~
Продолжительные гудки уже в девятый раз оповещали Александра о том, что абонент недоступен. Почесав щеку с трехдневной щетиной, он отложил телефон и опустошенным взглядом посмотрел на такой же по состоянию стакан. Рука его автоматически потянулась к стеклянному графину, из которого через пару секунд начала вытекать высокоградусная жидкость. Еще через пару секунд ее в стакане уже не было. — Пап, — послышалось где-то позади Берковича. Поворачиваться на голос дочери Александр не собирался. Тяжело вздохнул и потянулся к тарелке, смутно вспоминая, что о ее содержимом позаботилась Екатерина. Тонкие колечки колбасы казались почти безвкусными, но с ролью закуски справлялись отлично. Дождавшись, пока Катя сядет напротив, Сан Саныч произнес: — Катя, я прекрасно знаю все, что ты сейчас скажешь. Что не нужно себя жалеть, что алкоголь это не выход, что надо действовать, — Беркович сделал нетрезвый взмах рукой и вновь потянулся к графину. — Я все прекрасно понимаю. Но поверь, я думаю, предпринимаю попытки, а в этом, — он окинул взглядом содержимое стола, — уж точно себя контролировать умею. Просто… Слушать очередные речи отца о том, что он выпивает рюмочку-другую по вечерам только, чтобы лучше думалось или просто чтобы отвлечься, Катя уже не могла. Поэтому решила действовать нагло и говорить отцу напрямую: — Да какие действия?! Ты третий день не выходишь из этого состояния: я в институт ухожу — ты идешь опохмеляться, вечером прихожу — то же самое. — Не умничай, — опустошив очередную рюмку с коньяком, пригрозил Александр. — И не надо обвинять меня, понимаешь ли, в алкоголизме! Я ей уже два букета заказал, звонил невесть сколько раз! Все… бесполезно! На поднятый указательный палец, которым отец пытался показать всю масштабность своих действий, Катя только устало вздохнула. Закатила глаза и опустила голову на руку. Да, Леха бы сейчас не помешал, хотя бы морально. Но о нем Екатерине думать было просто некогда: хочет молчать, пусть молчит, отец для нее был сейчас на первом месте. — Пап, ну ты ведь реально провинился. Конечно, она тебя за два букетика не простит: Ольге действия нужны, а не звонки! Катя пыталась увидеть хоть какую-то ответную реакцию отца, но, кажется, достучаться него сейчас было невозможно. Нетрезвое состояние просто лишало Александра житейской логики, а выловить его трезвым за последние трое суток Кате ни разу не удалось. — А я думала, вы меня с мамой в детстве и вправду учили быть сильной. Что-то твой пример сейчас не очень характерный, — последняя предпринятая Екатериной попытка образумить отца, кажется, прошла впустую. Так ничего и не ответив, Александр встал из-за стола и, качаясь, пошел в сторону холодильника: то ли за закуской, то ли за очередной выпивкой. Смотря на мятую фигуру отца, Катя в очередной раз одновременно испытала два чувства: злость и жалость. Однако первое, по ее мнению, вряд ли могло бы принести положительный результат, поэтому руководить ею стало второе. Катя перевела взгляд на часы и поняла, что нянчиться с отцом и дальше она позволить себе не может: первая пара уже осталась позади, но был шанс успеть хотя бы на вторую. Со всем этим нужно было срочно что-то делать: пусть даже не все дело брать в свои руки, но хотя бы попробовать натолкнуть ситуацию в правильное русло. Губить свою личную жизнь и лишаться всякого свободного времени во имя семьи Кате, конечно, тоже не хотелось. А потому она сегодня же решила наведаться в бухгалтерию института с важным разговором. С ноткой презрения, которое примешивалось к чувству жалости, Екатерина глянула на отца: в данный момент он обыскивал холодильник. Взяв со спинки стула свою сумку и даже не попрощавшись, Катя направилась в коридор. Здесь от нее толку пока не будет.~
