几乇ᐯ乇尺
乇几ᗪ丨几Ꮆ
丂ㄒㄖ尺ㄚ
✯✯✯
В столовой довольно шумно и тесно: наверное, сказываются её относительно не большие размеры – по сравнению с прошлыми. Бэмбэм сидит в напряжении и никак не может себя заставить даже просто-напросто взять вилку в руки. Это их первый день в новом университете, и самый первый обед здесь; и он, почему-то, уверен, что все сейчас смотрят прямо на них.
– Мне кажется, – он решает озвучить эту мысль, – или на нас все пялятся?
– Быть может, мы просто очень красивые? – Югём, сидящий рядом, шутливо пихает его в бок.
На нём длинная чёрная кофта, и, о боже, чёрный так ему, чёрт возьми, идёт, и сочетается с этими рыжими волосами, которые уже и не рыжие даже, а скорее светло-русые. Бэмбэм улыбается и даже не пытается оспорить сказанный им факт: сегодня утром, разглядывая отражение в зеркале, он и сам поймал себя на мысли о том, какой же он, ну, охуенный. Особенно, если его белесые волосы аккуратно уложить.
– Это очень... – выдавливает Марк, зажимая вилку меж пальцев. – Некомфортно.
Он сидит напротив Бэмбэма; накинул капюшон на голову и весь съёжился. Рядом с ним сидит Джексон, которого, однако, чужое внимание наоборот забавляет; он лишний раз проводит рукой по волосам и как можно изящней откусывает кусочек мяса.
– Мясо тут, конечно, та ещё дрянь, – с неуничтожаемой улыбкой констатирует он. – Но главное – это улыбаться и делать вид, что всё идёт по плану.
– Мясо реально говно, – замечает Джинён; он сидит по другую сторону от Бэмбэма. – А вот рис довольно вкусный... Как они делают эту подливку?
Он поднимает ложку риса на уровень глаз, и даже в этот момент, делая столь простое движение, походит на какого-нибудь красивого принца. Чего не скажешь о Джебоме; он второпях прожёвывает каждый кусочек и риса, и мяса, и вообще всего, что дадут, и вообще это, кажется, уже вторая порция, если не третья. Глядя на него можно сразу понять, кто здесь был самым голодным из всех.
– Если кто не хочет, – проговаривает он, не отрываясь от суетливого подношения вилки ко рту, – то можете отдать мне. Я всё съем.
И вот, когда уже ничего на тарелке не остаётся – а на это уходит меньше минуты – Джебом наконец-то поднимает взгляд на остальных. У него волосы длинные и блестящие убраны за ухо, хотя ещё утром были, кажется, завязаны в хвостик; он ловит на себе не только удивлённые взгляды остальных шестерых за этим столом, но и отчётливо чувствует чужие весьма пристальные взоры.
– Почему они все на нас смотрят? – тихо спрашивает он самого себя, после чего невозмутимо и стараясь ничего не замечать вытягивает салфетку и вытирает рот.
– Да всё просто! – вскрикивает не кто иной, как Ёнджэ. – Все просто в шоке от того, какие красавчики прикатили к нам в универ!
Он сидит ровно по центру, за боковой частью стола; и, пожалуй, выглядит самым-самым счастливым из всех. Конечно, когда к вам в универ пришли сразу шестеро новеньких, и все они, как на подбор, такие красивые – а потом ещё все узнают, что, оказывается, они твои знакомые – ну как тут не радоваться?
– Я чувствую себя каким-то проводником, – сообщает Ёнджэ; у него на лице улыбка довольная и счастливая рисуется. – О, кстати, Джебом, можешь не беспокоиться, что те девушки на тебя постоянно пялятся.
Он указывает пальцем в сторону нескольких девушек, которые (думая, что) незаметно стоят в сторонке и наблюдают за Джебомом. Они преследуют его, кажется, уже целый день, как какие-нибудь фанатки. Ёнджэ загадочно улыбается и игриво вскидывает брови.
– Я сказал им, что ты занят.
– О, пацаны, – Югём, тоже закончив трапезничать (наверное, впервые не самым первым), оглядывает всех заинтересованным взглядом. – А как вам препод по истории?
– Она довольно красивая, – тут же отзывается Бэмбэм. Затем делает глоток сока и продолжает: – Я даже не сразу понял, что она китаянка.
– У нас в Китае все красивые, – с ноткой гордости замечает Джексон.
– Кста-а-а-ати, – протягивает вдруг Ёнджэ как-то таинственно; загадочности ещё прибавляет эта его странная улыбка. – Я совсем забыл сообщить вам одну новость.
Все с интересом уставляются на него, но только Джебом озвучивает общий вопрос:
– Что ещё за новость?
Улыбка Ёнджэ становится ещё шире, будто именно этого вопроса он и ждал.
– У нас сегодня будет туса!
– Пожалуйста, нет, – тут же умоляет Марк, обращаясь к богу или к чему-то ещё из разряда фантастики.
– Туса? – щурится, в свою очередь, Джинён. – Какая туса? В честь чего?
– Сегодня одиннадцатое мая, – поясняет Ёнджэ всё так же радостно и просто. – Днюха директора. В честь этого он решил устроить тусу на весь универ!
– Нихуя себе, вам с директором повезло, – замечает Югём, а потом тут же интересуется: – И что, мы, типа, должны ему какой-то подарок принести?
Ёнджэ на это лишь мило смеётся.
– Конечно, нет! Вы можете просто его поздравить. О, кстати, его зовут Пак Джинён. Прямо как Джинёна-хёна!
Все нервно переглядываются. Заметив недоумевающий и с явным вопросом взгляд Ёнджэ, Джексон нервно поясняет:
– Нашего директора тоже так звали...
– Да? – удивляется младший. – Наверное, у нас в Корее много Пак Джинёнов. – И оглядывает всех радостным взглядом. – Короче, жду не дождусь сегодняшней тусы!
Максимально странно, но они все привыкли к странностям.
✯✯✯
В его глазах неоновые огни переливаются волнами, рисуют сюрреалистичные картины, на которые хочется смотреть, как на экспонаты музейные.
У него все движения так грациозны и изящны, а расстёгнутая красная блузка только подливает масла в огонь, заставляя почти каждую девушку здесь смотреть именно на него.
Его искренняя и по-детски тёплая улыбка вызывает ответную реакцию в груди и заставляет по-настоящему светиться.
Ёнджэ слишком поздно понимает, что Джексон – король вечеринок и душа компании. Кто бы мог подумать, что он, будучи не знакомым со всеми этими людьми, прямо сейчас будет сидеть на диване в окружении нескольких девушек и парней. Они все о чём-то разговаривают, громко смеются и рассказывают какие-то истории; и, кажется, только его одного, Джексона, хотят впечатлить.
