Чудовище из банды Эрнагесена. Главарь.

Пятое ноября 2014 года.

      Зима начала своё царствование намного раньше, чем ей полагалось. Кошка на самом деле не знала, как выглядит Зима, — если она вообще могла хоть как-то выглядеть, будучи живой, а не очередным объектом её вымысла, — но не сомневалась, что она была той ещё суровой женщиной. Её стройное тело покрывала прозрачно-голубая ткань пышного платья; для подчёркивания изящества и величия Зима сидела, как царица — опперевшись руками о ледяные подлокотники. На длинных пальцах сверкали снежинки в виде колец, ослепительно, как солнце. А лицо… лицо, полностью безжизненное, белое, как у мертвеца, не выражало ничего, кроме глубокого равнодушия. Ещё она носила шубу, — хотя зачем Зиме шуба, если она царица холода? — и Кошка очень завидовала ей. Признаться честно, она тоже хотела такую же одежду, чтобы выглядеть, как царица.       Банда Эрнагесена не была готова к зиме.       Вообще.       Когда Кошка почувствовала первые удары холода, она помчалась рисовать увиденную ею царицу. В изорванном альбоме по пожелтевшим от старости листам бумаги она водила карандашом, стараясь как можно точнее передать её образ. Могущественная, независимая, холодная… Прямо как сама девушка! Кошка восхищалась своим рисунком, потому что отчасти она рисовала себя — такую же гордую, такую же величественную.       А потом Кошка поняла, что её пальцы полностью онемели.       Затем она осознала, что заброшенный дом, в котором скрывалась она и ещё несколько её собратьев по выживанию, не рассчитан на отопление. И что дом промерзает куда быстрее, чем улица.       Так банда Эрнагесена вынуждена была покинуть свою территорию в поисках лучшего мира. То есть в поисках дома, где есть отопление или хотя бы печка.       Ноябрь едва вступил в свои права, однако с неба уже сыпались белые колючки снега. Кошка не могла припомнить хотя бы одну зиму, которая пришла в её жизнь так же внезапно. Наверное всё потому, что раньше она не задумывалась о холоде. Вместо сверкающих при солнечном свете полушубков, кожаных сапог и шапок, украшенных драгоценностями, её старались укрыть от морозов порванное и дырявое во многих местах пальто и изношенные кроссовки. Кошка чувствовала каждой клеточкой своего существа лёгкое дуновение ветра, которое беспощадно заставляло её покрыться мурашками. Её трясло. Вдобавок ноги болели от долгой ходьбы неизвестно куда. Не то, чтобы за полгода Кошка не научилась привыкать к постоянным болям и голоду, однако эта зима вдали от дома была её первой.       Несколько дней, проведённых не под крышей, а на улице, стали самыми длительными в её жизни. Сначала Кошка не замечала, как быстро угасал день и наступала ночь, но чем дальше от города они отходили, тем сильнее чувствовалась пугающая тьма. Они бесцельно плутали по городу, в конце концов возвращаясь в одно и то же место — на вокзал. Банда Эрнагесена стала заложником голода и холода, одиночества и страха. И всё это терзало нутро. Наверное единственное, что не сводило Кошку с ума — это альбом, который она всегда прижимала к груди, как ребёнка. Словно в альбоме хранились её светлые чувства, её память, она сама. То, что делало её Кошкой.       В итоге подростки покинули город, оказавшийся для них слишком огромным и жестоким. Они так часто появлялись на вокзале, что охранники едва не отвели их в полицию, в отдел несовершеннолетних преступников. По большей части их выдала Голубка — девочка в свои двенадцать лет выглядела так, словно ей едва исполнилось десять. Поэтому им пришлось срочно скрыться и забыть о тёплом месте под названием вокзал.       Они шли через сугробы, углубляясь всё дальше и дальше в чащобы. И чем дальше от города — тем холоднее. Хотелось рыдать и наброситься на Пса, обвинить его во всём, однако лишь из-за Голубки она держалась. Девочка пыталась брать пример с Кошки — своей лучшей подруги. И ради Голубки девушка старалась быть сильной. Старалась казаться сильной.       