Iron, Neon Lights, and Weed

Я делаю только одно: репетирую. Я выступаю в клубе в субботу. У меня будет двадцать минут на сцене, и я должен произвести фурор. Мне нужно показать то, чего они никогда раньше не видели. Я торопливо заполняю документы в офисе, чтобы поработать над текстами своих песен. На этой неделе я не обедаю с Патриком; я прошу его принести мне бутерброды, а сам остаюсь в своей комнате, зацикливаясь на том, какая строчка звучит лучше в прошедшем или настоящем времени. К большому раздражению Джона, я занимаю гостиную. Почти каждую ночь я не сплю до двух, репетируя, повторяя, внося изменения, добавляя строчки. Это выступление будет самым важным в моей жизни, и я отношусь к нему очень серьезно. Я решил выделиться среди остальных, на сцене будут только мои клавишные и я — пусть будет красиво и просто. Сегодня первые выходные июня, и пароль меняется. Каждый месяц новый пароль дается двадцати людям, и если у тебя есть связи, то его с лёгкостью можно узнать. Если ты в чёрном списке, ты его не узнаешь (а если всё же успеешь узнать, вышибала всё равно тебя не пустит). Это эффективная система, которая не даёт Мосту переполниться. Когда Джон звонит Энди, я боюсь, что Энди скажет ему, что мы или я попали в черный список, но это не так. Новый пароль — «Заводной апельсин», и это, по словам Джона, любимая книга Энди. А ещё я одержим тем поцелуем. Если верить Джону, Райан просто играет со мной или думает, что я привлекаю его только для секса. Но я предпочитаю свою версию: Райан заметил меня, его тянет ко мне так же, как и меня к нему, и он не может оставаться в стороне. Я не преувеличиваю, когда говорю, что это был лучший поцелуй в моей жизни. И я не преувеличиваю, когда говорю, что всякий раз, когда я не за клавишами, я думаю о Райане. Запись на вечер групп начинается с открытием клуба, в девять. Я никогда не приходил сюда так рано, и он практически пустой. Мне нужно зайти за кулисы, чтобы записать свое имя, а я никогда раньше не был за кулисами. Дверь рядом со сценой ведет меня в коридор с нормальным освещением, что, безусловно, является для меня здесь чем-то новым и непривычным. Одна из дверей в коридоре открыта, и я захожу в кабинет. Конечно, у Моста есть кабинет, потому что, каким бы нелегальным подпольным клубом он ни был, им должны управлять, чтобы он работал. Но документы и компьютер выглядят официально и как-то неуместно. Я стою у двери с немного глуповатым выражением лица, когда парень за рабочим столом жестом подзывает меня ближе. Он говорит по телефону. — Ага, значит два, да? К среде. В прошлые выходные у нас чуть не закончился Гиннесс, я не хочу, чтобы это повторилось, — заявляет он, вешая трубку. — Пришёл зарегистрироваться, Брендон? — спрашивает он меня и начинает что-то печатать на компьютере. Парня, который занимается регистрацией, зовут Том. Он старый друг Джона, но я до сих пор удивляюсь, когда кто-то знает меня по имени. Он, как и Энди, является одним из владельцев. Том жестом предлагает мне сесть, что я и делаю. — Прежде чем мы перейдем к делу, скажи, — начинает Том и рассеянно чешет в затылке, — ты живешь с Джоном, верно? — Да. — А он… как он поживает? — спрашивает Том с искренне обеспокоенным видом. — Эм, у него всё нормально, — неуверенно отвечаю я. — Работает. Играет в видеоигры. Иногда разговаривает со своей мамой по телефону. — Ну, тогда хорошо, — улыбается мне Том, и я улыбаюсь в ответ, сбитый с толку внезапным интересом к жизни Джона. Почему Том просто не спросит Джона, если хочет узнать, как у него дела? Том снова принимается печатать. — Тогда давай запишем тебя. Как называется группа? — это первый вопрос. — Эм… группы нет. Только я. Брендон Ури. — Интересно, — комментирует Том, и я начинаю слегка нервничать. — Продиктуй по буквам. Я проговариваю свое имя, и он его