Ёнджэ крадётся сквозь толпу; этот актовый зал его универа всегда казался ему огромным, но сейчас, во время вечеринки, он кажется ему таким крохотным и тесным. Ёнджэ, вообще-то, сам не любитель вечеринок и подобного; наверное, поэтому он сейчас в таком шоке от того, как же много людей всё-таки учится в его универе. Неоновые огни пляшут на стенах, люди, зажигающие под оглушительные биты музыки, так и мельтешат перед глазами. Хочется найти какой-то укромный уголок и спрятаться там, но Джексон попросил его принести ему сока, а отказать-то как?
Возле стойки с едой Ёнджэ неожиданно замечает Марка. Тот сидит в телефоне и выглядит совершенно не заинтересованным в происходящем; из-под серой толстовки выглядывают тонкие запястья, а пальцы что-то усердно печатают по экрану. В какой-то момент Ёнджэ решает позвать его:
– Марк-хён!
Тот поднимает голову и, увидев улыбку младшего, мгновенно улыбается и сам. Однако его улыбка, в отличие от Ёнджэ, выглядит слегка усталой и натянутой. Он откладывает телефон и подходит поближе.
– Наконец-то, – вздыхает. – А то я никого из вас не мог найти.
– Остальные ещё пока не пришли, – отзывается Ёнджэ, улыбаясь ему. – Как я понял. Мы там с Джексоном сидим вдвоём. Ну, точнее, сидели... – он нервно выдыхает, хватая коробку сока со стола и наливая в первый попавшийся стаканчик. – ...Пока не пришла куча моих одногруппников и не задавила его своим вниманием.
– О, – Марк делает вид, что заинтересовался. – Он им понравился?
– Ещё как, – протягивает тот. – Он как восходящая звезда. А меня заставил нести ему сок... Хм, есть тут что-нибудь покрепче?
Он оглядывает стол, натыкаясь взглядом на бутылку шампанского. И глаза его мгновенно и вполне закономерно загораются.
– Опачки! – вскрикивает Ёнджэ, притягивая бутылку к себе; чудесным образом рядом оказывается и бокальчик. – Я, вообще-то, последний раз пил месяцев шесть назад... Ну да пофиг!
– Эм, ты уверен? – Марк с лёгким сомнением наблюдает за этими его действиями. – Просто ты выглядишь как человек, который может опьянеть от одного стаканчика...
– Да забей, не напьюсь я! Обещаю, – уверяет Ёнджэ, наливая почти полный бокал. А стакан с соком он пихает старшему. – А ты вот это отдай Джексону, окей?
– Подожди, что?
– Пошли! – младший бесцеремонно хватает его за руку и тащит за собой; сок из стаканчика едва ли не проливается на пол.
Джексон сидит в самой дальней от колонки части зала, и потому музыка здесь не столь громкая. Правда, здесь также довольно темно из-за того, что неоновый свет сюда почти не попадает; тем не менее, Марк сразу замечает, что весь диван целиком занят, и другие два дивана, стоящие рядом в своеобразном прямоугольнике, тоже заняты. Там сидят местные студенты, которых Марк знать не знает, и кажется, что концентрация людей здесь больше, чем в самом густо населённом городе мира. А Ёнджэ всё тянет его и тянет за собой, останавливаясь лишь ровно тогда, когда Джексон поднимает на них взгляд.
– Слыш, мы принесли тебе твой сок, – тут же выпаливает он, подталкивая Марка вперёд. – И ещё Марк пришёл.
– О, Марк? – Джексон даже заметно оживляется; сейчас он действительно напоминает главаря всей этой тусовки.
Марк неохотно протягивает ему стакан сока, отчётливо чувствуя, как множество взглядов моментально устремляются на него.
– Мог бы и сам сходить, – замечает с лёгким презрением и тут же отворачивается.
– Зачем? Есть же Ёнджэ, – смеётся Джексон, тут же делая глоток этого сока.
– Я тебе это припомню, братец, – цедит сквозь зубы сам Ёнджэ.
Да, точно: на них всех троих смотрят, как на каких-то знаменитостей; а может быть, как на короля и двух его слуг. В принципе, что-то в этом есть. А потом начинается:
– Ой, а вы что, близкие друзья?
– Ёнджэ-я, а каково это – быть братом Джексона?
– Джексон-оппа такой красивый, когда пьёт сок!
– А давно вы общаетесь?
– Так тебя Марк зовут? Что-то ты не в тему оделся...
– А у Джексона-оппы есть девушка?
Последняя фраза заставляет Джексона тут же выплеснуть изо рта весь сок. К счастью, ни на кого не попадает; зато все смеются и хохочут от столь забавного зрелища, даже не обращая внимания на чужую ошарашенность.
– Эй-эй-эй, – бросает Джексон. – Давайте не будем затрагивать мою личную жизнь.
– Почему нет? – с улыбкой интересуется какая-то блондинка, отбрасывая прядь своих волос назад. – Хм, а может, нам сыграть в игру, где такие вопросы задавать можно?~
– В правду или действие? – тут же предлагает какой-то накачанный парень с другого дивана. – А чё, давайте!
– Уху! – вскрикивает ещё одна девушка, в цветастом и до ужаса коротком платье. – Джексон будет водой!
– Я? – тут же удивляется, собственно, сам Джексон.
– Ёнджэ, Марк, присаживайтесь, – слышится мужской голос, и какой-то парень так сдвигается с края дивана, чуть двигая соседей, что освобождается сразу места аж на четверых.
Ёнджэ с милой улыбкой бросает что-то вроде: «спасибочки», а сразу после: «давненько я не играл в такое!», и благополучно плюхается на мягкий диван. Марк же, прежде, чем сесть, бросает короткий и какой-то неожиданно холодный взгляд на Джексона.
– Так значит, – произносит он тихо и ровно, – ты здесь прямо как звезда.
Джексон глядит на него без улыбки, но так пронзительно и пробирающе, что, кажется, никакие слова не нужны. В одних только его глазах ясно читается вопрос, хотя ответ, он знает, сидит где-то в глубине и не нуждается в том, чтобы быть озвученным. Кажется, будто их разделяет целая пропасть: Джексон здесь в центре внимания, а Марк напоминает больше какую-нибудь серую тень, которая вовсе не наслаждается подобным времяпровождением.
От стен отражается оглушительная мелодия; начинается какая-то песня BigBang. У Джексона в лёгкой белой подсветке кофейные волосы переливаются всеми оттенками бежевого, постепенно сливаясь в совсем чёрный. Он даже напоминает какого-то рэпера со своей тусовкой; не хватает только крутых солнечных очков, золотой цепочки и шапочки. Блузка его, расстёгнутая, вовсе не красная – Марк бы назвал её кроваво-алой, словно она испачкана в чьей-то крови. Если бы всё действительно было так, забавная бы вечеринка получилась. По крайней мере, было бы веселее всего того, что происходит сейчас.
