(Даже если речь не) о тебе

В Португалии рождалось необыкновенное чувство свободы. За недели, прошедшие с момента вылета из Лос-Анджелеса, чувство времени у Роба притупилось. Связь с домом свелась лишь к звонку брату, который он сделал где-то в промежутке между тем разговором с Майком и сегодняшним звонком по поводу аренды дома. Он не читал газет, не включал телевизор. Не заходил в интернет с телефона. Дни проходили за медитацией, прогулками по пляжу, серфингом и чтением. Раньше Роб никогда не читал запоем, но теперь, благодаря уединению и тишине, он не отрывался от книги, любой книги, за какую бы ни взялся. Рядом со стулом в гостиной у него лежала целая стопка подержанных книг, которые он как раз собирался обменять на другие. Дни текли. Он поздно вставал, рано ложился. Готовил себе два раза в день, а на ужин ел фрукты. Иногда поддавался горю, а иногда не думал о Честере вовсе. Порой думал о Майке, а потом не вспоминал о нем по нескольку дней. Иногда ловил себя на том, что рассеянно отстукивает ритмы на коленках, после чего несколько минут испытывал тоску по своим барабанам и комнате для репетиций, а потом спокойно выдыхал и думал о чем-нибудь еще. Каждый день будто давал ему новое задание по самопознанию. Пока Роб был в Лос-Анджелесе, жизнь оборачивалась постоянной борьбой, а здесь он заботился только о том, что поесть и когда покататься на серфе. Тем утром он вышел из душа, посмотрел в маленькое зеркало над раковиной. Волосы были влажными, на бедрах - полотенце. С минуту он изучал свое лицо. Он давно не переживал по поводу того, что в бороде появилась седина, как и того, что волосы отросли. Пока чистил зубы, задался вопросом, какой на сегодня прогноз погоды и как долго ему удастся покататься на волнах. Стянул полотенце с бедер, вытер им волосы, повесил сушиться, облачился в невзрачное, слишком свободное худи и джинсы. По дороге на кухню аккуратно надел очки, поморгал, привыкая к тому, что мир снова приобрел четкие очертания. Пора было выпить кофе. Заварив кофе, он составил в уме список покупок, которые надо сделать на рынке, и, пока пытался определить, чего же ему хочется, по какой-то причине в голове будто раздался голос Майка. Майк всегда поддерживал его веганские вкусы в еде, пусть даже и не понимал их. Борди, я всегда с уважением отнесусь к твоему выбору, главное, чтобы ты уважал и мой тоже. На свете слишком много еды, чтобы я ограничивал себя в выборе. Мне хочется попробовать всего понемногу. При воспоминании о голосе Майка что-то резануло его по сердцу. Перед глазами встала его победоносная улыбка, с которой он резал большой кусок мяса, а у Роба тем временем что-то переворачивалось внутри. Это было в те дни, когда он еще не научился относиться к этому нейтрально. Он годами сидел за столом вместе с другими членами группы, смотрел, как Майк, Джо, Дэйв и Честер едят мясо, много мяса, и в конце концов привык к его виду и запаху. Есть его снова он так и не начал, но и отговорить других от этого тоже не пытался. Он ни разу не пытался в чем-нибудь ограничить Майка. Он смотрел, как заваривается кофе, вспоминая те слова, которые Майк давным-давно сказал ему в ресторане. Всего понемногу. Это в духе Майка. Его не остановить, когда он хочет что-нибудь заполучить. В том числе и Честера. Следующая мысль была завистливой, она словно ударила его, озвучившись голосом Честера: Майк добивается всего, чего захочет. На Роба обрушились воспоминания о сотнях раз, когда Майк приобнимал Честера и прижимал к себе, пока оба они махали толпе, и ему пришлось присесть. Майк Шинода всегда получал то, что хотел, не одним способом, так другим, и Робу казалось, что эти объятия в конце концерта были проявлением собственничества. Даже сейчас он испытывал ревность, ту самую, которую всегда ощущал, когда человек, которого он так жаждал, вместе с Честером наслаждался оглушительными овациями. Он отчетливо помнил то, как интимно они прижимались друг к другу, как Честер обливался потом, а Майк, которого это не смущало, поглаживал его бок. Робу же, когда он с застенчивым видом спускался к фанатам, чтобы бросить им палочки, доставалось короткое братское объятие. Он вспомнил все те случаи, когда ему хотелось притянуть Майка к себе, и на него тут же нахлынула тревога, так что пришлось сделать несколько глубоких вдохов. Теперь ему куда быстрее удавалось взять себя в руки, чем несколько месяцев назад, и все же до сих пор было тяжело осознать все до конца. То, что Честер больше не вернется, казалось ему чем-то