Отсидев по приезде в институт пару, Катя выскочила из аудитории первой. И все же в попытках вспомнить длительность перерыва, она задержалась у двери еще на полминуты. — Тань, — окликнула она свою подругу, как только та появилась из аудитории, — через сколько у нас следующая пара? Татьяна поджала губы, пытаясь напрячь студенческую память: — Да минут двадцать есть, а что? — Да так, — отмахнулась Катя. Ее попытку развернуться и уйти Таня пресекла новым вопросом: — Так ты в буфет-то пойдешь? — Не, без меня иди, мне заскочить по делам надо, — на ходу ответив одногруппнице, Катя уже через пару секунд растворилась в потоке студентов. Теперь цель ее ускоренного шага была одна — побыстрее подняться на этаж выше и, пройдя, а точнее почти пробежав пару коридоров, добраться до кабинета Ольги. Имея в запасе всего лишь двадцать минут и зная, что следующая пара у их куратора, категорически не признающего опозданий, Екатерина раздражалась на все, что попадалось ей на пути. Прижимая к груди тетрадь, которую так и не успела положить в сумку, Катя проскакивала между всеми идущими. Но когда она, не поднимая головы, со второй попытки не смогла обогнуть чью-то фигуру, явно загораживающую ей путь, Беркович пришлось остановиться и раздраженно поднять голову. Уже в следующую секунду ей пришлось лицезреть Гончаровского. — Привет, — он сделал попытку улыбнуться, явно натянутую. Но на сей раз размышлять об улыбках Сергея у Кати просто не было времени. Поэтому произнеся: — Привет. Давай потом, я спешу, — она тут же попыталась пройти дальше. — Так я быстро, — Гончаровский вдруг схватил ее за руку. — Пойдем сегодня после пар в ботанический? Там говорят, выставка прикольная открылась. Грозно посмотрев на Сережину руку, которая как само собой разумеющееся располагалась на ее предплечье, Беркович дождалась, пока он ее уберет, а затем со словами: — Извини, но мне сейчас вообще не до ботанических, — снова двинулась вперед. На сей раз Кате удалось сделать целых три шага, прежде чем Сергей снова оказался перед ее лицом. Преградив собой путь, он заставил Беркович снова застопориться. — Ты просто ответь: пойдем? Сконцентрировав во взгляде всю свою злость, Катя в упор посмотрела на навязчивого собеседника и, не выдержав, выдала: — Ты че издеваешься?! Я тебе русским языком сказала, что мне некогда. И вообще, ты че о себе думаешь? Если мы погуляли один раз, это ничего не значит! Если ты забыл, у меня вообще-то парень есть. Все, пока. Закончив свою пламенную речь, Екатерина наконец-то вырвалась из общества нагловатого паренька и продолжила свой путь. Недоумевающим взглядом Сергей проводил ее фигуру, через мгновение уже утонувшую в студенческом потоке. С недовольством поправив на голове кепку, он решил не отягощать ситуацию. Гончаровский понимал, что еще раз остановив Катю, рискует быть посланным далеко и надолго, а так рисковать он не мог. — С характером, черт возьми, — усмехнулся Сергей. Затем спрятал руки в кармане толстовки и щелкнул языком, параллельно прожевывая интересную мысль. Он решил, что будет действовать другим путем. С намерением покинуть здание Сергей развернулся и зашагал к лестнице. Несмотря на еще три пары в расписании, смысла задерживаться в институте он больше не видел.~
POV Катя
