Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй!

      — Нахер, блять, ты притащил ребенка? — почти зверем рычит другой мужчина, отчего ей хочется сжаться в комочек и забиться куда-нибудь в угол, туда, где можно быть как можно дальше от этого пугающего человека.       Лизе безумно страшно, Яр это чувствует. Липкий ужас будто проникает в горло, перекрывая дыхание, мешая думать рационально, но медиум отчаянно пытается вынырнуть из кошмара, хватает ртом воздух, надеясь удержать в сознании мысль, что все вокруг нереально, что он в безопасности. Но пелена затягивает снова.       Ее похититель держит за запястье крепко, словно металлическое кольцо на руке, которое она не может ни сдвинуть, ни, тем более, сорвать. Двух попыток сбежать было достаточно, чтобы понять, что схвативший ее мужчина необычайно силен.       Но перед тем, кто встретил их на парковке, он начинает тут же пресмыкаться, несмотря на то, что ее похититель визуально не намного уступает в силе высокому, широкоплечему мужчине с длинной густой шевелюрой.       — Яр, очнись, — молит Саша отчаянно. Очень близко, настолько, что можно почувствовать, как его дыхание касается уха.       Перед глазами немного светлеет, но вязкая зыбь кошмара снова затягивает в себя, погребает в душной темноте, отдаляя от спасительного электрического света ламп.       — Я просто не мог упустить такой шанс, поймите, — заискивающе улыбается похититель. — Она была одна, и никаких свидетелей.       — Она точно из мажоров, ты, идиот, ее пропажу будут долго расследовать, — едва ли не плюется ядом главный. — Более того, даже среди нас не каждый захочет охотиться на ребенка.       Прикосновения прохладных пальцев к лицу такие призрачные, но Ярослав отчаянно пытается сосредоточиться на этих едва ощутимых сквозь чужие чувства отпечатках чужих рук на своих щеках и скулах, которые поднимаются выше, прохладой ладони ложатся на лоб.       — Сашечка, — неуверенно зовет он, обращаясь в никуда.       — Я здесь, с тобой. Разорви связь, — умоляюще шепчет кто-то. — Я прошу тебя, Ясь. Вернись ко мне.       Саша звучит так, будто испуган, что в глазах Баярунаса кажется чем-то абсурдным, за гранью фантастики. Казьмин не может быть испуган, он же могущественный вампир.       — Но мы уже никуда ее не денем, — немного потерянно говорит похититель. — Разве что убить по быстрому.       От этих слов и того, с какой легкостью они были произнесены, ей становится намного страшнее, до истеричной паники. Она яростнее рвется из хватки своего похитителя, до предела напрягая каждую мышцу в теле, но мужчина этого словно не замечает, он лишь с силой дергает пленницу к себе, отчего она врезается ему в бок.       — Ладно, она довольно бойкая. Ты проебался, но выбора у нас нет. Все равно найдутся те, кто захотят поохотиться, — главный отступает назад, широким жестом указывая на обшарпанную дверь с висящей над ней некогда горевшей неоном вывеской. — Запрем ее.       Ощущение реальности возвращается к Ярославу вместе с осознанием, что у него не хватит сейчас сил даже руку поднять. И ему становится интересно, как в таком случае он до сих пор не упал, но он точно не ударялся, потому что боли нет, только безграничная усталость, какой не случалось еще никогда в жизни. А еще чувствуется, что вокруг холодно, и только спиной он ощущает тепло, но, чтобы узнать его источник, нужно сперва открыть глаза.       Силы на это находятся не сразу, а когда веки все же поднимаются, то требуется еще время, чтобы привыкнуть видеть свет и своими глазами, а не Лизиными.       — Я тебя сейчас убить готов, — раздается сзади Сашин голос, и его слова совсем не сочетаются ни с интонациями, ни с ласковым поглаживанием по щеке, таким осторожным, будто он боится сломать хрупкую стеклянную фигурку.       — Я проебался, переоценив себя, — слабо мотает головой юноша. — Зато теперь мы знаем место.       — Ты видел?       — Угу, — кивает Яр.       Внезапно он понимает, почему чувствовал тепло: Александр, сидя на полу, спиной прижимает его к себе, одной рукой удерживая за оба запястья и скрестив их на груди медиума.       — Ты чуть не упал и мог навредить себе, — смущенно поясняет Саша, отпуская руки Яра.       Но подниматься с пола не спешит, и юноша этому бесконечно рад, потому что у него бы это точно самостоятельно не вышло.       — Ты больше не будешь привлекать Ярослава к таким вещам, — строго говорит Федор, черной угрюмой тенью нависнув над младшими. — Мне не следовало позволять тебе.       И никакой игривости в глазах, что в отношении Осипова кажется чем-то за гранью — и потому пугает даже Ярика, к которому вообще никаких претензий не звучало. Серьезный, Федя похож на того полицейского, у которого на допросах даже самые отчаянные преступники сдаются, и это первый раз, когда Яр в полной мере осознает, что у мужчины есть и другая сторона помимо задорных улыбок и незлобных подколов, которыми он то и дело осыпал Баярунаса.       — Знаешь, я с тобой солидарен, — с невеселым смешком начинает за спиной подниматься Александр.       Слабость все еще никуда не делась и не сделает этого в ближайшие несколько часов, и все же благодаря руке Казьмина на талии, Яр находит в себе силы подняться на ноги. Но стоять не получается от слова совсем, и Саша, видя это, легко подхватывает младшего на руки, словно тот ничего не весит. Наверное, при его вампирской силе, вес человека для друга и правда ничего не значит.       — Это унизительно, Саш, — тянет жалобно медиум, но для удобства обхватывает Александра за шею.       — Ты меня едва ли не поседеть заставил, так что заслужил страдать тоже, — фыркает Казьмин, но бережно прижимает к себе юношу, устало опустившего ему на плечо голову.       Несколько человек, повстречавшихся им на выходе из здания, провожают троицу недоуменными глазами, но ни слова не говорят, ибо Осипов мельком успевает им одним только властным начальническим взглядом передать, что пусть пикнет кто, и в морге будет пополнение в виде одного из зевак.       И только у машины Казьмин отпускает смущенного медиума, чтобы открыть ему дверь и помочь устроиться на заднем сидении. Федя, на удивление, садится в машину тоже, аргументируя это тем, что ему с Сашей еще серьезно поговорить нужно. Но это позже, а пока главное — разобраться с то и дело норовящим заснуть мелким.       За неимением места, где можно было бы улечься, Яр использует в качестве подушки Осипова, с понимание отнесшемуся к факту, что его плечо сейчас нагло эксплуатирует в качестве поверхности для сна какая-то козявка с паранормальными способностями. Федор теплый, но слишком высокий, а плечо у него напряженное, и Яру неудобно на нем спать. На Сашке было бы лучше, он по росту ближе, да и просто привычнее, уютнее. Но приходится обходиться тем, что есть под рукой.       — Чудила мелкий, — сварливо Федя дергает Ярослава за упавшую тому на лицо длинную прядь. — Ты даже представить не можешь, как нас напугал.       — Я догадываюсь, и потому каюсь, — словно выпрашивающий еду кот, Ярик потирается щекой о плечо полицейского и, преданно подняв глаза, невинно хлопает ресницами. — Честно. Я не хотел, чтобы вы беспокоились, не думал, что так выйдет.       Действует безотказно, что на Сашу, что на Федю — убийственная тактика безвинного открытого взгляда одинаково сражает обоих старших. И в этот раз тоже не подводит, потому что Осипов перестает прожигать его осуждающе-заботливым лазерным лучом из глаз, и со смешком и почти что восторженным «Котяра» щелкает медиума по носу.       Совсем комфортно становится, когда Федя окончательно решает проявить к нему милосердие и съезжает немного на сидении, хоть чуть-чуть уравнивая разницу в росте.       — Разлеглись там, — Саша ворчит с водительского сидения, отвлекаясь на мгновение от дороги и кидая на двоих осуждающий взгляд. — Не балуй его, Федь. Заснет — потом сам на руках тащить до квартиры будешь.       — Да он же легкий, — отмахивается Федя, тыкая между тем Яра в бок, словно намереваясь проверить свои слова. — Ребра можно пересчитать. Что же тебя все никак не откормят, ребенок? Был бы девчонкой — кому бы такая доска сдалась?       — Ну не скажи, — вновь возникает со своего места Саша, не давая Баярунасу даже шанса защитить свою честь. — Мне, например, нравится такая фигура… — и смущается немного, когда осознает, что сказал. Потому продолжает неловко. — То есть я имею в виду у девушек. Не конкретно Ярика. Я про типаж и…       — Сашка-а-а, — тянет Баярунас настойчиво, привлекая внимание к себе и отвлекая его от неловкого продолжения фразы. — Мне очень льстит, что я тебе нравлюсь. И можно сказать, что тебе при таком раскладе повезло. Ведь, как бы ты утром категорически не отказывался, а все-таки придется забрать меня себе.       — А не многовато хочешь? — бросает взгляд в зеркало заднего вида Казьмин, чтобы встретиться в отражении с наглыми синими глазами, которые пусть и уставшие невероятно, но все равно сверкают игривой провокацией. — К тебе домой отвезу, а там разберешься. Нам еще с Федей поговорить о делах нужно.       — Неа, не многовато хочу, — мотает головой медиум. — Я мало места занимаю. Ну же, Сашка, я без тебя умру. И я вам что, общаться с Федором мешаю?       Осипов на это только смотрит искоса, но с молчаливым ехидством оставляет Казьмину решать самостоятельно, нужно ли ему на эту ночь заводить нового домашнего питомца.       — Ты мне просто по жизни мешаешь, — закатывает глаза вампир, но затем вздыхает смиренно. — Ладно, ты же на ногах не стоишь, порождение ада, так что твоя взяла. Только одна ночь.       Ярик довольно улыбается, несмотря на Сашкины подколки, радуясь, что все произошло именно так, как он предсказывал днем: с недовольным лицом Казьмин выполняет его пожелание.       Баярунас отчаянно пытается не заснуть в машине, чтобы потом старшим не пришлось снова его нести, но спутники, молчаливо игнорирующие существование друг друга, когда Яр замолкает, совсем не способствуют бодрости и ясности сознания. Приблизительно медиум догадывается, зачем полицейский поехал с ними и почему он такой непривычно немногословный: Сашка скоро будет обильно получать по шее за то, что снова ввязывает Ярика в опасные дела, как в том коротком видении, которое случилось с ним вчера после прикосновения к папке из полицейского отдела. Но Яра это не особо касается, это уже личные проблемы Александра — пусть он и разгребает.       В тишине Яр незаметно погружается в сон, который, впрочем, довольно скоро прерывается настойчивым Осиповым, тормошащим его аккуратно за плечо.       — Рано баиньки, мой хороший. Поднимемся наверх, и впадай в свою спячку хоть на неделю.       Глаза все еще слипаются, и мозг работать отказывается упорно, до звука скрипящих тормозов не желая запускаться. Так что путь до квартиры он не осознает совершенно, оставив обязанность выбора направления за кем-то постарше и в состоянии поадекватнее.