Ухаживание

— Леди Алиса! Алиса подавляет вздох и останавливается в коридоре. Она надеялась сегодня уделить немного времени себе. Подумать о… предложении Малли. Быть так близко к Шляпнику весь день в течение Погони ежа и ни разу не попытаться убедить его пренебречь правилами Ухаживания очень… тяжело. И она пытается. Так что, действительно, как она могла ожидать, что новое решение будет легко поддерживать? И всё же его запах — самого его присутствия — заставил её желать… хотеть его. Но Алиса знает, что она не может иметь его, ещё нет! — и она не должна искушать его! «Будь сильной, Алиса. Не ты ли когда-то убила Бармаглота?» Да, да так и было. Сопротивляться своим… желаниям должно быть легче, чем налить чашку чая. Это не так. С законченным ужином и горячей ванной, ожидающей её в квартире нет никаких причин для неё, не думать о Шляпнике, о его руках, раздевающих её, когда она готовится принять ванну, о его губах, которые целуют её шею и плечи, когда он нежно берёт её волосы и булавками закрепляет их на голове ловкими движениями пальцев (пальцы, которые так осторожно и ловко развязали ленту на шее ежа всего несколько часов назад), о его голосе, низком и дрожащим от желания, когда он шепчет ей… — Леди Алиса? Слегка покачав головой, Алиса заставляет себя сосредоточиться. Если она сможет просто избавиться от… — О, сэр Джеффри, я прошу прощения. Я чувствую себя немного… — горячей, нетерпеливой, изнывающей, — Отвлёкшийся сегодня вечером. — Это совершенно понятно, миледи, — отвечает мужчина с дружелюбной улыбкой, — Поздравляю с победой в Королевской милости. — Спасибо, — умудряется сказать она, чувствуя необъяснимую вину за это. Королева сказала, что ежик отдаст милость тому, кому захочет, а не тому, кто нашёл его укрытие, он не должен был отдавать милость ей. — Я полагаю, что вы вполне интересуетесь тем, что это будет, так же, как и все остальные. Алиса моргает, — Что…? — Мы все жаждем узнать, что, по мнению Королевы, вам нужно больше всего! Честно говоря, Алиса не подумала об этом. Это ванна… И, говоря о его руках… Она смотрит на свои собственные и задумывается… может ли она сделать то, что она обдумывает? Может ли она доставить себе удовольствие и избавить Шляпника: «Аргх! Терранта, Алиса! Зови его по имени!» — от несправедливых ожиданий, которые она возлагала на него? — Не нужно стыдиться, Леди Алиса, — говорит Джеффри, поражая её. Она совершенно забыла, что человек всё ещё стоит там! Алиса прочищает горло. Улыбается. Начинает мысленно сочинять своё оправдание, чтобы уйти. Возможно, чувствуя это, придворный спешит сказать, — Мне было интересно, не могли бы вы присоединиться к нам на дневное мероприятие завтра? — Еще одно мероприятие Ухаживания? — спрашивает она. — Ну, Леди Филомена устраивает это, не Королева… — Ах, — говорит Алиса не потому, что она действительно понимает значение, а потому, что он, кажется, ожидает какого-то ответа. — Вы будете присутствовать? — Я… — Нет, она не будет, — вмешивается третий человек. Алиса поворачивается на звук голоса Шляпника и смотрит, как он идёт по коридору к ним. Его глаза мелькают жёлтым, когда он приближается, очаровывая Алису своей яростью? грацией и… «Каков должен быть этот вкус?» Возможно, она попробовала бы на его языке намек на древесный уголь? Горит ли его гнев достаточно горячо, чтобы выжечь его изнутри? Она дрожит. — У меня и Леди Алисы на завтра назначена встреча, — продолжает Шляпник, останавливаясь рядом с Алисой, встав между ней и сэром Джеффри, — У нас есть замок и пара комнат, которые требуют нашего внимания, — а потом он усмехается. Его собственнический тон и конфронтационная позиция, наконец, регистрируются в её голове и… Прежде чем сэр Джеффри сможет открыть рот и гарантировать себе очень личное знакомство с безумием Шляпника, Алиса говорит, — Я прошу прощения, но я не знала, что у нас были планы, Мистер Хайтопп. На мгновение никто не двигается. А затем Шляпник делает шаг назад и резко разворачивается к Алисе так же, когда сэр Джеффри выпрямляет плечи и его грудь раздувается от собственной важности. — Алиса…? — тихо спрашивает Шляпник, все следы его вспыльчивости исчезли. Пропали. Отогнаны страхом из его жёлто-зелёных глаз, — Слесарь пришёл