ID работы: 8669069

i can't stand the rain

Слэш
NC-17
Завершён
35
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
317 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
35 Нравится 80 Отзывы 13 В сборник Скачать

6. long flight

Настройки текста

łøñġ fŀįğĥŧ

“чтобы ты мог достичь неба, давай убедимся, что нам достаточно одного вздоха чтобы полностью охватить этот мир”

***

      Марк подбирает с пола осколки разбитой им же тарелки. Она раскололась неуклюже, на одну большую и пять маленьких частей, и сделала она это, на самом деле, по прихоти Марка. Он специально уронил её, полностью отдавая себе отчёт, но если бы кто спросил, то – случайно вышло. К счастью, на маленькой кухне участка сейчас никого, кроме него, нет, потому что ещё не время для обеденного перерыва.       Он садится на корточки и выбирает наиболее острый из белых, теперь уже никому не нужных и ни для чего не годных, осколков. Марку отчаянно хочется снова услышать тот голос. Для этого есть две причины: первая – хочется убедиться, что это была реальность, что голос действительно говорил с ним сам по себе, а что это не какая-нибудь галлюцинация или разыгравшееся воображение. Вторая причина – возможно, ему понравились те слова. «Этот мир может стать твоим».       Неужели у Марка действительно может быть свой мир?.. Свой собственный мир, где он уже может не притворяться кем-то, кем не является? Он задирает рукав на левой руке по локоть, пока на правой болтается повязанная вокруг запястья та самая цепь от испорченной им награды, и прикасается к бледной коже самым остриём осколка. Надавливает, вжимает в кожу, и проводит вдоль несколько сантиметров, за которыми остаётся белая полоска, исчезающая почти моментально. Наверное, стоит давить сильнее.       Острый край осколка впивается в кожу и безжалостно продавливает её – Марк проводит линию, не ослабляя нажима, и на поверхности кожи виднеются капельки крови. Они смешиваются в одну единую жидкость; Марк наклоняют руку и чувствует, как тоненький ручеёк крови медленно-медленно стекает к ладони. От жгучей боли, приносимой порезом, предплечье словно горит, концентрируя огонь в одном месте, который, кажется, превращается в красную лаву, всплывает на поверхность и течёт, будучи уже холодной... Кто бы мог подумать, что боль может быть такой приятной? Хотя делo даже не в боли. В кровотечении.       Родителям Марка бы точно это не понравилось. Хотя у Марка, вообще-то, нет родителей. Они были у Минхёна. Тупые и недальновидные, помешанные на религии и мифическом спасении люди. Жизнь Минхёна их даже не интересовала, пока он находился за пределами церкви. А стоило только войти внутрь – как сумбурные речи об очищении грехов, о спасении, о рае и аде тут же били по телу, закрадывались в самую голову, в нутро, не оставляя места больше ни на что другое. Бог, которого даже не существует, был им дороже собственного сына. Странно, что родители могли заставить Минхёна пасть на колени перед Святым отцом и молить о прощении грехов, но не могли от этих самых «грехов» уберечь.       Наверное, они до сих пор не знают, где он. Они не искали Минхёна. Они даже не знают, где он учился, не знают, куда он пропал одной зимней ночью. Марк до сих пор помнит тот день в ярких красках: билет на поезд до Сеула, знакомство со странным парнем по имени Ли Тэён, его неожиданная помощь. Родители бы ни за что не поверили, что какой-то полицейский, который и курит, и матами бросается, и чего только не делает, помог их сыну, позаботившись о фальшивых документах, по которым Минхён не какой не Минхён, а Марк, и родился на несколько лет раньше – всё ради того, чтобы устроиться на работу. Да, наверное, у них бы произошёл разрыв шаблонов.       