Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 14 Женя вернулся рано утром, пахнущий гарью и огнем.  — Как посидели вечером?  — Нормально — я зевнул, пропуская его в дом.  — Костик спит?  — Да. Вчера поздно вернулись, так что он будет дрыхнуть еще пару часов как минимум. Финкельштейн приготовил кофе, принес в гостиную. Я смотрел, как он пьет свой раскаленный напиток, и думал о вчерашней луне. О том, что Бадхен далеко не так спокоен, как хочет казаться, а это значит, что дни мои сочтены — вряд ли он на самом деле допустит, чтобы дело дошло до непоправимого.  — Ответь мне на один вопрос — сказал я ему, не притронувшись к своему кофе — почему в списке из тридцати тысяч человек я оказался на последнем месте?  — Адам — сказал он — давай не…  — Давай да — перебил я его — просто скажи уже правду, чтобы я знал — чем обязан? И чего ожидать от тебя в дальнейшем? Женя аккуратно поставил кружку на стол. Помолчал и заговорил, не глядя на меня.   — Бадхен создавал мир много раз. Создавал и обрушивал. Некоторые миры длились единое мгновение, другие и того меньше. Третьи — вечность. В одних он обретал разум, в других — оставался сгустком материи и энергии. Поэтому в нем нет того страха, который есть во мне.  — Страха чего?   — Страха потерять осознание своего «я», Адам. Свою… осмысленность. Это — первый и скорее всего единственный мир, в котором я обрел разум, а не остался всего лишь бездумной и созерцающей сущностью. Я кивнул. Вечный демиург столкнулся с банальным страхом смерти. И смех и грех. — Вполне вероятно, что больше со мной такого не случится — продолжал он — Тяжело расставаться с таким даром. Тяжело убивать того, кто поднес этот дар. Тяжело…  — Это ты дал мне плод во второй раз, чтобы я потерял память? — прервал я его поток сознания. Женя покачал головой.  — Знаю, что ты мне не поверишь, но это был не я. Клянусь. Он хотел добавить что-то, но, в этот момент из второй спальни, протирая глаза, вышел Бадхен.  — Привет, Жек. Зря вчера не пошел с нами в Рэд. Мировые парни там были, скажу тебе. Все-таки от смертных есть толк, в отличие от мороков… или вечных. Как знать, может, и есть смысл побороться за них, да, Адам? Я увидел, как побелели костяшки пальцев Жени, держащие кружку.  — Хочешь сказать, что овчинка не стоит выделки? — усмехнулся я, припомнив его вчерашние слова.  — Хочу сказать, что…  — Адам останется жить — глухо сказал Финкельштейн.  — Эх, Женя, Женечка — с насмешливой грустью сказал Бадхен. Я поднялся на ноги.  — Мне надо ехать в банк. Решайте сами, что и как, а потом скажете, к чему мне готовиться. Костик, постарайся, чтобы к моему возвращению дома осталась хоть какая-то еда. И, захватив со стола телефон и рюкзак с ключами, быстро вымелся из дому. Ни в какой банк мне, разумеется, не требовалось — все операции давно совершались или онлайн или через приложение. Но находиться в одной комнате с двумя сущностями, пока те решают мою судьбу было слишком нервным времяпровождением с раннего утра. На улице было пасмурно и сыро. Этот час называют иногда «собачьим», потому что именно в это время владельцы собак выгуливают своих питомцев по окрестностям, оставляя за собой вереницы дымящихся кучек. Я вспомнил, как двадцать лет назад гулял по холодному Риму, испуганный и встревоженный после встречи с Бадхеном. Двадцать лет я избегал возвращаться туда, а теперь мой сильнейший страх столуется у меня дома. Худшее уже случилось, так, может, плюнуть на все и вернуться? Жить в городе на семи холмах, вечерами пить эспрессо за стойкой, пока в однажды за мной не придет мрачный, но решительный Финкельштейн, исполняющий волю Бадхена.  — Адам? Я уже привычно обернулся — привык, что технический директор в последние дни встречается мне на каждом шагу.  — Привет, Саар. Ты… И осекся — на дорожке, умытой недавним дождем, стояла незнакомая молодая женщина. В руке у нее был поводок, а вокруг крутился маленький пудель серого цвета. Она рассмеялась, глядя на мою вытянутую физиономию.  — Не Саар, но почти — я Наама. Вчера Неве выложил ваш пир в Фейсбук и тэгнул тебя, так что я сразу узнала знакомое лицо.  — Наама? — я тщетно пытался рассмотреть в ней хоть тень стервозности, о которой говорил Саар. Нет, передо мной была просто обычная симпатичная женщина. На вид ей было лет тридцать, может немного постарше, но в вьющихся волосах было довольно-таки много седины, что при этом не делало ее менее симпатичной. Глаза ее были серые, как грозовая туча, с утра нависшая над Тель Авивом, а одета она была, как любой местный житель, выгуливающий собаку в семь утра: безразмерная толстовка, штаны для йоги и вьетнамки.  — Очень приятно — сказала она, протягивая мне руку — Саар много о тебе рассказывает в последнее время.  — Правда? И о тебе тоже.  — Поэтому ты сейчас ищешь на мне рога и клыки? — хмыкнула она — так и подумала. Ну он и нытик, да, Адам?  — Хм — я не нашелся, что сказать. Встревать в супружескую ссору — неблагодарное занятие, это я понял много веков назад.  — Куда собираешься? — спросила Наама, подтаскивая пуделя к себе за поводок.  — Куда-нибудь подальше — сказал я, залезая в рюкзак за ключами — может поеду в… В рюкзаке не оказалось ни ключей, ни бумажника. Вчера я, должно быть, машинально оставил их на тумбочке в спальне — все мысли были заняты белой воронкой в ночном небе. А теперь расплачивался за свою рассеянность.  — Вот черт — пробормотал себе под нос.  — Забыл вещи дома? — сочувственно спросила Наама.  — Да, и сейчас, если честно, не самое лучшее время туда возвращаться.  — Тогда пошли к нам. Саар на работе, я никуда не спешу. И Никки уже закончил свои дела, да, малыш? — она обратилась к пудельку, и тот тявкнул. Я замешкался. Вернуться наверх и забрать свои вещи под прицельными взглядами непрошенных гостей? Еще не ясно, что им взбредет в голову. Перекантоваться пару часов у Наамы? Провести день, бесцельно шатаясь без денег и цели по городу?  — Кстати, у нас дома есть балкон — сказала она небрежно, — и я разрешаю гостям на нем курить.  — Ну тогда совсем другое дело — усмехнулся я. Квартира Саара и Наамы находилась в однотипном с моим доме на другом конце той же улицы. Настолько однотипном, что даже расположение комнат было одинаковым. Но здесь чувствовалась женская рука: на стенах были развешаны картины, на диванах и креслах живописно разбросаны подушки, на столе в столовой стояла ваза с цветами. В углу гостиной возле балконной двери притулилось кресло-качалка с клетчатым пледом, перекинутым через высокую спинку. То ли старинное, то ли выполненное в стиле ретро, оно выглядело невероятно уютно и буквально манило к себе.  — Садись куда удобно — сказала Наама, и я уселся в кресло. И сразу же осознал свою ошибку — по степени удобства оно едва ли далеко ушло от стула инквизиции.  — Можешь пересесть — предложила она с улыбкой — все наши гости попадают в эту ловушку. Оно здесь исключительно для красоты, а не для удобства. На диване оказалось куда как мягче, и, обложенный подушками, я впервые за несколько дней почувствовал себя относительно комфортно.  — Я еще не завтракала — крикнула из кухни Наама — поешь со мной?  — Да, спасибо! — крикнул я в ответ, потому что с утра не успел отведать даже женькиного кофе. Завтрак состоял из тарелки овсянки с какими-то «очень полезными ягодами и орехами» и жасминового чая.  — Так что у тебя стряслось? Проблемы дома? — спросила хозяйка дома, подливая мне еще чая в большую серую кружку.  — Не то, чтобы проблемы. Скорее, одна, но очень большая.  — Дай угадать, кто это… наверное, тот самый Константин, который жрет, как не в себя? Должно быть, дорого содержать такого друга? Дешевле уж было бы волкодава завести.  — Саар тебе, вижу, все-все рассказывает — с иронией сказал я.  — А как же иначе — она пожала плечами и взглянула на часы на стене. — Послушай… Я сегодня особо никуда не собиралась, но если уж мы встретились, то хотелось бы тебя кое с кем познакомить. Почему все женатые и почти женатые люди в этой стране мечтают свести любого нового знакомого хоть с кем-нибудь, подумал я. Наверное, этому способствовало поверие, что за каждую удачную пару своднику автоматически начисляется на карму треть участка в райском саду. Как по мне — гореть им всем в аду, этим благожелателям.  — У меня уже есть кое-кто, спасибо — почти не погрешил я против истины.  — Ты о чем? — не поняла она — я не собираюсь сводничать, ты что? Просто мне кажется, что тебе не сильно нравится твоя нынешняя компания, и может, стоит познакомить тебя с людьми, которые будут тебе ближе по интересам.  — Нет, спасибо — повторил я вежливо. Бесцеремонность смертных уже давно не сбивала меня с толку. Я мог повторить «нет» еще раз двадцать, с меня бы не убыло.  — Уверен? Тебе бы могло понравиться.  — Уверен. — мое терпение было безграничным.  — Ну что ж, тогда никуда не поедем — покладисто сказала она — но если когда-нибудь передумаешь, мое предложение остается в силе. А пока не хочешь присоединиться ко мне на уроке йоги? Я провожу его в парке внизу, приходит много соседей из соседних домов. Будет весело, обещаю!  — Давай — согласился я. Все равно вряд ли мне позволят остаться на ее удобном диване, пока она учит соседей здоровому образу жизни. В уроке я не участвовал. Спустился в палисадник под домом и, сидя на лавке, наблюдал как Наама и еще человек десять мужчин и женщин (самому младшему было на вид лет семьдесят) принимают самые разные асаны на узких разноцветных ковриках. Было тепло, зимний дождь, льющий с утра, закончился, и воздух казался особо чистым и прозрачным, каким никогда не бывает летом. На меня не обращали внимания, и я устроился в тени и читал Карнеги, которого захватил у Наамы с кухонного стола.  — Пытаешься понять, как завоевывать друзей и оказывать влияние на окружающих? — спросил Женя, неслышно подошедший ко мне со стороны улицы. Я вздрогнул и огляделся. Наамы нигде не было — она ушла по-английски. Наверное, по каким-то своим зожным делам. Группа утренней йоги уже сворачивала коврики и расходилась.  — Забыл деньги дома — сказал я, закрывая Карнеги и отправляя его в рюкзак.  — Я так и подумал. Вот твои вещи — Финкельштейн протянул бумажник и ключи — как насчет поехать куда-нибудь развеяться?  — Что с Бадхеном?  — Без перемен. Но домой тебе пока лучше не возвращаться.  — Скажи прямо: он меня выжил из моей же квартиры, как лиса зайца — хмыкнул я.  — Есть такое. Хочешь, возьму его обратно к себе? Чтобы Костик ежедневно имел возможность капать тебе на мозги, убеждая поскорее меня прикончить? Нет, спасибо, подумал я.  — Может, стоит оставить ему эту квартиру и найти другую? — сказал вместо этого. Я думал об этой опции не первый раз за последние пару дней, и с каждым днем она казалась все привлекательнее.  — Не стоит — покачал головой Женя — Он уйдет сам рано или поздно. Ты завтракал?  — Да, накормила одна добрая душа. Овсянкой и жасминовым чаем.  — Звучит полезно — хмыкнул он — как насчет шакшуки, чтобы заполировать всю эту красоту?  — С колбасками Мергез — согласился я.  — И черный кофе с кардамоном на десерт. Кстати, твой закончился.  — Разумеется, закончился — пробормотал я, чувствуя себя Бильбо Бэггинсом после нашествия гномов.  — Закупимся по дороге назад — и Женя, кинув короткий взгляд на последнего старичка, сворачивающего коврик, и направился к своей машине, уже стоявшей на обочине возле палисадника. День с Финкельштейном немного исправил настроение, испорченное Бадхеном и его откровениями. Женя в обозримом будущем убивать меня не собирался, кофе был крепким и горьким, а секс у него дома после целого дня шатания по городу — горячим и неторопливым. Я овладевал им, расслабленным и покорным, и наслаждался мыслью, что тем самым совершаю сладкую, пусть и мелочную месть Бадхену. Жаль только, что он об этом не узнает.  — Тебе нравится? — сказал я ему на ухо.  — Очень — шепнул он в ответ. Я растянул губы в довольной улыбке. Такой Женя нравился мне куда больше, чем сыплющий угрозами хмурый демиург, каким я знал его раньше. Я прибавил темпа, чувствуя скорую развязку. Его спина под моими ладонями перекатывалась буграми мышц, и я поглаживал горячую, покрасневшую кожу, проводя пальцами от лопаток к ягодицам и обратно. Он вовсю стонал в подушку, а я пока еще не был готов. Прикусил губу, двигаясь еще быстрее, с радостью чувствуя, как немного онемевшая за последние дни душа вновь откликается на физическое удовольствие. Наконец он содрогнулся подо мной, коротко выдохнул и сжал в кулаке простыни, так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Я нагнал его в ту же минуту. Откинул голову назад, отдаваясь ощущениям, чувствуя, как напряжение последних дней покидает меня вместе с семенем. И