нереальным. Роб сжал ладони в кулаки, сделал вдох, выдохнул, расслабился, и так несколько раз. Он не вернется. В группе творится хаос, и кажется, что ничто больше не имеет смысла. Но не Честеру разгребать все это. Его нет, а мы живы. Он умер, а Майк жив. Майк никогда не посмотрит на меня так, как он смотрел на Честера. Он ни разу на меня так не смотрел. Мне придется смириться с этим. И когда-нибудь мне придется вернуться, и, может быть, мы впятером продолжим свое дело… И мне надо будет принять тот факт, что Майк не видит во мне то, что видел в Честере. Пока я не смирюсь с этим, я не смогу вернуться. Я сумею это принять. Сумею двигаться дальше. Сумею примириться с тем, что сделал Честер. Мне нельзя злиться на него за то, что он причинил Майку такую боль. Я смогу справиться с этим. Он почувствовал, как мысли успокаиваются, и открыл глаза. Кофе был готов, он встал, налил его, вдохнул насыщенный аромат. Вспомнил о том, как Честер пил кофе за сценой. В голове промелькнули образы Честера и Майка, то, как они передавали друг другу чашку, нежно касаясь друг друга пальцами. И никто этого не замечал, кроме Роба. Все это мучило его, пока Честер был жив, а теперь, когда он умер, продолжало мучить. Он так хотел, чтобы Честер вернулся. Ради его семьи, ради группы… и ради Майка. Одна мысль о том, что теперь, когда Честера нет, он мог бы воспользоваться шансом, показалась бы ему оскорбительной. Роб никогда не согласился бы заполучить Майка такой ценой. Он мог бы и дальше изнывать от тоски, наблюдая за тем, как Честер освещает жизнь его друга. Он, конечно, ревновал, но и ценил то, что эти отношения делают Майка таким счастливым. И одна мысль о том, чтобы рассказать ему о своих чувствах, казалась ему неправильной. Ему казалось, что это было бы низко с его стороны. Роб взял чашку на балкон, сел, воззрился на океан. С неудовольствием понял, что сегодня оседлать волну не удастся. С тех пор, как он приехал в Португалию, погодные условия, в основном, благоприятствовали серфингу, но сегодня океан был слишком спокойным. Это расстраивало его, но он никак не мог повлиять на ситуацию и, не спеша выпив кофе, набил книгами биоразлагаемый пакет, после чего направился по посыпанной гравием дорожке в сторону рынка. Воздух был солоноватым, легкий ветерок развевал длинные волосы Роба, и пряди падали на очки. День был солнечным, и он прищурился, обругав себя уже в двадцатый раз со дня приезда за то, что забыл дома солнечные очки. Он сделал промах, не взяв их с собой, и ему хотелось бы просто купить себе новые, но зрение у него с годами ухудшилось, и очки надо было покупать специальные, по рецепту. Здесь, в маленьком курортном городке, ему бы это не удалось. Поэтому он справился с ситуацией как мог и прошел несколько кварталов, еле-еле приоткрывая глаза. Обменяв книги на новые, он подошел к полюбившемуся продуктовому лотку и выбрал овощи, из которых собирался приготовить тем вечером ужин: простое вегетарианское блюдо из риса. Рис у него уже был дома, так что он быстро выбрал овощи и отправился платить, вежливо кивнув продавцу, пока тот возился с деньгами. Обычно он игнорировал стенд с газетами, который был рядом с той самой продуктовой лавкой, но тем утром в глаза ему бросилась дата: первое декабря. Увидев число, он ощутил тоску в сердце. Он не заметил, как пролетел целый месяц, но главное, что это был день рождения Брэда, и внезапно Робу как никогда сильно захотелось услышать его голос. Заплатив за покупки и сложив их в пакет, он настроился на то, что теперь надо позвонить на родину, и не просто так, а с целью. Обратный путь он проделал уже быстрее, чем когда шел сюда. В Калифорнии было всего шесть утра, но Роб знал, что друг детства всегда встает в пять. Он неделями не задумывался о том, чтобы ему позвонить, но теперь его снедало нетерпение. Оставив пакет на кухне, Роб схватил свой давно заброшенный телефон и включил его. На мгновение он даже подумал, что не нужно скрывать номер от Брэда. Из всех людей, кому он мог бы позвонить, Брэд с наибольшим пониманием относился к тому, что ему сейчас нужно личное пространство, и не стал бы звонить ему сам по новому номеру. Но Роб не знал, сколько еще пробудет в отъезде, и решил все же скрыть номер. Он не хотел, чтобы тот не стерпел и все же позвонил ему, если Роб задержится в Португалии надолго. Ему хотелось выходить на связь тогда, когда он решит сделать это сам. Брэд взял трубку со второго гудка. То, что даже теперь, когда все перевернулось с ног на голову, Брэд оставался верен