Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 5 Глядя на Женю, я в который раз удивлялся странному выбору имени, которое подобрала другу фантазия Костика. «Евгений Финкельштейн» шло сидящему напротив меня человеку не более, чем слону скафандр. Словно пытались ими прикрыть, как срамное место фиговым листочком, его истинную сущность, налепив забавную фамилию и одно из самых избитых имен моего позднесоветского детства. Через пару секунд я опомнился, вспомнив, что никакого позднесоветского детства у меня не было, и мне стало сильно не по себе. Потому что получалось, что Костик и правда, сам того не понимая, изменяет окружающим его людям память. Мы сидели за большим круглым столом русского зала торжеств «Василиса» в самом сердце Нетании*. Стены были покрыты бордовым бархатом, люстры сияли фальшивым хрусталем, а на столе я насчитал шесть видов салатов с майонезом, между которыми сиротливо ютились блюдечки с хумусом, схугом и матбухой**. Музыка была тем, что в нынешнее время принято вежливо называть «фьюжн»: Верка-Сердючка перемежалась хасидскими плясками, их сменяли Омер Адам со своими восточными напевами и вечная Дана Интернешнл. Людей на танцполе, очевидно, совершенно не волновало, под что танцевать. Фьюжн добрался и до гостей: если дамы все как одна явились в вечерних платьях, то их кавалеры нарядились кто во что горазд — присутствовали и более-менее нормально одетые, но большинство пришло в джинсах, а двое — в сувенирных майках с надписями, из тех, что раздают резервистам в последний день армейских сборов.  — Ну и каша у Костика в голове, — отметил я, запивая вином говяжий язык, — кстати, он сам-то где?  — Скоро придет. — хмуро ответил Женя. Бадхен пришел сразу же после хупы, точнее ее имитации, потому что ни жених, ни невеста не являлись «кошерными» евреями, а значит, раввинат, имевший монополию на заключение браков, смотрел на них, как на пустое место. Рав оказался модерновый, реформистский, но от этого церемония бракосочетания короче или интереснее не стала. Стенд-ап шоу в его исполнении пестрело шутками, которые я раз сто до этого слышал в «Светофоре», и от этого тянуло зевать. Я рассматривал лица скучающих гостей, размышляя над тем, кто из них настоящий, а кто пророс в нашу реальность три недели назад. Получалось так себе. Рав закончил, стакан был раздавлен жестким мужским каблуком***, гости широким потоком потекли поздравлять новобрачных.  — Здоров, Жека. Адам, привет. Костик упал на стул между мной и Финкельштейном.  — Что есть пожрать нормального? — спросил, ни к кому отдельно не обращаясь.  — Ты невесту поздравил? — спросил Женя. Я удивленно посмотрел на него, потому что ни один из нас двоих к невесте за весь вечер не подошел даже чтобы познакомиться.  — О, хорошо что напомнил! — обрадовался Костя, подскакивая с места.  — А ну, стой! Тпру! — осадил его Женя. — давай скажи ей, что надо сделать одну фотку только с нами, одноклассниками. Я пока организую фотографа, а то он куда-то сбежал.  — Будет сделано. Хорошо придумал! — и Костик отчалил.  — Умный ход, Жека. — воздал я должное неприятелю. Костик куда легче нас распознает свои «творения», а с фотографией удобнее будет искать их в будущем.  — Не называй меня так. — резко сказал Женя.  — Плохие ассоциации? — участливо спросил я, — напоминает о трудной юности? Он прищурился, но не успел ответить, потому что мимо пронесся фотограф с зеркалкой, и Финкельштейн побежал его догонять. Через десять минут Костик собрал всех «бывших одноклассников» в одну лысеющую, полнеющую и немного пьяную кучку. Набралось их, не включая меня, человек семь-восемь мужчин и женщин. Негусто. За организацией идеального кадра я успел познакомиться только с двумя из них — Толей и Борей, владельцами рекламного агентства. Остальные держали дистанцию. Снявшись, кучка вновь рассеялась по залу, и мы втроем тоже вернулись обратно за наш столик. Тем временем официанты подали основные блюда — свиной стейк, форель и особуко на выбор. Костик рассеянно поглядывал по сторонам — казалось, ему уже не терпится отсюда уйти, хотя совсем недавно он был весел и разговорчив. Женя в этот момент толковал с фотографом. Наверное, пытался поскорее выбить из того фотографии.  — Помнишь, как мы сидели по вечерам на скамейке в парке? — спросил Бадхен, внезапно прервав молчание.  — К чему это ты вдруг? — сказал я.  — Подумал — мы же были нормальными людьми тогда. Что с нами произошло?  — Кризис среднего возраста? — предположил я, чтобы сбить его с меланхоличного лада. Костик кивнул, мрачнея на глазах. Поднял голову, посмотрел на меня в упор, словно бросая вызов.  — Надоело все. Поехали отсюда, Адам. Давай?  — Куда? Сидеть на скамейке и пить пиво с семками?  — Да, — серьезно ответил Костик. — именно это и будем делать. Уйти с торжества звучало заманчиво, но наедине с ним я оставаться не хотел.  — Давай Жеку возьмем. Как в старые добрые времена. Бадхен улыбнулся. Улыбка у него оказалась какая-то совсем неподходящая — беззащитная и очень искренняя. На миг я почувствовал жалость, чего давно уже со мной не случалось. Человек он или не человек, но потеряв память, выбрал вместо забытой сущности не самую плохую альтернативу. Плохо было другое: из выдуманного прошлого, как поганки после дождя, повыскакивали новообретенные «одноклассники». Судя по всему, приведя их в бытие, Костик теперь тяготился своим же творением. Интересно, смогут ли они прожить в этой реальности, не получая подпитки от создателя?  — Женька! — громко позвал он Финкельштейна. Тот обернулся.  — Не страдай херней. Зачем тебе сдалась эта фотография? Смотреть на чмошников, с которыми мы в школе за один стол садиться брезговали? — Костик не стеснялся и говорил в полный голос. За соседними столиками его точно слышали, но все сделали вид, что внезапно оглохли.  — Что предлагаешь? — осторожно спросил Женя. Фотограф воспользовался тем, что от него отвлеклись, и трусцой убежал куда-то вглубь ресторана.  — Купить пиво и поехать в наш парк рядом с библиотекой.  — Ты ведешь? Я выпивший. — быстро сказал Женя. Находчивости ему было не занимать — не признаваться же, что понятия не имеет, куда надо ехать, и где находится этот неведомый «парк с библиотекой».  — Тащи ключи. — великодушно ответил Костик. Мы с Финкельштейном сидели в машине и наблюдали из окна, как Бадхен покупает упаковку пива и семечки в ларьке у дороги.  — Как у него вообще получилось за два дня организовать свадьбу с таким размахом? — прервал я молчание. — да еще кучу обычных людей в это вовлечь. Фотограф хоть человек или…?  — С чего ты взял, что он что-то организовывал? — отозвался Женя с переднего сиденья, — изъявил волю, вот и все. А люди… ну, это ты из классики сам знаешь: «сеанс массового гипноза в Варьете». Заморочили им голову, и дело с концом.  — Кто заморочил? Костик?  — Одноклассники.  — Кстати об одноклассниках: если он потеряет к ним интерес, они рассосутся? Или нам придется впредь отбиваться от ежегодных встреч выпускников, свадеб и бар мицв? Женя вытащил сигареты, со вздохом посмотрел на часы.  — Вряд ли они сами рассосутся. А вот мое терпение скоро точно лопнет. Я тем временем думал над его словами о массовом гипнозе.  — Если уж эта пакость может такие фокусы проделывать, почему ты ничего не можешь? Они ведь куда ниже тебя рангом.  — Заткнись уже, а? Не береди душу.  — Просто странно, что ты слабее, чем банальные галлюцинации. Уверен, что не являешься тоже плодом воображения? Женя не успел ответить — Костик добежал до машины с огромным пакетом в руке.  — Все, я купил. Поехали! Парк оказался минутах в сорока езды от Нетании. В одном из его концов и правда обнаружилась местная библиотека, окруженная высокими вязами и каркасами, чьи ягоды источали сладковатый, немного влажный аромат. Заодно эти ягоды пачкали все, на что падали, темными пятнами, поэтому пришлось побродить, пока мы нашли скамейку, свободную от упавших раздавленных плодов. Под скамейкой оказалась россыпь шелухи от семечек, окурки и пивные крышки — видимо, это место до сих пор пользовалось популярностью у подрастающего поколения. С удовлетворенным вздохом Костик плюхнулся посередине. Мы с Женей расселись по бокам и приняли у него из рук по банке пива. Я переглянулся с Финкельштейном за спиной Костика. Он отрицательно покачал мне головой и хлопнул друга по плечу.  — Ну, за что пьем? Тот задумчиво отпил из своей банки.  — Даже не знаю. За вас, парни.  — И за тебя. — салютовал Женя. Я повертел свою непочатую банку в руках.  — Что дальше собираешься делать, Бадхен?  — Ничего не собираюсь, — сказал Костик легко, — ты вот тоже ничего не делаешь, Эвигер. Один Жека горбатится за всех. Людей на пожарах спасает.  — Гуманист. — хмыкнул я. Финкельштейн молчал, отпивая из своей банки.  — Вика — сука. — неожиданно зло сказал Костик.  — Чего так? — с интересом спросил я.  — Да полезла ко мне прямо на свадьбе. При женихе, блядь! Бедная Вика, подумал я. Интересно, поняла ли она, кем ей приходится Бадхен? Или потянулась к нему инстинктивно? Злиться на нее за это — все равно, что злиться на подсолнух за то, что он поворачивается лицом к солнцу. Или на мух — оттого, что летят на запах падали.  — Мне нужно кое-куда сходить. — внезапно сказал Женя. — Туалет за библиотекой, — сказал Костик, допивая свое пиво, — давай поскорее. Женя кивнул, и поднявшись на ноги, почти побежал в кусты. Едва дождавшись, пока он исчезнет из виду, Костик подскочил на месте.  — Пошли за ним. — Зачем?! — не понял я. — человек отлить пошел, дай ему немного приватности. — Вставай! Голос его звучал неожиданно властно, и я невольно поднялся тоже. За библиотекой Бадхен обернулся ко мне.  — Значит, так. Я не очень понимаю, что происходит, но что-то не то.  — Ты сдурел?.. — начал я, но тот меня остановил.  — Жека наверняка это почувствовал. И я тоже. Очень странное чувство — будто у меня мания величия, и я… неважно. Я сглотнул. Неужели он начал вспоминать? — Так что ведешь себя тихо, молчишь и ничего не трогаешь, понял? — заключил Костик.  — Понял.  — Иди за мной. Шаг в шаг. Мы сделали не больше пяти шагов. И тут я увидел. Прямо посреди вязов на лужайке недалеко от библиотечной стены росло небольшое дерево. Больше всего я удивился тому, что на нем были одновременно цветы и плоды. В темноте цветы казались серебристыми, а фрукты — черными. Под ветвями стоял Женя. Вид у него был абсолютно отсутствующий, а в руках темнело что-то круглое.  — СТОЙ! — закричал Костик. У меня возникло такое чувство, что закричал не только он, но и земля под нашими ногами, деревья вокруг. И даже воздух. По губам и шее потекло что-то теплое. Я притронулся к ним пальцами, и понял, что из носа и ушей у меня пошла кровь. Ай да Костик. Женя замер с рукой у самого рта.  — Кость?..  — Брось. Женя. Сейчас. Черный фрукт упал на жухлую траву и откатился куда-то к дереву.  — Пошли отсюда. — сказал Костик каким-то не своим голосом.  — Так значит, ты вспомнил, что приходил сюда несколько недель назад.— прервал затянувшееся молчание Женя. Костик угрюмо кивнул. Бросил пустую банку пива в мусорку возле скамейки, достал новую.  — Ел те фрукты?  — Не помню.  — Не ожидал от тебя подобной глупости.  — Значит, это дерево сначала заманивает к себе, а потом напрочь отшибает память? А еще говорят, что здешняя флора бедна на разнообразие. — сказал я, чтобы разрядить обстановку. Никто не ответил, словно я был пустым местом. Жаль, что Женя не успел надкусить плод, подумалось с горьким сожалением. Как легко решились бы мои проблемы…  — А если он попробует съесть еще один? Может, память вернется?  — Или станет овощем. — нехотя проронил Женя.  — Жрать эту дрянь я не стану, — решительно сказал Костик, — и не думаю, что в прошлый раз ел ее добровольно. Меня чуть наизнанку не выворачивало, когда я их видел.  — Ты что-нибудь вспомнил? — спросил Финкельштейн. Костик хмуро покачал головой.  — Почти ничего.  — Во всяком случае, зацепка у нас есть, — подытожил я, — Костю отравили, когда он был здесь в последний раз. Скорее всего, кто-то из ваших, да?  — Кого — наших? — спросил Костик, поднимая голову.  — Вспомни, с кем ты встречался в последнее время? — спросил Женя.  — С… не знаю — Костик потер ладонями щеки — кроме тебя, я ни с кем не общался уже давно. Разве что с Адамом. И он подозрительно воззрился на меня.  — А ведь на мне в тот день нашли твои контакты, Эвигер. Ничего не хочешь рассказать?  — Это не я, — пожал я плечами, — и уж точно, решив тебя отравить, я бы не оставил номер своего телефона на месте преступления.  — Мы еще поговорим на эту тему. — ответил Костик, и я поежился. Сейчас он куда больше походил на настоящего Бадхена, чем на недотепу, которого я знал последние несколько недель.  — Не думаю, что это Адам, — сказал Женя, и я благодарно взглянул на него, — надо проверить, с кем ты мог бы встретиться в тот день, и кто на тебя точит зуб. Просто будь осторожен, ладно? И поменьше контактов с… одноклассниками. После происшедшего задерживаться в парке мы не стали. За руль теперь сел Финкельштейн, а Костик — спереди пассажиром. Возле моего дома Женя остановил машину.  — Вылезай, мне еще этого парня отвозить. Тот одновременно со мной отстегнул ремень безопасности.  — Езжай домой, Жек. Я с Адамом потолковать хочу.  — Приятно провести время. — сказал Женя, и мельком взглянул на меня. В голосе его при этом послышалась насмешка. Машина тронулась с места и выехала с парковки, оставив нас с Костиком двоих на обочине.  — Это не я. — повторил то, что уже сказал в парке. Доказательств у меня не было, и я пытался понять, как теперь выбираться из непростой ситуации и доказывать, что не виноват.  — Сейчас это неважно, Адам. И, игнорируя то, что мы находимся в относительно людном месте — возле помещения для мусорных контейнеров — он впился в мой рот болезненным и жестким поцелуем, который ощущался скорее как наказание, чем ласка.  — Послушай, — я, обеими руками схватив за плечи, с трудом отодвинул его от себя — я же вижу, что ты мне не веришь. Давай поговорим начистоту. Ты знаешь, что это за место? Что за дерево?  — Знаю, и ты тоже знаешь, Адам. Мы сидели с тобой вместе под ним в тот вечер. В школе, перед выпускным — глухо сказал Костик.  — Опять он про школу… ну окей, и что было дальше?  — Я стоял под ним, прятался от наших. Ты подошел ко мне тогда сам. Сам! Помнишь? И тут я с ужасом понял, что вспоминаю. Перед глазами возник образ молодого Костика, сутулящегося с сигаретой в руке под густой тенью веток. И образ меня самого — пьяного невысокого подростка, который очень хочет что-то доказать более популярному однокашнику. Вспомнилось учащенное дыхание Костика над ухом, жар его тела… Я помотал головой, отгоняя ложные воспоминания. Слова Жени оказались пророческими — Костик может изменить нас и нашу память настолько, что воображаемое прошлое станет истинным. И на деле это оказалось намного страшнее, чем я ожидал. Как бы я ни желал, чтобы Бадхен никогда ничего не вспомнил, становиться тем доходягой, каким он воображал меня, отчаянно не хотелось. — А теперь мне очень хочется узнать, почему ни ты, ни Женя ничего не помните. — сказал он требовательно. И я решился.  — Потому, что все это — плод твоего больного воображения. Не было никакой школы, никогда.  — Что?.. что за херню ты несешь?.. — оторопел он.  — Ты — не человек, Бадхен. Трикстер, демиург, бог — называй, как хочешь. Я знаю тебя уже две тысячи лет, и это дерево, скорее всего, тоже твоих рук дело, уж не знаю, что оно делает там, возле городской библиотеки. Так что хватит… В ответ меня швырнуло на бетонный пол, хотя сам Костик стоял неподвижно.  — Заткнись. — его голос теперь мало напоминал человеческий, глаза потемнели.  — Ты сам себя послушай. Звучишь, как целый осиный рой, — сказал я, пытаясь шуткой скрыть возрастающую в душе панику.  — Заткнись. — повторил он обычным, но чуть надтреснутым голосом. Я с трудом поднялся с земли.  — Твой приятель уже три недели ходит вокруг да около с несчастным видом, надеется, что сам вспомнишь. А ты вместо этого придумываешь себе каких-то одноклассников и устраиваешь им наипошлейшую свадьбу из тех, что я видел за две тысячи лет. Не тот размах, Костик. Ты можешь лучше, я зна… Больше я ничего сказать не успел — меня просто-напросто вырубило. **** В школе Адам был занудой-отличником, а Костик — гопником-неформалом. Курил дешевые Ноблесс, ходил в трениках и кожаной куртке, слушал Slayer. Эвигер просиживал вечера в библиотеке, а Костик бухал на скамейках в парке. Адам получал одну отличную грамоту за другой, а Костика грозились выгнать чуть ли не каждый четверг. Костика Адам бесил — потому что был лохом и задротом, а еще потому, что к концу года повадился приходить на тусовку, хотя его никто не приглашал. Незваный гость — хуже татарина, шутили парни Адаму прямо в глаза, но все же не гнали. Какая разница, если на носу выпускной. Душным вечером в самом конце июня они собрались всей честной компанией — отмечать последний день последнего учебного года. Пришли все, даже самые «приличные». Бренчали на гитаре, пели, как полагается, Сектор Газа, Короля и Шута, Летова. Разговоры крутились вокруг школьных сплетен, секса и будущей армейской службы. Вика и Боря начинали курс молодого бойца через две недели, и кроме скорого призыва ни о чем другом говорить не могли. Их накачали Балтикой и Голдстаром и оставили на отдельной скамейке, чтобы не портили настроение остальным. После третьей бутылки пива Костик понял, что если не отольет немедленно, то обоссытся. Встал с исцарапанной скамьи, пошатнулся. Кое-как пробрел через детскую площадку в кусты, куда периодически отлучались остальные, но там кого-то рвало, и он пробрался дальше, в темный угол за городской библиотекой, которая высилась неподалеку от туалетных кустов. Между обычных высоченных стволов он заметил цветущее дерево с какими-то темными фруктами. Подобрался к нему поближе и сделал свое «мокрое дело». На душе сразу стало легче, но возвращаться к опостылевшей за учебный год компании не хотелось. Костя обошел дерево, нашел место, где почище, и стал под ним, опершись спиной о белый ствол. Вытащил еще одну сигарету, с удовольствием закурил. Минут через пять послышался треск веток от ближних кустов. Через них, немного покачиваясь, пробирался Адам. Какого черта его потянуло сюда, было непонятно, и Костик решил игнорировать его присутствие. Адам встал совсем близко от Костика, тоже вытащил сигареты и затянулся, только выглядело это в его исполнении нелепо — очевидно было, что он это дело не любит и не умеет.  — Какого черта ты к нам припираешься каждый вечер? — не выдержал Костик.  — А тебе что, жалко? — вяло огрызнулся тот.  — Да ходи, кого это колышет. Просто выглядишь при этом смешно. Как лох выглядишь. Адам затянулся снова. Все-таки он слишком близко стоял, но отодвигаться было лень.  — После школы, — сказал Эвигер, — все меняется, знаешь? Гопники становятся неудачниками, а задроты — успешными владельцами стартапов. Так что наслаждайся последними деньками популярности.  — Это ты-то станешь успешным? Успешным форевер элон, это точно. — заржал Костик. Адам резко повернулся к нему, сжав кулаки. Судя по всему, Костику удалось-таки наступить на особо болезненную мозоль. Еще бы понять, на что именно — чтобы повторить…  — Форевер элон, говоришь? — прошипел Адам, и Костик довольно улыбнулся. Вот она, та мозоль.  — Тебе. Никто. Никогда. Не даст. Через секунду его сбил с ног неожиданно сильный удар кулака в живот, а потом оказалось, что он сидит на корнях дерева, плотно прижатый к стволу, а Адам навалился на него, и его дыхание шевелит волоски на шее — выше он не дотягивался. Пару секунд они сосредоточенно прислушивались к дыханию друг друга. Костик мог бы сшибить его с себя одним махом, но почему-то не хотелось этого делать. Тяжесть чужого тела приятно раздражала нервные окончания, а понимание, что он может в любую секунду прекратить это безобразие превращало происходящее в будоражущую игру. Он думал о том, достаточно ли пьян, чтобы его не стошнило от того, что сейчас произойдет — а почему-то было точно понятно, что именно случится. Удивлялся, что нет, не тошнит, не противно. — Эвигер… — он хотел усесться поудобнее, но тот шикнул на него. Рука проникла Костику в штаны без всяких прелюдий, и он почти задохнулся от острых ощущений — как будто внутри кто-то раскрутил стоконечную звезду, и она сладко-больно тыкала изнутри сразу всеми своими шипами — в живот, в сердце, в горло. Он инстинктивно схватил Адама за запястье, в пальцы толкался неистовый пульс. Оказать ответную услугу ему в голову тогда не пришло. Потом он даже жалел об этом. Пиво здорово дезориентировало, глаза Костик держал закрытыми, и казалось, что их крутит и вертит в пространстве без верха и низа. Неожиданный оргазм завис перед закрытыми веками сотней золотых точек, а потом вновь накатила тошнота. Пару минут они все ещё продолжали сидеть вплотную друг к другу, настороженно прислушиваясь, словно раздумывая — кто первым перейдет в нападение?  — Скажешь кому-то — убью. — наконец проговорил Костик, отодвигая от себя Адама. Бить в рожу после случившегося было бы глупо.  — Аналогично. — ответил тот. Голос его звучал угрюмо и невесело. От случившегося стало не хорошо, а совсем наоборот, и вдобавок опять тянуло блевануть, что Костя и сделал, как только Адам отошел на достаточно большое расстояние от убежища, прямо на ствол дерева, под которым все произошло. Ничего этого не было, подумал Костик. Ничего этого на самом деле не происходило. Он поверил Адаму сразу: после того как увидел дерево в парке, кое-что в памяти все-таки начало проясняться. Жаль, что этого оказалось недостаточно, чтобы вернуть все воспоминания и самого себя. Теперь он хотя бы понимал свою ущербность, но мало что мог сделать. А еще понимал, что не случилось того вечера, который он бережно хранил в памяти последние девятнадцать лет. Не пытался он безуспешно добиться от Адама повторной встречи, а тот — не назвал на глазах у всех на выпускном вечере гомиком. И нет, он не ломал Адаму руку, и не целовались они взахлеб после перевязки гипсом в больнице. Никогда. Интересно, подумал Костик. Я мог бы придумать себе любое прошлое, любую жизнь. А придумал — такое. Если Адам прав, и я — создатель, то что это говорит о созданном мной мире? Ему о многом надо было успеть подумать. А когда вернется память — он разберется со всеми.