Ректорская дочка

Подперев голову рукой и лениво ковыряя вилкой столовский плов, Катя изредка вздыхала и хмурила брови. Несмотря на то, что утром она летела к первой паре и толком не позавтракала, за последние десять минут ее тарелка не опустела ни на грамм. Остывшие блинчики лежали не тронутыми — мысли давили настолько, что кусок не лез в горло. Сквозь гудящую толпу студентов, снующих вокруг, Катя слышала голос Леши. Вчера, когда она ответила на звонок, он спокойно, почти виновато сказал: — Привет, — и не получив ответа, спросил: — Ты дома? — А тебе только это важно? — Катя сразу постаралась сделать голос максимально строгим. — Нет, ну почему, мне ты важна. — Да что ты? А мне показалось, ты вообще забыл о моем существовании. — Ничего я не забыл. Просто дядя Ваня предложил съездить на две недели в Ивановку, — Леха вздохнул в трубку. — Я подумал, будет неплохо подзаработать деньжат, а нам с тобой поостыть, соскучиться друг по другу. — Гениальная идея! А то что я тут не знала, что думать, это ничего? Я вообще уже сомневалась, что ты когда-нибудь позвонишь. — Катюх, ну я же ради тебя старался. Ты сказала: в семье непонятки, надо подождать. Ну я квартиру притормозил, дал тебе время разобраться. А сам бы шо, две недели без дела маялся? На Катино молчание он обрушил новый поток извинений: — Катюш, ну прости, шо я тогда вспылил. Признаюсь, был не прав… Я это, соскучился, — Катя усмехнулась, вспоминая, как у нее с губ чуть не слетело невольное «вообще-то я тоже». А Леша, выждав несколько секунд, добавил: — Давай встретимся? Нарочито громко вздохнув, она зачем-то кивнула и уже менее равнодушным тоном ответила: — Завтра к часу сможешь подъехать? На этом ее мысли прервала реальность в виде Сергея. Его черная толстовка отделилась от толпы студентов и присела к ней за столик. Катя, все еще вспоминая вчерашний разговор с Лешей, задумчиво посмотрела на Гончаровского. — Привет. Как всегда довольный и жизнерадостный, Сережа зевнул и, не заметив Катиного молчания, кивнул на ее полную тарелку: — Котейка, ты че не ешь ничего? — А? — Катя наконец осознанно посмотрела на Сергея, пытаясь вспомнить, что он спросил. — Да так, не хочется. Вздохнув, она опустила на стол несчастную вилку и выпрямилась. Взгляд ее по-прежнему был какой-то потерянный. — А надо бы. У тебя еще две пары впереди, силы нужны, — Сергей так искренне улыбнулся, что Кате было трудно не улыбнуться в ответ. — Может, тебя с ложечки покормить? Залипая на его островатый кадык и прыгающую вместе с ним родинку на шее, Катя пропустила Сережин вопрос мимо ушей, продолжая глупо ему улыбаться. Гончаровский, принявший молчание за знак согласия, взял вилку, зачерпнул щедрую горку риса и почему-то замер. Катя не успела заметить, как свободная рука Сергея начала подниматься. А когда оказалась в районе ее виска, Катина улыбка медленно исчезла. Чувствуя щекочущие прикосновения его пальцев и сердце, готовое выпрыгнуть из груди, Беркович тяжело сглотнула. Сергей аккуратно заправил белокурую прядь ей за ухо и ласково улыбнулся. На Катином лице теперь застыло странное выражение — тонкая грань между ужасом и блаженством. Простая и до жути прямолинейная мысль вдруг осенила Екатерину: Бог ты мой, неужели Сергей ей тоже нравится?! Не спеша убирать руку, Гончаровский приложил широкую ладонь к ее щеке и большим пальцем погладил висок. Катя с трудом сдержалась, чтобы не прильнуть в ответ. Его прикосновение буквально жгло ей кожу и отдавалось неконтролируемой дрожью внутри. Через мгновение Сергей все-таки опустил руку, и Катя вздрогнула, когда следом он поднес вилку к ее лицу: — Давай, открывай ротик. За папу — ам. Осознание еще гулко пульсировало у нее в висках. Ладони вспотели, а в животе предательски тянуло. Растерянно моргая и не в силах прервать зрительный контакт, Катя разрешила себя покормить и послушно прожевала рис. Когда Сергей потянулся к тарелке за новой порцией, она смогла лишь проводить его руку жалостливым взглядом. Понимая, как странно это выглядит со стороны, Катя не в силах была остановить Сережу. Через две вилки она уже улыбалась. — Вкусно? — наконец спросил Сергей. Катя кивнула. Он еще спрашивает? Да это самый вкусный плов во Вселенной! — Ну вот. Она сама не заметила, как после Сережиного замечания они начали дружно смеяться. Катя глубоко вздохнула и будто впервые почувствовала, насколько потрясающий у Сергея парфюм: от его теплого древесно-мускусного аромата у нее впервые за две недели закружилась голова. То ли Сережа сменил духи, то ли надушился ими в два раза сильнее. — Давай быстрее, у тебя через двадцать минут физра, — все еще посмеиваясь, он поднес ей ко рту очередную вилку. Катя вздохнула и послушно подалась вперед.