Вырвавшись наконец-то из общества Гончаровского, я теперь быстрым шагом поднималась по лестнице. Он меня, конечно, своим поведением конкретно взбесил, но тратить на это драгоценное время как-то не хотелось. Поэтому в пути до третьего этажа я лишь недовольно цокнула пару раз. Робость, с которой я замерла у кабинета бухгалтерии, продлилась ровно две секунды. На третью я уже привела кулак в действие, а на четвертую — открывала дверь, заходя внутрь. На меня тут же уставились три пары заинтересованных глаз. Видимо, я показалась им самым интересным событием за весь рабочий день. Не считая удачного расклада косынки, конечно. Мимолетно улыбнувшись своей мысли, я тут же поспешила вернуть лицу невозмутимый вид и произнесла: — Подскажите, Ольга Николаевна на месте? Дама в лимонном пиджаке деловито покрутилась на стуле и, сняв с себя очки, поинтересовалась: — Да, а вы, собственно, по какому вопросу? Успев подметить ужасный вкус этой мадам, я однако не собиралась тратить время на разговоры с ней. Мне было достаточно услышать от нее необходимую информацию, поэтому, кинув фразу: — По личному, — я сразу же направилась к двери. Пока стучала и открывала дверь, услышала позади себя явно оскорбленный голос: «Кошмар, что за молодежь? Самые умные». Видимо, эта бухгалтерша посчитала мое проникновение к их предводительнице нагловатым, но меня это нисколько не колыхало. Я закатила глаза и с мыслью: — «Ниче, перебьетесь, вашего же ректора спасаю,» — зашла в кабинет главбуха.~
Оторванная шумом от дела Ольга подняла голову, как только открылась дверь. Гостей она не ждала, но Кате обрадовалась. — Катюш? Привет, а ты чего тут? — просветлевшее лицо Ольги скрывало все ее истинные чувства, и никто бы в жизни не догадался, что внутри она уже успела напрячься, интуитивно понимая, что Катя пришла с новостями. Никто, кроме самой Кати. Она не верила, что тетя Оля могла забить на ситуацию с отцом и, не думая об этом, встречать ее с улыбкой. Преодолев расстояние до стола, Екатерина поздоровалась и пристроила сумочку на гостевом стуле: — Теть Оль, я к вам с разговором. — Ну, так, садись, чего стоять? — пытаясь улыбнуться в унисон своим словам, Ольга взглядом указала Кате на стул. — Теть Оль, — она вздохнула, ощущая, что немного нервничает, — я по поводу папы… Он там без вас совсем в печальную картину превратился. Катя замолчала, наблюдая, как Ольга сняла очки и замерла с сосредоточенным видом, показывая, что настроена ее выслушать. Екатерина откинулась на спинку стула и продолжила чуть более уверенно: — Ну, короче, он сам не свой, пьет много, мягко говоря, — поднятые брови Ольги стали знаком, чтобы описать ситуацию более подробно. — Он третий день завтрак с обеда начинает. Я его вообще не узнаю. Ольга потянулась к калькулятору, и, не выпуская из рук очки, начала бездумно нажимать одну и ту же кнопку. Катя никак не могла заставить себя посмотреть тете Оле в глаза: упереться взглядом в калькулятор в ее руках казалось решением получше… да и попроще. Вздохнув и метнув взгляд с калькулятора на стену и обратно, Катя произнесла: — Вы не думайте, я папу не оправдываю. Просто, не знаю, что делать: вроде и страшно за него, и… Катя неожиданно запнулась в попытке подобрать слова. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая забыла стишок и теперь в неловкой паузе пыталась его вспомнить. Но заметив, что Ольга уже приготовилась что-то сказать, Катя предприняла первое, что пришло ей в голову, дабы отвоевать еще несколько секунд для своего монолога. Схватив Ольгу за руку, Катя наконец подняла взгляд и произнесла импровизированные слова «забытого стихотворения»: — Я уже реально не могу смотреть на отца в таком состоянии. Но он меня не слушает. Естественно, в этой ситуации вы тысячу раз правы, но я не знаю, что мне делать. Не успела еще Катя осознать свой словесно-действенный порыв, а Ольга — произнести ответ, как ей снова помешали это сделать. На сей раз вмешательство было извне: в дверь активно постучались, и уже через мгновение показалась голова белокурой мадам: — Ольга Николаевна, можете, пожалуйста… Как только послышался