — Да, и это одна из главных моих проблем. Я… я напишу, — Ларри поднимается на ноги, слегка сгорбившись, чтобы не удариться о мост. — Напишу тебе и передам на уроке записку. Или давай встретимся здесь, эм… Мышка тоже встаёт и спускается чуть ниже, вставая напротив Ларри. — Давай, — говорит. — Завтра? — Да, давай, завтра воскресенье, Тео будет занят подготовкой, — Ларри потирает себе виски. — Наверное. Если я не приду в обед, то уходи. Потом… договоримся ещё. Всё, мне пора! Прости, что всё так непонятно, но главное знай — это всё очень серьёзно. — Хорошо, Ларри. Я верю тебе. И ты… — берёт Ларрину руку, вглядывается в неё, пальцами сквозь дряхлые перчатки на кожу нажимает, будто косточки считает, — ты не трус. Ларри пожимает его руку и, выскользнув, прощается с улыбкой на лице: — До завтра, Мышка. И… спасибо.***
Тишина. В комнате слишком тихо для того, что произошло за день, и недостаточно прокурено, да пачка кончилась. Где Тео вообще их берёт, интересно? Охранники поставщики, наверное. Кто ж ещё. Крысы, везде выживут, но Ларри уже знает, что не здесь. Назад дороги нет. Только не теперь, когда у него снова есть друг, когда он не один. Получится ли так, как он задумал? Не факт, но как-то иначе точно, он не может просто отпустить на свободу убийцу — пусть тот и не убивал родителей физически, но, возможно, так же, как и убил Ларри, — морально? Тео нравится убивать. День за днём это делает и получает удовольствие, но ему всё мало, он хочет идти дальше. Шутит ли? Тоже не факт, но он может пойти до конца чисто из принципа, из-за желания, из-за страсти и больного воображения. Слышны шаги. Неспешные. Затихают за дверью. Ручка дёргается, но дверь закрыта. — Иду, — громко говорит Ларри. Слишком громко, как ему кажется. — Сейчас, — чуть тише и, вздыхая, поднимается с кровати, направляясь к выходу. Одежда на нём уже сухая, чистая. Волосы мокрые, но то после душа. Ноги босые — нужно будет завтра взять новые ботинки. — Привет, Ларри, — Тео проходит, словно хозяин комнаты. Как всегда. — Давно не виделись. — Ларри закрывает дверь на замок и разворачивается, упираясь в неё спиной. — Соскучился? Тео недовольно и выжидающе смотрит на него, сложив руки на груди. На шее уже висит нож, в кармане наверняка лежит телефон. Нос опухший слегка — даже в сумерках, только-только сгущающихся по всему пространству, заметно, — и Ларри немного становится легче. — Привет, — голос спокоен. Ларри тренировался по пути в пансион, пока мылся в душе, пока лежал на кровати, глядя в потолок. — Я вот, знаешь, скучал, пока лежал там, очнувшись и соображая, где я и что случилось, — раздражённо произносит Тео, и Ларри понимает, что ещё немного — и тот накинется на него, бросит на кровать, не дожидаясь, когда Ларри начнёт поддаваться. И верёвки, лежащие рядом с тумбочкой, не понадобятся, чтобы Ларри даже не думал выдёргиваться — не дадут. — А ты сбежал, как трус, — Тео делает шаг в его сторону, — так что даже не думай, что теперь… — Прости, — Ларри отрывается от двери и подходит к Тео. — Что? — недоумевает и останавливается. «Прости» — волшебное слово. Может как спасти, так и уничтожить. — Я испугался, — приблизившись практически вплотную, Ларри протягивает руку к его голове и поглаживает место удара — чувствуется шишка. Неплохо он его приложил. — А сейчас? — Тео резко перехватывает руку, до боли сжимая запястье. Сомневается. В чём именно? В Ларри или в себе? В самой ситуации? В том, как себя вести с таким покладистым щеночком? Сам же ведь хотел. Ларри медленно тянет руку на себя, заставляя Тео немного наклониться. Встав на носочки, Ларри касается его губ своими и отстраняется, глядя в тёмные удивлённые глаза. Чужие пальцы медленно разжимают запястье. Тео смотрит с подозрением, с опаской и недоверием. Ларри вновь подаётся вперёд и целует его, ещё раз и ещё, не настойчиво, едва задевая, лишь слегка дразня, и тот, шумно втянув опухшим носом воздух, прижимает его к себе за лопатки, нагло раскрывая его рот языком, проникая внутрь. Яд снова просачивается, а большие ладони ласкают, гуляя по спине, по шее, обхватывая её и сжимая, цепляются за волосы, держа так сильно, будто хотят вырвать клок, и вызывают шипение. В ответ Тео усмехается в губы. «Ненавижу», — думает Ларри и расстёгивает пуговицы на его рубашке. Одна, вторая, третья… Тот замирает, лишь тяжело дышит и трётся щекой о Ларрин висок. Даже руки опускает, будто ожидая, что же он будет дальше делать. Не верит наверняка, что Ларри сам — и он не верит, но уже снимает с плеч Тео одежду, сбрасывая на пол. Пальцы немного трясутся, выдавая волнение, но тот слишком занят, чтобы заметить это: медленно стягивает с себя ремень и, поймав Ларрин взгляд, кивает вниз, как бы приглашая. Готов получить подарок в полной мере. Здесь и сейчас. Расстегнув чужую ширинку, Ларри стягивает с Тео штаны вместе с трусами, и опускается на колени — одновременно в ад. Опять. Он чувствует, как кожаная полоска ремня обвивается вокруг шеи. Тео её слегка затягивает, перехватывая дыхание Ларри и заставляя поднять голову. Хитрый довольный чёрный взгляд, а кудри вновь в плену крепких пальцев. — С днём рождения, Тео.