Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 2 Последний раз я видел того, кто называл себя Константином Бадхеном девятнадцать лет назад — на перепутье между двадцатым и двадцать первым веком. В тот вечер я напился. В последний раз такое произошло со мной, наверное, веке в восемнадцатом. Мне было весело — я находился в своем любимом Риме, нашел заведение для туристов, в котором праздновал Fin de siècle за век до того, и, хотя место полностью изменилось и обновилось за прошедшую сотню лет, я ощущал себя почти как тогда. В неоновых вспышках и под песню «Beautiful Stranger» колыхалось море людей, и я подумал, что до сих пор нахожу в этом что-то волшебное. Мужчины и женщины, молодые и старые — все они собрались вместе, чтобы проводить один век и приветствовать новый. Сколько раз я уже это видел? Рядом со мной сел какой-то тип — судя по всему, такой же пьяный, как я.  — Что будешь пить? — гаркнул он мне во всю глотку: обычный голос в этом шуме и гаме остался бы абсолютно неразличим.  — Ром! — заорал я в ответ. Сосед махнул перегруженному бармену, и — о чудо! тот мгновенно выставил перед нами два запотевших ледяных стакана с ромом.  — Ты, наверное, владелец этого клуба? — сказал я в шутку. Он сверкнул белыми зубами в неоновом свете.  — Нет, разумеется. Просто даю хорошие чаевые. Мы салютовали друг другу, я отпил от своего стакана и снова огляделся вокруг. Людей все прибывало и прибывало, словно селектор решил в честь нового года впускать всех желающих. Меня уже пару раз толкнули в спину танцующие, и настроение слегка испортилось.  — Слишком много народу, а? — сказал мой сосед, словно в продолжение моих мыслей.  — Точно — ответил я — во времена моей молодости столько не набиралось. Он хохотнул.  — Можно перейти в другое заведение. Я покачал головой.  — Это вряд ли. Если уж выберусь из этой свалки — то только домой.  — Слова не мужа, но деда — сказал сосед.  — Смешно — признал я и допил свой ром — можно теперь мне угостить тебя?  — Ну попробуй — и вновь сверкнула его улыбка. Я попробовал сделать заказ, но безуспешно — бармен игнорировал меня напрочь, словно я внезапно стал стеклянным.  — Может, позже — великодушно сказал сосед — кстати, как тебя зовут?  — Адам. Адам Эвигер.  — А меня — Бадхен.  — Баттхед? — не расслышал я и растерялся от такого странного имени. Он запрокинул голову и расхохотался.  — Черт, с тобой весело, Адам! Нет, меня зовут Бадхен. Кажется, с какого-то языка это переводится как «шутник»?  — Откуда ты? — задал я обычный вопрос туриста туристу.  — Да много откуда. То там живу, то сям. Пока, как видишь, в Риме. А ты?  — Я здесь пятый год. До этого… тоже то там, то сям.В Вене, Ницце, Валенсии…  — Вечный турист — ухмыльнулся он.  — Что-то типа того — согласился я. Константин сделал жест бармену и перед нами вновь появились стаканы с напитками.  — Ты волшебник? — спросил его я почти на полном серьезе.  — Ты мне льстишь, Адам Эвигер — ответил он в тон мне. Его рука плавно опустилась на мое колено, и я невольно опустил туда же свой взгляд.  — Точно не хочешь уйти отсюда? В Риме много укромных мест — сказал он негромко, но я услышал. Пару секунд думал над его предложением. Потом покачал головой.  — Сегодня я хочу только пить. Давно уже прошли времена, когда я воспламенялся похотью и желанием от кого-либо. С веками во мне притуплялись многие страсти, которые занимают людей в течение жизни. Ушла похоть, ушло чревоугодие. Ушли гнев, жадность и жажда наживы. И сегодняшний день не стал исключением. Сегодня я вышел, чтобы посмотреть на людей, и может, немного разогреть свою почти угасшую человечность об их неуемную радость жизни. До сей секунды мне казалось, что я это делаю довольно-таки успешно. Оказывается, обманывал сам себя.  — Если хочешь пить, то мы будем пить, Адам — легко согласился Бадхен и убрал руку. Мы допили вторую порцию рома, и потом он опять сделал заказ — на этот раз водку. Мы не спеша цедили эту порцию, разговаривая в основном о разной чепухе — о римских реалиях, об Ошибке 2000, травили байки, обычные для туристов и очень пьяных людей. В какой-то момент благодаря смеси водки и рома в своей крови я перестал ощущать не только свое тело, но и тяжесть веков на плечах. Бадхен, как это часто случается после огромного количества алкоголя, вдруг показался мне необыкновенно привлекательным, и я прервал его на полуслове, легко притянув за ворот рубашки к себе.  — Ого — сказал он, насмешливо приподнимая бровь, и сам сократил оставшееся расстояние, накрыв мои губы поцелуем. Поцелуя, кстати сказать, я не ощутил — тело онемело настолько, что я мало что соображал, разве что точно осознавал, что похмелье будет невообразимо жестоким, и уже прямо сейчас раскаивался в сегодняшнем отрыве. Бадхен отстранился.  — Жаль, что ты мало что соображаешь сегодня, Адам — сказал он с сожалением — у меня ведь были такие планы на тебя…  — Как-нибудь в другой раз — проговорил я заплетающимся языком.  — Да. В следующий раз. Бог ведь троицу любит?  — Угу — я махнул бармену в последней отчаянной попытке сделать заказ — и тот, даже не спрашивая меня, поставил перед нами два бокала красного вина.  — Вино после рома и водки — хмыкнул Бадхен — тебе не кажется, что наш бармен — серийный убийца? Я не рискнул отвечать — язык уже совсем не слушался. Поднял бокал и из чистой вежливости сделал глоток. Жить мне все еще хотелось. Или, по крайней мере, не умирать мучительной смертью от похмелья. Неоновые вспышки в такт внезапно сменившейся музыке стали мигать в ускоренном темпе, то освещая нас зеленовато-белым светом, то оставляя в кромешной темноте. Из-за этого движения всех в клубе казались рваными, словно после каждого жеста включался стоп-кадр. Я смотрел, как Бадхен поднимает за высокую ножку бокал к губам, и пьет — глоток за глотком. Потом ставит его обратно на барную стойку — и тот полон до краев. В эту самую секунду с моих глаз словно спала пелена — я узнал его. Музыка в моих ушах заглохла. Я смотрел на бокал, в котором под буханье басов подрагивало темно-красное вино, и думал, что сейчас, в эту самую секунду — прекращу свое существование.  — Ты слишком пьян сегодня, Адам — повторил Бадхен — наверное, сегодня мне будет скучно заканчивать эту затянувшуюся шутку. Басы безостановочно бились в вискИ, и я подумал, что сейчас меня стошнит от страха и выпитого — прямо под ноги соседа. Или даже лучше — ему на колени.  — Мы еще увидимся, Адам — сказал Бадхен — только тогда ты будешь трезво оценивать все, что с тобой произойдет. Так ведь будет интереснее?  — Ты… убьешь меня? — выдохнул я.  — А ты этого хочешь? — ответил он вопросом на вопрос.  — Не знаю — честно сказал я.  — Слишком предсказуемо это было бы, не так ли? Не лучше ли придумать что-то поинтереснее?  — Что…  — Например, мне всегда было интересно, что чувствует человек, проживая тысячи лет день за днем — только в обратном порядке — сказал он и, протянув руку, дотронулся до моей щеки.  — Нет… Господи, нет. Прошу тебя, господин... — я отшатнулся, с мольбой глядя на него. Сможет ли он такое сотворить? Я не знал и не хотел знать — но здравый смысл говорил, что тот, кто уже заставил меня прожить два тысячелетия, сможет исполнить любую свою угрозу.  — Иди, Адам — сказал мягко Бадхен — иди и радуйся жизни. Пока. Неон в последний раз мигнул — и померк. Когда свет вспыхнул вновь, моего соседа рядом уже не оказалось. К концу двадцатого века непреодолимое желание путешествий слегка притупилось, и я начал задерживаться в каждой стране по несколько лет. Жилье я почти нигде не покупал, только снимал в аренду. Купил только одну квартиру, но за последние девятнадцать лет заезжал туда крайне редко — Рим с некоторых пор начал вызывать во мне не самые приятные воспоминания. Денег я смог за последние века накопить и вложить столько, что ближайшие пару сотен лет можно было не думать о необходимости работать ради пропитания. И, разумеется, к моим услугам во все времена и века находились люди, которые за небольшую плату могли изготовить любой поддельный документ — да такой, что даже израильские пограничники в аэропорту лет пять назад всего лишь бегло осмотрели мой европаспорт и пожелали «приятно провести время в нашей прекрасной стране». Несмотря на свой почтенный возраст, я старался идти в ногу с современными технологиями. Если уж арбалетом в свое время научился пользоваться, почему бы не научиться аркебузой, велосипедом, автомобилем и компьютером? А уж новомодные телефоны словно специально создавались для идиотов. Так что первым делом я предложил Костику поискать контакты Финкельштейна в его смартфоне. К сожалению, оказалось, что гаджет пропал, пока тот лежал без сознания на перроне.  — Может, электронную почту?  — Я забыл пароль от ящика, кажется — хмуро ответил он. В соцсетях нашлось целых семь Евгениев Финкельштейнов, но ни один из них не подошел. — Он не пользуется соцсетями — запоздало вспомнил Бадхен. — Странный человек — сказал я с иронией.  — Есть такое — подтвердил Костик — помнишь, как он стряхивал пепел в пиво, и говорил, что так вкуснее?  — Не помню — признался я.  — Почему? — сказал Бадхен немного расстроенно— вы же с ним много общались. Невозможно так просто взять и забыть человека… Это из-за бойкота, да? Я поперхнулся. Бойкот? Кажется, воображение Бадхена только что придумало мне тяжелое отрочество.  — Ну… можно и так сказать. Костик смотрел на меня с сочувствием. На его лице это смотрелось странно — ведь я навсегда запомнил другого Бадхена, в котором ничего человеческого не было. А в этом…  — Расскажи о школе — сказал я — мне кажется, я и правда много чего забыл. Или постарался забыть. Бойкот, сам знаешь. Такое даром не проходит. — О школе… — задумчиво повторил Костик. — Даже не знаю, что тебе рассказать. Мы пили, курили, учились. Вот и все.  — Хорошая, должно быть, школа была — усмехнулся я.  — Кому как.  — А после школы ты чем занимался? — спросил я.  — Откосил от армии. Компьютеры собирал. Работал там и сям. И вновь я сильно засомневался в том, что передо мной — Бадхен. Вряд ли в его стиле было бы придумать себе настолько скучную жизнь.  — А память ты как потерял?  — Может, подрался с кем-нибудь? — ответил он нехотя. Он настолько походил на Бадхена внешне… и тем не менее, это был не он. Всего лишь оболочка, двойник с тем же именем. Обычный человек, изрядно побитый жизнью. Даже потеряв память, настоящий Бадхен не стал бы таким… повседневным. А то, что Костик помнил меня по некой школе… Этому я пока не смог найти объяснения. Разве что если бы предположить очередную шуточку того, настоящего. Что ж, если он — не Бадхен, значит…  — Костик?  — Да? — он отлип от экрана, на котором я незадолго до этого проверял фейсбук.  — Давай поищем тебе отдельное жилье? Можно найти по дешевке даже здесь, в городе.  — Вау — сказал он с усмешкой — ничего себе перемена на сто восемьдесят. За какие-то два дня.  — Послушай, мы не подростки — терпеливо сказал я — Два мужика могут жить вместе в таком возрасте только по двум причинам: или они пара, или пара неудачников.  — В смысле, или лузеры, или пидорасы?  — Вот именно.  — Я понял тебя. Что ж, обещаю — как только, так сразу. Он повернулся назад к экрану, а я еще раз внимательно всмотрелся в его лицо. Волосы темные, глаза серые. Лицо не худое и не полное. Нос — обычный в наших широтах, но при этом ничего выдающегося. Больше никаких зацепок не было. Разве что улыбка… Тот, во дворце, не улыбнулся ни разу. Бадхен образца конца двадцатого века ухмылялся много и с удовольствием — так, как это делают обольстительные подонки в голливудских фильмах. У Костика же улыбка была самой обычной. Иногда скептичной, иногда растерянной — и всегда искренней.  — Где ты жил до того, как тебя нашли без сознания? — спросил я, чтобы хоть что-то спросить.  — Там же и жил. В вокзальной кафешке, работал там продавцом и жил в подсобке.  — Так что же не вернешься обратно на работу?  — Не хочу.  — Очень информативно. Он вздохнул.  — Да просто тот, кто меня шарахнул, знает, что я там работаю. Вот и думаю, что мне стоит уйти на дно на какое-то время.  — Так ты знаешь, кто это сделал? Костик ответил не сразу, словно сам пытался найти ответ на вопрос. Пошевелил губами.  — Нет — сказал он наконец — к сожалению, не знаю. Не помню.  — Враги у тебя есть?  — Есть, но не такие, которые станут калечить, да еще при свете дня.  — Почему ты бомжуешь, если работал в кафе?  — Потому что я банкрот — буркнул он. Оказалось, что Костик пару лет назад на накопленные деньги открыл свой бизнес — эскейп рум. Пик на их моду начался как раз тогда, два года назад, а закончился в прошлом году. Костик прогорел и объявил себя банкротом, а весной вообще съехал со съемной квартиры, устроился на работу в кафешке и с тех пор там и жил — в подсобке. Финансами за него теперь руководил…  — Дай угадаю. Женя Финкельштейн? — спросил я по наитию.  — Он самый. Я вздохнул. С каждой секундой ситуация прояснялась и делалась все прозаичнее. Прогоревший горе-бизнесмен, финансовые неурядицы и небольшая криминальщина. Мне стало скучно. Каким боком тут оказалась замешана моя персона, я пока не понял, но уже решил для себя, что шуточкам Бадхена удивляться не приходится. Столкнуть меня с двойником, предварительно всучив ему карточку с моим именем и подправив память… Вопрос — для чего это все?  — Черти бы тебя побрали, Бадхен — сказал я сквозь зубы.  — Чего? — не понял он.  — Это не тебе. Давай-ка лучше найдем твоего Женю. Финкельштейна мы нашли быстро — методом проб и ошибок Костик наконец вспомнил пароль от ящика электронной почты, в котором набралась уже добрая сотня непрочитанных сообщений.  — Вот его номер — с облегчением сказал он, покопавшись в мейлах.  — Вперед — я протянул ему свой телефон. Незнакомый мне пока Евгений ответил сразу же, и судя по всему, первые фразы его были довольно-таки нецензурны.  — Скажи ему, пусть приезжает за тобой — велел я Костику — нечего по телефону рассусоливать. Тот назвал адрес, и я почувствовал, словно у меня гора с плеч свалилась. Оказывается, присутствие в моем доме Бадхена, пусть даже фальшивого, напрягало больше, чем я готов был признать.  — Давай дам тебе кое-какой одежды на первое время — предложил в приступе великодушия. Костик не отказался, и я сложил в пакет несколько слишком больших мне по размеру маек, пару спортивных штанов и легкую куртку — все остальное ему было маловато.  — Спасибо, Адам — сказал Костик.  — Не за что. Я засунул руки в карманы и смотрел, как он собирается, очень стараясь не поглядывать каждые пять минут на часы. К счастью, Финкельштейн не копошился — через минут двадцать раздался звонок в дверь, и я с облегчением пошел открывать.  — Привет, Эвигер. Основываясь на звучании имени и фамилии, я представлял его этаким рыжим задохликом, а на меня смотрел громила под метр девяносто. Он недобро ухмыльнулся, и я понял, что дружеских чувств приятель Костика ко мне не питает.  — Привет.  — А ты не изменился. Все такой же мелкий и злой — на мое удивление, при этом он протянул руку для рукопожатия. Я через силу протянул свою.  — И откуда ты это знаешь?  — У него тоже амнезия, Жека — Костик неслышно подошел сзади и хлопнул меня по плечу, так что я подскочил на месте.  — Здорово. Двое болезных, значит. Давай, Костян, собирайся.  — Уже — тот помахал пакетом с одеждой, которую я ему дал.  — Тогда вали на улицу, в машину. Я сейчас приду — велел Женя. Бадхен снова хлопнул меня по плечу, шепнул «спасибо!» и полным ходом ссыпался по лестнице вниз. Женя перевел взгляд на меня.  — Значит, позаботился о нем, несмотря ни на что…  — На что именно не смотря? — уточнил я.  — Правда не знаешь, Эвигер?  — Намекни.  — Сам вспомнишь. Надо было сказать в эту минуту: «ясно, хорошо что заехал, пока». Проститься, закрыть дверь, и забыть этих двоих. Но последние два нервных дня я чувствовал себя загнанной дичью, и это дало о себе знать именно сейчас. Я взорвался.  — Финкель, или как там тебя. Скажи Бадхену — настоящему, а не этой подделке внизу — чтобы… Я осекся. Посылать Бадхена на хрен, как я собирался, было неразумно. Просить оставить в покое — прозвучало бы просто жалко.  — В общем, вали отсюда. И я с силой захлопнул перед ним дверь. Точнее, попытался захлопнуть. Финкельштейн ловко просунул ногу в проем, а потом резким движением толкнул дверь на меня. И зашел в мой дом — без приглашения.  — Что, Адам, совсем умом тронулся? — сказал он с усмешкой, нависая надо мной.  — Выметайся — хоть я и являлся бессмертным, стало все равно не по себе.  — Бадхен передает тебе — прошептал он мне на ухо, не обращая внимания на мои слова — Вино, которое ты пил вчера, скоро превратится в виноградные гроздья. Шагнул обратно за порог и хлопнул передо мной дверью. А я остался за ней — пытаться понять, что же делать дальше.