пищащий голос, Катя убрала руку. Только сейчас она по-настоящему обратила внимание на свое действие и поняла, что это может привлечь излишний интерес со стороны зашедшей. Но Ольга с подчиненной церемониться не собиралась. Переместив очки на переносицу, она нетерпеливо перебила женщину: — Вера Викторовна, вы не видите, я занята?! Зайдите позже. А если вам нечем заняться, лучше еще раз проверьте отчет, напоминаю вам, что через полчаса он должен быть у меня. От неожиданного потока в свой адрес женщина попятилась назад: — Извините, поняла, зайду через полчаса. — Отлично, вот тогда и спросите все, что хотели, — сделав повелительный жест рукой, Ольга дождалась, пока дверь закроется и неспешно перевела взгляд на Катю. Она вздохнула и видимо начала мысленно формулировать слова для ответа. Через несколько секунд черты ее лица помягчели, и, поддавшись вперед, Ольга наконец прервала молчание: — Катюш, — Ольга вновь не удержалась от паузы, которая здорово успела потрепать Екатерине нервы, — ты пойми, твой отец замечательный человек, во всех аспектах, какие только можно представить. Но мужчина не должен допускать, не должен позволять, вообще в принципе никогда не должен говорить женщине в таком тоне подобного рода вещи и уж тем более так себя перед ней вести. Мысленно подгоняя под ее слова сцену с Лешей, Катя невольно кивала, как бы соглашаясь с Ольгой. Между конфликтом родителей и ее собственным параллель выстраивалась сама собой. — Должен поддерживать? — уточнила Екатерина. По лицу Ольги было заметно, что в ее голове мелькнуло какое-то воспоминание, и, прокрутив его, она медленно проговорила: — И это, безусловно, тоже. Катя сейчас тоже чувствовала себя будто отрешенной от разговора и, забыв его первоначальную цель, витала в собственных мыслях. — Ну да, я поэтому и сказала ему… Катя осеклась, понимая, что начинает рассуждать уже о своих личных отношениях. Все-таки они пришла к Ольге не за душевными разговорами о том, что все мужики козлы. К счастью, Ольга ее слов даже не заметила, и Катя быстро переключилась на основную тему их беседы, осторожно спросив: — Скажите, все потеряно? Ну, у вас с папой? Печальный и в то же время ласковый взгляд Ольги скользнул по Кате, и через пару секунд дополнился фразой: — Кать, тут все будет зависеть от твоего отца. Екатерина понимающе кивнула. Из приоткрытого окна в кабинет ворвался холодный ветер и, коснувшись Катиных плеч, заставил ее поежиться. Она понимала, что их разговор естественным образом подходит к концу. — Да, вы действительно правы, папа сам сделал свой выбор. Хотя он и понимает, что неверный. Катя нащупала сбоку от себя сумку и встала из-за стола. Не скрывая разочарованности, она уже развернулась, чтобы ватными ногами проплыть до выхода. — Кать, подожди, — Ольга неожиданно подалась вперед и схватила ее за руку, удерживая на месте. Карие глаза с надеждой уставились на Ольгу, которая в этот момент продолжила начатую фразу: — Ты держи меня, пожалуйста, в курсе. Говори, если совсем плохо станет. Ольга выпрямилась, а Екатерина скрыла свое кислое настроение за ободряющей интонацией: — Постараюсь не довести до совсем плохого. Безнадежная улыбка коснулась Катиных губ, и она поспешно покинула кабинет. Как только дверь за ней закрылась, Ольга снова осталась наедине со своими мыслями. До Катиного прихода ей удавалось держать их в узде, отвлекаясь на работу, но теперь самые яркие за последние дни воспоминания начали невольно вспыхивать непрерывным потоком. Злиться на Катю за то, что та растревожила все усердно закопанные в памяти события, Ольга даже не думала. Откинувшись на кожаное кресло и в волнении покусывая нижнюю губу, Ольга анализировала их диалог. Она старалась