себе и отвечал на звонки, успокаивало. Майк бы в той же ситуации поостерегся брать незнакомый номер. - Алло? – Брэд говорил тихим голосом, стараясь не будить жену и детей: было очень рано. - С днем рождения, Брэд. – Роб почувствовал, как расплывается в улыбке, и поправил очки. – Я знаю, еще рано. Но еще я знаю, что тебе вечно не спится. Он тут же почувствовал, как изменились интонации Брэда, когда тот добродушно ответил: - Да ладно, Борди, я сплю, как всякий взрослый человек. С одиннадцати вечера до пяти утра, пятьдесят две недели в году. – Возникла пауза, потом осторожное: - Как ты, дружище? Роб сел на край кровати. - Нормально, - искренне сказал он. – Иногда лучше, иногда хуже. А ты как? - Ну… настолько нормально, насколько это вообще возможно, - ответил Брэд, и Роб уловил в его голосе печальные нотки. – Мы тут готовимся к Хануке. Ты вернешься к праздникам? - Не думаю, - отозвался Роб, не боясь реакции Брэда. – Я тут снял домик на берегу океана, хожу на пляж. Тут стоит отличная погода для серфинга. Думаю, пробуду тут еще какое-то время. – Он повернулся к окну. – Это место действует успокаивающе. Когда начинает казаться, что все выходит из-под контроля, я иду на берег, и все проходит. Брэд минуту раздумывал над его словами. - А где ты? – спросил он. Он думал, что Роб не сознается, но не удержался от вопроса. Роб вздохнул, почесал неряшливо отросшую бороду. - В Португалии, - наконец сказал он, опустив взгляд на пол у кровати. - В Португалии? – удивленно спросил Брэд. – Бля. Ты что, специально забрался как можно дальше от всех нас? - Мне хотелось заняться серфингом, - покачал головой Роб. – А еще мне хотелось убраться оттуда. Не представляю, как ты все это терпишь. У вас там что-нибудь налаживается? Как Майк? – наконец осмелился спросить он. Брэд испустил тяжкий вздох, прежде чем ответить. - Я раз в несколько дней захожу проверить, как он там. Вид у него ужасный. Анна говорит, что он из студии почти не выходит, даже чтобы поесть. Я пытался с ним поговорить, узнать, чем он там занят, но он не хочет об этом рассказывать. Не знаю, работает он там над чем-нибудь или просто прячется. Роб повалился на кровать, длинные ноги свесились на пол. Он закрыл глаза, пытаясь не вспоминать образ Майка, каким он видел его в последний раз: с безжизненными глазами, слабой, натянутой улыбкой. Он был худым, таким худым, каким Роб его никогда не видел, даже в детстве. - Вытаскивайте его куда-нибудь. Вытащите из студии. Это плохо, что он все время там торчит. – Он испытал чувство вины при этих словах. Он должен быть рядом, поддерживать Майка. Но я пока не могу. - Джо вытащил его на фестиваль Comic Con, это уже что-то. – Брэд поднял взгляд и увидел, что жена зашла в кухню. Вид у нее был озадаченный. – Элиза встала, - сказал он в трубку, потом погромче сообщил жене: - Это Роб. – Она округлила глаза, потом кивнула, и Брэд снова заговорил в трубку. – В общем, да. Мы пытаемся его вытаскивать куда-нибудь, но ты же знаешь, какой он упрямый. - Знаю. – Вдруг Роб пожалел, что спросил об этом. Надо было просто поздравить его с днем рождения, и все. А теперь я буду думать о Майке весь оставшийся день. – Нам всем тяжело. Если бы это было не так, я бы тут не оказался. – Он почувствовал укол беспокойства. Ему не хотелось оправдываться. И хотелось закончить этот разговор. И выкинуть Честера и Майка из головы. – Слушай, Брэд, я пойду. Просто хотел сказать тебе, что ты мне дорог. Надеюсь, день рождения пройдет классно. Брэд без колебаний ответил: - Спасибо. По голосу кажется, что тебе лучше. Не спеши, оставайся там столько, сколько тебе нужно. Мы никуда не денемся, когда ты вернешься. Они попрощались, и Роб, делая глубокие вдохи, прикрыл рукой глаза. Ему казалось нечестным то, что он не объясняет Брэду, почему Майк переживает гораздо сильнее, чем все они. Все они потеряли брата, а Майк – любимого, и какое бы то ни было будущее за один день стало казаться чем-то немыслимым. Все они искали ответы на вопросы, которые боялись даже задать, собираясь у Майка за обеденным столом, пытаясь разобраться, кем же они стали без Честера. Он вспомнил все те разговоры, которые происходили у них в дни и недели после его смерти. В какой-то момент Роб понял: Майк так отчаянно цепляется за группу, потому что Linkin Park были единственным, что у него осталось, тем, что ему не надо было ни от кого скрывать. Группа для Майка была чем-то таким, что напоминало ему об отношениях с Честером. Они с Честером могли быть вместе только тогда, когда