сегодня утром. Замок готов; установлен и… — Это может подождать, не так ли? — спрашивает она. Будь он проклят за то, что относился к ней, как будто она принадлежит ему. Как будто она хочет этого Ухаживания так же, как и он. Проклятье, она ожидала от него большего внимания! После его щедрости в библиотеке, она подумала…! Ну, она, должно быть, подумала… неправильно. — Я ознакомлюсь со своим расписанием и сообщу вам, свободна ли я завтра, — сообщает она им обоим, — Сэр Джеффри, мистер Хайтопп, приятного вечера. Она уходит, на этот раз обрадовавшись, что на ужин надела подходящее платье. Платья очень необходимы для таких вещей, как драматические уходы, выразительные повороты и тому подобное. Однако её снисходительность не успокаивает её. Это раздражает её, что она на самом деле, автоматически, пожелала им обоим хорошего вечера, когда она поняла, что её собственный вечер был непоправимо разрушен. Да, там будет ванна, но не будет никаких поцелуев Шляпника или рук Шляпника или запаха Шляпника, решает она. Она слишком зла, чтобы всё ещё хотеть его! Она слишком зла, чтобы хотеть его прямо сейчас. Наверное. «Ох, Боже», — думает Алиса, врываясь в свою комнату и поражая присутствующего рыбного дворецкого, который стремительно извиняется, забывая добавить соли с лавандой в её ванну. Алиса не потрудилась сказать ему. Резкими движениями, она расстёгивает своё платье и, хотя она намеревается отвлечься от него, он без приглашения приходит. Несмотря на свою досаду и разочарование, она не может не представить его там, снимающего одежду с её плеч, мягко дышащего ей на шею. Проклятье, она всё ещё хочет его. — Хорошо, — бормочет она, — Ты можешь остаться. Она представляет, как его губы прижимаются к её челюсти в форме улыбки. — Но я не позволю тебе диктовать моё расписание, Шляпник. Его руки, хотя и воображаемые, медленно, осторожно, соблазнительно тянуться по её телу вверх. — Продолжай и попытайся убедить меня передумать. Я не сделаю этого, — предупреждает она плод своего воображения. Она помогает ему заколоть волосы, принимает его руку и усаживается в ванну, — Попробуй, — шепчет она, представляя, что это не её рука, которая скользит от её колена, вверх по внутренней части её бедра, до плоти между её ногами. Она никогда не трогала себя здесь раньше, и это кажется ей странным. — Попробуй, — напоминает она себе, исследуя то место на своём теле, но это не принадлежит ей: оно принадлежит её мужу, кем бы ни был этот человек. Но ей не нужен муж. Это её тело. Она прикоснётся к себе, если захочет. Она пытается. Она закрывает глаза, снова воображает себя на вершине холма. И, когда вода в ванне прохладная, а её волосы всё ещё не вымыты, а её попытки угодить себе совершенно неприятны, Алиса вздыхает от разочарования и смотрит на потолок. Будь он проклят за то, что заставил её хотеть. Чёрт бы побрал его за то, что он превратился в такого… Мужчину! Её ярость накапливается, подпитывает её конечности и намерения. Она отказывается от любого телесного удовольствия сегодня вечером. Она моет волосы, сушит, и с халатом, обернутым вокруг тела, Алиса садится за свой письменный стол. Она пишет два письма. Она спрашивает Шляпника, будет ли он свободен послезавтра, чтобы обсудить, когда они могли бы приступить к следующему этапу их Ухаживания. А потом она пишет сэру Джеффри и сообщает ему, что встретится с ним на мероприятии Леди Филомены завтра днём. Она отсылает их с лакеем-лягушкой, а затем опускается на кровать и смотрит на свои руки. Она не хочет проводить завтрашний день вдали от Шляпника. Но она также не может позволить ему контролировать её. Ей не нужен мужчина, который диктует ей, что она может делать и что не может! Хотя… она молча опасается, что её неспособность получать удовольствие — это доказательства того, что он нужен ей. Он ей очень нужен. Слишком. День порознь принесет им обоим пользу, говорит она себе. Ей нужно время подумать, прийти в себя, чтобы не нуждаться в нем. Да, послезавтра они с этим разберутся. Она объяснит, почему она не потерпит такого поведения, которое он проявил сегодня вечером с сэром Джеффри. Шляпник поймет. Он извинится. Все снова будет нормально. Да, все будет хорошо. Все будет так, как должно быть.