Несколько девушек, как на подбор – в ярких вечерних платьях, с завитыми длинными волосами и с в чём-то даже вызывающим макияжем. Парни – классические альфа-самцы; тоже, как на подбор, накаченные, красивые и с модными причёсками. Кажется даже, будто это какой-то заговор, в который Марк совсем не вписывается. Не вписывается в эту картинную галерею. Джексон, сидящий в самом центре, и сам походит на какую-то картину, но из совсем другой, из старой, готической галереи, отличной от остальных: наравне с изображениями вампиров, всякой нечисти, летучих мышей и чего-нибудь отвратительного, от чего, однако, настоящие ценители искусства не могут оторвать взгляда. Десятки взоров устремлены на него. Он – центр этой сумасшедшей вселенной, король этой азартной игры под названием жизнь.
– Джексон-оппа, начинай! – просит какая-то девушка с низким голосом.
Джексон прочищает горло, после чего оценивающе оглядывает их всех. Он пробегает взглядом мимо Марка; к счастью. Мимо. К. Счастью. Останавливается на каком-то парне.
– Чансын, – зовёт он.
– Чансон, – поправляет тот без капли обиды; возможно, даже с радостью от того, что Джексон заметил именно его.
– Чансон, – начинает тот. – Правда или действие?
– Действие, конечно же, – отзывается парень с гордой улыбкой.
– Действие? Что ж, ладно... – Джексон отводит задумчивый взгляд куда-то в сторону, а улыбка его становится загадочной. – Хмм... А ебани-ка сальтуху.
– Сальтуху?! – поражается Чансон. – Прямо здесь?
Джексон уверенно кивает, чуть вздёргивая брови. Слышатся предвосхищённые охи и ахи девушек, а какие-то парни (видимо, друзья этого Чансона) даже начинают поддерживающе хлопать. Сам Чансон встаёт, задирает зачем-то рукава – для эффекта, наверное – и выпрямляет спину, набирая побольше воздуха в грудь. Он становится в самый центр, оказываясь теперь окружённым диванами с трёх сторон; в таком случае он может легко кого-то задеть, если всё пойдёт не так. Но никто об этом и не думает; а вот Марк, более того, и смотреть на это даже не хочет.
– Ну чё, пацаны, погнали! – кричит воодушевлённо Чансон, после чего подпрыгивает.
В воздухе он переворачивается через голову и буквально через пару секунд идеально приземляется на ноги. Он делает это так идеально, будто всю жизнь тренировал именно этот акробатический трюк, а в теле у него и вовсе какая-то пружина. Девушки взрываются восхищёнными возгласами, парни же протягивают долгое-долгое «оооо»; короче, всем нравится. Даже Ёнджэ – и тот начинает в ладоши хлопать, а бокал, шампанского в котором осталось совсем не много, зажимает между колен.
Марк же на это только пфыкает. И чего такого во всём этом? Он тоже умеет делать сальто, даже несколько видов. Да и, кажется, когда-то делал на глазах Джексона. Последнему тогда очень-очень понравилось; Марк переводит на него взгляд, ожидая увидеть там то же самое восхищение, что видел и тогда.
Но Джексон – внезапно – даже не улыбается. Он лишь сухо выдавливает:
– Неплохо. –
«Но Марк мог бы и круче», – так и застывает на его губах.
– Так, я теперь типа вода, да? – уваливаясь на диван, скорее утверждает, нежели спрашивает, Чансон. – Ладненько, что ж... Хм... Эй, Чунхо, правда или действие?
Тот самый парень, к которому он обращается, Чунхо, даже приободряется; отлипает от спинки дивана и от двух девушек, окруживших его. Вот он уж точно выглядит, как настоящий мажор здесь; Марку, глядя на него, становится не по себе.
– Действие, – с полнейшей самоуверенностью чеканит Чунхо.
– А ты рисковый парень, – Чансон щёлкает пальцами и подмигивает. – Твоё действие: смешать все виды алкоголя, что у нас есть, и выпить.
– Пффф, – Чунхо демонстративно закатывает глаза. – Да на изи. Давайте мне сюда всё, что у вас есть!
– О, у меня есть соджу! – отзывается мигом какая-то девушка, тут же поднимая с пола стоящую там бутылку.
– Давай сюда, – Чунхо тянется за ней, затем замечает у кого-то небольшую банку пива. – Опа, это чё, пивас? Сюда его!
– Тут ещё шампанское есть, – замечает какой-то парень, протягивая ему бокал, в котором осталось меньше половины напитка. – Я налил, но оно такое невкусное.
– Отлично, вот и стаканчик подкатил, – Чунхо хрипло усмехается. – Ну, этого хватит. Щас смешаю... – он без раздумий наливает в стакан немного пива, потом подливает немного соджу, затем ещё какого-то алкоголя, которым с ним делится одна из девушек. – Хоба! Назову это «адская смесь».
– Давай, пей уже, – подталкивает Чансон. – И земля тебе танцполом.
Чунхо глубоко вдыхает, а потом – и секунды не проходит – залпом выпивает всю эту мешанину. Он мгновенно морщится, должно быть, от отвратительного вкуса; зато получает кучу радостных возгласов, смеха и восхищений.
Марк уже отключается от реальности и абстрагируется от всего этого пиздеца, как вдруг чувствует, как Ёнджэ пихает его в бок, а потом наклоняется и бросает:
– Я всё выпил, так что сгоняю ещё за шампанским.
– Может, лучше не надо? – настораживается Марк; но младший лишь складывает из пальцев знак «окей» и без лишних раздумий удаляется.
Теперь Марк чувствует себя ещё более некомфортно. До этого он хотя бы сидел рядом с Ёнджэ, а теперь – просто окружён со всех сторон какими-то незнакомцами. Он смотрит на Джексона, такого расслабленного и смеющегося вместе со всеми, и никак не может понять, каково это вообще – вот так долго смеяться вместе со всеми. В конце концов, этот смех утихает; Чунхо громко объявляет:
– Так-так-так, кого бы мне выбрать?
Он пробегается оценивающим взглядом по присутствующим. Какое-то неприятное предчувствие зарождается у Марка в груди; он мысленно молится, чтобы этот парень не выбрал его. Не его. Не его, пожалуйста.
– О, Марк! –
чёрт, только не это. – Марк ведь, верно? –
блять, блять, блять. – Правда или действие?
Все почему-то как один замолкают, уставляются на Марка, словно ожидают чего-то, и смотрят. Марк бегает глазами, не решаясь их поднять даже, и лишь выдавливает через силу:
– П-правда.
– Правда? Серьёзно? – с долькой разочарования протягивает Чунхо, откидываясь на спинку дивана. – Какой ты скучный...
– Эй, – тут же слышится строгий голос Джексона. – Следи за языком.
