Arca, in quam...

Осень собирает желтые листья с деревьев и широко раскидывает по дворам. Ласково проглядывает последнее солнце. Нагибаясь, Влад подбирает один рыжий кленовый листок с красными прожилками и вертит в руках, с тоской вспоминая, как в детстве сушил такие в больших толстых словарях. Поводок рвет Джек, устремленный вперед, ненасытный — чтобы выгуливать адского пса, нужны стальные нервы и хорошая дыхалка. Вздыхая, Ян объявляет перекур и падает на скамейку, протягивает ноги…. Шнурки на берцах развязались, но Влад почему-то ничего не говорит, ехидно наблюдая болтающиеся завязки — как же так, у товарища капитана что-то не идеально! Эта мелкая деталь его несказанно веселит, Влад посвистывает Джеку, садится рядом, тепло приваливается плечом к плечу Яна. Кожа скрипит о кожу — у Влада куртка постарее, покоцанная, и рядом это особо заметно. Двор незнакомый. Сюда их завел Джек, погнавшийся за призраком чего-то, увлеченный, даже не гремевший лаем, а резво бежавший за чем-то неведомым. Нечто на изнанке, должно быть, испуганно смылось, увидев воодушевленного адского пса. А они решают остаться: с их-то работой учишься ценить такие мирные островки. Протягивая руку с зажигалкой, Влад помогает Яну прикурить, а сам шарит глазами по приземистому дому напротив. На детской площадке напротив пусто, легкий ветер гуляет. Мимо проходит деловая тетка с пакетами из «Пятерочки» и недовольно цыкает на Яна — тот виновато стряхивает пепел. Влад лениво складывает простенький жест от сглаза, и тетку простреливает боль в колене — она хромает до дома, клокоча ругательствами. — Да ладно тебе, у меня же защита инквизиторская, не липнет, — миролюбиво ворчит Ян, тыча Владу под нос кожаный плетеный браслет с бусинкой амулета. — Ща я еще Джека следом пущу, у нее там наверняка колбаса в пакетах, а то совсем охуели… — зловеще протягивает Влад, а потом они оба смеются. Дом — как будто нарисованный. Только краска облупилась со временем, видно, как облезает: и со стен, обнажая стыки бетонных блоков, и с балкончиков… Дверь в парадную не закрывается, приударяется, но снова со скрипом оттягивается. Весь дом давно требует ремонта. — Тебе никогда не хотелось заглядывать людям в окна? — вдруг спрашивает Влад. — Каждый раз, когда я иду мимо таких коробочек, пережитков Совка, я всматриваюсь и пытаюсь понять, что там таится за одинаково прорубленными окошками… — Звучит не слишком законно, — удивляется Ян, хмурится. Он оглядывается, правда старается понять, и Влад ему за это страшно благодарен: Ян присматривается к дому так и эдак. На втором из пяти этажей возле бледной занавески мелькает чье-то лицо. — Твое любопытство куда нас только не заводило, но зачем тебе чужие дома? — сдается Ян. — Не знаю… С виду они все одинаковые, но я-то знаю, что каждый себе квартиру обустроит так, как хочется. Как ему ближе. И в этом человек будет настоящим — что может быть роднее своей норы? Вон, гляди, у кого-то висит… — Влад запинается. — Это… ведро с крюком, блядь… — Кашпо, — вежливо вставляет Ян. — Точно, пасиба. Забыл название. Ты бы такое повесил? — Дома из цветов только кактусы. Ты представляешь себе кактус в кашпо? — Почему бы и нет. А оно у них — гляди — пустое висит! — присматриваясь, выпаливает Влад. — Видишь, не всем же быть такими логичными! И это мы только кусочек рассмотрели, крохотную деталь. А сколько узнали бы, если б смогли и правда заглянуть? А сколько всего здесь квартир? Непохожих, даже если планировка у них одна, метры квадратные? Вопрос риторический, но Ян ответственно считает, прикидывает, загибая пальцы свободной руки — в другой он держит тлеющую сигарету. Говорит: — Ну около восьмидесяти должно быть. Они сидят в тишине. Ян постукивает ладонью по железному скамеечному подлокотнику — серебряное кольцо у него на руке, ударяясь, звенит, отмеряет такт. Джек, нагулявшийся по кустам, подбегает, лезет Яну на колени грязными лапищами и повизгивает, а инквизитор, несчастно хмурясь, осторожно пытается отпихнуть эту любящую машину убийства, но в конце сдается и нежно почесывает за ухом разомлевшего пса. — Мне говорили, если хочешь посмотреть на настоящего человека, нужно глядеть на его тень, — вспоминает Влад нечто зыбкое, далекое. — Возможно, это куда проще, чем лезть в окно. — Проще посмотреть ауру, — напоминает правильный Ян. — Смотреть на чужую ауру — моветон. — Влада Войцека вдруг стали волновать приличия! — хохочет Ян, подмигивает Джеку. — Слышал? Не иначе как близится новый Апокалипсис. — Не накаркай, инквизиторство. Пес распахивает пасть, вываливает тряпочку языка — улыбается. Силясь вспомнить, как выглядела тень той скандальной бабы, сыплющей проклятиями, Влад нашаривает видение чего-то широкого, плотного, крепкого, как вековой дуб. Когда мимо проходит сухонький старичок, они с Яном жадно следят за его тенью, по-прежнему подвижной, тоненькой, пляшущей на россыпи разноцветных листков. Мать с ребенком — у мелкого тень обычная, а у его матери похожа на какого-то гибкого зверька, кошку, не иначе… Взглянув себе под ноги, Влад ничего не видит, там растянулся Джек, и их тени перемешиваются, сливаются, лишь бесовские рога торчат, кажутся слишком большими. Но сгонять пса не хочется — он устал, набегался. — Идем, мы хотели к Тине за экспертизой по пистолету зайти… И ауру места преступления она обещала нарисовать, — напоминает Ян, осторожно подталкивая его плечом. — Что нам до других людей и нелюдей? Позволь им хранить секреты. — Как же, господин инквизитор, а если еретики повсюду прячутся? — шутовски уточняет Влад. — А если сжигать их всех нужно? — Следовало бы начать с нас. Слава Деннице, мы давно никого не сжигаем. Потягиваясь, Ян поднимается, скидывает сигарету в урну. Улыбается, подхватывает поводок Джека, небрежно переброшенный через скамейку, крепко сжимает. Помимо воли Влад смотрит на его тень. А она обычная, человеческая, ничем не примечательная; ровная такая, спокойная тень, мирно ложится под ноги — под берцы с развязанным шнурком. И эта тень, пожалуй, страннее всего.