Безмолвную тишину леса прорезало грустное завывание. Кошка часто слышала подобное в фильмах — это волки, озлобленные и кровожадные волки. И они могут учуять их и убить. Вонзить в их плоть острые клыки. Выпотрошить, как мягкую игрушку.       — У нас настолько безвыходное положение, что мы идём на съедение волкам? — Кошка не выдержала и едва ли не накричала на Пса.       Их главарь не повёл и бровью.       — Волки не нападают просто так на человека, — безразлично сказал он. — Если, конечно, ты сама не кинешься на них.       — А вдруг они бешеные?!       — Уверяю тебя, ты у нас ещё более бешеная.       Змей издал что-то вроде короткого смешка.       Кошка крепко сжала зубы, позволяя гневу наполнить её. Он согрел её, опьянил жаждой врезать тому, кто посмел насмехаться над ней. Никто не имеет права унижать её!       — Ты вообще блохастый урод! — выпалила она и едва не дала пощёчину юноше, однако её остановил писк напуганной Голубки. — Это из-за тебя мы все замёрзли! Мы сдохнем из-за тебя!       — Хочешь повести нас? — Пёс изломил бровь. У него это всегда очень хорошо получалось — показывать своё недоумение. — Я могу с радостью дать тебе все свои полномочия главаря.       Кошка подняла глаза к небу. Их банда состояла всего из четырёх человек, включая её саму. Их сложно было даже вообще называть бандой, просто группкой выживающих подростков. Однако почему-то Пёс называл себя главарём так, словно в его вонючих руках находился весь мир.       Пёс неверно истолковал её молчание, поэтому что-то с улыбкой хмыкнул вроде «я же говорил» и вновь продолжил идти навстречу смерти. Белоснежная панорама леса поглотила банду Эрнагесена, и на миг Кошке показалось, что она осталась одна. В полном одиночестве. Как всегда. Это колющее грудь чувство разъедало её, поэтому девушка побыстрее догнала своих товарищей по несчастью, чтобы не допустить полного опустошения.       Они шли, прижимаясь друг к другу, как несмышлённые зверьки, впервые оказавшиеся в суровом мире. Везде их окружали незнакомые территории, таившие опасности. А ещё они очень хотели есть. И наконец найти тёплый дом.       Ноги полностью окоченели, как и руки, прижимавшие к груди альбом. Кошка едва сдерживалась, чтобы не заплакать.       — Как же я вас всех ненавижу! — наконец прошипела она с такой яростью, что, если бы людей можно было убивать голосом, весь Эрнагесен валялся бы около её ног.       Голубка ойкнула от неожиданности и поспешила спрятаться за спину Змея. Тот недовольно что-то пробурчал под нос, как старик.       И лишь Пёс, которому Кошка по большей части адресовала свою ненависть, ничего не сказал. Даже не вздрогнул.       — Кошка… — пролепетала Голубка, пытаясь кое-как успокоить подругу.       — Кто вообще дал право тебе командовать нами?! — верещала Кошка. — А теперь ты ведёшь нас на смерть! Да если бы я знала, что встречу тебя, я бы никогда не думала убегать из семьи! Да… да даже отбросы выглядят лучше тебя, понятно?!       — Тогда уходи, — Наконец Пёс обернулся и посмотрел Кошке в глаза. Равнодушно, проницательно.       Кошка вздрогнула.       Поднялся ветер, мигом растрепавший её волосы. Холодный. Такой же холодный, как и солнце, уходящее за горизонт. Всего лишь ноябрь, и всё равно такое чувство, что настоящий февраль господствует над ними. Вся живность исчезла, словно её никогда не существовало.       А перед ней стоял тот, кого она до этого момента представляла, как холодную царицу — величественную Зиму. Перед ней стоял Пёс, чьи серебряные глаза, отражающие негреющие лучи уходящего солнца, излучали испепеляющее равнодушие. Лицо, на котором Кошка старалась прочитать хоть что-нибудь, оставалось каменным, безжизненным. И единственное, что делало его живым — едва заметное дыхание, облачки пара, которые тут же растворялись в воздухе. Он не дрожал от холода, не жаловался, он не проявлял ничего, что проявляли остальные члены банды Эрнагесена. Он просто шёл вперёд, как машина. И под его тяжёлым взглядом Кошка чувствовала себя настолько беспомощной, что с трудом стояла на дрожащих ногах. Пёс — олицетворение зимы. Его лицо — это лёд. И даже стук его сердца — просто скрежет шестерёнок в механизме.       — Я неясно выразился? — спросил Пёс так обыденно, словно размышлял о погоде.       Кошка сжала руки в кулаки. Никто не смеет командовать ею! Особенно это отродье из самых низов, возомнившее себя царём! Да кто он вообще такой?!       — Ты не смеешь мной командовать, — процедила Кошка через плотно стиснутые зубы.       — Я не командую. Если тебе что-то не нравится — уходи. Я точно не твоя лживая мамашка, я всё говорю начистоту.       Голубка вновь пискнула, на этот раз испуганно и осудительно. Змей присвистнул.       У Кошки словно пропала земля из-под ног.       «Я точно не твоя лживая мамашка»       «Я точно не твоя лживая мамашка»       «…лживая мамашка»       Кошка едва не зарыдала прямо здесь, перед этим придурком Псом. Чуть не показала свою слабость. Её словно ударили ниже пояса, а потом выставили на всеобщее обозрение, как обезьяну. В горле застрял немой крик отчаяния, поэтому этот самый крик начал уничтожать её изнутри, разбивать разум и душу.       — Ну, вы оба хороши, — Змей в кои-то веки решил взять на себя роль примирителя. — Ссоры нам не помогут. Давайте, извиняйтесь — и пойдём дальше.       Кошка не слышала его.       В этой вселенной осталась только она и её боль. Тупая боль, бьющаяся по всему телу.       — Снегопад утихомирился, — заметил Пёс, как ни в чём не бывало, и повернулся к Голубке. — Попробуй поискать дом. Даже если там кто-то есть — мы надавим на жалость.       — Ты умеешь быть жалостливым? — Змей не скрыл удивления в голосе.       — Если надо.       Голубка кивнула и, превратившись в белоснежную птицу, улетела прочь.       Кошка смотрела вслед подруге, задавая лишь один вопрос: «Почему ты покидаешь меня?» Горе сводило с ума. И лишь один утешительный приз она получила в этой схватке с Псом — парни не обращали на неё внимания. Будто она стала призраком. Наверное, сложно вообще было не заметить её дрожь по всему телу, её бегающие туда-сюда глаза.       На миг Кошке показалось, что Пёс смотрел на неё. Оглянулся через плечо, а потом ещё его брови как-то странно нахмурились… затем он поспешно отвернулся, когда девушка перехватила его взгляд. Некоторое время, — казалось, самое странное в её жизни, — они стояли так, пытаясь делать вид, что ничего не произошло. Змей, поджав губы, смотрел то на Кошку, то на Пса.       Наконец Пёс глубоко вздохнул и, крутанувшись волчком, сказал:       — Хорошо, я признаю, что сказал это сгоряча. Мне жаль, ладно?       Кошка смотрела на него.       «И это всё?» — вертелось у неё в мыслях.       Он сказал это сгоряча? Кошка едва не подавилась от смеха. Она знала, что соврал. Соврал же. И не покраснел. Особенно про часть, что ему якобы жаль. Пёс наверняка искал подходящего момента, чтобы высказать свои мысли про её отца, а тут как раз все звёзды совпали. Он не сказал сгоряча. Он сказал это, чтобы унизить её перед остальными.       — Я жду, — Пёс картинно закашлял.       — Чего? — Кошка вскинула брови.       — Твоих извинений.       Кошка криво улыбнулась:       — За что мне извиняться? За правду? За то, что я сказала, что ты — хуже отбросов? Так оно и есть!       Пёс закатил глаза, но ничего не сказал. И должных извинений так и не получил.       В животе предательски заурчало. Кошка стиснула зубы от стыда, надеясь, что парни не услышали этого. Как же хотелось есть! Она готова была проглотить целый грузовик, лишь бы больше не испытывать терзающего голода. На глаза навернулись слёзы, непонятно от чего — от голода, холода или обиды? Всё это душило её одновременно, смешиваясь в одну круговерть кошмара.       Наконец в ветвях мелькнул едва заметный силуэт голубя. Кошка с облегчением вздохнула — наконец Голубка принесла с собой новости, а заодно составит ей компанию. Находиться с двумя отбросами, что зовут себя людьми, было просто невыносимо.       — Я нашла небольшую жилую деревню, — начала отчитываться Голубка как всегда тихим голосом. — Недалеко от неё дачные участки…       — В них горел свет? Шёл дым? — резко прервал её Пёс. Это поразило Кошку — он так неожиданно сорвался, сбросив с себя маску хладнокровия.       