The dark side

“Вторник, 16-00”, - быстро набирает Жерар, отправляя сообщение раньше, чем смог бы передумать. Оно присоединяется на экране смартфона к десяткам, а может и сотням таких же. Лаконичных, без уточнений, и почти всегда без ответов. Словно Жерар шлюху заказывает или поставку оружия. Редко, очень редко приходит ответное сообщение - Жерару приходится промотать почти полгода переписки, чтобы найти одно из них. “Не смогу. Как насчёт пятницы?” В пятницу Жерар уезжал в Германию на несколько дней, стояла зима и он точно знал, что там, в Баварии, грёбанный холод. Хотелось тепла и ласки. Хотелось прикосновений, горячащих кровь и пьянящих лучше и чище любого алкоголя. “Нет” В горле стоял ком от иррациональной обиды и разочарования - он же следил за всеми играми, тренировками, отъездами, мероприятиями, за всем. Оставалось, конечно, ещё личное, то, что даже у такой медийной личности остается за кадром, и за этим Жерар никак не мог проследить, хоть и прилагал усилия. “Тогда жди сколько сможешь. Я постараюсь вырваться” Жерар мог ждать до девяти. Отсчитывать минуты, глядя на настенные часы - милый архаизм, нахрен никому не сдавшийся в век смартфонов. Ходить по квартире, изученной вдоль и поперек, словно зверь в клетке, раздражаясь не от ожидания, а от своей беспомощности. От своей зависимости, одержимости, от своего психического расстройства, проросшего корнями в душу, в сердце - не вырвешь, не разворотив все внутренности. Причина всего этого появляется на пороге в половину девятого. Открывает дверь своим ключом, заставляя Жерара подкинуться, словно гончую, ступает через порог, захлопывая тяжёлую дверь. А Жерар сидит на диване, задерживая дыхание, заставляя себя оставаться на месте - чтобы не сорваться, не вылететь навстречу, как бестолковый подросток. Кусает губы, считает до тридцати, прежде, чем шагнуть навстречу. - У меня всего полчаса, - шепчет Серхио, опередив едва успевшего открыть рот Пике, обняв теплыми ладонями лицо и потянувшись к губам, ещё ноющим от недавних прикосновений зубов, подталкивая его в сторону спальни, куда оба могут дойти не глядя, с завязанными глазами. - Прости. Жерар совершенно бессилен перед этой рыжей стихией. Слова, крутившиеся в мыслях, истончаются, становятся прозрачными и вовсе исчезают - Жерар забывает обо всем, кроме горячего мягкого рта и чуть шершавых ладоней, обо всем, кроме сильного тела, прижавшегося так тесно, обо всём, кроме мягких волос под пальцами, привычно лёгшими на затылок. Внутри ноет от нового разочарования - что такое полчаса? Полчаса - это ленивые утренние поцелуи, это плавные движения его пальцев внутри роскошной задницы, это губы Серхио, скользящие по беспомощно, побеждённо раздвинутым ногам. “Лучше бы ты вообще не приходил”, - хочется бросить Жерару, чтобы сделать так же больно, как больно ему от мысли, что всё то, что для него Серхио, сегодня ему принадлежит всего на полчаса. Но Рамос, едва стянув пиджак - да где же он был и куда поедет потом? - опускается на колени, прямо на пороге спальни, жадно ткнувшись лицом в пах, шумно втянув воздух в лёгкие - и Пике забывает обо всем, даже как дышать, потому что внутри вспыхивает лесной беснующийся пожар, грозя спалить дотла, выжечь. Серхио жадный и ласковый, голодный до прикосновений, голодный до Жерара - он целует каждый обнаженный участок кожи, он мнет руками всё, до чего может дотянуться, он трогает влажными, мягкими губами головку, ещё не стянув толком белье с Жерара, и это так восхитительно, что хочется то ли кричать, то ли плакать. Ему не нужно ничего говорить, он всё знает сам и иногда кажется, что знает даже лучше Жерара. Ведёт губами по члену сбоку, прихватывая нежную кожицу, сгребает ладонью мошонку, то поглаживая, то слегка сжимая, посасывает головку, прикрыв блядские свои глаза пушистыми ресницами, трогательно затрепетавшими, стоило Жерару опустить руку и коснуться коротких волосков на виске. Он медленно скользит ртом по члену до тех пор, пока не уткнется носом в пах, и тогда стонет, хотя стонать должен Жерар, так охуенно это ощущается, но у него просто нет сил даже на это, кажется, если он откроет рот, да хотя бы просто разожмет стиснутые зубы, то вместо стонов с губ польются признания, такие, которые Жерар не озвучил бы даже в своей голове. Поэтому он стонет сквозь зубы, скулит, содрогаясь от острого, заставляющего биться в лихорадке удовольствия, ворошит пальцами мягкие тёмно-рыжие пряди, позволяя себе бесстыже толкаться в узкую, тугую глотку ноющим от возбуждения членом, не заботясь о чужом комфорте, потому что Серхио никогда не позволяет делать с собой то, что не доставляет ему удовольствия. Чехо сосёт жадно, мокро, втягивая щёки, сжимая член глоткой. Он голодно урчит и стонет, хватая ладонями ягодицы, сжимая и разводя в стороны. Он пропускает член в глотку и касается пальцами сухой дырки, запульсировавшей от мягкого давления и поглаживаний. Жерара ведёт окончательно, у него бы подкосились колени, будь он менее физически подготовлен, но и так он держится из последних сил, на одном упрямстве и нежелании остаться потом на постели с раздвинутыми ногами и без члена в заднице. Голова и всё тело наливаются золотистой искристой тяжестью, ласковой и дикой одновременно, сладкая, острая дрожь зарождается в паху от порхающих движений языка, наглаживающих чувствительную плоть. Жерар не хочет, чтобы всё это безумие кончалось, но ничего не может поделать ни с собой, ни с Серхио, в последний раз скользнувшим губами по всей длине ствола, туго сглотнувшим, безжалостно кинувшим Жерара за грань сокращениями своей жаркой глотки. Жерар отпускает себя, позволяет стонам и восторженному вою бесконтрольно срываться с губ, сжимает трясущимися пальцами мягкие пряди, толкаясь бёдрами ещё и ещё, в неконтролируемой попытке продлить удовольствие, до тех пор, пока Серхио не придерживает его обеими руками, отстраняясь, чтобы судорожно глотнуть воздуха. Силы оставляют Жерара примерно в эту же секунду - он едва удерживается на ногах, болезненно хмурясь, когда Серхио проводит языком по обмякшей, но чувствительной плоти прежде, чем поправить небрежно стянутое бельё и штаны. Чехо задирает футболку и касается языком низа живота, скользит мокрым, юрким кончиком в ложбинку пупка, трётся шершавой от щетины щекой о тазовую косточку, прежде чем подняться одним сильным рывком. - Мне пора, - его пальцы у Жерара на щеках, его возбуждение недвусмысленной твердостью упирается в бедро, его губы, припухшие, блестящие и терпкие на вкус, совсем рядом. - Ты говорил - полчаса, - беззвучно хрипит Жерар, не в силах отвести взгляд. - И они уже прошли, - в голосе Серхио нежность, столько нежности, что Жерару становится больно. - Не беспокойся обо мне. Обещаю подрочить перед сном на воспоминания о твоих сладких стонах. Сообщение, отправленное Жераром, меняет цвет - прочитано. Он ждет ещё три минуты - обычно Серхио не нужно больше, чтобы ответить, если ответ требуется, и, убедившись, что никаких изменений не предвидится, убирает телефон карман.