Увидев Марка прямо сейчас, они бы окрестили его «больным мазохистом» в самом наихудшем и презрительном значении этого слова и пожелали бы самых адских мук в геене огненной.       Марк и сам не замечает, как сделал на своей левой руке уже несколько кровавых порезов, которые выглядят, пожалуй, не очень красиво; но ведь главное не то, как они выглядят, а то, что Марк чувствует... Облегчение... Ни чем не объяснимое приятное чувство, сравнимое с ощущением освобождения. Но почему тот голос не появляется?..       – Марк? Что ты делаешь?       Он вздрагивает, когда слышит позади Бэкхёна. Нельзя, чтобы он что-либо увидел. Марк тут же натягивает рукав и вскакивает на ноги, мысленно надеясь, что это вовсе не подозрительно. На правой руке дребезжит цепочка, и когда младший уже глядит Бэкхёну прямо в лицо, тот устремляет взгляд именно на его руку.       – Что произошло? – спрашивает он, хотя по интонации не скажешь, что ему действительно интересно. – Что это за цепочка?       – Я разбил тарелку, – выдаёт Марк на автомате, выдавливая какое-то подобие улыбки. – Случайно. А цепочка...       – Разве это не с той статуэтки, что вы с Тэёном разбили? – Бэкхён переводит взгляд с чужой руки прямо Марку в глаза. – Почему бы тебе не отдать её майору?       – Ну... Я...       – Ты не поранился?       – Н-нет, – от этого вопроса Марк почему-то дёргается. Он и сам не замечает, как с левой руки, прикрытой рукавом, падает капелька крови. А Бэкхён замечает. Очень даже отчётливо видит. Хотя и притворяется, что нет.       – Хорошо, – лишь бросает он, а потом, как ни в чём не бывало, обходит младшего и шагает к холодильнику. – Вода ещё осталась?       Марк поджимает губы и с растерянностью прячет руки за спиной. Только сейчас замечает стоящего на пороге Чанёля; тот, как всегда, помалкивает, а лицо у него – каменное, стеклянное, не выражающее никаких эмоций.       – Д-да, – отвечает Марк, – там ещё несколько бутылок...       – Как отлично! – пропевает Бэкхён, открывая холодильник и вынимая оттуда одну из бутылок с водой. – У меня как раз кончилась.       Марк мнёт цепь холодную в руках, проводится пальцами по металлу, обдающему кожу неприятным холодом. Только сейчас понимает, что забыл надеть линзы утром. Понятно, почему всё такое расплывчатое перед глазами.       – Бэкхён-хён, – зовёт он негромко, но с едва уловимой надеждой в голосе. – Может, тебе нужна какая-нибудь помощь? Ну, там, что-нибудь с документами, отнести что-то, или...       – Нет, Марк, – отрезает тот, однако, с улыбкой, потряхивая бутылку воды в руках. – Ты и так всегда мне помогаешь.       – Да, но... – в блестящем металле он с трудом разглядывает своё отражение. – Скоро ведь будет суд... Над Лукасом... Ты разве не нервничаешь?       – Нет, – ухмыляется старший по-доброму. – Я уверен в Чанёле.       – Я тоже... Уверен в прокуроре Пак, – вздыхает Марк. – Но адвокат Ли ведь тоже не из робкого десятка... Я даже не знаю, как всё повернётся...       – Скажи, Марк, – Бэкхён подходит ближе к нему и глядит в глаза, – ты на моей стороне?       У него взгляд – в самую душу; в эту секунду Марк не может понять, с каких пор эти, казалось бы, незнакомые малиновые глаза стали для него такими привычными и обыденными, выражающими не что иное, как доброжелательность, принятие, близость, такие... Родные? Даже родители Марка на него никогда /так/ не смотрели.       – В-в смысле? – переспрашивает он; голос дрогает.       – На моей, – твёрдо повторяет Бэк, всё ещё взгляда не отводя и не моргая даже, – или Тэмина?       – Я... Я не знаю... – выдавливает Марк, потому что выбор и правда сложный, но... /На самом деле, я бы хотел выбрать твою сторону/. – Ты выглядишь усталым, хён... Точно не нужна моя помощь?       Бэкхён сначала выдерживает недолгую паузу, а потом тихо-тихо смеётся, облокачивается на стол и скрещивает руки на груди, глядя на младшего при этом с ноткой какой-то иронии.       – Хватит, Марк. Ты переживаешь за меня больше, чем я сам, – произносит он не без улыбки. – Подумай о себе, займись своими собственными делами.       – Не думаю, – тем не менее, хмыкает тот, – что у меня сейчас есть какие-то дела...       – Ты ущемляешь себя в угоду этому миру, а мир этого даже не замечает, – говорит Бэкхён. – С таким подходом ты будешь страдать снова и снова. Займись собой.       Они смотрят друг другу прямо в глаза ещё несколько молчаливых секунд, словно пытаются копаться в чужих мыслях, хотя это давно известная и не нуждающаяся в доказательствах истина: в чужую голову не залезешь. Вот и сейчас Марк не понимает, почему Бэкхён сегодня выглядит таким особенно задумчивым, отвергает его помощь и даже не нервничает перед судом, хотя он истец; а тот, в свою очередь, не понимает, почему Марк прямо сейчас без особых эмоций выдаёт какое-то многозначительное:       – Хах.       – Это смешно? – спрашивает Бэк, прищуриваясь. Но смех – это, похоже, не совсем то, что Марк имел в виду.       – Бэкхён-хён, – начинает он, опуская взгляд в пол и пряча его под отросшей чёлкой, – можно ли мне задать тебе странный вопрос?..       – Конечно, – даже не раздумывая, улыбается старший. – Но я не обещаю, что отвечу на него.       Марк закусывает губу. Сегодняшний день солнечный, освещает кухню вышедшими из-за облаков лучами горящего шара, крадётся по полу к белым кедам парня, засвечивает белые осколки разбитой тарелки, так безучастно валяющейся на полу.       – ...Тебе когда-нибудь нравилось чувствовать боль?       Атмосфера напрягает Марка: майское солнце светит, и, если выглянуть в окно, то под просторным голубым небом все проблемы покажутся не иначе, чем ерундой; Чанёль, всё ещё стоящий в проходе, пристально глядит на него, молчит и не двигается, а Бэкхён безмятежно делает глоток воды из бутылки, будто вопрос младшего он слышит не впервые или, по крайней мере, ни капли не удивлён.       – Боль? – он вскидывает брови. – Нет. Она мне не нравится. В этой жизни я питаю особую любовь только к еде и к расследованиям, – его губы трогает улыбка, – а ко всему остальному отношусь хладнокровно.       – Правда? – Марк поднимает на него удивлённый взгляд, потому что такого ответа он не мог даже подозревать. – Но... А как же другие люди?       – Они мне тоже не нравятся, – заключает Бэкхён; и всё ещё улыбается-улябается-улыбается.       – Почему, хён? – младший с вопросом в глазах склоняет голову набок. – Не зря ведь говорят, что тот, кто ничего и никого не любит, гораздо несчастнее того, кого никто не любит.       Да и к тому же, по тебе не скажешь, хён. Ты ведь всё время улыбаешься.       – Ну, хватит об этом, – бросает Бэкхён с ухмылкой, проводя рукой по своим мягким волосам. – Мне пора идти. Не забудь прибраться тут, Марк, – своим кивком он явно намекает на разбитую тарелку. – Только не поранься.       – Угу, – кивает Марк, хотя резкая смена настроения старшего ставит его в недоумение. – Если тебе будет что-то нужно, хён, то можешь попросить меня.       – Конечно! – Бэк улыбается ярко во все свои тридцать два зуба прежде, чем разворачивается к выходу, к Чанёлю, и уходит.       Когда они отходят уже на достаточно большое расстояние от кухни, сопровождаемые тусклым освещением коридорных ламп, Бэкхён наконец может позволить себе выдохнуть со спокойствием.       – Сколько время, Чанёль? – спрашивает он твёрдо.       – Одиннадцать четырнадцать, – хладнокровно отвечает Чанёль, бросив быстрый и короткий взгляд на наручные часы.       – Отлично. Ещё около часа, чтобы собраться, – произносит Бэк, и диалог этот с Чанёлем всё больше походит на диалог с пустотой. – Этот Марк спросил меня, почему же я не нервничаю. Но зачем мне нервничать? Мои соперники заранее обречены на провал. Если ты понимаешь, о чём я, – он слабо усмехается. – Ну ты понимаешь, да? С кем мы имеем дело. Нарцисс Тэмин, зазнавшийся адвокат, явно кайфующий от судебных разбирательств. Слабый на голову Лукас, потенциальный зэк, которому место за решёткой. Подозрителный Тэён, что-то явно не договаривающий, но вряд ли готовый раскрыть нам свои секретики в силу своего железного менталитета. Его цепной пёс Тэн, помешанный на своей работе, но не представляющий опасность, ведь его все здесь держат за чудика.       Их шаги вдоль коридора раздаются таинственным эхом, а где-то впереди уже виднеется дверь в личный кабинет, и с каждым произнесённым своим словом Бэкхён всё больше чувствует в груди нарастающий азарт. Ненормальный, дикий азарт; предвкушение от предстоящей ему игры с Ли Тэмином, которого он готов раздавить, как букашку, и показать, кто достоин быть главным. Кто победит в этой игре в справедливость.       – И, наконец, вишенка на торте: Марк, странный и какой-то замкнутый, но такому, как я, ничего не стоит обвести его вокруг пальца. – Он улыбается, и даже в этой темноте от улыбки этой веет чем-то зловещим, чем-то ненормальным и совсем не доброжелательным. – Достаточно только втереться к нему в доверие. Странная, конечно, компашка, и Тэмин этот не из лёгких...       Они останавливаются ровно напротив двери с покосившийся табличкой «сорок два». Рядом, под ногами, покоится разрастающаяся монстера, элегантное чудовище, поглощающее энергию всяких недоброжелателей, топчущихся у порога кабинета.       – ...Но я и не с такими справлялся.

***

      Тэн правда не понимает, почему суд над Лукасом должен проходить в такой маленькой и тесной комнате. В обычном самом кабинете, где в центре стоит столик для судьи. Хотелось-то огромный зал для суда, как в каком-нибудь фильме, но нет; это ведь обычное дело о наркотиках. И вместо того, чтобы наблюдать, как блистает Тэмин на заседании, Тэн вместе с Тэёном вынуждены просто ждать под дверью. Зашибись.       Тэмин сегодня, кстати, выглядит на порядок лучше, чем во все предыдущие дни; хотя куда уж лучше? В трикотажном синем пиджаке, с волосами пшеничными, рассыпанными по лбу, с помадой нежно-розового оттенка на губах, и весь – светится изнутри, излучает уверенность, целеустремлённость, что кажется даже, будто под его напором любой соперник сразу же сломается. Он облокачивается на стену, убирая непринуждённо прядь волос за ухо, и от того, как расслабленно и одновременно с тем завораживающе он выглядит, у Тэна внутри всё сжимается, и хочется просто смотреть, смотреть, смотреть.       – У нас ещё примерно пятнадцать минут, – сообщает Тэён как бы между делом и садится на самый крайний стоящий рядом с дверью стул, коих в коридоре, на самом деле, не очень-то много.       – Заебись! – восклицает Лукас с непонятной интонацией – не то радостно, не то разочарованно, его не понять – и тоже садится на один из этих стульев, только на другой от Тэёна край.       Тэмин перебирает в руках какие-то бумаги, в которых Тэн ни черта не разбирает, а потом, как ни в чём не бывало, бросает:       – Не мог бы ты, пожалуйста, не пялиться на меня так пристально, Тэн?       