На долю секунды в голову Кошки ударила мысль. Мысль, касающаяся Пса. Но мгновение прошло, и Кошка сразу же забыла обо всём, как бы ни старалась вспомнить. Ниточка мысли ускользнула от неё глубоко в прорубь небытия.       — Нет, — прошептала Голубка.       Пёс и Змей переглянулись.       — Веди нас, — велел Пёс. — Если это действительно дачные постройки — хозяев не будет до лета.       Голубка кивнула и попрыгала куда-то в сторону, к заходящему солнцу.       На этот раз более оживлённо, чем раньше, они начали пересекать лес. Ветви постоянно цеплялись за волосы Кошки, но она старалась не замечать. Она уже давно изодрала до крови нежную кожу, и всё не показывала виду. А всё-таки чертовски больно было. Она иногда шипела, когда всё-таки острая ветка впивалась в руку, сдерживала слёзы.       За что?       За что ей вообще все эти муки?!       И опять нет ответа. Никто ей не ответил — и никогда не ответит на вопрос, который она задавала себе не раз.       Среди лабиринта деревьев показался непримечательный каменный домик. Вернее, непримечательный для тех, кто не ходил по лесу в поисках тепла и какой-нибудь еды. Для них, измученных подростков, ищущих хоть какой-нибудь приют, место казалось райским садом. Окружённый плотной стеной леса, дом стоял вдалеке от посторонних глаз.       Осторожно, почти крадучись, Змей вышел на разведку. Он ловко перелез через забор и принялся исследовать прилагающийся к дому сад. В само здание парень пробрался, использовав магию амулета. Превратившись в змею, он несколько долгих, тянущихся, как липкий мёд, минут изучал постройку.       И наконец Змей, вновь став человеком, махнул им рукой из окна второго этажа.       Кошка едва сдержала радостный вопль надежды. Змей предусмотрительно открыл дверь, поэтому проход стал полностью очищенным от неприятностей. Банда Эрнагесена ворвалась в каменный дом, обволочённый в полумрак сумерек.       — Если мы протопим дом, это будет настоящий рай, — одобрительно кивнул Пёс. — Змей, поищи где-нибудь дрова, может, хозяева оставили нам и такой подарок. Голубка, начни разжигать огонь. Я схожу в соседнюю деревню на разведку, а заодно поищу еды. Кошка… — Пёс осёкся. — Просто не создавай неприятностей.       Девушка презрительно фыркнула, но возражать не стала. На самом деле, ей нравилось ничего не делать, пока остальные работают на её благо. Так приятно. Если закрыть глаза, можно даже представить свою прошлую жизнь.       Когда все разошлись, Голубка осторожно дёрнула Кошку за рукав куртки:       — Пошли вместе разжигать огонь.       — Я создам много неприятностей, — Кошка пожала плечами. — Например, подожгу дом. Или дым привлечёт людей из деревни, потому что это я кинула дров в печку.       — Пёс не со зла. Он просто очень расстроен, что обидел тебя, поэтому позволил тебе отдохнуть. Но если ты не хочешь, то я сама пойду…       «Расстроен, что обидел меня?» — едва не засмеялась Кошка, когда услышала столь нелепые слова. Пёс наверняка сейчас победно воспевал свои подвиги, в которых он свергнул огнедышащего дракона, то есть её. Сложно, а вернее — невозможно представить Пса, который бы заботился хоть как-то о ней. Это же просто безжизненный камень, называющий себя главарём их шайки.       Кошка лениво бросила на стол свой альбом. По правде сказать, у владельцев дома есть вкус. Мебель, сделанная из красного дерева, не бросалась в глаза какой-либо вычурностью. Всё по-скромному, ничего лишнего. Окна закрывали бордовые шторы, — как раз под стать всеобщей красной атмосфере, — и не надо бояться, что кто-то посторонний увидит их с улицы. От изобилия такого цвета Кошка даже почувствовала, что слегка согрелась.       — Ладно, помогу тебе, — протянула Кошка, словно сделала одолжение. — Назло Псу. Чтобы пусто ему было, когда он узнает, что это я топила дом! Чтобы спал он в тепле, что создала я! Чтобы тошно было ему от этой мысли!       