Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 17 На новом месте мне быстро стало казаться, что события прошедших месяцев были чем-то вроде неприятного сна. Никто мне не мешал, не будил посреди ночи с требованием подержать за руку, не сжирал за день недельные запасы продуктов. Я завел новую Соню, нашел новую домработницу — не такую душевную, как Смадар, но тоже неплохую. Даже начал задумываться, не вернуться ли к волонтерству в хосписе — Идан пару раз посылал сообщения, спрашивая, не пора ли. Мне было хорошо. Оказывается, я любил скуку — ничегонеделанье выходного дня, да и будней тоже; часы, проведенные в кафешке на углу, просто наблюдая за прохожими; прогулки пешком, куда глаза глядят, пока не заноют ноги. Мелкие «помехи в эфире», или как их называл Бадхен, «изменения», продолжались — иногда жуткие, иногда нелепые. Жутко, когда небо начинает в буквальном смысле осыпаться краской. Нелепо, когда просыпаешься утром, а пол залит полуметром зеленой жижи неизвестного происхождения. Реакция окружающих всегда была одинаковой: крики, мольбы о спасении, панические атаки и побег. Стоило реальности вернуться в обычное состояние, все разом забывали о том, что происходило минуту назад и возвращались к своим делам. Или не возвращались — потому что успевали, к примеру, угробиться под колесами машин или облиться раскалённым кофе. Через какое-то время снова позвонил Идан.  — Я опять не вовремя?  — Говори, я не занят.  — В первую очередь хотел поблагодарить тебя за время, которое ты посвятил нашему хоспису. Провожать умирающих людей — тяжелая работа, а ты продержался на ней дольше, чем любой другой волонтер.  — Да ладно тебе. Священники годами этим занимаются и не жалуются.  — Священники, в отличие от нас, провожают людей в лучший мир, им намного легче — сказал он серьезно.  — Ну-ну. — я уже понял, что ему что-то от меня нужно, и просто ждал, когда он закончит с дифирамбами.  — Еще я хотел спросить…  — Спрашивай — вздохнул я.  — Одна моя знакомая недавно узнавала, нет ли у меня на примете волонтера в центр для людей с кататоническим синдромом.  — И ты решил позвонить именно мне? Чем я именно могу помочь кататоникам? Я не врач и не сиделка, от моей болтовни уж точно проку не будет.  — У нее какая-то особая методика, и она в нее свято верит. Говорит, разговоры с такими больными благотворно влияют на кору и какие-то центры мозга. Я не особо в этом разбираюсь, но она точно лучше объяснит. Хочешь, она тебе позвонит? Тебя это, разумеется, ни к чему не обязывает.  — Ладно. — Мне стало даже интересно, что это за метод, который разговорами вылечивает кататоников — дай ей мой номер телефона, пусть свяжется со мной на днях.  — Я передам. Спасибо, Адам — было слышно, что он улыбается.  — Пока что не за что — проворчал я. Идан был одним из немногих знакомых мне людей, кого можно было смело назвать «хорошим человеком». Наверное, только поэтому я откликнулся на его просьбу. И надеялся, что не зря. Вечером мне позвонил Саар — впервые за месяц.  — Ты пропустил шашлык — сказал он с грустью.  — Забыл, извини.  — Ничего страшного. Прямо посредине пикника хлынул ливень, так что пришлось сворачиваться и дожаривать мясо дома.  — Облом — посочувствовал я.  — Ты мне все равно должен поход в ресторан, Адам. За мой счет, как мы и договаривались, но место предложи сам.  — Мне все равно, хоть гамбургеры, хоть фалафель. Ты с Наамой придешь?  — Наама — в мясной ресторан? — хмыкнул он — Ты издеваешься? Даже несчастный куриный суп она готовит так, будто там варятся трупы младенцев, не меньше.  — И потом сливает его в унитаз — пробормотал я.  — Угу, каждую неделю сливает. Ладно, мне пора бежать. Будь готов сегодня к семи, на месте решим, куда поедем. И пошли свой новый адрес, я знаю, что ты переехал. Видимо, Саару было лень искать что-то особенное, потому что мы поехали в первый попавшийся мясной ресторан, который подсунул ему Гугл — в Мозес. Глядя, как он вгрызается в свой необъятный гамбургер, я тоже принялся за еду.  — Что у тебя нового? — спросил Цфания, покончив с половиной порции.  — Как видишь, переехал в другой город.  — А Константин? — сказал он, на секунду перестав жевать.  — Остался на старом месте. За ним есть, кому присмотреть. Саар кивнул и вернулся к еде. Лицо раскраснелось от еды и вина, глаза заблестели.  — Не успел пообедать на работе? — спросил я, глядя, как он почти расправился с фунтом мяса и грудой картофеля.  — Дома меня ждет киноа без соли и салат — буркнул он, вытирая рот салфеткой.  — Негусто. Какие у тебя новости?  — Все старое. Работаю, невесту вижу раз в неделю.  — Взял бы ее с собой.  — Да я не жалуюсь, Адам. Наоборот, могли бы и пореже видеться.  — Вы друг другу так сильно успели надоесть?  — Куда пойдем дальше? — спросил он, игнорируя мой вопрос.  — По домам? Он фыркнул.  — Ни фига. Сегодня хочу гулять до утра.  — Завтра у тебя нерабочий день?  — Не совсем рабочий. Курс повышения квалификации в Иерусалиме начинается в одиннадцать утра, как раз отосплюсь, а в офис с утра не поеду. Так как, гуляем?  — Только не в караоке и не в бордель — сдался я.  — Принято! — он салютовал мне бокалом и принялся доканчивать остатки гамбургера. Под мясо мы как-то незаметно для себя уговорили две бутылки красного, и, поднявшись после оплаты счета, Саар покачнулся и схватился за стол.  — Вот черт, не рассчитал с выпивкой. Поведешь машину вместо меня?  — Нет, конечно — я возмутился — чтобы полиция лишила меня водительских прав? Я тоже пил, если ты не заметил.  — Тогда пешедралом. Как раз минут за сорок дойдем.  — Куда? — интуиция утверждала, что ничего хорошего меня сегодня не ждет, но я все еще надеялся на лучшее.  — Сам увидишь — хмыкнул он. Идти по ярко освещенным вечерним улицам после плотного ужина оказалось приятно — майская жара вечером сменилась прохладой, людей было не так много, как днем, и легкое опьянение от вина хоть и улетучилось на свежем воздухе, но оставило приподнятое настроение и желание новых развлечений. Саар оказался хорошим попутчиком — ходким и разговорчивым, так что до следующего пункта развлекательной программы мы дошли незаметно. Вот только сам пункт… Я приподнял бровь, глядя на черную вывеску ночного клуба с легким БДСМ уклоном, и курящих у входа парней и девушек в латексных одеяниях с множеством пряжек и ремешков.  — Ты серьезно? Ничего оригинальнее не нашел?  — Хочешь предложить что-то получше?  — По домам и спать.  — Тебе сто лет, Эвигер? Я не хочу спать. Я хочу хлеба и зрелищ. И Саар решительно направился к дверям клуба, оставив меня позади. Вряд ли то, что ждало внутри, сравнится с незабываемыми зрелищами нероновского Рима, подумалось мне. Но если уж я здесь, то почему бы и нет. Вполне возможно, что будет зрелищно — если заведение не совсем уж для общих масс. Из клуба мы вышли часа через два, насквозь пропахшие сигаретным дымом и вонью пережаренных чипсов. Нельзя сказать, что шоу на сцене отличалось оригинальностью, но это меня даже обрадовало: до римских развлечений современным людям еще ой как далеко, а значит, в ближайшее время никто не начнет сжигать города потехи ради.  — Ну как тебе? — спросил Саар, обхватив меня за шею, чтобы не упасть.  — А тебе?  — В прошлый раз понравилось больше. Наверное, неудачные актеры сегодня подобрались.  — Мне как раз нормально — серьезно сказал я — все остались живы и даже при собственной шкуре. Могло быть и хуже.  — Ну если посмотреть с этой точки зрения, то да — пробормотал он.  — Теперь домой? — спросил я с затаенной надеждой. Саар приостановился, и мне тоже пришлось затормозить.  — Можно у тебя переночевать? Не хочется сегодня видеть Нааму. Я кивнул, решив не задавать вопросов. И так понятно, что парочка ранее успела поссориться, так зачем сыпать соль на раны. До машины Саара было возвращаться слишком далеко, да и вести ее ни один из нас все равно бы не смог, поэтому я вызвал такси. Расплатился с водителем, буквально выскреб Саара с заднего сиденья и дотащил до квартиры — от долгой езды его совсем развезло. Дома он как куль свалился на мой диван и отчаянно захрапел. У меня хватило сил почистить зубы, а потом я и сам отключился, не раздеваясь. Утром Цфания успел выйти до того, как я проснулся — видимо, заранее включил будильник, чтобы не пропустить свой курс в Иерусалиме. На столе лежала записка: «Надо повторить». Ну уж нет, приятель. Я слишком стар для этого дерьма. Через пару дней мне позвонила Наама. Я вспомнил, что до сих пор не вернул ей взятую на время книгу и приготовился извиняться.  — Ты не перестаешь меня удивлять, Адам — сказала она вместо приветствия.  — Я верну «Клавдия» на неделе, обещаю — поспешно проговорил я.  — О чем ты? А, книгу? Неважно, оставь себе, если хочешь. Наш общий знакомый Идан позвонил мне вчера, и полчаса подряд уверял, что нашел идеального кандидата для моего центра помощи.  — Так ты работаешь с кататониками? Я думал, йогу преподаешь.  — Йогу я преподаю по вечерам, а днем работаю в центре, уже лет пять. Я психолог по образованию, ты не знал?  — Впервые слышу, чтобы психологи специализировались в кататонии. — Не волнуйся, с ними занимаются психиатры, но я также использую свои методы. Мы пытаемся наладить связь между больными и внешним миром через альтернативные процедуры: трудотерапию, музыку, водную гимнастику… Послушай, об этом можно часами толковать, но, может, просто стоит один раз прийти и посмотреть? Не волнуйся, у нас не умирают, если ты этого боишься. Я не боялся, но все еще сомневался.  — Чем именно я могу помочь?  — Идан сказал, что ты умеешь разговаривать с больными. Не сюсюкаешь, не приторничаешь, не лицемеришь. Мне нужен такой человек.  — И ты считаешь, что пустые разговоры помогут? Точно так же ты могла бы преподавать им йогу.  — Йога не помогает — невозмутимо ответила она — тут нужны особые разговоры. Не о погоде и политике, как понимаешь. Максимальная честность, открытость и подчас — необходимая жесткость. Я бы даже сказала — жестокость.  — Еще можно привести доминатрикс в латексном костюме — пошутил я. Кажется, недавний поход в садо-шоуклуб даром не прошел — перед глазами у меня возник облик Наамы в обтягивающем красном латексе, и я помотал головой, избавляясь от картинки в голове.  — Я в курсе насчет вашего маленького похода во все тяжкие — хмыкнула Наама — можешь не хвастаться. Лучше скажи, что думаешь о моей идее?  — Думаю, что звучит так себе. Кататонию болтовней не вылечить, Наама.  — А если даже так — что тебе терять? Посмотришь на людей в ступоре, выпьешь со мной кофе и поедешь обратно. Одного раза будет достаточно. Считай, что это эксперимент.  — Ну ладно — сдался я — Только добавь к кофе завтрак.  — Договорились. Давай во вторник с утра позавтракаем вдвоем, а потом ты посмотришь мой центр. Будь я немного внимательнее, наверное, задумался бы о том, зачем ей было столь необходимо зазывать меня к себе, пусть даже на один раз. Сложил бы один плюс один, вспомнив, как пару месяцев назад она же предлагала мне встречу с «подходящими людьми». И может, отказался бы, пока не стало поздно. Но я не ожидал от Наамы никаких подвохов. И, как выяснилось позже, сильно ошибался. В десять утра вторника я терпеливо ожидал Нааму у входа в центр. Она приехала без двух минут, в первый раз на моей памяти одетая не в домашнее. Сегодня на ней красовались узкие черные брючки и серая сорочка, а волосы были собраны в огромный курчавый пук. В руках у нее белела коробка с двумя картонными стаканами кофе и пакет с чем-то горячим и маслянистым.  — Я привезла завтрак, как ты просил. Посидим во дворе? — она кивнула на большой деревянный стол для пикника у входа в здание. Наверное, в солнечные дни работники обедали прямо здесь, под открытым небом. Контраст между первым завтраком, которым Наама угощала меня дома и жирным великолепием выпечки из Абулафии был поразительным. Сама она завтракала разноцветным овощным салатом из стеклянной посудины.  — Ты решила подкупить меня едой? — спросил я, вытирая пальцы салфеткой и сыто отдуваясь после того, как прикончил большой самбусак с грибами и сыром. Наама кивнула.  — Сытые мужчины соглашаются на все. Испробовано на Сааре.  — Саар соглашается на все после салата с киноа и рукколой?  — Что?.. Признайся, он жаловался, что я морю его голодом?  — Нет — быстро ответил я.  — Ах да, я и забыла про пресловутую мужскую солидарность — она вздохнула и отложила салат в сторону.  — Адам. Я хочу попросить тебя кое о чем до того, как мы войдем в эту дверь.  — Ну.  — Пообещай, что окажешь мне немного доверия, и не будешь смотреть на меня сквозь призму того, что говорит обо мне Саар… или кто-либо другой. Я насторожился, но вслух сказал:  — Хорошо, попробую.  — И еще пообещай мне, что войдешь в этот центр без предубеждений. Люди здесь не менее несчастны, чем пациенты хосписов, но специфика сильно отличается от той, к которой ты успел привыкнуть с онкобольными. Возможно, ты увидишь много неприятного и непонятного. Возможно, у тебя возникнут вопросы, и это нормально. Просто… будь терпелив, ладно?  — Хорошо — снова покладисто ответил я. Не хотелось напоминать, что я видел в своей жизни вещи и похуже, чем пару десятков душевнобольных. Кажется, Наама принимала свое дневное занятие слишком близко к сердцу, и я это мог понять — видел достаточно подобных ей добровольцев в хосписах. Правда, долго они там не задерживались — быстро перегорали и сбегали лечить нервы.  — Тогда вперед — она поднялась, стряхивая с брюк невидимые крошки. Я поднялся вслед за ней, и мы последовали вдвоем по широким каменным ступеням к двери центра помощи. Изнутри интерьер мало чем отличался от привычных мне хосписов — уютно, душевно, и немного тревожно. Теплый цвет стен констатировал с капельницами в углу широченной гостиной. Удобная мебель соседствовала с инвалидными креслами, а картины на стенах могли быть творением либо обитателей центра, либо Джексона Поллока. Как раз они, по моему мнению, были здесь излишни. В гостиной сидело человек пять. Все были одеты теплее, чем требовалось в это время года: штаны, фуфайки, мягкие тапки. Двое что-то тихо бормотали на своей волне, один сидел абсолютно неподвижно на полу, игнорируя кресло прямо рядом с собой. Еще двое лежали на коврах возле включенного телевизора, головы у них были покрыты наволочками. У небольшого бара возле окна сидело на высоких барных стульях двое филиппинцев — судя по всему, обслуживающий персонал. Парень лет тридцати на вид втыкал в телефон, женщина читала глянцевый журнал. Увидев нас, они кивнули и вернулись к своим занятиям Наама прошла мимо гостиной к дальней двери.  — Здесь вход в спальни пациентов — сообщила она, оглядываясь на меня — мы пройдем по некоторым из ним, покажу тебе тех, с кем ты будешь заниматься сегодня. Мы обошли несколько спален. Как по мне, их обитатели мало чем отличались друг от друга. Хмурые, худые, с одинаковым выражением лица, замершие в своем страдании. Поистине, в хосписе атмосфера была намного комфортнее.  — Сколько их всего? — спросил я Нааму, которая шла чуть впереди меня.  — Сорок три человека. Десять женщин, остальные мужчины.  — О чем мне говорить с ними? — сказал я — посмотри на них. Это мебель, живое мясо. Тут не к чему обращаться. Она молча шла дальше, словно мои слова были пустым звуком. Я остановился. То, что она занимается самообманом, меня никак не касалось и не мне было убеждать ее в несостоятельности ее теории. Но и поддерживать ее сумасбродство, и тем более сотрудничать с ней я не собирался.  — Постой, Наама. Я понимаю, что тебе это очень важно, но помочь тебе не смогу, поэтому не вижу смысла в том, что ты от меня хочешь. Ты будешь ожидать от меня чего-то невозможного, а когда все же поймешь, что это невозможно, сделаешь из меня же козла отпущения. Повернулся и пошел обратно. Я шел по коридору быстро, и слышал, как ее каблуки стучат по каменному полу позади, хоть она не стремилась меня остановить. Толкнул тяжелую дверь, вышел на улицу. И остановился. Небо было абсолютно красного цвета. Огромное солнце полыхало между облаков. Прохожих поблизости почти не было, но с соседних улиц и домов можно было различить крики ужаса. Впрочем, я знал, что стоит аномалии исчезнуть, как все мигом успокоятся, и не особо волновался. Вспомнил, что Наама идет следом и повернулся, чтобы полюбоваться ее реакцией — маленькая месть напоследок за испорченное утро. Она стояла, облокотясь о косяк двери, и со скучающим видом смотрела на апокалипсис, творящийся перед нашими глазами. Перевела взгляд на меня и улыбнулась.  — Теперь мы можем поговорить, Адам? — спросила она, и в этот самый миг небосвод над нами вновь обрел свой обычный блекло-голубой цвет. Я медленно пошел вверх по ступеням — к ожидающей меня на пороге женщине.