Arca, in quam...

Осенью на Петербург нападает не только тусклая тягучая хандра, когда хочется завернуться в мягкий клетчатый плед по самые уши и включить на повтор лучшие альбомы «Сплина», но и самая банальная простуда. Не обходит она стороной и инквизиторский офис, поскольку инквизиторы, вопреки расхожему мнению, тоже люди (или нелюди). Работу это сбивает, замедляет — потому кардинал бушует, срывается, и по коридорам разносится не только глухой затяжной кашель, но и громоподобный рык. — Она никогда не болеет, мать ее, — хрипит Влад, тяжело приваливаясь к стене в кабинете. Ногой он придерживает дверь, закрывает точным пинком. Вдалеке гремит начальство. — Я думаю, Ирма питается нашей энергией, а ее хватит надолго… Отрываясь от отчета криминалистов на планшете, Анна невразумительно мычит. Болезнь подобна пожару: в начале недели скромно чихала пара дежурных, месивших грязь по ночам, а к выходным сваливается половина, другая — шатко стоит на ногах. Прилипчивая болезнь минует немногих, и вампирша Анна в их числе. Редко когда она радуется своей не-мертвости, но сегодня — как раз один из таких дней, долгий, нудный, но все-таки счастливый, потому что она не истекает соплями, как все, кто ее окружает. Вечером они вынуждены разбираться с отчетами, однако на Влада Анне жалко смотреть: он и по клавишам едва попадает, поминутно потирая покрасневшие больные глаза, и давится чиханием, вздрагивает. С тихим стоном проводит рукой по лицу. — От тебя стойко пахнет болезнью, — без обиняков заявляет Анна, гибко склоняясь к Владу, чутко принюхиваясь. Она чувствует, что еще немного — и Войцек закипит, вспыхнет живым факелом. Пить кровь больных — последнее дело, мысль тошнотворна, но Анна старается не показывать презрения, касается его лба под рожками, мерно поглаживает, как домашнего зверя. — Лучше бы тебе полечиться, взять выходной… — На выходных отлежусь — хорошо, что последний день, — жмурясь, шепчет Влад. — Инквизиторство оставил меня в офисе, а не потащил на улицу. Он это… опрашивает свидетелей… Пса увел, зараза. — Там дождь, — произносит Анна, косясь на окно и легонько поправляя сбившиеся жалюзи. Шуршит серенький петербургский дождь — не настоящий ливень, обрушивающий на их головы ледяной океан, а противная морось. — Подожди меня здесь, ладно?.. — Ты не вылечишь меня за час. Ян обещал скоро вернуться. — Я могу облегчить твои страдания, — патетично спорит Анна. — Давай, стреляй! — радуется Влад и театрально откидывается на спинку скрипучего офисного кресла. — Прямо в сердце! Не слушая его матерное бормотание, Анна широкими летящими шагами выходит из кабинета. Ее не мучает врожденная услужливость, ей приятно помочь больному товарищу, и Анна спускается вниз, в компьютерный отдел, к ведьмочкам. Считается, здесь, как и в Афинах, есть все, и ни разу Анне не приходилось в этом разувериться, так что она спокойно и вежливо просит молоко и мед. Вернувшись в кабинет с горячим стаканом, Анна находит Влада за столом — правда, он за ним спит, неудобно согнувшись, уперевшись лбом в локоть и наверняка врезаясь рожками в собственную руку. Слабо рыча во сне, Влад медленно сползает к краю; если бы Анна замешкалась, нашла бы его спящим на полу. Осторожно касаясь плеча, Анна встряхивает Влада. Ставит перед ним запотевший стакан. — Не могу поверить, что Ян тебя не лечит, — цокает она. — Он же такой ответственный. — Ну почему не лечит… — бурчит Влад, осторожно прихлебывая, чтобы не обжечь губы, медленно цедя. — Очень даже. Он мой напарник, в его интересах не дать мне упасть и размазаться по земле… Его голос напоминает скрип ржавой пилы. Анна морщится и касается уха, устало вздыхает. Она глядит на Влада, стоя рядом, и с удовольствием отмечает, что у него на компьютере открыт полудобитый отчет, с которым Влад тщетно сражался. Вордовский лист краснеет от опечаток. — И как он тебя лечит? — спрашивает Анна со сдержанным интересом. — Очень нестандартно, знаешь… Пошел в аптеку, на зарплату накупил таблеток каких-то, странный, честное слово: я ему говорил, лучше заварить травы, пару обрядов провести; помню, соседи чем-то квартиры окуривали, — частит Влад, надрывая горло, но Анна никак не может попросить его помолчать: каждый, кто говорит с Владом Войцеком, рано или поздно сдается, прервать его трескотню невозможно. — А этот вернулся с мешком коробочек, составил список на два листа с расписанием… Извращенец. — И правда — очень нестандартно, — тактично соглашается Анна, ласково улыбаясь. — Побереги горло, пей. Она когда-то работала медсестрой — во время Первой мировой. Для Анны воспоминания давно побледнели, ей они нисколько не ценны, она бы сама хотела стереть. Нажать кнопку и избавиться от грязи и крови. Память вампира цепка, сама вяжет узелочки. Она помнит не только страшные ранения после сражений, что надо было определять, выживет солдат или он уже мясо. Они валились и с обычной лихорадкой, скованные холодом. Анна помнит таких же отчаянных солдат, готовых идти в бой, стиснуть винтовку, прижать к груди и брести, — пришпоренных долгом. Кто бы незнакомый подумал, что таков ее взбалмошный коллега, этот ершистый бес с кривоватой наглой улыбкой? Но Анна знает, что во Владе благородного упрямства через край. — Спасибо, милая Аннушка, — сонно скалится Влад, но ухмылка его непривычно мягка, сглажена слабостью. — Ты всегда так о нас заботишься. — Скажи лучше, куда спрятал таблетки, которые купил Ян.