печатает. Он дает мне основную информацию: двадцать минут, дополнительное время запрещено, плеваться в толпу запрещено, показывать задницу запрещено и бросать пустые бутылки в толпу запрещено, хотя если они полные, то ничего страшного. — Ты будешь третьим, так что ты выйдешь на сцену в 23:20. Может, нужна какая-нибудь аппаратура? — спрашивает Том и перестает печатать. Он поворачивается ко мне и начинает перечислять вещи: — У нас много хорошего оборудования, большинство групп используют наше, вместо своего. Усилители, барабаны, педали, всё есть. В прошлом году купили три Гибсона, они пользуются хорошим спросом. — Да? Было бы здорово, хотя бы не придётся тащить синтезатор через весь город. У вас есть пианино, которым я мог бы воспользоваться? — спрашиваю я. — Пианино? — Том задумчиво замолкает. — У нас есть синтезатор, но пианино… Эй, Росс, в клубе есть пианино? — обращается Том к кому-то позади меня. Я чуть не ломаю шею, когда оборачиваюсь и вижу Райана, стоящего позади меня в дверном проеме. Моя кровь начинает бежать по венам с большей скоростью, когда я вижу, как Райан смотрит на меня своими карими глазами. И тот поцелуй. О боже, тот поцелуй. — Пианино? — повторяет Райан и с интересом смотрит на меня. Он слегка мотает головой. — Не думаю, что у нас есть. — Ну, синтезатор достаточно новый, Корг, можешь взглянуть на него, если хочешь, — говорит мне Том, и я отрываю взгляд от Райана, который проходит дальше в кабинет. Он обходит стол и достаёт какой-то документ из одного из ящиков. Том смотрит на него с неодобрением. — Ты же в курсе, что не работаешь в этом клубе и не владеешь им, да? — спрашивает он Райана. — Я знаю это, — говорит Райан, — но я вам нужен. — Едва ли, — усмехается Том, всё ещё глядя на листок бумаги, который вытащил Райан. — Я сделал вам с Энди щедрое предложение за ваши доли, я не виноват, что вы не хотите продавать. Теперь, если хотите, чтобы я отстал, ткните пальцем в третьего владельца. Неужели он такой же твердолобый, чтобы мне отказать, — продолжает Райан. Я мало обращаю внимания на их разговор, в основном просто пытаюсь вспомнить, как говорить. Просто смешно, какой эффект оказывает на меня Райан. Том игнорирует Райана и смотрит на меня, я вспоминаю, что он что-то спросил. — Эм, да, я посмотрю… — начинаю я. — Пианино, — перебивает меня Райан и хмурится. Он смотрит на Тома. — Разве это не базовый инструмент? В смысле, разве у нас не должно быть пианино? Том пожимает плечами: — Его ещё никто не просил, так что… — Нам нужно пианино, Том, — говорит Райан. — Ты не относишься ни к каким «нам», Росс. — Блять, ещё как отношусь, и ты это знаешь, — очень прямо говорит Райан. — Прекрасно, — фыркает Том, и Райан очаровательно улыбается. Райан вытаскивает из кармана сайдкик и набирает номер. Том закатывает глаза, а я просто смотрю на Райана с недоумением. — Привет, это Росс. Мне нужно пианино, — начинает он телефонный разговор. — Какое пианино? — повторяет он вопрос, озвученный с другого конца, и смотрит на меня. Когда я молчу, Райан решает сам: — Самое дорогое, которое у тебя есть. А вообще, лучше рояль… Завтра днем… Фантастика. И пусть будет чёрным, — добавляет он. — Похоже, пианино у тебя, — говорит мне Том, когда Райан убирает сайдкик обратно в карман. Райан только что купил мне рояль? — Что бы это был за музыкальный клуб, если бы у музыкантов не было нужных инструментов? — спрашивает Райан. — Этот наш клуб. Том прикусывает язык и просто сосредотачивается на мне. — Саундчек будет завтра в пять, увидимся, — говорит он и берет трубку, чтобы сделать ещё один звонок. Райан только что купил мне рояль? Я встаю и выхожу из кабинета, пробормотав «Спасибо». Райан выходит вслед за мной и закрывает за нами дверь. — Ты только что купил мне чёрный рояль? — недоверчиво спрашиваю я, пока мы с Райаном