Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй!

~~6 лет назад~~

      Казьмин кажется чем-то озабоченным, становясь лишь отстраненнее с каждым шагом, приближающим их к переднему двору больницы, возле которого они и расстанутся. Баярунас едва за ним поспевает из-за широких шагов друга, от которых покрывающие дорожку желтые осенние листья подлетают до неестественного высоко.       Сашка хмурый, и от этого как будто и у младшего на сердце какой-то вязкой тяжелой тенью печаль опускается. Что-то не так, неправильно, и это нужно исправить, но сделать как-то тактично, а Яр откровенно сомневается, что его навыков и опыта общения будет достаточно.       Самым простым способом узнать причину мрачной сдержанности другого человека кажется банально спросить в лоб, что Баярунас и делает.       — С тобой что-то не то сегодня. Че такое? — толкает он плечом Сашу в бок, от чего тот даже не сдвигается, будто и не замечая, что в него немного врезался человек, тогда как младший недовольно потирает ушибленную руку.       — Ярик, знаешь, я должен тебе кое в чем признаться, — тут же выпаливает он, словно и ждал искры, чтобы начать говорить.       — Не люблю серьезные разговоры, — инстинктивно настораживается подросток, сбиваясь немного с шага, и другу приходится замедлиться, чтобы дать возможность себя догнать. — Они всегда означают, что сейчас откроется какая-то хуйня, которой мне лучше бы и не знать вовсе.       — Я знаю, но ты должен это узнать, — кивает Саша. Потом, видимо, вспоминает их разницу в возрасте и осаживает подростка. — И не ругайся.       Он намеренно меняет немного маршрут, приводя их на пустующую в вечернее время аллею. Уже довольно поздно, небо почти стало черным, а уличные фонари отбрасывают свой приторный желтый свет на отмеченные красками осени кроны деревьев и усыпанные опавшими листьями дорожки. Яр на мгновение задумывается, что пробираться в палату придется максимально осторожно, чтобы медсестры его не заметили, иначе за такие поздние прогулки сложностей ему не избежать.       Казьмин садится на одну из лавочек совсем неподалеку с уличным фонарем, и Баярунасу не остается ничего, кроме как устроиться рядом. Ему немного холодно в довольно тонком пальто, но он сохраняет молчание, видя, что Саша явно задумал разговор о чем-то неловком, и из-за этого нервничает сильно, пытаясь подобрать слова. Затем он мотает головой, отгоняя сомнения, и резко разворачивается к младшему.       — Ты признался мне о своем даре, и мы довольно много общаемся, — начинает Саша нервно. — Но я хотел бы узнать, считаешь ли ты меня своим другом?       Удивленно Ярослав смотрит в ответ, непонимающе хлопая ресницами. С чего вдруг внезапные выяснения отношений между ними?       И еще он не знает что ответить. Вроде по всем параметрам они друзья, но подросток не может сказать точно, что готов назваться близким с кем-то после пережитого одиночества, когда он был сам по себе годами.       Старший трепливо ждет ответа, не подгоняя и давая время подумать.       — Я... да, Саш, — неуверенно пытается улыбнуться Ярослав. — Наверное, мы друзья.       Саша досадливо качает головой, от чего в сердце младшего будто иголочки вонзаются из едкого недовольства собой.       — «Это явно не то, что он хотел услышать, идиот, нужно было ответить более уверенно», — ругает мысленно себя Яр.       — И, тем не менее, я должен рискнуть. Не могу больше скрывать это ото всех, — вздыхает Казьмин, а затем выпаливает резко. — Я вампир.       Нервное хихиканье само вырывается у Ярослава.       Саша на это как на пощечину реагирует, затем выдыхает разочарованно шумно, обижается будто, закатывает глаза, и Яру немного стыдно, что он такие эмоции на лице старшего вызвал. Но, а как он вообще мог бы отреагировать на такой вброс, как если не смехом?       — Я вампир, Ярик, — повторяет Казьмин, и в этот раз в глаза младшему смотрит, будто, помимо как голосом, пытается передать это еще мысленно, убедить, заставить понять и услышать, что он не врет.       И Яр бы и рад верить, но сложно это сделать, когда тебе, пусть и с таким искренним видом, какую-то откровенную херню втирают про принадлежность к кровососущим детям ночи. Все чувства твердят, что лжи перед ним не прозвучало, но это не доказывает ничего, чистая субъективность.       — Это не имеет смысла, — виновато разводит руками подросток.       Казьмин губы поджимает разочарованно, из своего рюкзака он достает небольшой выкидной нож, и младший, не отдавая себе отчета, настораживается при виде холодного оружия. Он отчаянно надеется, что это лезвие будет использоваться для чего-то буднично-банального вроде отрезания выбившейся из шва нитки, а не будет применено на коже одного из них.       — Ты не веришь, если я просто говорю это, поэтому для начала я должен показать, — от глаз младшего не укрывается, что Саша от происходящего нервничает не меньше, хоть и пытается сохранять видимое спокойствие. — На мне любая рана затягивается едва ли не на глазах.       Все-таки для кожи нож предназначался. Черт.       Ярослав инстинктивно перехватывает сжимающую оружие руку, не позволяя Саше опустить лезвию на собственное запястье. Чтобы он там не собирался делать, слово «рана» отбивает все желание в этом участвовать или наблюдать. И выражает юноша свои мысли быстрым напряженным мотанием головы.       — Не смей.       — Да ладно тебе, я не сделаю ничего плохого, — с мягким смешком Саша сам берет младшего за запястье, освобождая свою руку.       — Прекрати, — хмурится подросток. — Хочешь вскрываться — делай это не при мне.       — Ты должен увидеть.       — Я ничего не должен, — едва ли не сквозь зубы цедит Яр. — Знай, начнешь резаться здесь, и я уйду.       — Доверяй мне.       От этих слов Баярунас вздрагивает. Доверять кому-то, кто утверждает, что является вампиром в двадцать первом веке? Такой ошибки он еще не совершал.       И потому только с силой дергает руку из чужой хватки, которая неожиданно оказывается будто бы железной, изящные Сашины пальцы держат намертво, и от этого становится страшно. Казьмин старше, выше и шире в плечах, но Яр даже не предполагал, что тот окажется настолько его сильнее, что сможет будто бы и не замечать попыток подростка освободиться. Это… ненормально.       — Саша, ты ведешь себя странно, — предупредительно требует Ярослав. — Отпусти меня.       Его просьба не выполняется, и инстинктивно юноша снова дергается, сильнее, отчаяннее, всем весом откидываясь назад, но помимо боли в запястье это не приносит ничего.       — И это я тут еще псих, — рыкает Яр.       Еще с самой первой встречи он ощущал исходящий от Казьмина темный холод, но только сейчас в полной мере уделил внимание тому, насколько же обжигающе холодными могут быть прикосновения старшего. Не на физическом уровне — его руки все такие же теплые — но, по собственным ощущениям, от этого касания сейчас будто мороз вдоль позвоночника, и иней на коже появляется филигранными узорами.       От осознания неправильности ощущений и своей уязвимости страх и настороженность критически быстро начинают перерастать в панику. Вязкая удушающая пелена опасно начинает заволакивать сознание, мешая думать, отбивая почти все мысли, кроме понимания, что Сашка сейчас его пугает.       — Дай мне уйти, — на повышенных тонах восклицает Баярунас, но нет рядом людей, которые могли бы услышать его голос.       — Я не могу, прости, — вздыхает виновато Казьмин. — Ты должен узнать правду.       — Не хочу, — вскакивает с лавки младший, неестественно выворачивая руку, но в приступе паники игнорирует боль в конечности.       