Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 9 Планируя смерть Саула и Вики, Костик учел многое. Он смог избавиться от двоих самых главных смутьянов — остальные, помимо Хачикова, пока особо себя не проявили. Он смог замести следы так, что к нам они не вели никоим образом. И он смог немного успокоить Женю, который узнал обо всем уже после того, как вытащил из здания последнего погорельца. Чего Костик не учел, так это последствий гибели популярной «It-girl» и успешного политика в одной квартире. А последствия были! Ох, были. Безвременная гибель человека с депутатской неприкосновенностью — а Саул каким-то образом сумел за короткий срок не только сколотить партию, которая гордо называлась «Бина», но и пробить для нее четыре мандата в Кнессете — такая смерть всегда в первую очередь будет рассматриваться, как политическое убийство. При взрыве бытового газа трудно доказать злой умысел, но прессе это удалось. Смерть Саула быстро приравнялась к убийству премьер-министра Рабина, а его политическую адженду, на мой взгляд, весьма мутную и популистскую, подняли на знамена и объявили одной из самых прогрессивных в современной политике. Я честно прочитал проспект «Бины» — и не нашел там ни одного оригинального параграфа; часть дословно понатырилась от левых арабов, часть — от правых ультраортодоксов. В народе такое называют, кажется, копипастой. Полиция, разумеется, начала искать «кому это выгодно», что подняло новую волну расследований — осиное гнездо под названием «Кнессет» начало трясти и лихорадить. Неприкосновенности отменялись, головы летели с плеч — на парочку депутатов даже открыли уголовное дело, хоть и не по делу Саула. На фоне происходящего третий тур выборов прошел с поразительным результатом: «Бина» неожиданно получила больше мандатов, чем ведущая партия, и неясно, было ли это благодаря «мертвым душам», которые они успели нахапать, или люди искренне верили в лучшее будущее именно с этой партией. То, что тела Саула и «меценатки и филантропки» Виктории Барашехатовой нашли в одной квартире, породило дополнительный взрыв общественных домыслов и пересудов. Муж Вики благоразумно отмалчивался, хотя полиция и его трясла, проверяя версию убийства на почве ревности. Связь погибших мгновенно возвели в ранг «запретной любви». Вдобавок, кто-то пустил слух что парочка приходилась друг другу бывшими одноклассниками, и тут уж пресса развернулась на полную катушку — субботняя пресса в ту неделю вышла чуть ли не с книгу толщиной.  — Надо было убивать их поодиночке — констатировал Костик, бросая пухлую газету в ведро. Вика была награждена грандиозной популярностью посмертно: одна из местных компаний по продаже одежды поймала волну и выпустила майки с ее портретом в стиле уорхоловской Мэрилин Монро. Одежда раскупалась на ура, но через пару дней всю линию сняли с продажи — моду на рабство сурово осудило мировое общество, и популярность мертвой звезды быстро сошла на нет. Буквально через месяц о Вике никто не заикался, даже видео ее интервью с Одеттой удалили отовсюду, откуда было возможно. Женя рвал и метал.  — Ты этого добивался, дурень? — орал он на Костика у меня в гостиной: тот был сослан жить ко мне сразу же после пожара. — сделал свою галлюцинацию национальным героем! Ты этого хотел?! Бадхен недовольно цыкнул.  — Хватит драм, Жека. Новое правительство сдуется после первой же каденции, да и люди там самые простые, скоро все вернется на круги своя. С живым Саулом все было бы куда хуже!  — С живым Саулом хрен бы они получили сорок мандатов, дурак! Куда ты так спешил, на пожар? Почему не посоветовался со мной? Господи помилуй… Бадхен и Женя стояли друг напротив друга, напряженные и набычившиеся. Я только сейчас заметил, как они похожи. Странно, что не видел этого раньше. В конечном счете Женя немного остыл, и между приятелями наступило слегка настороженное перемирие.  — Все еще злишься? Сам же говорил, что мороков надо убить — сказал я ему после очередного недружелюбного вечера втроем.  — Их и надо было убить, но не так. Почему злюсь? Потому что он поступил как… как простой смертный. Знаешь, кирпичик из кладки можно вытянуть аккуратно, а можно так выхватить, что вся стена развалится. Саул вошел в политическую историю, чего не должно было произойти — и все благодаря нашему склеротичному другу.  — А как ты это себе иначе представлял? Как можно незаметно убрать политика, члена парламента?  — Его надо было сначала скомпрометировать, убрать с политической арены. А потом незаметно придушить. Нет, Костику непременно нужен взрыв! Запретная связь! Драма!  — Ну, это временное — пожал я плечами — во вчерашние новости уже завернули рыбу, скоро о них совсем забудут.  — Не в этом дело. Мороки не могут строить человеческую историю, понимаешь?  — А иначе что?  — А иначе пойдет цепная реакция непонятно в каком направлении и неизвестно с каким результатом. Бадхен и так успел наворотить дел за последние… много лет. Как ты думаешь — делать людей бессмертными и пускать их в свободное плавание — хорошая идея или нет?  — Ну… это смотря с какой стороны посмотреть — уклончиво сказал я.  — Я понял тебя и твой шкурный интерес. Ладно, а проделать такое с тридцатью тысячами человек?  — Тридцать тысяч?! — поразился я.  — Да, Адам.  — Значит, вот чем вы занимались последние двадцать лет — бродили по свету и убивали бессмертных? Кажется, я смотрел про такое фильм в восьмидесятые. «Горец» назывался.  — Опять ты за свое — вздохнул Женя.  — И я точно последний? В фильме это, кажется, по-другому заканчивалось. Женя покачал головой и полез за сигаретами.  — Тебе не страшно закуривать? После его последней выходки я курю исключительно на балконе — сказал я, вытаскивая свои.  — Мне — не страшно — сказал он, зажав сигарету в зубах и хлопая по карманам по поисках зажигалки.  — Ну да, ты же у нас fire fighter, огненный воин. Мы вышли на балкон и закурили. В соседнем доме врубили караоке на полную мощность, и я пожалел, что нельзя повторить трюк со взрывом газа и там тоже.  — Ты узнал, кто мог его отравить? — спросил я.  — Порасспрашивал в том кафе, поговорил и с официантами и с поварами. Никаких зацепок.  — А мертвая жена?  — Об этом надо расспрашивать Хачикова, а не меня.  — Кстати, что с ним? Есть план, как до него добраться?  — Будет — ответил он — но теперь это точно сделает не Костик.  — Ты уверен? У него получилось хотя бы глаза отвести полиции. Ты же потерял свои «суперсилы», или как это у тебя называется.  — Попробую обойтись без них. Мне его идея не нравилась, но не в свое дело я решил не лезть. Хочет — пусть дерзает.  — И поможешь в этом ты — продолжил он, туша сигарету.  — Нет — отрезал я.  — Какой обдуманный и взвешенный ответ.  — С Костиком я хотя бы знал, что он меня отмажет. Кто отмажет нас, если попадемся?  — Если пойдёшь со мной, я смогу убедить его нас прикрыть. Ради одного меня он стараться не будет.  — Ничего себе между вами черная кошка пробежала — присвистнул я — целая пантера. Женя невесело кивнул.  — Он перестал доверять мне, а я — ему. Что нехорошо, учитывая, что мы с ним вдвоем — довольно-таки большая часть мироздания.  — Даже удивительно, как мир до сих пор не развалился, с вашими-то семейными драмами! — поддел я его.  — Сегодня ты, видимо, серьезно разговаривать не в состоянии — сказал он с упреком.  — Почему же? Я шучу и параллельно обдумываю твои слова. Могу помочь с Хачиковым, если Костик точно прикроет. Только давай ты не только придумаешь жизнеспособный план, но и посвятишь меня в него полностью. А, и еще — от меня не потребуется никого убивать самому.  — Боже, сколько условий за раз — усмехнулся Женя.  — Так да или нет?  — Будь по-твоему. Будешь стоять в сторонке и смотреть. Что, впрочем, ты и делаешь всю жизнь, верно? Я скинул окурок в жестяную урну.  — Верно, Женя. Все так и есть. Переехав ко мне, Костик, слава богу, прекратил свои периодические домогательства. Я предоставил ему в пользование вторую комнату, которой обычно не пользовался, и мы старались не мешать друг другу жить. Днем он где-то пропадал — я не спрашивал, где. Ночью запирался у себя, и его было ни видно ни слышно. Общение происходило преимущественно вечером за ужином. Он больше не походил на того увальня, каким я увидел его в больнице, но и всемогущим Бадхеном не был. В нем неожиданно сочетались наивность и цинизм, великодушие и жестокость, порывистость и холодный расчет. Его нестабильность нервировала меня, но пока что все как-то функционировало и мы сносно уживались. Смадар исправно убирала квартиру по вторникам. Разумеется, она заметила присутствие еще одного жильца, хотя Бадхена никогда не было днем дома.  — К тебе постоялец поселился? — спросила она, гоняя по кварцевому полу мутные волны воды.  — Да, приятель один… Ненадолго, пока дела не приведет в порядок.  — Ну, ненадолго так ненадолго — сказала она. Стоя на балконе, я слышал, как резиновая швабра шваркает по полу, ловко собирая воду. Музыки сегодня не было.  — Адам — позвала она меня из гостиной. Я осторожно зашел в комнату, стараясь не вляпаться в лужу.  — Что?  — Мне кажется, Соня заболела — она указала пальцем на аквариум с рыбкой. Я подошел к нему. Несмотря на то, что я исправно ухаживал за аквариумом, Соне, очевидно, и вправду было нехорошо. Я достаточно видел в своей жизни умирающих рыбок, чтобы понять, что и эту скоро ждёт почетное погребение в унитазе. Домработница расстроилась куда сильнее меня.  — Я к ней привыкла — вздохнула она — сама не завожу животных, но люблю дома у клиентов за ними ухаживать. Жалко, когда кто-то умирает.  — Почему сама не заведешь? — спросил я. Она вытащила из-под раковины новую тряпку, надела ее на швабру и принялась протирать пол насухо.  — Потому что живу одна, мужа нет, детей тоже нет. Если помру, что станет с несчастным животным? А если оно умрет с голоду? Я хотел сказать, что кошка, скорее всего, просто начнет обгрызать хозяйку, пока их не обнаружат, так что беспокоиться не о чем, но решил, что Смадар шутки не поймет.  — Может, мне тоже завести аквариум? — сказала она, орудуя шваброй — рыбку я точно переживу.  — Могу тебе купить — предложил я — вечером зайду в зоомагазин.  — Неужели за новой Соней? — она покачала головой — мог бы хоть денек ради приличия траур-то соблюсти. Прыгаешь от рыбки к рыбке. Вот она, современная молодежь! И Смадар, невесело усмехнувшись, принялась дотирать сверкающий чистотой пол. Вечером в аквариуме поселилась новая рыбка, а я приготовил себе маджадру и сел ужинать, когда в замке заскрипел ключ.  — Привет — Костик кинул связку на диван — Женя меня сегодня просветил насчет Хачикова.  — Поможешь?  — Не знаю, получится ли. Одно дело — проделать все самому. А другое — отвести подозрения от вас. Он наложил себе с горкой маджадры, сел напротив меня с тарелкой.  — Может, не пойдёшь?  — Недавно вы были лучшими друзьями, а теперь ты, я вижу, не прочь оставить его одного.  — Это не так — покачал он головой — я просто не уверен, что смогу вытащить вас обоих, если что. А вдруг эта секта окажется куда опаснее, чем партия Саула?  — Не знаю. Если честно, я о ней вообще ничего не слышал — ни в новостях, ни от людей. Как бы не оказалось, что Хачиков это кто-то вроде неуловимого Джо, который никому нафиг не сдался.  — Неплохо, если оно было бы так — сказал он и наложил себе еще добавки. К приезду Жени от целой кастрюли риса с чечевицей не осталось и следа. Финкельштейн вместо ужина получил чай из пакетика, и за ним изложил свой план действий.  — Сначала надо его скомпрометировать. Очернить, превратить в педофила, насильника и расиста в одном флаконе. Если этого не сделать, мы создадим ситуацию еще страшнее, чем с Саулом и Викой. Жора немедленно превратится в мученика, а его религия станет популярнее, чем христианство и буддизм вместе взятые.  — И как ты это собираешься делать? — спросил до сей поры молчавший Бадхен.  — Пустим о нем слух в интернете, и…  — Не пойдет — оборвал я — будь мы в Штатах, может и прокатило бы на волне #metoo. А здесь… ну, расист, ну и что? А насчет педофилии — это еще доказать надо.  — Тогда предложи что-то другое — хмыкнул Женя. И я предложил. Войти в секту Древа было нетрудно — я просто нашел в Гугле дату следующего семинара и явился на встречу. Хачиков помахал мне с трибуны, и на том процесс внедрения был завершен. Для верности я пожертвовал в конце сессии кругленькую сумму, отчего Жора проникся ко мне особым расположением и признательно улыбался при каждой встрече. Быть в секте мне даже понравилось. Я ожидал чего-то иного: длинных религиозных ритуалов, промывания мозгов, строгих правил. Ничего этого не было. Раз в неделю группа людей собиралась в каком-нибудь культурном центре, все приносили с собой коробки с продуктами и угощались. После трапезы выходил Жора и читал небольшую лекцию о трансерфинге реальности. Под конец собирались денежные пожертвования «для нуждающихся», и все расходились. О Древе ни разу не говорилось.  — Надо налаживать контакт — сказал Женя после очередного семинара в Петах Тикве — мы никуда не продвигаемся. Или он нам не доверяет, и вся эта канитель — одна большая ширма, под которой находится двойное дно, или…  — Или что? Женя вздохнул.  — Я начинаю думать, что никакой секты не существует. Жора морочит голову куче людей, получает деньги и на это живет. Такое называется «шарлатанство», «курсы по самореализации», но никак не «секта».  — Думаешь?  — Порой приходит такая мыслишка. Мы можем ходить туда годами, но так ничего не узнаем. Надо действовать рискованнее. Расколоть его, внедриться в ближний круг — или же убедиться, что Хачиков — фуфло.  — Ну давай, дерзай.  — Это должен сделать ты, Эвигер.  — Я?! Мы так не договаривались. Я вперед батьки в пекло не полезу.  — То есть, твоя помощь заключается в том, что раз в неделю ты будешь ходить со мной жрать соевые сосиски Михаль?  — Мейталь.  — Неважно. Адам, нам надо действовать.  — Почему нам? Тебе нужно — действуй.  — Потому что Хачиков мне не доверяет. Я пробовал, он со мной едва здоровается. А вот к тебе благоволит.  — Еще бы, после той кучи денег, которую я в него вбухал. Я задумался. Почему-то получалось, что моими руками загребают каштаны из огня, а обжигаться не хотелось. С другой стороны, Женя был прав — мы не продвигались никуда. Надо было решать. И я решился. Собрание в этот четверг проходило в культурном центре неподалеку от моего дома. Знакомых почти не было, и я опять подумал, что Женя в чем-то прав. Семинары не пользовались особой популярностью, и люди на них долго не задерживались. Версия со всемогущей сектой разваливалась на глазах. Отведав сэндвичей с авокадо, я уселся поближе к кафедре, за которую уже встал Жора, чтобы успеть поймать его на выходе. Лекция длилась недолго, всего час. Хачиков в который раз пережевывал жвачку о том, как важно поменять отношение к своим проблемам и относиться к жизни не так, а иначе, а как — он сейчас расскажет и покажет. Как и всегда, лекция закончилась на оптимистической ноте, ничего толком не объяснив. Задвигались стулья, несколько человек подошли к Хачикову и начали уточнять у него какие-то детали. Я терпеливо сидел в своем предпоследнем ряду и ждал своей очереди. Наконец последний участник попрощался с «гуру» и Жора оказался свободен. Я перехватил его у самого выхода.  — Привет, Жор.  — О, Адам! — обрадовался он — а где Финкельштейн? Обычно вы вдвоем приходите.  — Он сегодня послал смску, что ему все надоело и он бросает — сказал я, стараясь, чтобы Жора почувствовал, как сильно я осуждаю Женю. Тот грустно улыбнулся.  — Очень жаль. Что ж, насильно мил не будешь. И Жора сделал движение, чтобы двинуться дальше. Я перехватил его за рукав.  — Эй, подожди! Куда ты так спешишь? Дома жена ждет со скалкой? Хачиков покачал головой.  — Я не женат.  — Ну тем более. Пошли поедим чего-нибудь нормального, а то у меня изжога от авокадо. Шли мы к небольшому ресторанчику неподалеку от моего дома. Уже вовсю зарядили декабрьские дожди, и под нашими ногами сверкали и плюхали черные лужи. Хорошо, что на данный момент дождь уже закончился — только так я смог уговорить Жору пройтись пешком, оставив машину на парковке.  — Не люблю лужи — сказал он, аккуратно обходя особо широкую — каждый раз ожидаешь, что дно уходит в Марианскую впадину. Не хочется утонуть прямо посреди Тель Авива, знаешь ли.  — Ничего, скоро будем на месте. Извини, что так долго. Вскоре мы оказались в небольшом грузинском ресторанчике, в котором я иногда пил кофе, когда дома становилось совсем уж скучно. Внутри было тепло, деревянные столы накрыты красными скатертями, желтый свет с торшеров и негромкая кавказская музыка подчеркивали колоритную, но при этом уютную атмосферу. После прохладной сырости снаружи это было как раз то, что надо.  — Я иногда приезжаю сюда — сказал я, выбирая из меню аджарские хачапури и суп харчо — не могу сказать, что дико вкусно, но приятно просто посидеть. Жора тоже выбрал хачапури. Вдобавок я выбрал бутылку Арени. Заказ пришел быстро, и какое-то время мы ели, стараясь не обжечься горячим сыром.  — Давно хотел лично тебя поблагодарить за пожертвование — сказал Хачиков, вытирая пальцы бордовой салфеткой — это было очень щедро. Ты же знаешь, что все до последнего шекеля идет на лечение больных онкологией детей?  — Не за что, Жор.  — Есть за что — возразил он. Я отодвинул от себя тарелку. Разговор надо было переводить на Бадхена, иначе мы просто поужинаем и разойдемся.  — Костик жил у тебя какое-то время — сказал я наконец.  — Да, пару недель — подтвердил он.  — Ты тогда уже начал искать Дерево? — спросил я напрямик, и увидел, как сжались его пальцы на салфетке.  — Что…  — Не увиливай. Ты ищешь дерево, верно? Зачем оно тебе и твоей секте?  — Секте? — его удивление было вполне искренним.  — Людям на твоих семинарах — уточнил я.  — Я… честное слово, Адам, никакой секты у меня нет. Я веду семинары, да. Это дает мне какой-то источник дохода. Но секта?..  — Тогда что за история с Деревом? Костик сказал, что ты спрашивал его о нем.  — Спрашивал, потому что он сам мне о нем рассказал. Явился ко мне посреди ночи и сказал, что видел Древо Жизни и смерти, и что он…  — Так, постой — перебил его я — он так и сказал: древо жизни и смерти? Этими самыми словами? Если да, то Бадхен придуривается, ведя какую-то неведомую нам игру, а мы…  — Нет. Он сказал что видел дерево с черными плодами. Я узнал его по описанию, как раз так оно описывается в легенде.  — Какой легенде?  — Про Охотника, Адам.  — Про какого охотника? — я был предельно терпелив, что в такой ситуации было не просто. Жора облизал губы.  — Могу рассказать, если хочешь. По сути, это история сотворения мира.  — Еще одна история сотворения — поправил его я.  — Точно. Я ее вообще всерьёз не воспринимаю — поспешно добавил он — но если тебе интересно… Я откинулся на спинку стула, изображая полную расслабленность.  — Рассказывай свою космогоническую историю. А я пока доем.