стоим в коридоре. — Я купил клубу рояль, — поправляет меня Райан с довольным видом. — Я… вау. Спасибо, — смущенно бормочу я. Райан кивает и собирается уйти, но я не знаю, когда мне снова представится такая возможность, поэтому быстро спрашиваю: — Давно вы с Уильямом встречаетесь? — Чего? — смеётся Райан. — Кто тебе это сказал? — Уильям, — говорю я небрежно, делая вид, что меня это не особо интересует. Райан закатывает глаза. — Он живет в своем собственном мире. Всё из-за наркотиков, наверное. — Ага, — нервно смеюсь я, — да… — С нетерпением жду возможности увидеть, как ты играешь, — усмехается Райан и направляется к двери, ведущей обратно в клуб. Я быстро следую за ним. — Эй, Райан, — начинаю я и уже чувствую себя смущенным, сбитым с толку и слегка пораженным этим великолепным, потрясающим парнем, когда он останавливается и смотрит на меня с улыбкой, — не хочешь, эм, потанцевать сегодня? Может? — спрашиваю я с надеждой. Райан с довольным видом осматривает меня с головы до ног. — Я не танцую, — наконец заключает он. — О, — бормочу я. — Но если бы я танцевал, то не было бы никого, с кем я хотел бы это сделать, — говорит Райан с сексуальной улыбкой. Я чуть не задыхаюсь от воздуха, которым дышу, когда Райан бросает на меня многозначительный взгляд. Если всё это игра в одни ворота, то я ничего не знаю о людях. Райан улыбается, когда видит, что мои глаза расширяются. Он подходит к двери и возвращается в клуб. Этой ночью я больше не вижу Райана. Я надеялся, что у него войдет в привычку случайно меня целовать, но, к сожалению, нет. Пит очень откровенно флиртует с Джоном всю ночь, и Джону не по себе, но у него нет сил его оттолкнуть. К счастью, мы уходим домой пораньше, потому что я хочу хорошенько выспаться перед выступлением.

***

На следующий день я стараюсь сохранять хладнокровие. Джон работает во второй половине дня, но обещает прийти за кулисы, чтобы повидаться со мной перед началом. Я просматриваю четыре песни, которые собираюсь сыграть. Я выбираю свой наряд: рояль будет черным, мои волосы чёрные, мой макияж черный, поэтому я одеваюсь во всё белое для контраста. Я кладу свой белый костюм в рюкзак вместе с текстами песен и нотами. У меня трясутся руки, когда я выхожу из квартиры. Макс впускает меня, когда я говорю пароль. В клубе пусто, но, конечно же, он ещё не открыт. Мои шаги отдаются эхом в Мосту, пока я смотрю, как персонал бара готовится к вечеру. Я пробираюсь за кулисы, и меня ведут в маленькую гримерку, которую я делю с группой, играющей второй. — Ты первый на саундчек, — сообщает мне парень, который за всем следит. Я киваю и пытаюсь завести лёгкую беседу с группой в гримерке, но я слишком нервничаю и взволнован, чтобы с кем-то нормально общаться. Все мои нервы исчезают, когда я выхожу на сцену. В центре стоит великолепный черный рояль. Он огромный. На него направлен одиночный прожектор, а скамья пуста и ждет меня. Я подхожу к нему и провожу пальцами по клавишам, пытаясь найти в себе смелость на них нажать. Я сажусь и вдыхаю, готовясь к звуку. Медленно, очень медленно я нажимаю на одну клавишу. Звучит красиво. Чтобы почувствовать инструмент, я играю одно из первых произведений, что я научился играть, — «К Элизе» Бетховена. Мне не требуется много времени, чтобы понять, что это одно из лучших фортепьяно, на которых я когда-либо играл. Мелодия звучит чисто, легко и красиво. Подходит парень, и мы начинаем возиться с микрофоном. Он не может быть слишком далеко или слишком близко, чтобы я случайно не ударился об него головой. Я повторяю «раз, два, три» в микрофон, пока парень настраивает звук. — Попробуй что-нибудь спеть, — предлагает он мне, и меня не нужно просить дважды. Я прочищаю горло, предварительно разогрев свой голос ещё в гримерке, и начинаю песню, которую собираюсь сыграть первой. Это