***

— Хорошее шоу, Террант. И я был уверен, что ты не сможешь превзойти свой ранее зарегистрированный максимум по идиотизму, — мурлычет Чешир, материализуясь в коридоре, когда Террант наблюдает за тем, как умышленно улетает время. Сэр Джеффри выглядел так, как будто он хотел пойти за ней, но рычание и поднятая рука прижатая к его груди, заставили его поспешно отступить. К сожалению, та же самая техника не работает с Чеширом. Он считает, что кричать на Чешира будет пустой тратой времени, рыча, он поворачивается и идёт обратно в свою комнату. Он не идёт в мастерскую, несмотря на задержку заказов, которые он должен был выполнить. Он идёт в свою квартиру в замке, где он знает, что Чешир даст ему уединение. Почему он не послушал Алису, когда на той вершине холма, вспыхнувшая страстью и задыхающаяся от желания, она спросила его о побеге? Почему он не согласился? Если бы он это сделал, они бы поженились сейчас и он бы провел последние почти две недели в кровати с ней, и её губами, и, когда они отстранились бы от него, он возможно, вдохновил бы её на то, чтобы назвать его имя! — он наполнил бы свои легкие её запахом, заполнил бы её тело своей ноющей твёрдостью, и она обернула бы ноги вокруг его талии и попросила бы больше. Сильнее. Быстрее. Он помнит выражение блаженства на её лице, когда она укусила свою самую первую Сквимберри*. Он вспоминает ощущение её тела под своим, когда он прижал её к земле, на которой была рассеяна черника. Её бедра были такие теплые и гладкие и безупречными под его рукой, а его бедра так точно прилегали к её, и с этого момента он знал, что она должна быть его! Будет его! Он воображает, как её волосы темнеют от пота на её висках, её глаза закрыты в этом шокирующем блаженстве ощущения, столь неожиданного, что это почти больно испытывать, её руки в его волосах, притягивают ближе, её губы, расстаются и её язык, вторгается в его рот, когда он движется внутри неё… — Я хочу тебя, — сказала она. Или, может быть, — Ты нужен мне. Смея надеяться, — Я люблю тебя… Террант. — Ах! — он задыхается, его грудь вздымается и обжигает его горло со скоростью, с которой он изгоняет воздух. Он хмурится, качает головой, смотрит вниз и… Нет, он не мог… Но он это сделал. Террант не может игнорировать тот факт, что его брюки открыты, и его длина находится в его руке, его рука, которая очень, очень грязная с доказательством его освобождения. Ох, Подземье. Совершенно безумное Подземье… Он просто… Террант спешит в уборную, чтобы смыть доказательства, которые у него были… Он потерял контроль. Полностью. Безумие захватило его, засунуло в пьянящую фантазию о прошлом и возможностях. Он даже не понял, что разорвал пуговицы своих брюк и прикоснулся к себе… Он вздрагивает. Он представлял, как входит внутрь Алисы. Он был полностью в своем уме. Чешир пытался его остановить? Что бы произошло, если бы Алиса решила, что она хотела бы сказать ему ещё несколько вещей и постучала бы в его дверь и вошла? Тогда он бы проснулся от безумия? Или было бы уже слишком поздно? Или, что самое страшное, безумие настолько сильно размыло бы реальность, что он потянулся бы к ней, толкнул её на стол и взял бы её, как хищный зверь, которым он так боялся