убедить себя, что все сделала и сказала правильно. Но ее мысли больше напоминали жалкую попытку оправдаться. И даже не перед Катей, нет. Скорее, перед собой. Оправдаться, что третий день не вспоминать о муже, зато прокручивать в голове вечер со сватом — это позволительно. Что сомневаться в любви к мужу — тоже норма. Катины слова невольно заставили ее разволноваться за Сашу — значит, не все так плохо. Но думать, что за обидой на мужа скрывалась большая чистая любовь, значило бы врать самой себе. А лучше ли было думать о чужом муже? Ее сват, ее родная душа, единственный, кто безоговорочно ее понимал. То, что Иван Степанович ей важен, отрицать не хотелось. Но признаться себе в большем не хватало смелости. Принципы не позволяли. Она даже не помнила, когда в последний раз чувствовала себя настолько растеряно — богатый жизненный опыт всегда позволял Ольге без лишних сомнений принимать взвешенные и мудрые решения. Возможно, сейчас ей был нужен какой-то толчок, чтобы снова ощутить к мужу былые чувства, которые даже не столько он, сколько она сама в себе заглушила. Но первый шаг должен был сделать именно Саша. — Да, Котеева, не так тебя воспитывали родители, — хмыкнув, произнесла Ольга в пустоту. Ругать себя за лишние и непозволительные мысли сил не было. Но Ольга не была бы собой, если б не нашла остаточные силы, чтобы закусить губу побольнее и, задушив ненужные воспоминания, до конца рабочего дня с головой уйти в работу.~
Ее вечернюю дорогу в Кучугуры сопровождал дождь, внезапно обрушившийся на недавно сияющий солнцем апрель. Ухватив руль двумя руками, Ольга одновременно делала две вещи: следила за дорогой и анализировала свою жизнь. Красный светофор на дороге сменился недолгим желтым, а затем — зеленым, пропуская вперед поток машин. Ольга нажала на газ и поехала прямо, а угрызения совести проснулись в ней с новой силой, особенно когда ее мысли коснулись Ивана. Эти два дня, которые частично выпали на выходные, Ольга постоянно находилась в компании не только свата, но и сватьи, а потому они с Иваном вели себя как обычно: шутили, смеялись и упорно делали вид, что ничего не произошло. А может, она и в правду все придумала?.. Иногда днем, в перерывах между работой, Ольга действительно начинала сомневаться. День, проведенный в теплой компании свата, как будто принадлежал другой жизни и в то же время был самым дорогим воспоминанием за последнее время. Может, просто домашняя наливка ударила в голову, исказила восприятие реальности и ненадолго позволила ей забыть обо всем на свете? Но как только Ольга приезжала с работы в Кучугуры и встречалась со сватом взглядом, все сомнения моментально исчезали. Вчера, в понедельник, она специально задержалась подольше на работе, вечером возвращалась долгим путем и даже позвонила Валентине, готовая заехать в магазин за любой мелочью, которую вспомнит ее сватья — все, лишь бы вернуться домой позже остальных и не оставаться с Иваном наедине. Она прекрасно видела его задумчивые глаза, когда он шутил за ужином, его двухдневную щетину и начатую за день вторую пачку сигарет. И хотя он маскировался под привычного Ивана, Ольга с тоской в сердце понимала, что виною этих маленьких перемен является она. Вся эта ситуация на нее давила, осознание неправильности происходящего сжимало грудь и не давало нормально дышать. Ольга, как могла, гнала от себя эти мысли, но порой, в самые неожиданные моменты, сдавалась и встречала их с распростертыми объятиями. Задумчивый вид Ивана она понимала без лишних слов: он тоже копался в себе, искал объяснение произошедшей в их отношениях невидимой для всех перемены. Ольга не знала, как именно сват понимал и трактовал те события, но ясно чувствовала, что