не рок-песня, большая её часть мрачная с медленным темпом. Но мой голос рассказывает грустную историю об утраченной любви, гнилых листьях и лучах солнца, которые никого не согревают, и я надеюсь, очень надеюсь, что сочетание рояля и моего голоса завоюет слушателя. Я забываю о сотруднике бара, подметающим пол, и о парне, возившемся с различными настройками громкости. Я играю песню про себя, для себя, и мои пальцы быстро и без запинок двигаются по клавишам. Неделя репетиций того стоила. Наступает кульминация песни, и мой голос поднимается до высокой ноты, которая звучит чисто. Песня затихает и замедляется, заканчивается так же, как и началась, медленно затухая. Мой палец остается на последней клавише, и я улыбаюсь самому себе, выдыхая и кивая. Мне нравится, как это прозвучало. Я вздрагиваю от хлопков в ладоши. Я оглядываюсь и вижу Райана, стоящего у края сцены. Он хлопает в ладоши всего несколько раз, в довольно скучной манере, с самодовольным выражением лица. Я смущенно опускаю глаза, потому что не подозревал, что за мной наблюдают. — Ты уже закончил? — спрашивает Райан у парня, который вернулся к пианино. Он кивает, и Райан подходит к нам, когда я встаю. — Я, эм, не заметил тебя, — бормочу я. Выражение лица Райана непроницаемо; я понятия не имею, считает ли он меня бездарностью или нет. Я не осмеливаюсь спросить. Это парень, от которого зависит моё будущее, и я не могу допустить, чтобы его раздавили за несколько часов до того, как я выйду на сцену и выступлю перед толпой, состоящей в основном из коллег-музыкантов. — Хочешь пива? — спрашивает меня Райан. — Ага, — говорю я, немного задыхаясь. Не из-за пения, а из-за простого присутствия Райана. Клянусь, этот парень меня прикончит, если я продолжу в том же духе. Кажется, каждый раз, когда я смотрю на Райана, я испытываю к нему всё больше чувств. Я знаю, что это просто смешно. Но что, если нет? Благодаря Райану я почувствовал себя принятым в клуб, благодаря ему я поднялся в невидимой иерархии этой тусовки. Когда я расстроился из-за групп, Райан заставил меня почувствовать, что я могу победить их всех. Да ради всего святого, он купил мне чёртов рояль. Райан подходит к краю сцены и спрыгивает на танцпол. Я быстро следую его примеру и догоняю его, пока мы идем по безлюдному помещению. Мост кажется немного пугающим, когда он такой пустой. Рука Райана четыре раза касается моей, прежде чем мы доходим до бара. Не то чтобы я считал. Не то чтобы мне нравится идти с ним так близко, или что Райан предпочитает идти так близко со мной. Четыре славных раза. — Два пива, Донна, — говорит он бармену, усаживаясь на барный стул. Я сажусь на тот, что рядом с ним, и наши колени оказываются достаточно близко, чтобы почти соприкасаться. Почти. Донна протягивает нам две бутылки пива, и стоит ли говорить, что они бесплатные. — Ждёшь вечера? — спрашивает меня Райан. — Да, конечно, — говорю я ему с энтузиазмом, — этот рояль фантастический, должен тебе сказать, он потрясающий. Райан выглядит довольным, но ничего не говорит. Мы сидим в тишине, и я пытаюсь набраться смелости, чтобы пригласить его на свидание. Или это будет аморально? Не подумает ли он, что я делаю это только потому, что он может или не может дать мне контракт с лейблом? Должен ли я подождать ещё немного и сойти с ума, думая о нем всё это долбанное время? — Ты давно в музыкальном бизнесе? — спрашиваю я вместо того, чтобы попросить его номер телефона. Лёгкая беседа, знакомство с Райаном поближе и всё такое… — Уже несколько лет. — Круто. Наверно было много групп, с которыми ты подписал контракт, — улыбаюсь я ему, и Райан кивает. — Довольно много. Подписал с The Explosives, например. Самыми первыми были Allie K., — говорит он мне. — По сей день они лучшая группа, с которой я когда-либо подписывал контракт. Название