Марк поднимает глаза, но только ради того, чтобы взглянуть на выражение лица Джексона; однако ничего, кроме непробиваемого хладнокровия, он там не видит.
– Ладно-ладно, чувак, – усмехается Чунхо как-то язвительно. – Просто правду обычно выбирают самые скучные. Ну, или те, кто боятся выбрать действие.
Марк устремляет на него свой самый серьёзный взгляд, на который только способен.
– Хорошо, я выбираю действие.
Чунхо его взгляд отзеркаливает; однако глаза у него леденеют и даже, может, насмехаются где-то в самой их глубине.
– Теперь уже действие? – отчеканивает он. – Хах. И что ты можешь? Выглядишь, как обычный хикка без увлечений. Скучный. Или внешность обманчива?
Марк нервно сглатывает.
– Действие, – твёрдо повторяет он. – Я выбираю действие. Какое угодно.
Чунхо странно-странно щурится.
– Какое угодно?.. – переспрашивает. – На самом деле, у меня есть одна идейка уже давно, но для этого нужно быть смелым и отбитым, поэтому я приберегал её на особый случай... – уголок его губ азартно тянется вверх. – Неужели этот случай таки выдался?
Девушки начинают о чём-то перешёптываться, переговариваться, кто-то целиком и полностью погружается в происходящее, словно в какой-нибудь фильм. Забавно, но Марк впервые чувствует себя главным героем этого фильма; жанр – психологический ужас, не иначе.
– Скажи, Марк, – начинает Чунхо понизившимся голосом, пока медленно-медленно поднимает с пола бутылку. – У тебя есть отношения в данный момент?
– Эм... Нет, – насторожившись, проговаривает Марк, и глядит на него пристально-пристально, напряжённо.
– Не удивлюсь, если у тебя их вообще никогда не было, – как-то злобно смеётся тот. – Но это хорошо. Не придётся ничего объяснять твоей девушке.
– Хо, чувак, что ты задумал? – с нескрываемой улыбкой интересуется Чансон, и интонация его голоса пьяно скачет.
– Признаться, ты не выглядишь как человек, которого когда-либо любили, – даже не обращая на друга внимания, продолжает Чунхо; бутылку он перебрасывает из одной руки в другую. – Такой забитый. Ну, ничего, мы это исправим.
Он неожиданно наклоняется к полу и кладёт бутылку прямо в самый центр пола. А Марк уже морально готовится к худшему, что только может произойти.
– Короче, ты крутишь бутылочку, – сообщает Чунхо, глядя на него своими маленькими глазами, – и на кого она попадает – с тем мутишь.
Что за хуйня?!
– Эй, а если на меня попадёт? – какая-то девушка шутливо ударяет Чунхо. – У меня же парень есть!
– Значит, больше не будет, – улыбается тот, словно дьявол.
– А если на парня? – как бы между делом интересуется Чансон.
– Ну, – тот хитро пожимает плечами, – будет веселуха, значит. Марк, давай.
Они серьёзно хотят этого?
Что вообще за тупое действие, как он это придумал?
Разве так не делают дети или подростки? Серьёзно, лучше бы придумал что-то другое.
И чего они так прицепились?
А если ни на кого не попадёт?
А если попадёт на Джексона?
Выбора нет. Под пристальными выжидающими взглядами Марк, собравшись с силами, вдыхает как можно глубже, садится на корточки и хватается за конец бутылки. Выбора нет. Нет ведь? Он уже участвует во всём этом, и, если так подумать, сам выбрал действие, да ещё и посложнее попросил. Сам виноват. Остаётся только зажмуриться и принять судьбу; он мысленно считает до трёх. Один, два, три –
вертит бутылку. Окружающие студенты тут же взрываются какими-то возгласами, будоражущими и в чём-то даже пугающими; смеются, кричат и снова смеются. Бутылка вертится недолго; делает всего пару кругов, после чего начинает стремительно замедляться. Марк даже задерживает дыхание и, кажется, слышит собственное бешеное сердцебиение.
Бутылка медленно-медленно начинает останавливаться. Горлышко её направляется...
на Джексона?!
У Марка сердце разрывается от внезапного страха, но.
Нет. Совсем-совсем чуть-чуть, но мимо; горлышко минует Джексона и окончательно останавливается ровно напротив девушки, сидящей рядом с ним.
– Ооооо, – восторженно протягивает Чунхо, даже приподнимаясь. – Нихера свезло, аж на Суа.
– Я? – удивляется и сама эта девушка, Суа. – Ой, ну я прямо даже не знаю... Я польщена? Ох...
– На самую красивую во всём универе попал, пиздец.
– Она же всех отшивает? Ну, теперь-то отказать нельзя!
– Пиздец, вот это повезло...
Суа выглядит действительно красивой и даже милой; улыбается ярко и скромно, хлопает длинными-длинными ресницами и чего-то ожидает. Но как Марк вообще может смотреть на неё, когда рядом с ней сидит Джексон?!
Стоп, что.
– Ну чё, – Чунхо с горделивым прищуром глаз и криповатой улыбкой глядит на Марка. – Нам поздравлять новую парочку?
Суа изящно поправляет свои блестящие волосы, будучи, видимо, не против, и ожидая от Марка ответа «да». Вот только Марк совсем не «да».
– Нет.
– Что? – Чунхо давится воздухом. – В смысле «нет»?
Марк критично осматривает Суа, не скрывая своего недовольства.
– Она мне не нравится.
– «Не нравится»? – Чунхо даже поднимается на ноги, глядя теперь на Марка сверху вниз. – Чувак, извини, но правила есть правила.
Тогда Марк поднимается на ноги тоже, выравниваясь с ним и бесстрашно, смело вглядываясь ему прямо в дно зрачков.
– Я отказываюсь, – коротко бросает он. – В конце концов, это всего лишь игра, и я имею право отказаться.
– Я не понял, – не без недовольства цедит Чунхо. – Что за хуйня, чел? Ты обнаглел?
– Я сразу подумал, что он откажется, – с ноткой разочарования протягивает его друг, Чансон.
– В тихом омуте черти водятся! – замечает деловито какой-то парень.
– А что во мне не так? – как вдруг слышится жалобный голос самой Суа; все поворачиваются на неё. – Почему я тебе не нравлюсь?
Марк переводит на неё не менее напряжённый взгляд; не хватало только ещё, чтобы эта девушка заплакала. Нет, только не это. Нет.
– Я... – и её глаза, о чёрт, уже наполняются слезами. – Я что, недостаточно красивая?
Чёрт, чёрт, чёрт. Она плачет.
Джексон, как наиболее близко сидящий к ней, тут же вскакивает на ноги и принимается успокаивать её:
– Эй, ну, не плачь. Марк не это имел в виду. Ты очень красивая! И... И красивая!
Марк же понимает, что ничего сейчас совершенно сделать не может, не говоря уже о том, чтобы хотя бы сдвинуться с места; как вдруг он чувствует на себе суровый взгляд Чунхо и явственно исходящую от него агрессию.
