В классе зельеварения было прохладно, немного сыро и пахло крайне затейливой смесью различных трав, кореньев и забытой кем-то из второкурсников драконьей печёнкой. На столах умиротворяюще побулькивали немногочисленные котлы.
Студентов, набравших при сдаче СОВ достаточно баллов для оценки «Превосходно» или хотя бы «Выше ожидаемого» было всего восемь, но профессора зельеварения это вполне устраивало. Никакого шума, никаких отвлекающих разговоров — только макушки шестикурсников, склонившихся над учебниками, и глухое постукивание черпаков по чугунной посуде.
Гораций Слизнорт неспешно переходил от стола к столу, проверяя работу своих студентов и периодически давая кое-какие важные указания.
— Амортенция не может сотворить любовь, — настоятельно произнёс маг, осторожно заглядывая в котёл Пенелопы Кристал, варево которой в данный момент напоминало густую патоку, — но она и впрямь вызывает сильное увлечение вплоть до абсолютного безрассудства. Настоящую одержимость тем, кто его приготовил. При полном соблюдении правил изготовления, разумеется…
На соседнем столе что-то вскипело, и из котла одного из студентов с мерзким хлюпаньем выплеснулась странного вида слизь.
— Мерлинова борода! — воскликнул профессор. — Элфиас, если вы и дальше будете пропускать пункты рецепта, нам придется всем вместе отмывать класс!
Юноша принялся торопливо убирать хлюпающую субстанцию. Кто-то из близстоящих слизеринцев скривился, представив себя на месте неудачливого сокурсника. Удостоверившись, что ситуация не собирается переходить в разряд чрезвычайных, Слизнорт продолжил:
— Как я уже говорил…
Том без особого энтузиазма помешивал тёмно-синюю жидкость в котле, то и дело сверяясь с учебником. Амортенция была, пожалуй, единственным зельем, которое его не интересовало вообще.
Любовь. Подумав об этом явно переоцененном чувстве, Риддл презрительно фыркнул. Настоящая и уж тем более вызванная какой-либо чудодейственной смесью — она всегда становилась слабостью тех, кто был ей подвластен. Чтобы это понять, достаточно было взглянуть на любую парочку прятавшихся по углам старшекурсников.
Парень ненадолго отвлёкся от своего варева, ища в коробке с ингредиентами русалочью чешую, и сразу наткнулся взглядом на старост Когтеврана и Гриффиндора, сильно смущавшихся, когда им приходилось брать коренья из одной и той же коробки, и подсматривавших друг за другом тайком. Вот и эти тоже…
Но, впрочем, ему до них не было никакого дела. Просто глаза мозолили.
Том отсчитал двадцать семь чешуек и бросил к себе в котёл. Жидкость забурлила и приобрела нежно-розовый оттенок со слабым бирюзовым отливом; из котла повалил густой пар, закручиваясь спиралями.
— Отлично, Том! Просто замечательно! — рассыпался в похвалах мастер зелий. — Вы на верном пути. Не забудьте ягоды терна.
Риддл вновь заглянул в учебник. На шестнадцатой строчке рецепта и в самом деле значились сушёные ягоды…
Он уже давно понял, что любовь была для него недоступна, и нисколько от этого не страдал. И даже наоборот — гордился. В то время, как его сверстники тратили свои силы на бесполезное влечение, он день за днём совершенствовался, уделяя внимание только себе. И преуспел. Как-никак он был лучшим студентом школы, а другие могли об этом только мечтать.
Ягоды нужно было растереть в порошок. Том отмерил на весах нужное по рецепту количество и пересыпал всё в чугунную ступку.
Если подумать, откуда бралась эта всеобщая одержимость любовью? Не из счастливых ли сказок про рыцарей, нимф и ведьм, что рассказывают детям родители в каждой волшебной семье?
У Тома этого не было: ни сказок, ни родителей. Никто не научил его любить или же принимать любовь. Впрочем, отсутствие первого его волновало мало. Благодаря детству в приюте он быстро понял, что, хоть в жизни и есть чудеса, сказочной при этом она не является. А вот второе…
На Слизерине хорошая родословная играла большую роль. Чистота крови сразу ставила студентов в выгодное положение, а наличие в семье маглов, напротив, могло изрядно подпортить репутацию новичка. Но это всё работало для тех, у кого была родословная, а Тому, попавшему на факультет сиротой, пришлось потом и кровью выбивать себе достойное место.
Разумеется он с этим справился, и сейчас уже мало кого интересовала чистота его собственной крови, но сам факт того, что он до сих пор не знал ничего о своём рождении, снедал его изнутри.
Из того, что оставила ему нищенка-мать, о которой ему даже думать было противно, у Тома Риддла было разве что его имя, и он провёл не одну неделю в библиотеке, пытаясь найти во всевозможных архивах хоть какое-нибудь упоминание об отце. Но всё тщетно. И страшное подозрение, закравшееся в душу юноши, даже заставило его прекратить поиски на какое-то время…
Всё было готово. Том аккуратно пересыпал ягодный порошок в бурлящее зелье и, точно следуя рецептуре, помешал его черпаком: два раза по часовой стрелке, семнадцать — против, и снова три раза по часовой. А затем снял котелок с огня.
Зелье начало терять цвет и постепенно стало совсем прозрачным с небольшим перламутровым отблеском на поверхности. Риддл принюхался и почувствовал… ничего.
