Я иду к тебе домой

— Мам, а откуда я взялся? — Я привезла тебя из Киева. — А там ты где меня нашла? Тебе меня подарили? — мои же карие глаза уставились на меня, жаждая ответа. Мы с Мишкой устроились в тенистом и прохладном саду ашрама. Мишка грыз саподиллу*, иногда капая соком на свои штанишки шафранового цвета и облизывая загорелые пальцы. Он обожал этот фрукт и за один присест мог уговорить целый тазик. Собственно, перед ним стояла большая миска, уже ополовиненная. Мишка сидел на травке под деревом, в полулотосе — целый лотос пока не давался — уминал вкуснятину, жмурясь от удовольствия и покачивая то и дело головой «ай, как вкусно!», а я в такой же позе устроилась напротив с корзиной джутового волокна и плела очередной мат из этого самого джута, у меня была ещё куча работы. Периодически к нам выходил Кришна, справиться, как мы тут и не хочет ли Миша пойти потренироваться. Но Миша не хотел. Он хотел посидеть с мамой, погрызть какую-нибудь вкусность и ничего не делать, кроме как позадавать маме каверзных вопросов. — Да, Мишань, тебя мне подарили, — усмехнулась я, вспоминая, какой кровью мне обошёлся вот этот вот загорелый темноволосый подарок, — Кришна! — позвала я. — Что такое? — вытирающий руки полотенцем, он появился в дверном проёме. — Как на хинди будет «подарок»? — Вартамаан. — А на тамильском? — Тарпоту. А зачем тебе? — Я выбираю, какое подпольное имя дать Мише. Мы тут сошлись на том, что он мой подарок. — Мне больше нравится Вартамаан, — улыбнулся Кришна. — Мне тоже! — загорелся Мишка, вертя головой то в мою сторону, то в сторону Кришны. — Принято большинством! — подытожила я, вытирая Мишкино лицо, испачкавшееся соком саподиллы. Мишка поморщился и утерся сам, всей рукой, от уха до уха. Эх, красота… побыть таким вот Маугли, целыми днями гоняющим лафу, лакомящимся всякими экзотическими фруктами и получающим максимальное удовольствие от жизни. Отличие от жизни Маугли, пожалуй, только в том, что риск быть разодранным Шер-Ханом минимальный, ибо за тобой и мама следит, и Кришна приглядывает в пол-глаза. В пол-глаза потому только, что знает, что ты, маленький русский Маугли, не влезешь ни в улей, ни в логово змей, ни на слоновью тропу не выйдешь — потому что ты умный мальчик, с головой. В этом Кришна уверен. Почему-то… — Мам, а давай папе позвоним? — Миша понизил голос до шёпота, хотя Кришна уже ушёл по своим делам. — А почему шёпотом? — я нагнулась вплотную к нему и тоже прошептала, — здесь все свои. — Ну… я подумал… может, Кришне неприятно, что мы с тобой с папой болтаем? — всё таким же шёпотом выдал Михаил. Такое проявление заботы меня ошарашило. Этот маленький Маугли обнаружил в себе заботу о чувствах ближнего. Оставалось только гадать, от кого из нас двоих с Олегом он это взял? А, может, это плоды воспитания йогом? — Ты знаешь, Кришна только рад, что вы с твоим папой друг друга не забываете. — Точно? — он прищурился на солнце, выглянувшим из-за деревьев. — Точно. Дай я тебя обниму! — в порыве умиления я затискала Мишку. Он, как любой мальчишка, конечно, пищал, делал недовольное лицо и бурчал что-то про «ну мам, ну не надо таких нежностей!», но от меня не уйдёшь, когда я хочу пообниматься! В конце концов, Миша смирился и тоже обнял меня, — я так тебя люблю, Мишка… Вечером наш украинский папа вышел на связь. Что было неожиданно, потому что последние месяца три он был страшно занят. Я запустила Мише