~

Катины пары закончились больше часа назад, но Сергей вопреки своим ожиданиям не был с ней. Не вел ее под руку к остановке, как планировал, не гулял по выставке бабочек, да он даже попрощаться с Катей нормально не успел. Вместо этого Гончаровский сидел на кровати в комнате Романа, куда зашел меньше пяти минут назад и, усадив к себе на колени кошку, гладил ее белую шерстку. Роман вернулся в комнату и, плюхнувшись рядом с Сергеем, раскрыл пачку чипсов. Приятный химозный запах грибов разлетелся по комнате. — Как с Катей дела? — Да отвратно, — буркнул Гончаровский и потянулся за чипсами. — Я для нее такую программу верчу: прогулки, кафешки, ништячки. Просыпаться стал раньше двенадцати, в универ каждый день препираюсь. Только-только стало что-то вырисовываться, как сегодня на горизонте появился этот ее хрен. — В смысле? — На коромысле. Ждал ее, как обычно, после пар. Решил не отсвечивать на случай, если Катька раньше выйдет — у меня ж типа тоже пары. Сидел на лавке, хотел сюрприз сделать, на выставку позвать. Смотрю, выходит наконец. Я только, блин, поднялся, начал к ней идти, а она уже ушагала куда-то к забору. Ну, я следом пошел. И тут глядь, подошла к какому-то пацану на моцике. Они разговаривать стали, он ей какой-то букет вшивый подарил, а Катя стоит, вроде все такая довольная, — Сергей с силой, почти грубо, погладил кошку. — Бесит. — Че, неужели паренек ее объявился? — Ага, — Гончаровский кивнул. — Помирились они походу. Сели на моцик и угнали. Я чуть калитку со злости не сломал. — Дааа, ситуация — протянул Роман, ныряя липкими пальцами за чипсами. — Это нам не подходит. На нервах Сергей прогнал с коленей кошку и тоже потянулся к чипсам — они сейчас забивали не только желудок, но и нервы. Кошка выбрала на диване свободное место и, лениво проследив за шуршащей пачках в руках Ромы, принялась вылизываться. — Так вот тож, — похрустев костяшками пальцев, согласился Сергей. — Надо устроить девочке штурм, пусть только попробует не повестить. Роман поддакнул в ответ, а Гончаровский отряхнул пальцы от картофельных крошек и потянулся за телефоном. — Как думаешь, с чего лучше начать? Рома откинулся на спинку дивана, задумчиво пожевывая: — А как ты ее называешь? — Да как-как, просто Катя. — И все? — Роман недоверчиво нахмурился. — Слушай, я тебя знаю как облупленного. Ты всем своим барышням эти дурацкие прозвища даешь: то лапа, то карамелька, то как с Галей было — она вообще у тебя чертёнком была. Признавайся. Сергей покачал головой на проницательность друга и раздраженно вздохнул: — Ну, котейка. — Она любит это прозвище? — Да вроде привыкла за две недели, — Гончаровский неопределенно пожал плечами, поправляя кепку. — Ну, если привыкла до степени приятного, то начинай именно с него. Сергей кивнул и под хруст чипсов на соседнем месте принялся строчить сообщение.