когда-нибудь настанет момент — час или минута, — когда они вновь останутся наедине, когда им придется поговорить друг с другом, и тогда она все узнает. Вот только Ольга не подозревала, что случится это так неожиданно и именно в таких обстоятельствах. Апрель, которому сегодня вздумалось вредничать и шуметь, словно капризному ребенку, выражал свое плохое настроение резкими порывами ветра, то и дело срывающимся дождем и заметным понижением температур. Зная, что сват еще днем должен был отправиться в Ивановку, Ольга уехала с работы вовремя, а теперь на каблуках скакала от машины, припаркованной у кучугурского забора, по направлению к дому, огибая лужицы и поражаясь, куда же делась вся радующая глаза и душу мягкость весны. У порога она несколько минут пыталась справиться с зонтом и, наконец, резким движением закрыв его, вбежала в теплый дом. Пытаясь одновременно смахнуть с полусапожек лишнюю влагу и согреться, Ольга поочередно задергала ногами в прихожей, как вдруг почувствовала прикосновение чьей-то руки в районе щиколотки. Глухо вскрикнув, она развернулась, уже готовая треснуть кого бы то ни было закрытым зонтиком. Но перед ней оказалась знакомая мужская фигура, присевшая на одно колено с тем, чтобы завязать шнурки. Тут же выпрямившись, Иван стоял теперь в считанных сантиметрах от нее. Ольга невольно заглянула ему в лицо и в мгновение уловила, что сват выглядел довольно бодрым и даже хитро улыбался. — О господи, Иван Степанович, вы меня напугали, — выдохнула Ольга и повесила зонтик на свободный крючок вешалки. Уточнять, зачем было ее пугать и хватать за ногу, Ольга не стала. Вместо ответа Иван посмотрел направо, в пустующий коридор, как бы показывая, что их никто не слышит, а потому ее официоз здесь ни к чему. А затем на Ольгу устремились два карих глаза в хитром прищуре. — А чего ты сегодня не в девять приехала? Шо, не получилось скрыться за кипой бумажек? Охранник заметил и выгнал? Слова его были пропитаны добродушным сарказмом, но Ольга знала: за привычной интонацией свата скрывается горькая правда о том, что он все понял. Смущенная очередным доказательством, что Иван слишком тонко ее чувствует, чтобы отмазки о навалившейся работе выглядели правдоподобными, Ольга сложила брови домиком и, приподняв уголок губ в нервной, несколько даже виноватой ухмылке, отвела взгляд. Она невольно посмотрела на их ноги: ее элегантные полусапожки, его рабочие ботинки — расстояние между ними было не больше пятнадцати сантиметров. Осознание этой близости и желание как можно дольше не смотреть свату в глаза вдруг привели Ольгу к несвоевременной мысли: а ведь если бы минуту назад Иван не дал о себе знать таким пикантным способом, она бы вполне могла случайно отдавить ему ногу или того хуже — руку. Но тут мысли ее прервал мужской голос, глухо раздавшийся в районе уха: — Холодные. — Что?.. — подняв голову, Ольга, к своему удивлению, обнаружила, что правая рука ее покоится меж ладоней Ивана. В какой момент это успело произойти и почему она теряет такую великую толику контроля в обществе свата, Ольга не знала. Вернее, не хотела знать, предпочитая неправильной правде утешительный самообман. — Руки у тебя, говорю, холодные. Ответа на подобное, казалось, просто не существовало. Ольга чувствовала, что уместнее всего было бы промолчать, но многолетний механизм здравомыслия и порядочности внутри нее рефлекторно сопротивлялся, пытаясь нарушить интимность происходящего бытовыми нотками. — Так ведь похолодало, — произнесла она, беспомощно наблюдая, как Иван берет вторую ее руку. В ту же секунду, как слова были произнесены, Ольге захотелось треснуть себя по лбу — настолько они казались бессмысленными. Но Иван тихо