Староста мгновенно нахмурился. Зелье совсем не имело запаха, хотя парень знал, что в теории оно должно было пахнуть тем, что нравилось человеку. Но почему же тогда он ничего не чувствовал?
«Неужели я что-то сделал неправильно…» — подумал Том, хмуро склонившись над слегка бурлящим котлом. Это был абсолютный провал. До сих пор он ни разу не ошибался в приготовлении зелий…
— У вас осталось ещё около четырёх минут! — взглянув на часы, возвестил Слизнорт.
Том резко выпрямился. Похоже, он стоял над амортенцией уже какое-то время, потому что профессор, которого он в последний раз видел в противоположном углу класса зельеварения, успел дойти практически до его стола. Однако студенты шестого курса продолжали в спешке доваривать свои зелья, и, кажется, никто не заметил его смятения.
— Клянусь бородой Мерлина, Том! — оценив цвет, клубящийся лёгкими спиралями пар и наконец осторожно понюхав зелье, произнёс Слизнорт. — У вас и правда оно получилось!
Риддл удивлённо приподнял брови. Остальные студенты, преуспевшие в значительно меньшей степени, заинтересованно придвинулись ближе.
— Не идеально, конечно, — добавил профессор, — но цвет и запах… качество зелья очень хорошее. Честно говоря, у меня были сомнения насчет того, что хоть один из вас сможет сварить амортенцию с первого раза. И я очень рад, что вы не оправдали мои ожидания.
В самом деле? Риддл слегка поклонился, несмотря на внутренний диссонанс. За соседним столом недовольно насупился Перси Уизли, которого профессор удостоил лишь сомнительной похвалы за верную последовательность действий.
***
— Том, мальчик мой, — обратился к юноше Слизнорт, когда почти все студенты уже покинули класс, — я могу задержать вас ненадолго?
Риддл остановился и повернулся к профессору.
— Конечно, сэр.
— Я помню, вы просили меня об ещё одной порции зелья… — маг осторожно перелил амортенцию, сваренную слизеринцем, в другой котелок и плотно закрыл его крышкой. — Пойдёмте, пойдёмте…
Слизнорт взмахнул палочкой, убрав с пола пятно от слизи, с которым так и не справился Элфиас, и, подхватив на ходу пару свитков пергамента, быстрым шагом направился к двери кабинета. Риддл послушно проследовал за ним.
***
— Могу я поинтересоваться, как продвигаются ваши поиски, Том?
Декан открыл один из ящичков своего стола и принялся перебирать склянки в поисках нужного зелья. Том слегка напрягся, но нашёл в себе силы удивлённо приподнять брови.
— Какие поиски, профессор?
— Касательно вашей родословной, я имею в виду, — мужчина внимательно посмотрел на студента. — Помнится, вы брали у меня разрешение на просмотр архивных списков…
В глазах юноши промелькнула едва заметная смесь облегчения с разочарованием.
— Никак, сэр. Мне ничего не удалось найти.
Слизнорт проверил ещё несколько флаконов с различными зельями и отварами и наконец достал нужный. Но в руки Риддлу сразу его отдавать не стал.
— Вы, как я понимаю, ищете родственников со стороны отца?
Парень кивнул.
— А со стороны матери?
Риддл поджал губы. Он не любил говорить о ней, он почти ненавидел её за то, что она умерла, оставив его в приюте. Заметив реакцию юноши, профессор вздохнул.
— Знаете, — он закрыл ящик и на время убрал флакончик с бодрящим зельем в карман брюк, — в том зелье, которое вы сегодня готовили, есть один любопытный ингредиент… ягоды терна… и они навели меня на кое-какие мысли.
— Какие же, сэр?
Не то чтобы Том сейчас был настроен на долгую беседу с деканом, тем более о своей родне, но ему нужно было то зелье, а значит, следовало хоть немного проявить такт.
— Вы слышали когда-нибудь легенду о птице, поющей в кусте терновника?
— Нет, сэр.
— Что ж, тогда я вам её расскажу, — Слизнорт проследовал к одному из кресел, жестом пригласив юношу сесть в другое, — вы можете сесть, если хотите.
Риддл остался стоять, но опёрся руками на мягкую спинку кресла.
— Это легенда о птице, что поёт всего раз за всю жизнь, но зато прекраснее всех на свете, — начал свой рассказ зельевар. — Однажды эта птица покидает своё гнездо и летит искать куст терновника, и не останавливается, пока не находит его. Среди колючих ветвей она запевает песню и бросается грудью на самый длинный и острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поёт, умирая, что этой ликующей песне позавидовала бы любая другая птица…
Он приостановился, наблюдая за реакцией юноши. Том внимательно слушал.
— Единственная несравненная песнь, и достаётся она ценой жизни, — с горечью в голосе произнёс маг. — Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сама Смерть улыбается прекрасной мелодии, не спеша забирать столь хрупкую жизнь. Ибо всё лучшее покупается ценой великих страданий… по крайней мере, так говорится в легенде.
Слизнорт по-доброму улыбнулся.
— Вы один из самых удивительных и талантливых студентов, которых я когда-либо обучал, Том, — декан сделал небольшую паузу, — и, я думаю, вам стоит поискать зацепки в других архивах…
***
В окно гриффиндорской спальни заглядывала большая луна, освещая лица спящих студентов. Слышался тихий храп. Гарри накрылся с головой одеялом, рассматривая карту при свете волшебной палочки. Точка с именем Тома Риддла вновь находилась в библиотеке, но вопреки сложившемуся обычаю была не в Запретной секции.