каждый вечер обнимались друг с другом перед зрителями, улыбались на интервью, делили место в вэнах, за сценой, в отелях. Дружба между двумя фронтменами была характерной чертой Linkin Park, и, раз он не мог никому признаться в том, что их связывало на самом деле, единственным, что у него оставалось, была группа. Из-за этой их дружбы, которая была у всех на виду, Роб сомневался в том, сможет ли когда-нибудь снова сесть за барабаны в составе Linkin Park. Он не знал, сможет ли наблюдать за тем, как Майк пытается вести их дальше, зато знал, что видеть это будет очень болезненно. Он не знал, сможет ли отринуть собственные горькие мысли о том, что в их жизни все изменилось. Он скучал по игре на ударных. Он тосковал по парням. Но концерт, который они отыграли без Честера, стал лишь жестоким напоминанием о том, что они потеряли. Роб не знал, сумеет ли переживать эту травму раз за разом, если они продолжат выходить на сцену без Честера. Не знал, сможет ли и дальше прятать свои чувства к Майку, когда больше всего на свете ему хотелось обнять его. Он хотел утешить его, ощутить, как тот обнимает его в ответ. Ему хотелось сказать Майку, что он понимает, насколько тяжело ему отпустить прошлое, но они могли бы построить новое будущее. Вместе. Для них и для группы. Проблема заключалась в том, что он не имел представления, как это будет выглядеть. Как вообще начать с Майком подобный разговор? Как после всего, что они пережили, начать беседу со слов «Я знаю, что ты все еще любишь Честера», и закончить ее просьбой «Дай мне шанс, и я попытаюсь заново научить тебя улыбаться»? Роб сейчас понимал, что чувствует Майк, глубже, чем кто-либо из остальных парней. Это могло измениться только в случае, если бы тот решил рассказать им правду. Но Роб сомневался, что такое случится. Он попытался представить себе реакцию ребят на новость о романе Майка и Честера, и на него снова нахлынула жалость к себе. Эту новость было бы тяжело переварить саму по себе. А если бы к этому Роб добавил, что они с Майком вместе… все бы просто обалдели. Но мы же не вместе. Это только я в него влюблен. Майк сейчас горюет. Я просто придурок. Я тоже горюю, но по-другому... и все это не значит, что у меня есть шанс. Ты просто больной на голову, Роб. Оставь Майка в покое! Все эти мысли вели в тупик. На него навалилось слишком много всего, потому он и оказался здесь, в Португалии: чтобы убраться подальше и попытаться навести порядок в мыслях и в жизни. И удержать себя от того, чтобы рассказать Майку о своих чувствах. Момент был неподходящим. Сознаться сейчас было бы жестоко, он понимал это. И то, что он находился на другом конце света, помогало держаться и не рассказывать Майку правду. Ему казалось, что можно остаться в Португалии еще на пару месяцев. Роб уже было начал чувствовать, что все постепенно выравнивается, пока не позвонил Брэду. Ему казалось, что он снова стоит ногами на земле, снова живет. А теперь было такое ощущение, что его потянули вниз, и ему уже не хотелось кататься на волнах. Вот для чего я здесь. Чтобы удалиться от всего. И хватило одного пятиминутного разговора с Брэдом, чтобы меня снова затянуло туда, откуда я выбрался. А мечтать о том, что у нас есть будущее вместе, - просто смешно. Раз уж Честера он держал в секрете, то я и подавно не могу рассчитывать на большее. У него есть Анна. Он сосредоточится на ней и детях. На взгляд со стороны, у Майка Шиноды просто идеальная жизнь, как в учебнике. Предположим, были бы мы вместе. Что у нас могло бы быть? Скорбь, воспоминания, новые тайны вдобавок к тем, что он хранит? Он был бы со мной несчастлив. Я ведь не Честер. Глупо даже думать о том, что я могу быть ему нужен. Роб попытался переключить этот внутренний монолог на что-нибудь более жизнерадостное, но не мог перестать думать о Майке. О Майке, каким он был девятнадцатого июля. Майке с сияющим взглядом. Майке, который запрокидывал голову от смеха всякий раз, когда Честер что-нибудь рассказывал. Майке, который был так одержим творчеством, так предан работе группы. Майке с его длинными пальцами, чувственными губами. Майке, у которого было все… а потом весь мир для них изменился. Прекрати. Подумай о чем-нибудь другом. Дыши. Дыши. Дыши. Весь оставшийся день он пытался взять себя в руки, так, чтобы можно было выбраться из кровати. Он отключил телефон от сети, положил его в ящик, предоставив батарее медленно угасать. Больше никаких переживательных звонков домой. По крайней мере, пока он не сможет лучше управлять своими эмоциями.