Голубка открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же передумала.       Вместе они начали согревать ледяной дом, превращая его в тёплое уютное местечко. Змей отыскал неиспользованные запасы дров, однако их не хватило, и пришлось отправляться за поиском новой древесины. Но всё равно всё шло очень хорошо. Настроение Кошки даже приподнялось от появившегося в её жизни уюта и покоя.       Через несколько часов пришёл Пёс, уже в тёплый дом. И Кошка, проклиная себя за свою легкомысленность, впервые обрадовалась его приходу. Он действительно добыл, чего пожевать: хлеб, сыр, бутылки с молоком, шоколадные батончики и консервы.       Устроившись около печки, банда Эрнагесена впервые за несколько дней могла расслабиться и поесть, будучи в безопасности. Тишина, окутавшая дом, нависла над ними Дамокловым мечом, однако подростки старались делать вид, что не замечали её. Они просто наслаждались минутами блаженного покоя.       — Это не деревня, — наконец нарушил тишину Пёс. Все разом посмотрели на него. — Это маленький городок. Днём мы можем ходить туда, а ночью возвращаться и топить печку, чтобы дым никто не увидел в темноте.       — А не замёрзнем ли мы? — явственно прошипела Кошка. — Целый день по морозному городу!       — Там есть библиотека. Можем там проводить время… Ну и учиться заодно.       — Ха! Учиться! Вы слышали! — Кошка нахально улыбнулась. — Да какой идиот будет учиться, когда мы можем не ходить в школу?       Никто не ответил ей. Кошка тут же перестала смеяться, когда поняла, что никто не разделяет её мнения.       — Да вы что? — она попыталась оправдаться. — Мы можем спать, сколько захотим! Зачем нам учиться?       — Я не хочу ничем не отличаться от животного, — резонно заметил Пёс. — Если ты хочешь — пожалуйста.       — К тому же, нам же надо как-то переждать эти три месяца зимы, — подхватил Змей. — Не будем же мы торчать здесь, прячась от всего мира.       Голубка кивнула, но так и ничего не сказала. Просто продолжила жевать свой шоколадный батончик.       Кошка стиснула зубы от гнева. Предложи эту идею Голубка или Змей, она бы и слова не сказала. Но Пёс!       — Я иду спать! — прошипела она через зубы.       Резко вскочив, она схватила со стола свой альбом и побрела на второй этаж. Там располагалась спальня. Наверняка сюда приезжает семья, состоящая из отца, матери и ребёнка. Годовалого ребёнка. Но кровать зато была очень большой, двуспальной, уместить она могла при желании и шестерых. Правда, придётся очень потесниться.       Кошка кинула альбом под подушку и завернулась в одеяло. Оно ещё отдавало холодом, поэтому она начала согревать половину для Голубки своей температурой. Змей и Пёс пусть сами страдают, она им помогать не собиралась.       — Пёс, нам бы очень понадобилась твоя магия амулета, — послышался приглушённый голос Змея. — В обличье собаки ты мог бы стащить больше еды. Я не хочу просить Кошку об этом, она же ничего нам не оставляет никогда! А Голубка… сейчас начинаются метели.       Да, стены тут, как из картона. Кошка поспешила натянуть на себя одеяло, чтобы не слышать двух придурков.       Однако её заинтересовало молчание Пса. Он медлил с ответом, наверняка подбирая нужные слова.       — Я болею, ты же знаешь, — наконец-то главарь Эрнагесена соизволил ответить. — Мне едва хватило магии на сегодня, когда я доставал эти продукты.       — До сих пор?! — Кошка услышала, что Змей поперхнулся.       — До сих пор.       Кошка всё же натянула на голову одеяло, оставшись в полной изоляции. Только красный амулет освещал тёмное пространство слабым свечением. Амулеты… именно из-за них они лишились дома. Лишились частички себя. И одновременно они научились благодаря ним превращаться в животных.       Только Пёс пока медлил с превращением. Он сказал, что после первой трансформации ему стало плохо. А потом все что-то забыли про это дело. До сегодняшнего дня. Полгода прошло, а он болеет! Кошка начала тихо посмеиваться — неудачник неудачником, что тут сказать.       На этой мысли девушка провалилась в сон.