~

Не выдержав ни духовного, ни физического давления, Александр ушел с работы раньше обычного. Предупредил секретаршу, чтоб его сегодня не беспокоили, и уехал. Пустой дом встретил Берковича молчанием. Молчало все: Олины туфли в прихожей, телевизор, картины и даже ее любимые цветы. Кати тоже не было слышно — вероятно, у нее еще были пары. Последние две недели дочь жила с ним и каждый вечер составляла ему компанию. Скинув на диван пиджак, Александр заглянул в холодильник: из еды было только холодное пюре в кастрюле. Сил готовить обед у Берковича не было. Сегодня он полдня активно работал, проверяя бумаги и раздавая приказы. На днях он планировал наведаться в министерство, как ему посоветовал Дмитрий, но перед эти хотел максимально залатать все дыры в собственной работе, загладить косяки в управлении институтом и подготовиться к походу как морально, так и финансово. Разумеется, новость про потенциальное снятие с должности не прошла даром. Вчера Беркович с трудом заснул, предварительно пропустив три бокала коньяка. А сегодня на работе два раза пил валерьянку, чувствуя боль в сердце и беспричинную одышку. Когда он все-таки догадался измерить давление и увидел на тонометре запредельные для него цифры, то решил и вовсе уехать домой. Александр вторые сутки был на нервах, постоянно обдумывал предстоящую поездку в министерство и не мог выкинуть эту тему из головы. Вчера работа помогла на время отвлечься, зато вечером, уже дома, он впервые остро ощутил, как тяжело ему без Олиной поддержки. Сегодня она взяла на работе отгул, и как провела этот прелестный весенний день, Александр не знал. Делиться подробностями карьерных сложностей с дочерью и загружать ее своими проблемами Беркович желанием не горел. Катя и так каждый вечер готовила ему нехитрый ужин, разговаривала с ним на отвлеченные темы и старалась поддерживать. За это Александр был ей благодарен. Он нашел в холодильнике одинокий огурец и поставил кастрюлю с пюре на плиту. Пообедал, скорее, по привычке, нежели по желанию. Вкуса еды он практически не чувствовал, хорошего настроения — тем более. После обеда искупался и облаченный в халат вышел из ванной. Горячий душ помог смыть дневной стресс и прогнать тяжелые мысли. Но дышать стало почему-то тяжелее. Беркович осторожно присел на диван, снова чувствуя нехватку воздуха. Когда решил немного отвлечься и потянулся за пультом, его бросило в холодный пот, а давящая боль распространилась с грудины на левую лопатку. Он потер руками лицо и глубоко вздохнул. Телевизор откладывался на неопределенное время — вместо пульта Александр теперь мечтал об аптечке с нитроглицерином. Слава богу, она находилась на ближайшей полке мебельной стенки, до которой, кряхтя и кривясь от боли, Беркович дошел довольно быстро. Нужную ему пластинку с таблетками отыскать тоже удалось. Но когда, продолжая мучиться от нехватки воздуха, Александр решил открыть окно, при подъеме с дивана его прожгла резкая боль в груди. Пошатнувшись, он безвольно осел на диван и даже не заметил, как с него практически скатился на пол. В висках отвратительно пульсировало, по лбу катился холодный пот. С трудом приподнявшись на локте и дотянувшись до телефона, Беркович набрал номер дочери. — Катюш, срочно вызывай скорую и приезжай домой. Что-то мне плохо, кажется, с сердцем.