засмеялся и, склонив голову набок, заметил: — Логично. Улыбка так же быстро исчезла с его губ, как до этого появилась. Он поднес драгоценную ношу к своему лицу и бережно начал согревать ее руки дыханием. Ольга молча обвела его лицо взглядом. Робкая улыбка тронула ее губы. Нарушить этот момент значило бы признать, что подобные действия со стороны Ивана противоественны — ложь, к которой она сознательно склонялась и от которой бессознательно уклонялась. Но следующий вопрос Ивана помог ей отрезветь: — Как дела в рассаднике знаний? Как там ректор поживает? Шо-то ты третий день про него молчишь. Ольга беспрепятственно высвободила руки и машинально начала крутить пуговицу своего пальто. — Пьет. Много, — упавшим голосом ответила она. — Не ожидал, шо Саныч такой слабак. Хотел бы, уже давно что-нибудь предпринял. Ольга невольно свела брови. На лице ее вспыхнуло почти болезненное недоумение, будто она услышала то, чего так боялась. С сожалением отмечая, что раньше Иван такой агрессии к ее мужу не проявлял, она все еще отказывалась признаться себе в том, что он прав. За внешним оскорблением взгляд ее, однако, теплоты и мягкости не утратил. Лишь стал более пронзительным. Ольга тяжело вздохнула и впервые обратила внимание на внешний вид свата: куртка рабочего плана, темные ботинки, не самые нарядные штаны — неожиданно вовремя она опомнилась про Ивановку. — Ты разве еще не уехал? — спросила Ольга, осторожно поднимая взгляд и тут же его отводя. Продолжительного «глаза в глаза» она по-прежнему избегала. — Как видишь. Автобус через двадцать минут. Жду вот, пока Валюха разорвет своей нескончаемой провизией мою сумку… — кивнув в сторону кухни и улыбнувшись, Иван добавил, — пока ты вернешься. Последние слова не оставили Ольге выбора: немигающие глаза ее тут же поползли вверх, от пуговицы к пуговице, по шее, подбородку Ивана и, остановившись на его лице, замерли. В карих глазах ее отражался тусклый свет коридорной лампочки, а молчание было красноречиво как никогда. — Оль, шо будем с этим делать? Прозвучавший вопрос казался каким-то ломаным, неправильным, и застал Ольгу врасплох. Услышать его от свата в столь прямолинейной форме было крайне неожиданно в этот мрачный вечер. Родство душ, которым она все время пыталась оправдать атмосферу того памятного дня, Иван явно понимал иначе. Вопрос его окончательно убедил Ольгу, что произошедшую в их отношениях перемену Иван воспринял куда откровеннее, а она… она просто совсем запуталась. Глаза Ивана светились, а губы то и дело порывались сорваться на улыбку. Нет, так мужчина может смотреть только на любимую женщину. От этого маленького осознания Ольге стало бесконечно страшно и нескончаемо хорошо. Предательские мурашки пробежали вдоль позвоночника. Врать себе, что с ней самой происходило не то же самое, становилось все трудней. — А разве с этим надо что-то делать? — уголки ее губ дрогнули в тщетной попытке улыбнуться, но тут же опустились. Иван и здесь оказался чуть откровеннее и без слов ответил на ее вопрос, смело ухмыльнувшись. Почти неосознаваемым движением Ольга потянулась к руке свата, но, остановившись на полпути, прикоснулась к его груди ладонью. — Ты не понимаешь, к чему это может привести. Лучше остановить это все сейчас, пока не поздно, — аккуратные поглаживания, будто опасения причинить Ивану боль, сопровождали ее дрожащий шепот. — А если поздно? Будько не отрываясь смотрел на лицо сватьи, ловил каждое изменение в ее мимике. Между ними повисла тишина, лишь дождь глухо шелестел за стеной. Ольга не отвечала, а потому Иван, мягко приобняв ее за талию, продолжил: — Оль… На сей раз Ольга прервала его слишком резко. Чуть приподнявшись на цыпочки, она в мгновение оторвала