– Ты довёл Суа до слёз! – кричит он, а потом – Марк ничего не успевает осознать – ударяет ему кулаком прямо в живот, под дых.
Это оказывается довольно-таки больно; Марк даже почти что сгибается пополам. Краем глаза он замечает, что некоторые девушки вскакивают со своих мест и убегают, другие же расходятся в стороны вместе с парнями и просто с обывательским интересом наблюдают за происходящим, не пытаясь вмешаться и что-либо сделать.
– Ну, как тебе? – спрашивает с вызовом Чунхо, горделиво запрокидывая голову и демонстративно разминая руку, зажатую в кулак. – У меня крепкий удар. Не то, что у такого скучного хикки вроде тебя.
И Марк решает, что
хватит.
– Прости? – он резко поднимает голову и распахивает глаза. – Ты сейчас спросил, как мне?
И, не медля больше ни секунды, сам ударяет Чунхо в область солнечного сплетения; довольно сильно и болезненно, поскольку не собирается себя контролировать. Отчёт своим действиям он едва ли отдаёт.
– Вот как ты должен был это сделать!
И, когда парень ожидаемо сгибается пополам, тут же заряжает ему кулаком в лицо; Чунхо едва удерживается на ногах и вскрикивает от пронзительной боли. Когда он поднимает голову, Марк видит, что изо рта у него стекает струйка крови.
– С-сука...
– Что ты сказал? – на самом деле, Марк ни капли не злится в душе, но делает вид, что сейчас сгорит от ярости; жажда мести и желание отыграться на этом человеке за все-все-все его унижения горит в нём и раскаляет вены, словно лава. – Повтори.
– Марк-хён? – как вдруг рядом слышится удивлённый голос Ёнджэ. – Что я пропустил?
Он поворачивается и видит, как милое любопытство на лице Ёнджэ быстро сменяется на дикий шок, стоит ему только увидеть кровь на лице Чунхо.
– Ёнджэ-я, – протягивает, в свою очередь, парень со зловещей ухмылкой. – Медсестру не позовёшь?
Марку кажется, что, несмотря на эту чужую самоуверенность и рисующуюся зловещую улыбку, он вот-вот грохнется в обморок – из-за него. Марк действительно не рассчитал силу удара, а ведь он знает, что удар в солнечное сплетение при определённых условиях может привести к смерти.
Что, если бы...?
Если он не уйдёт сейчас, то не сможет больше остановиться.
Поэтому он делает наилучшее, что только может в данной ситуации – убегает.
Едва ли он помнит, где здесь, в этом грёбаном новом универе, расположен туалет; но, тем не менее, чутьё Марка не подводит, и он довольно быстро находит нужную дверь. В этом месте можно спрятаться от всех, привести себя в порядок. Свет здесь включён яркий, белыми полосами ложащийся на кафель, и музыка слышится совсем-совсем приглушённо, отдалённо. Гораздо отчётливее Марк слышит собственное дыхание.
Короткий вдох – судорожный выдох. Он останавливается возле раковины, лихорадочно включает кран, откуда тут же фонтаном полыхает струя холодной воды; Марк плещет ею в лицо. Потом ещё раз, и ещё раз, и ещё. Холод освежает, леденит, возвращает в себя.
Марк поднимает голову и сталкивается взглядом с собственным отражением.
˙˙˙оɯє vɐvǝɓɔ онqvɐǝd ʁ
Там, сквозь зеркало, на него смотрит какой-то другой человек. Не Марк. Просто у него точно такие же черты лица, точно такие же волосы красного оттенка, и глаза – точь в точь такие же.
¡vи'mɐɯʚ ʎwǝ онqvɐǝd ʁ
Марк уже и не помнит, когда необходимость защищаться выместила все остальные его потребности. В какой момент он перестал доверять людям, перестал общаться с ними и поддерживать абсолютно любые контакты. Каждый разговор и внимание в его сторону стали восприниматься как нападение, а собственная реакция – как защита. Как давно это произошло? Года три, четыре назад? А причина? Это уже не имеет значения...
¿/qɯиƍʎ/ оɹǝ оvиоɯɔ ǝнw ‘ɯǝжоw
Марк знает, что людям нельзя доверять. В каждом человеке живёт зло, и сколько его не скрывай, рано или поздно оно всё равно вылезет наружу. Никто не знает, когда пробудится чужое ненасытное эго, а чужая жажда самоутверждения сыграет с ним злую шутку.
˙ʁнǝw vʎноdɯ ǝн ǝmqvоƍ онҺоɯ ıqƍ но ɐɓɹоɯ
Марк устал от всего этого. Быть изгоем везде, куда только может ступить твоя нога, так утомительно. Он снова плещет в лицо холодной водой; брызги падают на зеркало и стекают вниз маленькими каплями. Как там говорил Бэмбэм?..
“...Если ты и дальше будешь терпеть, то ничего не изменится. Они так и будут издеваться над тобой. Нельзя быть таким. Нужно что-то делать! Обязательно нужно давать отпор!”
Марк выключает кран. От брызг его чёлка быстро становится мокрой, капли падают вниз, на пол, ритмично отстукивая мелодию его отчаяния.
Может, стоит вернуться и показать этому Чунхо, чего я стою? Показать ему, кто я такой, чтобы он ко мне и приближаться больше не смел? Может, стоит вернуться и отомстить за вс-
– Марк! – дверь в туалет распахивается, и Марк, испуганно повернув голову, видит на пороге Джексона. – Марк, ты в порядке?
Он бросается к нему, за плечо разворачивает на себя, но Марк упорно не поднимает глаз. Зато замечает, что у Джексона какие-то модные чёрные туфли – они прямо-таки сияют в белом свете ламп. Ещё замечает, что успел забрызгать водой кафель, что, впрочем, совсем не страшно. Замечает что угодно – но глаза поднимать не хочет.
– Марк, – тогда Джексон сам делает это: хватается за его подбородок и поднимает силой, просто заставляя посмотреть в глаза. – Я спрашиваю: ты в порядке?
– А я могу быть не в порядке? – с ноткой вызова интересуется тот, вопросительно изгибая бровь. – Я наконец-то сделал это. Я дал отпор. Конечно, я в полнейшем порядке!
– Прости меня, – вдруг выпаливает Джексон, даже не думая.
Это настолько непонятно и странно, что Марк даже не знает, как реагировать. Только отходит от него на маленький полушаг, после чего с вопросом заглядывает в глаза.
– Ты извиняешься?
– Прости за то, что позволил этому случиться, – невозмутимо, но при этом с ноткой грусти, произносит Джексон; тень искреннего сожаления мелькает на его лице. – Я мог защитить тебя, а в итоге просто остался в стороне.
Чёрт.