в следующий момент — когда первый восторг идет на спад, но наслаждение вовсю гуляет в крови по венам, в этот момент я заметил что-то странное. Воздух словно стал осязаемый, как прозрачная вода, пошедшая рябью. Что-то похожее я видел однажды в ночь, когда чуть не оказался в постели с Костиком. Но теперь все было по-другому. Комнату начал заполнять сизо-серый туман, вытекавший из пор пространства, как сукровица из раны — зрелище, способное довести любого, хоть немного страдающего трипофобией, до сердечного приступа. Я почти силой заставил себя не вскрикнуть от омерзения. От ощущения удовольствия, еще миг назад охватившего меня целиком, не осталось и следа — лишь липкий страх, отвращение и тошнота. Женя все еще лежал подо мной, обмякший и сонный. Глаза его были, хвала всем богам, закрыты — меньше всего на свете я бы хотел, чтобы он видел то, что происходило в комнате сейчас — потому что тогда скрывать от него «изменения» стало бы невозможно. Я торопливо лег поверх его спины, оглаживая слегка влажные от пота ребра, шепча что-то нежное и молясь, чтобы он не открыл глаза,  — Поспи, Жека, длинный был день — тихо сказал ему на ухо, изображая заботу. Краем глаза увидел, что туман рассеивается, рябь сглаживается, и незаметно вздохнул с облегчением. Все снова было, как обычно. До следующего раза. Я провел у Жени в гостях несколько следующих дней, избегая появляться дома. С одной стороны, это было здорово — его квартира была намного удобнее и просторнее моей. Если он не дежурил ночью, я получал от него все, что хотел, а если выходил на ночную смену — отсыпался с комфортом в огромной кровати один. Кроме того, Финкельштейн охренительно хорошо готовил, а к хорошей еде быстро привыкаешь. С другой стороны — в моей квартире оставалась рыбка, и я сильно сомневался, что Бадхен будет ее кормить. Смадар я предупредил, что в ближайшие пару недель уборка не потребуется, и гадал, какой степени срач ждет меня дома. А еще — я понимал, что нельзя надолго оставлять Костика одного. И что надо бы расспросить его поподробнее про природу «изменений» и их глобальные последствия. И как остановить это, при этом не аннигилируя меня самого. К концу января Бадхен соизволил разрешить мне вернуться домой. Сделал он это через Женю, который, вернувшись после очередного ночного дежурства, мимоходом сказал:  — Костик, кажется, стал немного адекватнее. Поедем сегодня к тебе? Или хочешь остаться здесь? Я не против, даже наоборот.  — Поедем ко мне — покладисто ответил я. Остаться у Жени насовсем было соблазнительно, но слишком уж неправильно — серьезных отношений я заводить не собирался, а то, что происходило, все больше напоминало семейную жизнь.  — Тебе нужно собрать что-то? — спросил Жека. В первый же день он привез мне из дома саквояж с моими вещами, и теперь предстояло сложить все обратно.  — Соберу, но не все. На случай, если у него вдруг случится рецидив — сказал я, вытаскивая из штепселя зарядку от планшета.  — Тогда оставь все здесь — сказал Женя, и я почувствовал, как ему хочется, чтобы я никуда не уезжал.  — Оставлю — не стал спорить я. Не потому, что планировал остаться. Просто так было проще. Костик встретил нас на пороге — открыл дверь и ждал, пока мы поднимемся наверх, словно не в силах был терпеть воссоединения после долгой разлуки. Впрочем, дружелюбия и доброжелательности в нем не было ни грамма.  — Привет, Жек — поздоровался он с Финкельштейном.  — Адам вернулся, как ты и просил — сказал Женя.  — Угу — Костик, не оглядываясь, зашел обратно в дом. Беспорядка было меньше, чем я думал, но квартира была невыразимо грязной. Создавалось чувство, что Бадхен практически не прикасался ни к чему за это время, кроме ручки холодильника и пульта телевизора, а мусор бросал где попало. Я бросил взгляд в сторону аквариума. Соня, к моему удивлению была жива, но стенки заросли слоем зелени и вода была почти непоправимо мутной.  — Ты ее кормил? — спросил я.  — Кормил. Двое демиургов завели тихий разговор на кухне, а я позвонил домработнице и уломал ее придти сегодня же, и только после этого принялся за очистку аквариума.  — Адам — позвал Бадхен из кухни, когда я уже водворял Соню в прозрачную и чистую воду — иди сюда. Есть разговор.