стать в тот день в саду, когда он был свидетелем её поедания этой проклятой груши. Почему он предложил ей этот проклятый плод? Почему? Он тщательно моет себя. Его руки также испачканы. Он закатывает рукава и моет руки до локтей… Этого недостаточно, но это придется сделать. Он не хочет рисковать снять какую-либо ещё одежду. Не сейчас. Не с этой ужасающей возможностью, так сильно давящей на его разум. Он всё ещё стоит в туалете, наклонившись над тазом. Вода в нём темная, мыльные пузыри уже давно растворились и холодная. Террант смотрит в зеркало, в свои собственные глаза. Левый зелёный. Зелёный — очень хороший, нормальный цвет. Другой… Он созерцает тонкое, красное кольцо вокруг радужной оболочки своего правого глаза. Он ненавидит этот намёк на безумие. Это всегда с ним. Большую часть времени он делает все возможное, чтобы игнорировать это, чтобы не поощрять это. Он не может позволить себе больше не сталкиваться с этим. Он хочет Алису; он никогда не сможет просто стоять в стороне, когда другой человек пытается увести её у него. Но он боится, что хочет её… слишком сильно. Возможно, проходят минуты. Или часы. Он уверен, что не вся ночь, когда он глядит на своё отражение, пытаясь прогнать, изгнать это красное кольцо безумия из своего глаза, когда стук прерывает его, пугает его. Он делает глубокий вдох, проверяет, чтобы убедиться, а затем отвечает на стук. За дверью стоит лягушка-лакей, — Вам письмо от Леди Алисы, сэр. Террант берет предложенное послание и кивает ему в благодарности. Он подозревает, что если бы он заговорил, его голос был бы очень похож на голос лягушки. Он садится в кресло у очага, за стол переполненный его маленькой коллекцией любимых книг, и глубоко вздохнув, открывает письмо. «Уважаемый Мистер Хайтопп, Как и было обещано, я посмотрела своё расписание при первой возможности. Если вы согласны, я смогу встретиться с вами послезавтра за послеобеденным чаем, чтобы обсудить наше Ухаживание. Во время которого я попрошу вас откровенно обсудить наше продвижение. Ваша честность была бы очень признательна. Я с нетерпением жду вашего ответа. Искренне, Алиса Кингсли» Террант очень долго смотрит на слова. В его голове череда мыслей сталкивается друг с другом. Мысли, которые он хотел бы потерять, убрать, отправить за пределы… Он думает о безумии и о том, что он только что неосознанно сделал. Он думает, что ещё он может неосознанно сделать. Он вспоминает гнев Алисы и то расстояние, которое она держала между ними весь день и теперь это письмо, настолько формальное. Как реверанс. Это тревожное проявление формальной благодарности. Это письмо… Интересно, если бы его доставили раньше то, то что он сделал, могло бы быть предотвращено… Но его не доставили раньше. Это письмо не помешало безумию втянуть его в свои глубины и показывает ему, как именно ему нужна Алиса, как именно он будет использовать её. Да, это было показано ему совершенно ясно, что он очень способен взять её, не задумываясь о последствиях. Сидя в темноте, единственный свет в комнате, исходит от свечей, которые он зажёг для того, чтобы прочитать её письмо, он содрогается. Глотает рыдание. И затем он аккуратно складывает её письмо, этот кошмар и убирает его.