И Саше самому приходится немного уступить, повернуть свою кисть так, чтобы Яр не выбил запястье, когда в очередной раз начинает отчаянно тянуть и вырываться. Ярослав совсем не знает, чего ожидать — Сашка казался простым и понятным дружелюбным парнем, а оказывается, что у него у самого тоже какие-то заскоки на мистику, и мало ли как еще крыша едет. В лечебнице он на многих таких насмотрелся, но ни один из тех пациентов не смог бы удерживать пусть и худощавого, но все-таки парня так, словно его сопротивление ничего не значит.       — Ты нужен мне, я не могу больше продолжать бороться один.       Одним движением Саша оказывается на ногах, чтобы обнять Яра, ненормально часто дышащего из-за охватившей его панической атаки.       — Пожалуйста, мы же так похожи, — на ухо шепчет успокаивающе, гладит ладонью мелкого между лопаток, пытаясь привести в себя после страха, причиной которому стал сам. — Я понимаю, что слишком многого хочу, но знай, что я никогда не причиню тебе вреда, мне нужно только, чтобы ты выслушал меня, поверил мне.       Верить кому-то? Скептик и одиночка внутри Ярослава острыми когтями впивается в ребра изнутри, до крови и белизны костей расцарапывая старые раны, предлагая вспомнить всю боль, к которой приводит доверие, которое мальчишка давно себе запретил.       Но вместе с тем, страдания Саши ему понятны, как и его желание, чтобы хоть кто-то в этом гребаном мире поверил в то, что он говорит.       Ему это слишком знакомо, особенно, оглядываясь назад на снисходительное отношение к нему, сумасшедшему пацану, с самого детства утверждавшему, что может видеть, что было в прошлом. Даже родители отказывались верить ему, предпочитая считать, что этот дефект их сына можно вылечить благодаря хорошему доктору и дозе таблеток. И если его слова оказывались правдивы и совпадали с реальностью, проще было игнорировать это, списывая на случайности и сумасшествие.       Даже полиции не стоило доверять, нельзя было доверять. Он просто хотел помочь тому незнакомому парню, увиденному во снах, которого похитили и заставляли делать ужасное, но Ярослав не знал, что это станет последней точкой, когда родители примирятся с фактом, что их сын не сможет жить нормальной жизнью, и отправят его в психлечебницу.       Яр мотает головой отчаянно, пытаясь прогнать непрошенные эмоции и воспоминания. Он отстраняется назад, но держащий за руку Александр не отпускает и не позволяет продолжать отступать.       Зеленые глаза смотрят так серьезно, вглядываются в лицо, останавливаясь на нервно расширенных зрачках мальчишки, будто пытаясь коснуться самых глубин его души. Оба оказываются не в силах отвести взгляд.       — Пожалуйста, Яр, не оставляй меня, — снова тихо просит Саша. — Мне нужен ты на моей стороне.       Меньше всего на свете он хочет ранить Сашу, чтобы ему было больно или грустно после всего того, что Казьмин сделал для него и делает. Только потому, что Саша заговорил с ним три месяца назад в парке за больницей, Баярунас снова начал радоваться искренне — после отказа от таблеток эмоции пришли на смену пустоте и, пусть их было так тяжело контролировать и часто они приносили лишь страдания, он смог почувствовать, что все-таки живет. Александр подарил ему очень много, просто появившись в его жизни однажды.       — Я с тобой, Сашк, — с полуистеричной кривой усмешкой вскидывает взгляд Ярослав. — И не нужно мне ничего доказывать. Пусть ты полный псих, навоображавший себя вампиром, мне все равно, я приму это, кем бы ты ни был, приму. Не хочу больше оставаться один.       Казьмин улыбается, немного опешив от того, что вечно колючий младший позволил всем своим возведенным в душе неприступным крепостям рухнуть в одночасье.       — Встретили друг друга две белые вороны в черном-пречерном мире.       Ярославу дико хочется расплакаться от переполняющих его эмоций, пусть даже прямо перед Сашей, по-детски позорно разреветься, уткнувшись лицом в футболку на груди Казьмина, цепляясь судорожно за лацканы его кожаной куртки, но вместо этого Яр счастливо смеется, потому что ни он, ни Саша больше не одиноки в этом мире.