– Ты такой милый, когда извиняешься, – совершенно-точно-абсолютно-стопроцентно не думая, выпаливает Марк. – Жаль, что та бутылка не указала на тебя...
...И осознание беспощадно бьёт молотком по голове.
– Блять, я что, это вслух сказал?!
Он отворачивается только ради того, чтобы скрыть свои широко распахнутые глаза и смущённое выражение лица, которое быстро наливается краской. Да какого хрена? Он ведь даже не успел эту мысль принять и обдумать, а язык уже взял и выдал всё с потрохами. Он просто-напросто выпадает от самого себя.
– Мне... – Джексон, вообще-то, пребывает в не меньшем шоке, чем он. – Мне не послышалось?..
– Послышалось, – тараторит Марк.
– Нет, не послышалось, – тем не менее, утверждает младший. А потом он наклоняет голову, дабы увидеть чужое лицо, и так вкрадчиво-проницательно интересуется: – Так ты что, хотел бы со мной встречаться, что ли?
– Кто?
– Ты.
– Что?
– Встречаться.
Марк чувствует, как у него ноги подкашиваются; да кто вообще тянул его за язык? Что за бред? Что вообще происходит?
Что вообще происходит.
Вот каким вопросом задаётся Марк, когда Джексон бесцеремонно хватается за его плечи, а потом приближается к лицу. Он накрывает его губы своими, делая это без всякого предупреждения. Марк за одну секунду целиком и полностью забывает, как дышать.
Губы Джексона отдают чем-то спиртовым; должно быть, он успел выпить алкоголя на этой вечеринке. Его горячее дыхание опаляет кожу, а Марк даже не сопротивляется, потому что сопротивляться нечему: Джексон целует нежно, осторожно и ненавязчиво, одаривая своим терпким дыханием. Мир замирает, как бывает каким-нибудь ранним утром, когда кажется, что всё вокруг застыло, или зимой, когда заледеневший воздух растягивает секунды. Марк улыбается в поцелуй неосознанно, непроизвольно; словно чувства и эмоции, которые он так долго хранил и отрицал, держа в секрете от самого себя, пряча в глубине души – наконец-то вырвались наружу. Если бы только все желания сбывались, то он бы пожелал, чтобы этот поцелуй длился вечно; но что же поделать. В этом мире так мало вечных вещей...
Медленно отстранившись, Джексон улыбается, оглядывая Марка с ног до головы каким-то нежным взглядом.
– Ты меня не оттолкнул, – замечает он. – Я могу считать это за «да»?
Марк честно не знает, что ответить. Он выглядит по-настоящему потрясённым.
– Чувствую чувства, – только и бросает он всё, что есть в мыслях помимо перекати-поля.
Джексон смотрит на него с особой нежностью, с нескрываемой и такой отчётливой. С любовью.
– Теперь вечеринка спасена?
Марк устремляет на него пронзительный взгляд; до мурашек.
– Теперь моя жизнь спасена.
И – улыбается. Возможно, от того, что искренне он улыбается так редко, а может, лишь потому, что он такой милый – в любом случае, улыбка эта кажется Джексону какой-то тёплой, уникальной. Он просто не может не радоваться этому. И почему всё происходит так поздно? И почему идти к этому пришлось так долго? Почему всё в этом мире так сложно?..
– В следующий раз я защищу тебя, – твёрдо, уверенно заявляет он. – Нет. Следующего раза даже не будет. Теперь тебя никто не тронет. Так что не думай о плохом, – он берёт старшего за руку. – Эти люди вообще не достойны твоего внимания.
Марк на это усмехается; безобидно и до ужаса мило. Ауры враждебности и отстранённости больше в нём не чувствуется, словно она испарилась без остатка, и на скулах играет белый свет.
– Хоть ты и говоришь так... – вздохнув, произносит он. – Мне казалось, что тебе нравятся эти люди...
– Нет, не нравятся, – Джексон мотает головой. – Они странные. И эта вечеринка – отстой. Мне только одно нравится.
Старший вскидывает брови.
– Я должен спросить «что»?
– Да, желательно.
– Что?
Джексон гордо улыбается.
– Ты.
И целует снова. Вновь накрывает своими алыми губами, и Марк опять охотно поддаётся захватывающей их обоих нежности. Это происходит так спонтанно, а ещё странно выходит, что их первый поцелуй состоится на какой-то там тусе в честь директора универа, в котором они и недели не проучились. Но их это совсем не волнует; не волнует, пока всё вокруг так хорошо, даже если объективно плохо. И, к сожалению обоих, в этот раз поцелуй длится совсем не долго: позади них совершенно внезапно распахивается дверь.
– Пацаны, вы куда ушли? – Ёнджэ буквально вваливается внутрь, после чего так и замирает, увидев происходящее. – Ой, кажись, я не вовремя...
– А как тебя зовут, оппа?~ – в который уже раз.
Снова какая-то девушка интересуется у Джебома, как же его зовут. Он устал повторять одно и то же, но вежливость, присущая ему, никак не позволяет сразу же послать куда подальше. Поэтому он натягивает вполне дружелюбную улыбку и максимально приветливо сообщает:
– Им Джебом.
И, если дальше следуют ещё какие-то вопросы, то он тут же делится:
– Свободен по субботам, в будни учусь, по воскресеньям посещаю церковь Сатаны.
Прокатывает. Почти все девушки тут же завершают диалог. В очередной раз за вечер Джебом с облегчением выдыхает, откидываясь на спинку мягкого чёрного дивана, и переводит взгляд на рядом сидящего Джинёна. У последнего ситуация, к слову, ничуть не лучше.
По крайней мере, за последние полчаса к нему уже успело подойти минимум десять девушек и два парня. Один из парней, правда, по приколу, а одна из девушек просто искала дорогу в туалет, будучи пьяной. Остальным же хотелось познакомиться, что, впрочем, и не удивительно: прямо сейчас Джинён выглядит, как принц, хотя на нём и нет никаких королевских одеяний.
Есть только синяки под глазами.
– Мы не можем уйти пораньше? – спрашивает он, тоже откидываясь на спинку дивана; в голосе скользит усталость.
– Но мы ещё не видели наших, – замечает Джебом, хотя едва ли ему самому хочется здесь быть.
Джинён ничего не отвечает. Он выглядит таким уставшим, словно весь этот день потратил на тяжёлые физические упражнения. А ещё, возможно, не выспавшимся; и если утром это было не так заметно, то ближе к вечеру скрывать невозможно.
– Но, если хочешь, – добавляет Джебом, – то можем уйти.
Джинён прикрывает глаза буквально на несколько секунд; после чего, видимо, осознав, тут же выпрямляет спину и широко их распахивает, выпаливая при этом самому себе:
– Нельзя спать!
– Что? – Джебом непонимающе щурится.
– А? – и Джинён решает построить из себя дурачка.
