Простушка.

POV Nina Гастон покачал головой. — Не все. Он не потерял тебя. По крайней мере, пока. Если ты с ним не поговоришь, он лишь оттолкнет тебя еще дальше, и в конечном итоге, это принесет ему большую боль. — Может быть. Пальцы Гастона продолжали легонько массировать мой висок. — Тебе не больно? — Нет, совсем нет. — На самом деле, ощущение от его массажа было замечательным. Я вздохнула и наклонилась ближе к его руке. — То, что он сказал, было гораздо более болезненным, — пробормотала я. Прикусив губу, я сказала Гастону: — Знаешь, меня никто никогда в жизни шлюхой не называл, а сегодня два совершенно разных человека обозвали меня таковой. Смешно, но я почти уверена, что они правы. — Это не смешно, — пробурчал Гастон. — И ты не шлюха, Нина. — Тогда кто я? — потребовала от него ответа я, чувствуя ни с того ни с сего злость. Я отодвинула его руку и встала. — Кто я? Я сплю с чуваком, который не является моим парнем, и вру об этом всем моим друзьям… если они все еще мои друзья. Я уже даже больше не думаю о том, правильно это или нет! Я и есть шлюха. Твоя бабушка и мой папа оба так думают, и они правы. Гастон встал, его лицо было серьезным и непроницаемым. Он схватил меня за плечи и, держа железной хваткой, заставил посмотреть на себя. — Послушай меня, — сказал он. — Ты не шлюха. Ты слышишь меня, Нина? Кто ты? Ты умная, дерзкая, язвительная, циничная, невротичная, лояльная и полная сострадания девушка. Вот ты кто, поняла? Ты не распутная и точно не шлюха. У тебя есть секреты, ты совершаешь ошибки… Ты просто запуталась… так же, как и мы все. Я смотрела на него как громом пораженная. Прав ли он? Запутались ли все остальные так же, как и я? Есть ли у всех свои секреты и ошибки? Должны быть. Я знала, что Гастон находился в такой же сумасшедшей ситуации, как и я, так что у остального мира тоже должны были быть изъяны. — Нина, шлюха — это просто дешевое слово, которое люди используют для того, чтобы причинять друг другу боль, — сказал он более мягким голосом. — Так им легче воспринимать свои собственные ошибки. Легче использовать такого рода слова, чем смотреть на свои собственные ошибки. Я клянусь тебе, что ты не шлюха. Я смотрела на него, в его теплые карие глаза и внезапно поняла, что он хочет мне сказать. Поняла смысл, скрытый за его словами. Ты не одна. Потому что он понимал. Понимал, каково это — чувствовать себя брошенным. Он понимал оскорбления. Понимал меня. Я встала на цыпочки и поцеловала его — на самом деле поцеловала. Это было больше, чем прелюдия к сексу. На этот раз между нашими ртами не было войны. Мои бедра слегка прикасались к его, а не прижимались вплотную. Наши губы двигались в мягкой идеальной гармонии друг с другом. На этот раз это что-то значило. Я не знала, что это конкретно, но знала, что между нами есть реальная связь. Гастон осторожно погладил меня по волосам, его большие пальцы пробежались по моим щекам — все еще мокрым от слез. И ощущение от этого не было отталкивающим, перевернутым или противным. Ощущение было, как что-то совершенно естественное в этом мире. Я сняла с него рубашку, а он стянул мою через голову. Затем он положил меня на кровать. Никакой спешки. На этот раз все прошло медленно и искренно. На этот раз я не искала выхода. На этот раз это было о нем. Обо мне. О честности и сострадании и всем том, что я никогда не ожидала найти в Гастоне Периде. На этот раз, когда наши тела слились воедино, это не было грязным или дурным. Это было чем-то поразительно правильным. *** Открыв глаза следующим утром, я сразу же поняла, что что-то не так. Небо за окном выглядело серым и холодным, но мне было тепло. Даже жарко. Гастон прижимал меня рукой к своей груди, и я чувствовала его мягкое ритмичное дыхание, обжигающее мне затылок. Это было так умиротворенно. Идеально. Я чувствовала себя уверенно и безопасно. И это-то и было проблемой. Мой взгляд упал на розовый свитер, валявшийся в углу комнаты. Он лежал там уже несколько недель. Имущество какой-то безымянной девчонки. Одной из многих, кого Гастон приводил в эту комнату. Увидев его, я внезапно осознала, в чьей конкретно кровати нахожусь. К кому прижата. Мне не следовало чувствовать уверенность или безопасность. Не здесь. Не с Гастоном. Это было неправильно. Мне нужно было чувствовать отвращение. Нужно было желать оттолкнуть его подальше от себя. Что, черт побери, происходит? Что со мной не так? И как только я задала себе эти вопросы, ответы захлестнули меня волной. Ледяной шокирующей волной. Я ревновала Гастона к девчонкам, с которыми он разговаривал. Я была готова сделать все, что угодно, чтобы заставить его улыбнуться. В его объятиях я чувствовала себя уверенно и безопасно. О боже, — подумала я в панике, — я в него влюблена. Затем, мне пришлось хорошенько себя встряхнуть. Нет, нет, нет. Не влюблена. Любовь — слишком сильное слово. Слишком серьезное. Любви нужны годы, чтобы сформироваться… так ведь? Я не влюблена в Гастона Периду. Но у меня есть к нему чувства. И эти чувства — не ненависть и отвращение. Они гораздо сильнее тех, что я испытывала к Хави в последние три года. Может даже сильнее тех, что я когда-то испытывала к Берни. Они реальнее. Мощнее. Это не просто увлечение. И это ужасало. Мне нужно было убираться отсюда. Я не могла остаться. Не могла позволить себе попасться в эту ловушку. Не имеет значения, что я чувствовую к Гастону, он никогда не сможет ответить мне взаимностью. Потому что он — Гастон Перида. А я — Простушка. Ни за что на свете я не собиралась мучить себя таким образом. Я получила хороший урок от Берни. Сближение с кем-то, приводит к тому, что тебе причиняют боль, и Гастон много чем мог сделать мне больно. Прошлой ночью он видел меня в момент слабости. Я открылась ему. И если я сейчас не уйду, то дорого за это заплачу. Неважно, куда ты едешь или что ты делаешь, чтобы отвлечься, рано или поздно, реальность все равно тебя нагонит, — сказала тогда мама о себе и папе. Мои губы расплылись в горькой улыбке, когда я осторожно высвободилась из объятий Гастона. Мама была права. Гастон должен был быть моим спасением, тем, что должно было помочь мне избегать эмоций, и всей этой трагедии. И вот вам пожалуйста… я не чувствовала ничего, кроме эмоций. Тихо двигаясь по комнате, я постаралась одеться, не создавая много шума. Натянув свитер и джинсы, я схватила свой телефон и проскользнула на балкон. Не давая себе возможности отговорить себя или убедить, что она не ответит, я набрала номер Амбар. Я знала, что она все еще злится на меня, но другого выхода у меня не было. Несмотря на всю ее злость, я была уверена, что Амбар мне поможет. Она поможет кому угодно.