звучит знакомо, и я помню, что несколько лет назад Allie K. была довольно известной группой. Один из моих друзей был без ума от них и подарил мне их компакт-диск на Рождество. Он всё ещё где-то у меня. Я понимаю, что мне нужно послушать его, когда я вернусь домой. — Тебе нужно немного расслабить правое запястье, — комментирует Райан. — Мой учитель музыки говорил то же самое, — улыбаюсь я, делая глоток пива. Я не брал уроков с 14 лет, но от старых привычек трудно избавиться. — Твой учитель был прав, — говорит Райан и продолжает объяснять: — Смотри, если ты будешь держать его вот так, оно станет плохо сгибаться. А если немного расслабить, играть будет легче. Не говоря уже о том, что дрочить на меня тоже будет намного приятнее. Я случайно вдыхаю пиво ртом и начинаю кашлять. Ладно, ну хорошо, окей, возможно, сегодня я трижды дрочил на Райана. Но всё из-за нервов! Так что я проснулся и помог себе немного расслабиться. Во второй половине дня потребовалось ещё немного расслабиться. И просто на всякий случай позаботился о себе перед выходом. И, возможно, каждый раз я думал о Райане и о том, чем мы могли бы заняться вдвоём, но разве я надел футболку с надписью «Когда я мастурбирую, я думаю о тебе?» Я продолжаю кашлять и решительно отвожу взгляд от Райана, потому что, если я на него посмотрю, я покраснею, а это будет так же плохо, как признать, что он прав. Райан слегка смеётся и хлопает меня по спине. — Ты должен научиться расслабляться, — говорит он мне, когда я перестаю кашлять, — если хочешь остаться в этой тусовке, ты должен научиться просто плыть по течению. Понимаешь, о чём я говорю? — Ага. Плыть по течению, — бормочу я, всё ещё не в силах посмотреть Райану в глаза. Я слышу, как Райан издает «ха», вставая со стула. — Хорошо сыграть, — говорит он, и я заставляю себя на него взглянуть. Его глаза темнее, чем обычно, с эмоцией, которую я не могу прочесть. Я пытаюсь пробормотать «спасибо», но вместо этого просто киваю. Я допиваю свое пиво в одиночестве и иду за кулисы, чтобы превратиться в комок нервов, прежде чем придёт моё время играть. Джон приходит ко мне чуть раньше одиннадцати. Группа, с которой я делил гримерку, ушла играть, и я надел свой белый костюм. — Я похож на идиота, да? — жалуюсь я, как только входит Джон. Джон уверяет меня, что я хорошо выгляжу, но я не уверен. Я разогреваю свой голос, напевая всё, что приходит на ум. Джон сидит на диване и смотрит, как я схожу с ума. — Не надо нервничать, — говорит он мне. — Я спокоен! — огрызаюсь я и продолжаю ходить взад-вперед. — Просто представь, что они все голые. Я усмехаюсь. — Последнее, что мне сейчас нужно, — это мысленный образ голого Райана Росса. — Ладно, — вздыхает Джон, — просто притворись, что никого больше нет. Никто не слышит, как ты играешь, только ты и всё. — Окей, — киваю я и делаю глубокий вдох. — Окей, должно помочь. — У тебя всё получится. Я уже десятки раз видел, как ты играешь эти песни, и большую часть времени они вертятся у меня в голове. Ты талантлив, ты ведь это знаешь. Джон никогда раньше не комментировал мою музыку, но то, что он считает меня талантливым, многое для меня значит. Мне постоянно нужно напоминать себе, что я талантлив, что я хорош, и иногда я переживаю, что это просто то, что я начал говорить себе вместо правды. — Уже 20 минут двенадцатого, — говорит мне Джон, и я знаю, что мне пора идти. От этого зависит моё будущее. Вот почему я пришел сюда в первую очередь. Это единственная цель моего существования. Я ничто без своей музыки. Я стою на лестнице, ведущей на сцену. Я вижу толпу, я вижу свой рояль. Я вижу направленный на него прожектор. Меня ещё никто не видит, но я вижу всё. Джон стоит позади меня, подбадривая, но я не слышу его. Я не спускаю глаз с пустой сцены, ожидая, что она сделает меня сильнее или сломает.