Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 19  — Из-за чего спешка? — спросил я, кидая Жене полотенце. И не поверил своим глазам: он поймал его с трудом, словно внезапно разучился нормально двигаться.  — Нет никакой спешки — сказал Финкельштейн, садясь на диван, жалобно скрипнувший под его тяжестью — просто пришел навестить старого друга. Он откинулся на диванную спинку, но тут же охнул и схватился за бок. Я покачал головой.  — Худо тебе?  — Бывало и хуже.  — Что случилось? Женя с трудом принялся сдирать с себя мокрую куртку. Под ней была опять-таки насквозь мокрая футболка. А под футболкой — огромный синяк на полживота, уходящий куда-то за бок и на спину. Я присвистнул.  — Кто это тебя так? Бадхен?  — Нет — прокряхтел он — хуже. Упал с крыши на работе.  — Мне казалось, ты неуязвим — удивился я.  — Мне тоже… казалось — он осторожно касался пальцами синяка, словно проверял, насколько тот болезненный. Я принес из ванной комнаты тюбик вольтарена, протянул ему.  — Держи. Дать таблетку?  — Дай. И чай, если можно. И ужин, если можно, подумал я. И переночевать. С другой стороны — если он не побежал с таким синячищем к Бадхену, значит, отношения у них далеко не сахарные, а мне это на руку.  — Костик может тебя вылечить?  — Может, но не будет.  — Почему? Опять разногласия в святом семействе?  — Он слишком занят своим новым хобби — сказал Женя, смазывая бок толстым слоем вольтарена — ему не до меня.  — Да ладно, не может быть, что настолько занят.  — Может, Адам, может. Его или не бывает сутками дома, или он запирается в комнате и торчит там днями и ночами. Я намекнул однажды, что с мороком хорошо бы покончить… он чуть со мной самим не покончил.  — Ни хрена себе — пробормотал я.  — Как ни больно признавать, но Костик подсел на души, как наркоман — глядишь, сам откроет проход к дереву, лишь бы морок продолжал приносить жертвы.  — Откуда у них столько людей на убой?  — Бомжи, гастарбайтеры из стран третьего мира — людей хватает. В таком деле все равно, убиваешь ты миллионера, топ-модель или проститутку с пляжа Тель Барух. Душа есть душа, а тело искать никто не будет. Я не ответил. Стало мерзко, что творец нашего мироздания превратился в банального душееда. Как его там?.. Аммат*, кажется?  — Чем вообще занимаешься? — спросил Женя, закручивая крышку на тюбике. Я увидел, что он собрался надеть мокрую майку обратно, сжалился и отобрал ее вместе с курткой.  — Дай кину в сушилку. Ничем не занимаюсь… Живу, пока дают. Пока Бадхен дает, в смысле.  — Ни с кем не общаешься? — спросил он словно невзначай, и я понял, что он знает. Знает, что я встречался с Наамой, что я видел убежище с бессмертными «овощами»… все знает.  — А тебе-то что?  — То, что ты играешь с огнем. Наама использует тебя, как и всех на своем пути, но в случае чего прикрывать не станет, так что если надеешься на ее покровительство, то зря. Все, кто на нее полагались, превратились в… впрочем, ты и сам их видел.  — Пока что никто никого не использует, кроме как ты меня в качестве аптечки — буркнул я — давай сюда мой вольтарен. Я протянул руку. Он вложил прохладный тюбик в мою ладонь, задержал ее в своей ладони, неохотно выпустил.  — Ты ведь понимаешь, что из ее затеи ничего не выйдет? Из всех соратников у нее остался только Люстиг, остальных давно пора отправлять на кладбище.  — Ты с ним знаком?  — Через Бадхена — тот переехал сюда в начале двадцатого века и увлекся местными реалиями и смертными. Заодно начал раздавать плоды с дерева налево и направо. Люстиг, кстати, из Мапай**, дружил с Арлозоровым, пока того не заказал муж бывшей любовницы, Магды Геббельс. Я засмеялся.  — Что? — с интересом спросил Женя. Он оттаял, волосы высохли, а лицо и губы приняли свой обычный цвет.  — Сплетням про Геббельсов — сто лет в обед, Жека. — Всего лишь восемьдесят.  — Оставайся на ужин — сказал я неожиданно для себя самого — правда, изысков не будет, но бутерброд с печеночным паштетом приготовить не проблема. Он посмотрел на часы.  — Спасибо, у меня как раз есть полчаса. А дома еды нет.  — Костик все подъел? — сочувственно спросил я.  — Наоборот, он практически перестал принимать пищу… поэтому и нечего есть — я сам обедаю на работе или в столовке возле пожарной станции. Как же все изменилось, подумал я. А ведь всего пару месяцев прошло с тех пор, как съехал от них. Вскипятил чайник, кинул в чашки по пакетику чая. Отнес их на журнальный столик в гостиной, и повернулся, чтобы вернуться на кухню за хлебом и паштетом, но тут вечернюю тишину, наполненную лишь шорохом дождя, прорезал пронзительный вой сирен скорой помощи и полиции. Такой шум могло издавать одновременно карет пять-шесть, не меньше. Мы с Женей переглянулись.  — Теракт? — предположил я.  — Включи новости. Я включил телевизор на втором канале и замер с пультом в руках, оглушенный какофонией, творящейся на экране. Показывали экстренный выпуск новостей, и, судя по серьезным и в то же время торжествующим лицам дикторов, только что произошло нечто драматичное и сверхвыдающееся. Как минимум, падение астероида, высадка инопланетян, или…  — …второе за пятнадцать лет покушение и убийство премьер-министра — скорбно и вместе с тем удовлетворенно говорил ведущий с блестящими от геля волосами — Мы с величайшим прискорбием сообщаем о смерти Авраама Гедалии, главы правительства и лидера ведущей партии «Бина»…  — Ничего себе — растерянно сказал я — они и правда маловато продержались.  — Дай послушать — напряженно сказал Женя.  — …обязанности будет выполнять и.о. премьера Израиля, министр экономики Моти Шаари. Единомышленник и собрат по партии погибшего несколькими месяцами ранее Саула Немца, министр…  — Мне надо идти, Адам — сказал внезапно Финкельштейн, поднимаясь с места. Поискал глазами — я догадался что, и кивнул в сторону кухни, где стояла сушилка.  — Надо так надо — ответил я мирно — только привет Бадхену от меня не передавай. Может, он так совсем обо мне забудет? Вдалеке до сих пор проносились ревущие амбулансы, и я гадал, зачем одному-единственному мертвому премьеру так много карет скорой помощи.  — Поговорим потом — он вытащил из сушилки просохшую одежду, и пыхтел ценные указания, наскоро напяливая куртку и ботинки — Не слушай Нааму, не играй с ней в ее игры, поверь, тебе же хуже будет. В общем, держись от нее подальше.  — Хорошо. Буду держаться подальше.  — И будь на связи — буркнул он напоследок, и захлопнул за собой дверь. Я выключил телевизор. Политика меня интересовала, пока в ней шуровал морок Бадхена. А то, что смертные время от времени убивают друг друга ради власти, было делом обыденным и непреходящим. Так что пусть их — сейчас меня больше волновали Наама и Эзер Люстиг. Несмотря на предупреждения Финкельштейна, я хотел понять, в какую игру эти двое играют, и в чем именно заключается ее цель. А потом решать самому, чью сторону принять и с кем заключать союзы. На следующий день с самого утра снова принялся звонить Саар. На этот раз я ответил.  — Ну что тебе, предатель? — сказал в трубку вместо приветствия.  — Извини — пробубнил он — Наама не хотела, чтобы ты узнал прежде времени.  — Давно вы меня пасли? — я вспомнил, как он увязался за мной в Праге. Получалось, что давненько.  — Со свадьбы Вики Барашехатовой.  — Еще с тех пор?!  — Наама увидела тебя там в компании двоих демиургов и поняла, что пора действовать.  — Не ври, не присутствовали вы на свадьбе. Я читал список приглашенных, ваших имен там точно не было.  — Не было — подтвердил он — Вика пригласила только Нааму, и то в день свадьбы, так что в список ее не успели вписать.  — Так они были знакомы?  — Ну да, хоть и недолго. Наама узнала, что Бадхен наплодил мороков, вычислила Вику и втерлась к ней в доверие, получив приглашение на свадьбу.  — Каким образом она узнала про мороков? Это она рассказала Вике про Древо? — вопросов возникало все больше. Саар помолчал. Потом сказал:  — Адам, давай встретимся? По телефону очень стремно.  — Врать стремно по телефону? — хмыкнул я, вспомнив незабвенного Варенуху.***  — Скорее, говорить на такие темы. Нелегкий это разговор. Так что сам решай, где его вести — дома или в баре, но разговаривать я буду только с глазу на глаз. Договорившись с Сааром о встрече через полчаса, я попрощался с ним и пошел кормить Соню. Я злился на Цфанию — потому что он, как и Наама и Женя, все это время дурил мне голову, и никаких гарантий, что мне наконец сообщат правду, не было. А с другой стороны, на кой она мне нужна, эта правда? Игра, которую вели перед моими глазами две стороны, шла, очевидно, не одно столетие. Если кому-то придет в голову походя убрать меня с доски, я и пикнуть не успею. Так что самое вероятное, что со мной случится — помру хорошо проинформированным. Раздался звонок в дверь, и я, чертыхаясь, пошел открывать.  — Ты умеешь летать как Супермен? — спросил, пропуская Саара в прихожую — вроде не на соседней улице живешь.  — Нет, просто оказался поблизости. И еще повезло, что после десяти утра меньше пробок. В руке у Цфании была бутылка виски, которую он неловко протянул мне.  — Виски посреди рабочего дня? Ну-ну-ну, что же подумают коллеги?  — Прямо сейчас мне куда важнее наладить отношения с тобой, чем забивать мозги тем, что они подумают — ответил он, проходя на кухню и копясь в ящиках в поисках штопора.  — Иначе Наама за порог не пустит? — поддел я его. Он укоризненно взглянул на меня.  — А в то, что я просто вижу в тебе своего друга, ты верить упорно не хочешь? Мне искренне жаль, что я тебе так долго врал, так что дай мне шанс хотя бы извиниться. Можешь простить или не простить — но выслушай.  — Ну извиняйся, а я послушаю. Саар откупорил бутылку, разлил виски по бокалам, которые принес из кухни вместе со штопором, протянул один мне. Я отставил его в сторону — пить совсем не хотелось. Он сделал то же самое.  — Если говорить начистоту — Наама ведет войну против Бадхена — сказал он — и делает все, чтобы расшатать то, что он называет «мировым порядком». На извинения его слова не походили, но прогресс был налицо.  — Зачем? — я решил не спорить, а просто выслушать, как и обещал.  — Потому что с ее точки зрения, это не порядок, а криоконсервация. Бадхен хочет, чтобы все оставалось так же, как миллионы лет до сих сих пор. А она — нет.  — А какое ее чертово дело, что он хочет? Он — демиург, а она…  — Тоже — завершил за меня Саар.  — Тоже что? — не понял я.  — Тоже демиург. Четыре клипы, Адам. Ты ведь прекрасно знаешь эту фразу из Иезекииля: «и вот, бурный ветер шел с севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него». Это мы: я, Наама, Женя и Бадхен.**** Я смотрел на Саара во все глаза, пытаясь осмыслить услышанное. К куче вечных, к которым я только начал привыкать, внезапно добавилось изрядное количество демиургов. Как по мне — слишком много сверхсуществ на душу населения. Может, Бадхен был не так уж неправ в своем стремлении отделаться от всех махом? Саар тем временем говорил, не глядя на меня.  — До тех пор, как появился нынешний мир, Адам, мы так и оставались бесформенной материей, из которой строилось мироздание. Строилось и разрушалось, раз за разом.  — Неудачные бета-версии? — попытался пошутить я. Он покачал головой.  — Поверь мне, были миры и пограндиознее, попрекраснее и посправедливее нынешнего. Но всегда получалось что-то не то.  — А кто решал, то или не то? — спросил я, но он словно не услышал моих слов, продолжив:  — А потом появился этот мир. Крошечная планета в одной из галактик. Древо. И ты. Он замолк, словно крепко о чем-то задумался.  — Ты ведь знаком с теорией воробья, Адам? *****  — Знаком — ответил я, потому что всего пару недель назад перечитывал Пратчетта.  — Ни одна, даже самая идеальная вселенная, не может сравниться с той, что существует сейчас, по одной единственной причине — в этой мы разумны и материальны. Можно парить в бесконечности между туманностями и небулами, разрушать галактики и создавать черные дыры, но разум и форма… это… — он замолк. Неужели для тебя и Наамы настолько важнее разум и форма, подумал я, что вы так отчаянно боитесь вновь парить на небулами, и так яростно стремитесь сохранить способность зевать и ковыряться в носу? Да вы зажрались, господа демиурги.  — Бадхен же мечтает создать идеальный мир — продолжил Саар — хотя всем, кроме него, уже давно стало понятно, что это невозможно.  — Почему? — Потому что что-то пошло не так еще до того, как появились мы. Просто чего-то не хватает — какой-то мелочи. Или не мелочи, откуда мне знать? Понимаешь, Адам? Я автоматически кивнул. Почти полгода я жил в окружении четырех демиургов, занятых экзистенциальной войной не на жизнь, а на смерть, и не замечал этого. Неужели разума, который я, по словам Костика, получил от Древа, досталось мне так нещадно мало?  — Это Наама рассказала Вике про Древо? — я решил вывалить на Саара все скопившиеся вопросы, если уж его потянуло на откровенность. Он моргнул от столь внезапной смены темы, но ответил:  — Да.  — Зачем?  — Чтобы мороки добрались до Древа, и тем самым ослабить Бадхена. Самой ей это не под силу — он закрыл нам доступ к дереву еще лет двадцать назад. А красивой легендой легче было подстегнуть их любопытство. Особенно старалась Вика. Почему-то решила, что именно она — жена бога.  — С нынешним мороком тоже Наама договорилась?  — О чем ты? — не понял он. Услышав от меня историю с жертвоприношениями, Саар только пожал плечами.  — Что ж, это только ей на руку — философски сказал, протягивая руку к нетронутому до сих пор бокалу — как по мне, лучше ничего не трогать, и дать им самим разгребать весь этот бардак. Я верю, что рано или поздно они оба поймут, что этот мир лучше трясти как можно меньше, и начнут просто наслаждаться его существованием.  — Кажется, я понял твою гражданскую позицию: сидеть и не отсвечивать — хмыкнул я.  — Можно подумать, ты не поступаешь точно так же. Мы с тобой одного поля ягоды. Держимся в стороне, наслаждаемся бытием, пока есть чем наслаждаться, и пьем хороший виски — он протянул мне наполненный стакан, взял свой и мы чокнулись. Виски и правда был хорош. Я сделал пару глотков, оценивая. Такой лучше всего пить в приятной компании, но чего нет, того нет. И пью я в последнее время исключительно с демиургами.  — Адам.  — Что?  — Что мне сделать, чтобы мы снова тусовались вместе, как раньше? — сказал он. Забавно было слышать от него фразу, которую люди старше шестнадцати лет обычно не произносят.  — Мирись мирись мирись — ухмыльнулся я и показал ему мизинец.  — Детский сад? — вздохнул он.  — Еще какой. Ладно, не кисни. Будем «тусоваться», только дай мне разобраться немного с мыслями. Он кивнул. Взглянул на экран смартфона и отставил бокал в сторону.  — Мне пора ехать на очередное тупое собрание на работе. Давай на днях встретимся где-нибудь?  — Угу. Закрыв за ним дверь, я остановился посреди гостиной и перевел дыхание. Хотел получить правду, Адам? Ешь, не обляпайся. Что теперь делать с полученным знанием — непонятно. Разве что не чувствовать себя полным болваном, когда Наама опять за меня возьмется, а она возьмется, как пить дать. Дел на сегодня никаких не было, выходить в город было лень. Я машинально включил телевизор, и сразу же выключил — из всех каналов из него буквально сочились новости об убийстве премьера. Я и забыл об этой напасти за другими проблемами. В город в такой день точно лучше было не идти, и поэтому остаток дня я провел, перечитывая «Идиота». На фоне творящегося бардака хотелось чего-то постоянного и знакомого, а Федор Михайлович никогда не подводил моих ожиданий. Не подвел и сегодня, и спать я лег уже почти успокоившимся. А утром мне снова позвонила Наама.