Вечный, или Дорога в Кейсарию

Глава 28 Утром дверь не открыли — ни Женя, ни Бадхен. Я покричал еще немного под дверью, пока Шаари со стоном не попросил от меня прекратить терзать ему уши.  — Они не откроют, Адам, неужели вы еще не поняли? Я махом оказался возле него, схватил его за грязный воротник рубашки.  — Это ведь вы их заставили привезти меня сюда. Хватит врать, Моти. Сами бы они до такого не додумались бы! Шаари закашлялся, и я нехотя ослабил свой захват.  — Я ничего их не заставлял, Адам. Возможно… — он опять закашлялся, и продолжил — я как-то сказал, что никогда не доверюсь ни одному демиургу. Возможно, они поняли это так, что человеку, пусть даже вечному, я решусь поверить. Хотя, разумеется, это не так.  — Скажите им это, Шаари. Прямо сейчас. Скажите, что мое пребывание здесь бесполезно…  — А кто сказал, что оно бесполезно? — слабо удивился он — мне лично оно очень приятно. Вы приятный собеседник, Адам. И еще приятнее сознавать, что не я один мучаюсь. Как я понял, вы долгое время являлись их любимчиком. Интересно, как быстро меняются их приоритеты, правда?  — С-сука! — я с силой оттолкнул его, и он м глухим стуком упал на пол, тихо застонав. Не верилось, что всего года три назад он принимал меня в шикарной резиденции — лощеный, наглый…  — Что ж, это взаимно — процедил я — и мне будет приятно видеть, как из верховного жреца Бадхена вы превращаетесь в вонючего узника Бухенвальда.  — Я рад — прохрипел он — рад, что наше удовольствие взаимно. Давайте наслаждаться… вместе… В ответ я зло пнул его по лодыжке, и он приглушенно вскрикнул.  — Всегда хотелось узнать, чувствуют ли мороки боль — сказал я доверительным голосом. Стало стыдно, но одновременно немного полегчало на душе. До конца дня на мои взывания никто из-за двери не отозвался. Возможно, никого не было дома. Еды, как и предупреждал Шаари, не поступало. Зато в воде недостатка не было: в углу имелись работающие унитаз и раковина с кранами, из которых шла и холодная и горячая вода. Следующим утром на ступенях под дверью появилась пара энергетических батончиков. Я забрал их и отнес вниз, к Моти — сам он передвигаться почти не мог. Накормил его батончиком с арахисом и какао-бобами, сам съел со вкусом банана и клюквы. Запил водой, напоил Шаари. От него изрядно воняло, хотя казалось бы, морок должен быть далек от физиологических особенностей человека. Так что подтащил его к раковине — вонь грязного тела и пота я не переносил — раздел догола, кое-как простирал его рубашку и ею же воспользовался в качестве мочалки. Грязная вода текла в узкий слив в полу, Шаари не сильно сопротивлялся — он и правда сильно исхудал, и больше не был похож на довольный собой бильярдный шар. Одевать его в мокрое я не стал — развесил одежду на что попало, а его толкнул обратно в угол.  — Все равно жарко, обсохнете и так. Он не произнес ни слова за время помывки, послушно лег и прикрыл глаза, словно умывание лишило его последних сил.  — Может, перестанете изображать умирающего лебедя? — не выдержал я — вам это отчаянно не идет, тем более что по характеру вы скорее стервятник, чем лебедь.  — Что же, тогда вам придется наблюдать умирающего стервятника, Адам — пробормотал он.  — Если это будет означать, что меня наконец выпустят отсюда — я согласен.  — Думаете, выпустят? Тогда вам стоит ускорить мою кончину, не так ли?  — Спасибо, пока подожду — судя по тому, как вы закатываете глаза, ждать осталось недолго. Шаари закаркал, и я только через несколько секунд осознал, что это обозначало у него искренний смех.  — Ох, Адам. Так вот в чем заключается ваша прелестность — вы никогда никого не убивали, я прав?  — Прелестность?..  — Если бы мы хоть на минуту поменялись ролями, и я предположил бы, что ваша смерть дарует мне свободу… как вы думаете, сколько времени после этого вы оставались бы в живых? А вы, дорогой мой, согласны сидеть здесь, жрать батончики и ждать моей естественной кончины. Мне жаль вас разочаровывать, но ждать придется долго. Я морок, Адам. Умирающий — но морок.  — С чего бы вам умирать? — не выдержал я — у вас запасов подкожного жира хватит еще на месяца полтора безбедной жизни. Вы ни хрена весь день не делаете, кроме как лежите плашмя и воняете. Еще и меня переживете.  — Дайте поспать — сказал он в ответ, болезненно морщась. Не дожидаясь моего ответа, свернулся на полу, голый и вялый, напоминая этакого кота породы сфинксов, прикрыл ладонью глаза и затих. Я отошел к раковине. В подвале становилось все жарче — кондиционер сюда не доходил, и уличная жара пропекала весь дом насквозь, до самого фундамента. Майка моя начала вонять не хуже рубашки премьера, поэтому я разделся догола, кое-как умылся, постирал одежду — кроме джинсов. Джинсы надел прямо на голое тело, остальное разложил сушиться. Напился холодной воды, и лег у дальней от окна стены — там, где было прохладнее всего. Потом подскочил, коря себя за глупость. Мне необходимо поговорить с Бадхеном, а не прохлаждаться в тени! Пересел на ступени под дверью — так не расслабиться, поспать точно не выйдет, но зато не пропущу момент, когда Финкельштейн или Бадхен откроют, чтобы закинуть еще батончиков. Дверь в тот день так и не открылась. К вечеру одежда высохла, но прохладнее не стало и я так и остался в джинсах. Шаари наконец проснулся — сначала кряхтел, потом стонал во сне, потом открыл мутные глаза. Я кинул ему его белье и рубашку.  — Одевайтесь. Рубашка явно стала ему велика. Он нацепил ее, но застегивать не стал. Надел трусы и брюки, которые тоже болтались на бедрах.  — Хорошая у вас диета — сказал я — надо посоветовать ее какой-нибудь оздоровительной клинике. Или предложить новое реалити-шоу, «В плену у демиурга». Что скажете? Он криво улыбнулся.  — Скажу, что завидую вашей жизненной энергии, Адам. Ваша душа могла бы питать Бадхена долгие годы.  — Хорошо, что я не попался ему на зуб и вам на нож — хмыкнул я.  — Хорошо… для вас. Я покачал головой.  — Как вы умудряетесь совмещать в себе это, Шаари?  — Что именно?  — Все эти… качества. Ведь вы же душегуб, садист, психопат. Вы довели местное общество до точки невозврата, построили капище, в котором хладнокровно убивали людей… чего стоят одни только ваши планы на Иерусалим. И вместе с тем, вы ведете себя как этакий стоик, принципиальный и мученический. Вам ведь жалко себя, правда? Жалко осознавать, что вы умираете по воле Бадхена и ничего не можете с этим поделать. Вы в опале, Шаари. Он тихо засмеялся.  — Я умираю исключительно по единственной воле, Адам — по своей собственной. Я не в опале — стоит мне согласиться возобновить ритуал, и Бадхен сам, собственноручно выстроит себе храм на месте Стены плача, мечети Эль Акса и Гроба Господня одновременно. Лишь бы я был доволен.  — И вы не делаете этого… назло ему? Просто потому что «не оправдал ожиданий»?  — Это не «просто потому», Адам — он перевел дыхание, и я подумал, что разговор ему дается труднее, чем кажется — я не могу продолжать кормить людскими жизнями недостойного бога. Как бы тяжело мне это не давалось… сдаться было бы тяжелее.  — Что вы имеете ввиду — тяжело?  — Бадхен не единственный… у кого аддикция — он дышал хрипло, как мои бывшие клиенты нв смертном одре — мне ведь тоже… нелегко.  — Так вы тоже на игле! — дошло до меня — вы мучаетесь абстинентным синдромом, но терпите, лишь бы Бадхен тоже мучался?! Шаари не ответил. Я подполз к нему, заглянул в лицо. Он был без сознания — наверное, разговор довел его до полного изнеможения. Я поднялся обратно на верх лестницы, под дверь. Смотрел отсюда на бывшего премьера и думал о том, как причудливо вмещаются злодейство и самопожертвование в одном… существе. И гадал, каким образом Бадхену удалось создать его — морока с несгибаемой волей и железными принципами. Утром я проснулся от того, что дверь ощутимо толкнула меня в спину. Резко обернулся, и умудрился захватить ее край. Впрочем, Бадхен, стоявший надо мной, даже не пытался ее захлопнуть. Он смотрел на меня, не отрываясь.  — Соскучился? — буркнул я, разминая затекшие мышцы — дай пройти.  — Хрен тебе — он загородил собой проем — но да, я соскучился, Адам. А ты?  — Как видишь, приехал. Думал тебя увидеть, а вместо этого твой цепной пес подсадил меня к вашему узнику.  — Я ему приказал это сделать — признался он.  — Отчего-то я так и подумал. Отпустишь?  — Отпущу. Когда выполнишь одну простейшую задачу. Бадхен присел передо мной на корточки. Его лицо было очень близко, и на секунду захотелось, чтобы он, как тогда, на море, привлек меня к себе. Вместо этого он запер за собой дверь и оперся об нее спиной, устраиваясь поудобнее.  — Как вообще отдохнул без меня? — спросил он светским голосом.  — Очень хорошо, спасибо.  — Как видишь, я к тебе не лез все три года.  — Премного благодарен — сказал я на автомате, пытаясь сообразить, что он хочет сказать.  — Но ожидал, что ты хоть раз подашь весточку. Все же мы друг другу не чужие. Я хотел что-то ответить, но вместо этого перед моими глазами вновь возникла картина тогда, на море — его губы, ищущие мои, руки, блуждающие по моему телу, и затопляющее ощущение безусловной любви.  — Что ты делаешь… ты снова?.. — хрипло спросил я. Еще одной «забавы» я не перенесу, пронеслось у меня в уме. Если Бадхен вновь дергает меня за ниточки, то, даже отпущенный на свободу, я так и останусь зависимым от него.  — Ничего не делаю, Адам — покачал он головой — такие игры интересны лишь раз.  — Тогда что со мной… происходит?  — Наверное, это тебе стоит спросить у себя самого — усмехнулся он — иногда любовь к нам приходит нежданно-негаданно.  — Убери это из моей головы — взмолился я.  — Ты что! Я ведь не могу играть с чувствами людей — нарочито оскорбился он — а любовь это такое прекрасное чувство.  — Это насилие, а не любовь.  — Что доказывает, что тебя, Адам, никогда в этой жизни не насиловали. Перестань ныть и слушай меня. Я собрался с мыслями, глядя в его глаза, что оказалось совсем непросто.  — Месяц назад я сделал огромную ошибку — начал он — ты уже знаешь, какую.  — Встретился с Шаари?  — Точно. Я был слишком уверен в его почитании. Он ведь мое создание, часть меня… единственный, кто… Бадхен замолчал.  — Единственный, кто что? — осторожно спросил я. Бадхен придвинулся немного ближе, и мне сразу стало труднее дышать — страх и похоть навалились одновременно и спутали мозги — и чувство это было настолько непривычным и чужим мне, что я испугался еще больше.  — Да перестань ты — с досадой ответил он — у нас тут важный разговор. Не время для трясучки.  — Я в порядке — пробормотал я, стараясь взять себя в руки.  — Мне нужно, чтобы ты мне помог.  — Я всегда тебе помогаю…  — Не перебивай. Нихрена ты не помогаешь, не ври. Я уже месяц живу без жертв. Пробовал когда-нибудь подсадить человека на героин, а потом перекрыть кран? Это в сто раз хуже.  — Ты не человек, Бадхен. Вырабатывай силу воли, ты же бог, а не тряпка… В ответ он встряхнул меня так, что зубы лязгнули.  — Не шути со мной, Эвигер. Я месяц не жрал нормально, у меня отвратительное настроение и ноль терпения на шуточки. Я пошел на попятный.  — Извини. Я просто не понимаю, в чем проблема. Ты не знаешь порядок ритуала? Так расспроси любого, кто работал в храме. Не убивал же Шаари всех до одного собственноручно.  — Мне известен порядок ритуала, дурашка — я аж вздрогнул от такого неожиданного обращения к себе — я не знаю другого, самого главного.  — Ну скажи уже, не томи. Он странно колебался, потом, видимо, решился.  — Черт, ладно. Ритуал не стоит и яйца выеденного без одного-единственного слова. Моего имени.  — И как оно звучит, это имя? — полюбопытствовал я. Он снова меня встряхнул.  — Ты думаешь, если бы я знал, ты и он находились бы здесь? Ты прохлаждался бы сейчас в Праге, а Шаари я бы пустил под нож в первую же очередь.  — Ты не знаешь своего собственного имени? — я невольно улыбнулся. Вот тебе и всеведение. Бадхену было не смешно — он сжал губы и прищурился.  — Зато Шаари знает. И ты его у него выведаешь. А потом можешь идти на все четыре стороны.  — Я выведаю? Даже ты не смог этого сделать всеми своими фокусами. Как именно я смогу это сделать? — возмутился я.  — Ты смертный, он недооценивает таких, как ты — вы для него всего лишь жертвенные животные. Установи раппорт, убеди его довериться тебе. И узнай мое имя. Все!  — Он не доверяет никому, с чего бы ему довериться мне?  — Это уже не моя забота — Бадхен поднялся со ступенек — кормить-поить мы вас будем, хотя Шаари это не впрок. Если что надо — зови меня или Жеку. Чем могу — помогу.  — Бадхен… Он протянул руку, схватил меня за плечо и рывком поднял к себе.  — Поработай на меня, Адам. Ради своего же благополучия — прошептал мне на ухо. Я закрыл глаза — его теплое дыхание словно пронзило меня насквозь. Длинные пальцы невзначай прошлись по моей шее, и я почти уткнулся носом ему в грудь. В последний момент он меня отстранил.  — Не раскисай, Адам. Давай, шевелись, Шаари скоро проснется, покорми его. Кормежка — хороший способ приручить непослушного зверя, кому как не ему, это знать. Слегка оттолкнув меня, он приоткрыл дверь и вытащил из-за нее пакет с едой — какие-то сосиски, хлеб, яблоки.  — Это вам на первое время. Только не откорми его до прежнего состояния кабана-бородавочника. Дверь за Бадхеном захлопнулась, и я остался один в подвале. Ах да, не один — в компании Шаари. Тот еще спал, и я решил разбудить его приятным способом — вытащил из пакета сосиску и помахал перед его носом. И угадал — его глаза распахнулись.  — Что… это?  — Еда — я вложил сосиску ему в руку. Через пару секунд от нее не осталось и следа.  — Еще — потребовал он. Я не спорил. Спустя три сосиски, четыре куска хлеба и одно яблоко Шаари наконец приостановился.  — Вы — мой божий дар, Адам — сказал он с усмешкой — по крайней мере, с вашим появлением нас начали кормить.  — Как понимаете, не на халяву- остудил я его восторг.  — Понимаю, конечно. Но не отказываться же мне от еды.  — Бадхену нужно от вас только одно, Шаари. Никто не требует, чтобы вы возобновили ритуалы. Назовите его имя — и можете гулять.  — Думаете, все так просто? — серьезно спросил он.  — Если не стараться все усложнять, то да.  — Не усложнять не получится.  — Скажите имя! — я встряхнул его и внутренне скривился, напомнив самому себе Фельтона из «Трех мушкетеров». Хорошо, что Шаари вряд ли смотрел этот фильм, иначе непременно бы передразнил.  — Дайте поспать, Адам — сказал он сонно.  — Да вы все время дрыхнете! Решили удариться в зимнюю спячку? Июнь на дворе!  — Так легче переносить… боль — признался он — кстати, как вам Бадхен? Что-нибудь замечаете?  — Вроде ничего. По крайней мере, на стены пока не лезет.  — Это пока. Дайте попить. Я принес ему воды, точнее, пришлось сгонять с чашкой до раковины и обратно раза три. Выпитое сразу же выступило у него на лбу и шее крупными каплями пота.  — Почему вы не выберетесь отсюда сами? — спросил я.  — Потому что я не супермен и не Гудини — пробормотал он и зевнул.  — Вы морок. Не можете просочиться через решетки?  — Наверное, не самый удачный морок на свете, потому что нет, не могу. Серьезно, Адам, дайте поспать. И так хреново.  — У вас что-то болит? Он что-то сказал, но я не услышал. Наклонился к нему, и переспросил.  — Что болит, Шаари?  — Душа — выдохнул он. Глаза его закрылись, и он снова заснул — ну, или упал в обморок. До вечера я был предоставлен самому себе. Умылся, поел. Побарабанил в дверь, помня об обещании Бадхена помочь чем можно. Открыл на этот раз Женя. Про себя я решил называть его исключительно иудой.  — Что тебе принести, Адам? — спросил он мягко.  — Твою совесть и нож, который ты мне воткнул в спину. Хотя нет, совесть не нужно — все равно не найдешь.  — Ну перестань — сказал он подавленно.  — Ты клялся мне, что это не ловушка, Женя. Но ведь знал, куда меня заманиваешь?  — Знал.  — Знаешь, кто ты, Финкель? Ты — благородный мудак. У тебя внешность и манеры святого, но гниль из тебя прет…  — Да понял я, Адам — сказал он тихо. Мне было еще дохуя что ему высказать в лицо, но я замолчал. И так все было понятно: до поры до времени Женя был готов играть в гуманиста — пока Бадхен не дернет за поводок и не прикажет: «К ноге! Фас! Апорт!»  — Принеси мне сигарет. И газет побольше. Лучше, конечно, если бы мне вернули мой телефон, но наглеть я не стал. Женя принес пару пачек и зажигалку, а еще ящик с газетами различной давности. Я молча принял у него все и спустился вниз. Разговаривать с иудой не хотелось.