– Ты сказал «нельзя спать»? – аки детектив, тот склоняет голову на бок. – Почему?
– Я так сказал? – младший вытягивает губы. – Тебе послышалось. Не хочешь выпить?
Даже не дожидаясь толком ответа, он поднимается на ноги. Однако Джебом тут же поднимается следом и успевает схватить его за руку прежде, чем он сделает хоть шаг.
– Что это значит? – интересуется старший. – Ты что-то скрываешь?
Джинён и рад бы соврать и ответить «нет», вот только ведь кристально понятно, ясно как день: от Джебома ему ничего не утаить. Он любую его ложь распознает сразу же. Поэтому Джинён протяжно вздыхает, пытаясь как-то собраться с мыслями. Перед глазами мельтешат неоновые огни, люди танцуют где-то там, ближе к центру зала. Все вокруг веселятся и пьют.
– Да, – в конце концов, кивает Джинён, не зная, что ещё ответить. – Да, скрываю.
Джебом щурится, но без подозрения, недоброжелательности и чего-либо подобного.
– Что? – спрашивает. – Ты можешь мне рассказать.
– Я знаю, что могу тебе рассказать, – тут же с ноткой озадаченности бросает тот. – Но вопрос в том, имеет ли это смысл. Вряд ли ты чем-то сможешь помочь.
– Ты всё равно расскажи, – твёрдо настаивает Джебом, заглядывая ему в глаза – в них ярких малиновый блеск отражается – и, хватая за руку, притягивает поближе к себе.
– Прямо сейчас? – удивляется Джинён.
– Прямо сейчас.
– И ты мне поверишь?
– Конечно, я поверю.
– Во что? – слышится рядом с ними чужой голос.
Джинён даже вздрагивает; а вот Джебом совершенно спокойный взгляд переводит на Бэмбэма, появившегося буквально из ниоткуда. С первых же секунд в глаза бросается его чёрная блузка, так идеально сочетающаяся с его белыми волосами. Чувство стиля, как говорится, не пропьёшь.
– Бэмбэм? А что один? – как ни в чём не бывало, интересуется Джебом. – Где Югём?
– А, – с лёгкостью отмахивается тот. – Сказал, что поехал менять образ. Типа, хочет перекрасить волосы. Поэтому опаздает. – Он с любопытством вскидывает брови. – А о чём вы разговаривали?
– Джинён как раз хотел мне кое-что рассказать, – тот с лёгкой снисходительностью во взгляде скользит по залу, не зная, за что зацепиться глазами. – А тут вдруг ты появился и всё испортил.
– В смысле? – возмущается Бэм. – Как это? А мне что, рассказать нельзя? Я умею хранить секреты, – деловито подмечает он. – Мне можно доверять!
Джинён вздыхает, устало прикрывая глаза.
– Бэмбэм прав. – И сразу же: – Хорошо, я расскажу вам.
Он набирает в грудь побольше воздуха, но прежде, чем успевает произнести хоть слово, Бэмбэм тут же тараторит:
– После того, как ты попал в аварию, у тебя появилась суперспособность?!
И все слова Джинёна на выдохе трансформируются в простое, спокойное и безысходное:
– ...Да.
– Охо, – с довольной улыбкой тянет младший. – На самом деле, это было предположение Югём- ПОДОЖДИ, В СМЫСЛЕ «ДА»?!
– «Суперспособность»? – удивляется и Джебом, глядя на младшего взглядом, требующим объяснений.
– Ну, это не совсем «суперспособность», – объясняет Джинён. – Скорее... Я даже не знаю, как назвать.
– И в чём она заключается? – спрашивает тот.
Джинён снова вздыхает – уже который раз за вечер – и собирается с мыслями – опять же, который раз за вечер.
– Всё началось после той аварии, – начинает он. – Я лежал в больнице несколько дней. В одну ночь было полнолуние, и я увидел странный сон. Я вам рассказывал.
– Да, я помню, – тут же отзывается Джебом. – Ты был Джуниором из той легенды.
– ...Да. И этот сон был...
– Будто реальностью! – вставляет Бэмбэм.
– Да. Так вот, – Джинён прикусывает губу. – Тот сон был довольно долгим, и я увидел несколько последовательных эпизодов. Но дело в том, что они снились мне каждую ночь после этого. Сначала мне снилось, как я гулял с Джейби в каком-то саду. Затем мы были на какой-то людной площади посреди толпы. Я помню, что это был довольно старый город, там ещё даже не было мобильных телефонов, – он напрягает память. – Следующим эпизодом было то, как я с этим Джейби сидели в каком-то доме, и он писал книгу. Наверное, это было «Затмение». Джейби писал её и выглядел... Свихнувшимся? И самым последним, что я видел, была наша подготовка к съёмкам фильма. Я помню, что ходил куда-то из комнаты в комнату, и ещё помню, что тот высокий парень, Далькём, кажется, вёл себя странно. И Джейби тоже вёл себя странно. И на этом... – он поднимает глаза на них. – Всё. Я никогда не заходил дальше этого эпизода.
Ему кажется, что он выглядит сумасшедшим, рассказывая всё это. Однако Джебом воспринимает каждое его слово всерьёз; как и Бэмбэм, который, в свою очередь, ещё и подмечает это всё в своей голове, пытаясь сопоставить и что-то понять.
– И я видел эти фрагменты каждую ночь, – продолжает Джинён так, словно ему это даётся с огромным трудом. – Каждую ночь, одно и то же... Я даже заметил, что иногда стал... Говорить, как Джуниор.
– Эй, а может, – предполагает Бэмбэм, – это наши прошлые жизни? Типа, мы – реинкарнация этих людей из легенды-
– Да какая разница?! – внезапно Джинён повышает голос. – Прошлая жизнь это, галлюцинации какие-то, проклятье, параллельный мир – мне всё равно, в чём дело. Я просто... Я просто не хочу продолжать в таком духе! – он хватается рукой за рубашку в той области, где находится сердце. – Сегодня полнолуние. Если я засну, то увижу следующий, новый эпизод. И, если верить легенде, я увижу убийство. Я просто не хочу видеть продолжение!!!
Спохватившись, Джебом тут же хватает его за обе руки и сжимает их, обдающих лёгким-лёгким холодом.
– Джинён-а, не переживай, – мягко просит он, заглядывая в глаза. – Если что-то случится, я буду рядом.
– Я не думаю, что если ты сегодня не будешь спать, – замечает, между тем, совершенно спокойно Бэмбэм, – то что-то изменится. Наверное, ты всё-таки должен увидеть продолжение.
Джинён отстранённо опускает голову. Увидеть продолжение?.. Во время съёмок фильма должно что-то произойти...
Но... Это же всего лишь сон. Просто сны. Может, всё-таки, не надо всё так воспринимать всерьёз?..
Да какого хуя вообще это происходит?!
– Я боюсь... – честно признаётся он. Так честно, как только может.