руку от груди Ивана и, накрыв ладонью его губы, умоляюще залепетала: — Нет, пожалуйста, не говори, ничего не говори!.. В глазах ее заблестели слезы. Ольга плотно сжала веки и замотала головой, то ли продолжая беззвучно умолять Ивана, то ли пытаясь смахнуть с ресниц предательскую влагу. Свободную руку Иван поднес к своему лицу и, накрыв ею тонкие пальцы, прижал к губам в нежном поцелуе. Движение, которое он не раз совершал в тот день, сейчас резануло Ольгу своей неправильностью. Открыв глаза, она отдернула руку как ошпаренная. Осиротевший рот его тут же сжался, мускул на правой щеке дернулся, и, понятливо закивав головой, Иван произнес: — А, ну да, ну да, мы ж имеем право любить только детей, внуков. Ольга побольнее закусила губу и решительно посмотрела на него. Сознание ее улавливало слабую мысль — это все нечестно; нечестно по отношению к Вале, Саше, детям, внукам, и, возможно, она должна сделать больно и себе, и ему, лишь бы оборвать эту роковую цепочку сейчас. Но сердце ее ныло настолько мучительно, что Ольга понимала: она неспособна причинить ему боль. Она хотела сделать голос более твердым, но на деле речь ее вышла мятой и сбивчивой: — Нет, почему?.. Просто… — Ольга начала тяжело дышать и в нервном движении заламывать руки, — просто портить и разрушать чью-то жизнь, я думаю, мы точно не имеем права. Не убирая руку с ее талии, Иван притянул Ольгу к себе и, прислонившись лбом к прядям ее темно-рыжей челки, надтреснутым голосом произнес: — Только себе врать не надо. В коридоре, за поворотом, неожиданно послышался голос Валентины, несущей его сумку. Ольге потребовался буквально миг, чтобы трезво оценить, какую картину они представляют с Иваном, стоя в обнимку в прихожей, и она резко отстранилась, практически вырываясь из его не совсем родственных объятий. Иван не стал ее удерживать — через секунду Ольга была уже на свободе. Слова Вали, зашедшей через считанные мгновения, монотонно пронеслись мимо нее. Стараясь сохранять внешнее спокойствие, Ольга автоматически улыбнулась сватье и даже присела на табуретку, делая вид, что разувается. Иван же стоял неподвижно и был бледен как смерть. Медленно повернув голову в сторону Валентины, он практически вырвал из ее рук сумку, которую та протягивала со словами: «На, держи. И только попробуй опять залиться с мужиками в первый день. Ванька, ты ж меня знаешь, вечером позвоню, проверю!». Ответом на поток ее слов стало сердитое «Спасибо», после которого Иван нажал дверную ручку и, выйдя на порог, с шумом закрыл за собой дверь. Ольга вздрогнула от хлопка и сочувственно посмотрела ему вслед. Валентина не преминула крикнуть в адрес супруга: — Вот малахольный! Ты мне еще похлопай тут дверями!.. Оль, не знаешь, шо это с ним? На ее вопрос Ольга смогла лишь неопределенно пожать плечами. Затем она отдала Валентине пакет с чаем, который купила по дороге домой и, выслушав от нее пару благодарственных фраз, согласилась поужинать. Как только сватья снова скрылась за поворотом, Ольга оставила свои сапоги в покое и, облокотившись на стену, провела рукой по лицу. Не врать себе… А разве возможно было не врать? И что тогда? Признаться себе в том, о чем раньше даже подумать было смешно?!.. Ольга сожалела, что их встреча перед отъездом получилась какой-то рваной. И как он там будет работать ближайшие две недели? Что будет чувствовать, о чем (и о ком) будет думать? Естественно, она знала, что Иван сегодня напьется — вопреки Валиным предостережениям. В этот раз у него на то были вполне законные причины. Она и сама поймала себя на неожиданном желании напиться. Поспешно отогнав эту мысль, Ольга все-таки разулась и, натянув на лицо подобие улыбки, отправилась к Вале на кухню.