скайп и ушла по делам, Кришна попросил помочь по хозяйству. — Ты знаешь, Миша переживает, что тебе может быть неприятно, что он общается с папой. — Странный… я только рад, что Олег его не забывает. — Я сказала то же самое. Но, знаешь, мне такая мысль пришла в голову… я задумалась, в кого он такой трепетный? Может, это твоё влияние? — лукаво прищурилась я. Кришна не заметил и стал всерьёз рассуждать о своём влиянии на Мишу. — Может, и правда, я научил его состраданию… — подытожил он, а я рассмеялась, — что смешного? — Я же пошутила, Кришна. — А я нет, — йог был серьёзен, — ведь это важно — уметь сострадать, — он даже взял меня за руку и заглянул мне в глаза. — Не поспоришь… ладно, я пойду, посмотрю, как они там. Скоро приду, — я легко высвободилась из смуглой руки, оставила почти законченный мат и пошла к Мише. Тот заливался звонким смехом, почти катаясь по полу. — Чего это у вас тут? — сие не могло не вызвать улыбку. — О, вітаю, мамо! — послышалось с того конца связи. — Привет, привет, — я присела к ноутбуку, а Миша нахохотался и улёгся головой мне на колени. — Я гляжу, вы там цветёте оба. Загорелые, блин, завидки берут, — да, Олег ничуть не изменился. Всё тот же блондинчик, улыбчивый и загадочный, — может, мне тоже на фрукты перейти? — Не получится! У тебя климат другой, тебе мяса захочется, — экспертно высказался Миша. Олег важно покивал и рассмеялся. — Ну раз ты говоришь, мой маленький эксперт, тогда ладно. Продолжу сало рубать. Как вы там вообще живёте, друзья мои? — он подпёр голову рукой и приготовился слушать. — Мама плетёт маты, — выдал Миша. — А я думал, у тебя аскеза — не выражаться. — Дурак! Маты, на которых сидят! — и мы с Олегом рассмеялись в один голос, — из джута плетутся. Очень, знаешь, увлекательное занятие. Нет, серьёзно! Сидишь, плетёшь, думаешь о смысле жизни и том, как она скоротечна… — Михайло, — Олег принял наставительный вид, — у меня к тебе просьба, — Михайло аж сел, прочувствовав всю важность отцовского тона, — ты следи за мамой, пожалуйста, чтобы она не увлекалась и не ушла в свой дзынь. А то где её потом искать? — Дзен, деревня! — поправила я. — Не деревня, а хутор, — отозвался Олег, — но ты, сынку, следи. Женщины они такие… — он погрозил мне пальцем и снова разразился смехом. Позитивный он, этот Олег. — А ещё Кришна говорит, что я «не по годам мудрый мальчик». Что это значит, пап? — Ну это значит, что ты точно мой сын! Мой мальчик, — загордился папа, а Миша сиял довольным по уши, — а, может, ветеринаром станешь. А что, Кришна прям вот так и говорит? — Ага. Его радует, когда я больных зверят домой приношу, чтобы их вылечить. Он говорит, что… — тут Мишка нахмурился, вспоминая, — Путь Сострадания есть единственный путь, ведущий к Просветлению. Во! — Ну раз Кришна говорит, значит, так оно и есть. — Нет, Кришна сказал, что это сказал святой Рамалинга Свамигал*. А ты как думаешь? — Примерно так же. Сострадание — это хорошо. Но в меру. Ты не забывай, что ты — козак наполовину, — на этой поучительной беседе я оставила отца с сыном наедине и вернулась к плетению матиков. Перед тем, как уснуть, Миша обнял меня за шею, прижался ко мне и прошептал: — Мы ведь с тобой всегда будем вместе? Даже после смерти? — Э… конечно… а ты что вдруг про смерть заговорил? — меня это насторожило. Какое «после смерти» в пять лет, Миша?! А утром позвонил Лёша. Миша-старший умер. Мой маленький мир треснул.