Бэмбэм стискивает челюсть, а потом, долго не раздумывая, подходит в Джинёну близко-близко, в конце концов... заключая в объятия.
– Бэмбэм?..
– Если ты видишь эти сны, значит, это что-то значит, – сообщает младший, невозмутимо прижимая его к себе; будто это такое негласное правило, такой вид поддержки, который надо просто принять, как должное. – Может, кто-то хочет тебе что-то сказать. Кто бы это ни был. В любом случае, это имеет огромное значение, поэтому ты не должен избегать это, хён.
Джинён чувствует, как у него дрожат руки. Ещё чувствует, как на них пристально смотрит Джебом, а потом вдруг слышит позади звонкий голос Ёнджэ:
– Ооо, у вас тут обнимашки? Тогда я с вами!
И – он буквально прыгает на Джебома, тут же прижимая к себе, что есть сил. Сам Джебом одновременно и удивляется, и пугается, и чуть ли не падает; к счастью, ноги всё-таки удерживают его.
– Да от тебя перегаром несёт, – замечает он, пытаясь (безуспешно) высвободиться их объятий.
– Дааа? – протягивает Ёнджэ. – Я напился, как чёрт... Ха-ха-ха!
Его интонация упорото скачет, так что сразу становится ясно, что кое-кто здесь в стельку. В конце концов Джебому наконец удаётся вырваться из чужих обнимашек; Ёнджэ отшатывается назад, смеётся, а потом говорит, как ни в чём не бывало:
– А вы знаете, что там Джексон и Марк в туалете целуются?
– Джексон и Марк что? – удивляется Бэмбэм, моментальное забывая обо всём остальном. Джинён, повернувшись, тоже пронзает Ёнджэ ошарашенным взглядом.
– Ой, только не говорите им, – смеётся тот, зажмуриваясь, – что знаете!~
– Знаете что?
А вот и сам Джексон появляется в своей блузке кровавого цвета, а вместе с ним и Марк, на удивление, выглядящий совершенно спокойно. И, несмотря на просьбу Ёнджэ, Бэмбэм просто не удерживается от того, чтобы закричать:
– ДЖЕКСОН, МАРК, ВЫ ТАМ ШПИЛИ-ВИЛИ, ДА?
В следующую же секунду ему прилетает по затылку от Джебома. Ёнджэ ржёт, хотя сам же просил не рассказывть; ну, что с него, пьяного, взять. Марк слегка краснеет и хмурится, а вот Джексон невозмутимо вскидывает брови.
– М? А что? Мы хорошо смотримся вместе, не так ли? – спрашивает он, притягивая Марка к себе за руку.
На это решительно никому не находится, что ответить. На несколько секунд даже нависает тяжёлое, в некоторой степени неловкое молчание. Только зажигательная песня BigBang раздаётся где-то в отдалении, отражаясь от стен. В конце концов Ёнджэ (конечно же) решает нарушить эту гнетущую тишину.
– Ну-ну, давайте не забывать, зачем мы на этой вечеринке! – пропевает он, шагая куда-то в сторону Джексона и чуть пошатываясь. – Днюха директора! Мы должны его поздравить!
– Я всё ещё не понимаю, с какого перепугу он решил в честь своей днюхи устроить пати ин да хаус, – деловито замечает Джексон, – и пригласить весь нахрен универ.
– Наш директор очень общительный и любит вечеринки! – восклицает Ёнджэ с широкой улыбкой, останавливаясь напротив Джексона. – Хён, не мог бы ты принести мне ещё бокальчик шампанского...
– Оно плохо на тебя влияет! – тут же констатирует Марк, скашивая на младшего строгий взгляд.
– Он обещал не нажираться... – вздыхает Джексон и потирает переносицу.
– Как по мне, так в этих тусах нет ничего такого, – с ноткой презрения замечает, в свою очередь, Джинён. – Просто скопление тупых шуток и алкоголя.
– Да ладно, хён, – смеётся Ёнджэ и пихает его в бок, причём довольно-таки сильно. – Все мы заслужили отдых~
– Кстати, обо «всех», – Бэмбэм слегка озадаченно глядит в экран телефона. – Что-то Югём конкретно так задерживается...
– Попробуй позвонить ему, – предлагает Джебом, а потом его взгляд падает куда-то вперёд. – Эй, а там, случаем, не ваш... Ну, то есть, теперь и наш директор идёт...?
И правда: там, в центре зала, шагает директор в окружении каких-то своих коллег из администрации. Многие студенты, заметив его, тут же начинают выкрикивать поздравления; директор же на это вежливо кланяется и посмеивается. В его руке виднеется бутылка хорошего, дорогого вина.
– Давайте его тоже поздравим? – предлагает Джексон, и уже, кажется, собирается подойти к нему. Но успевает только шаг сделать –
его сходу толкает Ёнджэ и мчится к директору первым.
– Наш уважаемый Пак Джинён-ним, поздравляю с днюхой и все дела! – тараторит он, играясь с буквами и интонацией, приправляя всё это смехом и пьяной улыбкой, пока вырисовывается прямо перед мужчиной. – Живите и... И... И... И процветайте!
Директор удивлённо вскидывает брови, а потом – как засмеётся. Наблюдающий за этим Джебом начинает тихо смеяться тоже; Джинён же ударяет себя по лицу. Джексон с Марком срываются с места и оттаскивают (стараются оттащить) Ёнджэ (которому завтра наверняка будет стыдно) куда подальше, параллельно извиняясь перед директором и попеременно кланяясь.
Гудок, за ним другой. Длинный, длинный, длинный и бесконечный гудок. Бэмбэм отходит в тихий уголок зала, где наиболее спокойно и никого нет, где никто не помешает. Странное ощущение, предчувствие с каким-то неприятным вкусом поселяется у него внутри. Что бы это могло значить?..
Наконец, Югём берёт трубку.
– Ало? Югём, что так долго?
– Здравствуйте, кем Вы приходитесь Ким Югёму?
...Или не Югём.
– Что? – сердце у Бэмбэма моментально сжимается. – Я... Я его друг, а что?
Загадочный женский голос по ту сторону трубки звучит довольно сочувствующе. Впервые от чужого сочувствия Бэмбэму хочется закричать.
– Нам очень жаль это сообщать, но несколько минут назад Ким Югём попал в аварию.
‹‹ то, что я ощутил тогда, когда узнал, что ты попал в аварию... это не передать словами. так чувствовал себя и джебом на той апрельской вечеринке, когда джинён угодил в автокатастрофу. это чувство похоже на то, как будто ты стоишь на краю обрыва, и так не ожидая ничего хорошего; и вдруг
тебя толкают, но вместо того, чтобы упасть и умереть, ты всего лишь ломаешь кости,
а потом встаёшь медленно, медленно, медленно и мучительно. ››
– ღღღ –