Чёрт. Ну как он заметил? Тэн чувствует, как заливается краской, но ещё пытается как-то оправдаться:       – Я н-не на тебя смотрю, а н-на стену. – И демонстративно даже взглядом пробегается по этой стене, добавляя для большего эффекта: – какой красивый белый цвет...       Тэмин как-то незаметно хмыкает себе под нос, а Тэн мысленно надеется, что ведёт себя совсем не подозрительно. Он и сам причины своего поведения не особо понимает, но каждый, стоит только взгляду упасть на Тэмина – внутри всё сжимается, пульсирует, переворачивается вверх дном, как лодка, подхваченная штормовыми волнами холодного океана. Он даже сам не замечает, как увлёкся рассматриванием стены в перспективе, и случайно взглядом наткнулся на идущего (хотя, скорее бегущего) по направлению к ним Марка.       – О, Марк?       – Я не опоздал? – тот приветственно улыбается, останавливаясь рядом с Тэном, и пытается отдышаться, потому что во время своего бега за дыханием совсем не следил.       – Приветик, Марк, – бросает Тэён как-то по-своему хладнокровно. – Хотя бы теперь я не единственный адекватный человек здесь.       – Не понял, – отрезает Тэмин, выглядывая из-за своих бумаг. – Мне показалось, мы поладили?       – С этим монстром поладить невозможно, – то ли в шутку, то ли всерьёз замечает Лукас, пальцем указывая на Тэёна.       – Тэён-хён не монстр! – вмешивается Марк, а потом уверенность стремительно покидает его лицо, и он виновато прячет взгляд. – То есть... Тэён-сонбэ.       – Почему ты в очках? – интересуется Тэн, и ему даже не приходится наклонять голову, чтобы уловить взгляд младшего, ведь в силу его роста всё и так видно.       У Марка и правда надеты очки, круглые такие, как у ботаника; он носил очки последний раз, кажется, как раз в те времена, когда таким ботаником и был. Он улыбается в своей манере мило, и, по правде говоря, благодаря этой своей улыбке в такие моменты на самого настоящего подростка походит.       – Я забыл линзы, – отвечает он. – Пришлось одолжить очки у сержанта Ли.       – Что ты всё с этой цепью носишься? – вдруг с каким-то особым недовольством в голосе спрашивает Тэён, когда замечает обмотанную причудливо вокруг руки младшего дребезжащую цепочку. – Выкинь её уже.       – А, это... – Марк почему-то прямо-таки теряется под напором его пронзающего взгляда, который, кажется, не успокоится и не расстворится, пока не получит исчерпывающий ответ. Рука как-то сама по себе прячется за спину, звеня металлическими кольцами цепи, и нависает весьма неловкое, напряжённое молчание.       Неизвестно, сколько бы ещё оно могло продолжаться, если бы не совершенно внезапный-резкий-неожиданный голос Чонина, раздающийся откуда-то с противоположной стороны:       – Опа, я не вовремя?       Конечно же, все тут же оборачиваются. Чонин явно не в курсе, как стоит одеваться в такие места, потому что перед ними стоит какой-то стильный-модный-молодёжный парень в блестящей красной кофте и узких джинсах, глядит из-под тёмной чёлки своими глазами-рубинами, подведёнными зачем-то так, будто на фотосессию собрался, не иначе.       – ...Ебать, – констатирует Тэён, первым отходя от «шока». – Он-то здесь чё делает?       – Я позвал, – с хитроумной улыбкой бросает Тэмин, скашивая на Тэёна многозначительный взгляд. – Хотя бы теперь я не единственный ахуенный человек здесь, – потом поворачивается к Чонину. – Приветик, Чон-       – Тэми-и-и-ин! – Чонин без всякого предупреждения с диким – действительно диким – воплем бросается прямо на Тэмина, заключает его в объятия крепкие-крепкие, такие, что весь воздух из лёгких выбивают, и бесконечно ярко улыбается. – Мы так давно не виделись! Целую неделю! Я так рад тебя видеть! А ты рад меня видеть? Тэмин?..       – Я не могу... Дышать... – шепчет Тэмин, изо всех сил глотая воздух; вот только Чонин его не бормотания не догоняет.       – Что-что ты сказал? – и, более того, отпускать даже не собирается.       Тэн больше не может на всё это смотреть, поэтому, собрав всю силу в кулак, метается к ним, и, этой самой силы случайно не рассчитав, буквально отталкивает Чонина в сторону.       – Хватит! – ещё и кричит он, а потом переводит взгляд на Тэмина, с облегчением выдыхающего. – Ты в порядке, Тэмин-ши?       – О, а ты кто? – Чонина его действия, кстати, ни сколько не смущают и не напрягают, и он даже с заинтересованной улыбкой заглядывает Тэну в глаза. – Айщ, подожди, сейчас вспомню... Так... Да, я тебя уже видел, ты полицейский с коротким именем, – а потом вылавливает взглядом и Марка, стоящего позади. – О, а ты, кажется, Марк, да? А ты... – натыкается на Тэёна, сидящего на стуле и пронзающего его холодным, железным и явно не доброжелательным взглядом. – ...Та падла, что меня допрашивала.       – Так-так-так, кажется, мы найдём общий язык, – усмехается Лукас, потому что слова «падла» в адрес Тэёна, похоже, греют ему сердце. – Ты же меня помнишь, а?       – Тебя-то помню, Лукас, – Чонин отзеркаливает его дружелюбную улыбку. – Такое не забыть. Ааа, стоп... – он метает взгляд на Тэмина, а с Тэмина обратно на Лукаса, – это ты что ли подсудимый?       – Ну да, я, – Лукас улыбается ещё шире, и – о боже – до чего же жуткая эта улыбка. – А чё?       – А где этот, как его... – Чонин про его вопрос тут же забывает, пытаясь что-то припомнить, и чешет затылок. – Ну... Бэкхён?       – Скоро придёт, – бросает Тэмин, после чего снова принимается перебирать свои бумаги. Для едва ли не задушенного человека он на удивление спокоен.       – А ты с ним знаком? – совершенно невинно интересуется Тэн, склоняя голову набок и глядя с нескрываемым любопытством.       – Нет, но мне Тэмин про него рассказывал, – объясняет тот. – Типа, он какой-то мутный чел и, походу, ненавидит Тэмина.       – Меня он тоже ненавидит, – Лукас поджимает губы и вскидывает вверх руку для привлечения внимания.       – И меня, – Тэён тоже руку поднимает; он и сам не ожидал, что когда-нибудь будет согласен с Лукасом.       – Вахах, это чё такое? – смеётся Чонин, глядя на них с чем-то ребяческим, мелькающим в глазах. – Он настолько злой и недружелюбный?       – Да он вообще чёрт, – бросает Тэмин с ноткой иронии, даже взгляда не поднимая. – Из ада. Хотя по внешности не скажешь.       Марк правда не понимает, что заставляет их так отзываться о Бэкхёне; а ещё не понимает, почему его это так задевает, хотя к нему это совершенно никак не относится. Но что-то внутри дрогает, и он – неожиданно для всех остальных – повышает голос:       – Д-да как вы можете говорить так про Бэкхёна-хёна?       Молчание. Такое нежелательное, напряжённое и портящее всю атмосферу молчание, нарушаемое лишь слабым звоном стукающихся друг о друга металлических колец цепи. И полный, кажется, гнева, самого настоящего гнева, вгляд Марка.       – Марк? – выдавливает кое-как Тэн, слегка ошарашенный его внезапным повышенным тоном и этим взглядом. – Ты слишком серьёзно всё воспринимаешь...       Понимая, что вот-вот может нагрянуть и вторая волна рассерженных слов, исходя из выражения лица Марка, Лукас решает разбавить обстановку, пока не поздно:       – Воу-воу, пацаны, давайте только без разборок.       – Вот-вот, – с согласием кивает Чонин, – мир, дружба, жевачка!       – Осталось десять минут, – решает и Тэён свои пять копеек вставить. Из-за своего постоянного напоминания о времени он походит, пожалуй, на какого-нибудь робота.       В эту секунду из-за облаков выходит солнце, пробегаясь солнечными зайчиками по стене. Тэн решает, что Тэмину, похоже, сейчас очень нужно приободрение, поэтому на одних пятках разворачивается к нему, и с улыбкой такой яркой-яркой, светящейся, как лампочка, заявляет:       – Я уверен, что ты оправдаешь Лукаса, Тэмин-ши. Ты ведь гений, – улыбка становится ещё шире, – ты точно сможешь!       Возможно, из уст кого-либо другого это звучало бы, как лесть, но Тэмин почему-то уверен, что Тэн говорит искренне, по-настоящему; эти чёрные, как весенняя ночь, глаза напротив не могут ему соврать. Он и сам не знает, почему. Откуда вообще в его голове (или где там они находятся) взяться таким чувствам?..       – Угарно будет, – с какой-то иронией в голосе замечает Лукас, – если ничё не получится и меня посадят.       – Ещё одно такое уничижающее моё достоинство слово, – твёрдо комментирует Тэмин, – и я откажусь тебя защищать.       – Но эй, – напрягается тот, – я пошутил.       – А я нет.       – Но я же такой классный, – настаивает Лукас, глядя на парня широко распахнутыми глазами, будто пытаясь подкупить этим довольно-таки миловидным взглядом, – правда. Меня одно удовольствие защищать. Разве нет?       – Хаха, – усмехается Чонин по-доброму, – а ты, я смотрю, уже и манеру речи его перенял. – Потом с улыбкой, присущей ему одному, переводит взгляд на Тэмина. – А ты чё такой серьёзный и не многословный сегодня, бро?       Тэмин решает не отвечать на этот вопрос, и за него, как ни странно, отвечает Тэн:       – А ты попробуй не быть таким серьёзным, когда истец – это Бэкхён.       Неожиданно для всех, Тэмин довольно громко и демонстративно вздыхает, будто намеренно пытаясь привлечь к себе всеобщее внимание. И это у него, кстати, получается; все тут же, как один, замолкают, и устремляют на него разнообразные – от заинтересованности до раздражения – взгляды, ожидая, очевидно, дальнейших его действий.       – Вам всем совершенно не о чем беспокоиться, детишки, – заявляет он твёрдым голосом, а на лице буквально написаны самоуверенность, целеустремлённость, решительность, заполняющие его душу целиком и не оставляющие ни одного миллиметра на какие ты то ни было сомнения. – Я понимаю, что у этого прокурора Пак Чанёля практически нет проигрышей, а у Бэкхёна ни одного нераскрытого дела. Но. – Он намеренно делает короткую паузу. – Есть два типа адвокатов: те, которые знают закон, и те, которые знают судьбу. Поэтому не волнуйтесь, – его губы растягиваются в замысловатой улыбке. – Всё в моих руках.       – То есть ты относишься ко второму типу? – спрашивает Тэн, когда вдруг чувствует, как какое-то неприятное чувство закрадывается в грудь. – Но... Это же не честно.       – Не суйся, моралфаг, – с какой-то совсем не присущей ему серьёзностью проговаривает Лукас своим низким, глубоким голосом. – Иногда нужно отбросить «плохо» и «хорошо». Как говорится, хочешь жить – умей вертеться.       – Может, с моей стороны это странно прозвучит, – Тэён опять решает вставить свои пять копеек в разговор, – но я почему-то уверен, что Тэмин оправдает Лукаса. Даже если тот отпетый наркоман.       – Да не наркоман я! – злится Лукас по-настоящему. – Говорю же, это была реальность, а не галлюцинации.       – Как бы там ни было, – начинает Тэмин, оглядывая всех с каким-то высокомерным выражением лица, – я надеюсь, вы в курсе, что законом запрещена именно торговля наркотиков. Но не употребление. Достаточно всего лишь свалить всё на друга Лукаса, с которым мы уже договорились.       – Да-а, – соглашается Лукас, потягиваясь на стуле, – хорошо, что мой любимый Чону согласился помочь. Он-то со всякими этими юристами на изи разберётся, а меня отпустят.       – Ого, – усмехается Тэён, – у тебя есть друзья?       Тэн глядит на Лукаса с каким-то недоумением, а потом переводит полный радости-воодушевления-восхищения-очарования и всего остального взгляд на Тэмина:       – Да ты и правда гений!       И ему хочется, правда, обнять его, или хотя бы взять за руку, хоть как-то прикоснуться, но – никто этого не поймёт, да и Тэмин вряд ли оценит. Сам Тэн едва понимает себя; но почему-то, глядя сейчас старшему прямо в глаза, его сердце пропускает несколько ударов. Он не знает, правда не знает, почему ему так нравится находиться рядом с Тэмином, почему он чувствует с ним какую-то связь, какую не чувствовал, кажется, ни с кем и никогда. Но, наверное, для этого и не нужны причины, верно? Не всё в этом мире можно объяснить, и особенно это касается чувств и эмоций человека, которые вообще не поддаются чему-то рациональному. Поэтому Тэн не придаёт значения буре, возникающей в его груди при одном только упоминании о Тэмине; наверное, так и должно быть, и ничего с этим не поделать. Наверное, это пройдёт.       Солнце скрывается за очередным облаком, погружая коридор в тихую, меланхоличную тень, когда они все слышат приближающиеся к ним шаги, эхом раздающиеся вдоль белых стен. Это Бэкхён и Чанёль; последний в чёрной мантии прокурора, которая ему, на минуточку, очень даже идёт, а первый – как и всегда улыбается. И, как и всегда, не понятно, что именно скрывается за этой улыбкой.       Марк пристально смотрит на Бэкхёна, хотя тот, кажется, его и не замечает совсем. Младший почему-то чувствует себя предателем, лишним среди всех их, и ему хочется просто взглянуть Бэкхёну в глаза и сказать как есть: «Хён, они тебе не рады». И, вероятно, если бы он действительно сказал это вслух, то Бэкхён бы ответил что-то вроде: «Как будто бы меня хоть раз волновало чужое мнение».       – Ну, здравствуй, – кланяется Бэкхён, и теперь его улыбка адресована именно Тэмину, – мой дорогой advocatus diaboli.       – И тебе привет, – тот в ответ лишь гордо задирает голову, – Бён Бэкхён. Понятия не имею, кем ты там меня назвал.       Бэкхён беззвучно ухмыляется и оценивающим взглядом пробегается по всем присутствующим, рассматривая каждого, пока, наконец, не останавливается на Лукасе.       – Ну что, Вон Юкхэй, – всё та же улыбка никак не сползает с его лица, – готов отправиться за решётку, или уже придумал фальшивые доказательства?       Лукас выдерживает недолгую (тяжёлую) паузу, после чего поднимается на ноги и теперь с враждебностью глядит на парня сверху вниз.       – Слушай сюда, – цедит он сквозь зубы. – Manifestum non eget probatione.       Бэкхён, кажется, понял значение этих слов – единственный из всех. Он ухмыляется как-то снисходительно, а потом, не теряя больше ни секунды, ступает к двери, открывает её и заходит в кабинет.       – Не стоит стоять под дверью, как непрошенные гости, – параллельно бросает он с каким-то едва уловимым презрением. – Судья вот-вот придёт.       Тэмин тем временем оборачивается на Лукаса и почти шёпотом интересуется:       – Откуда ты знаешь латинский?       – Да так, – довольствуясь собой, улыбается тот и ведёт плечом. – Говорю же: я всё знаю.       Тэмин закатывает глаза, после чего вместе с Лукасом заходит в кабинет, а остальные только молча остаются ждать их под дверью. Буквально через пару минут приходит и судья, какой-то напыщенный мужчина в прямоугольных очках; он смеряет их пренебрежительным взглядом, после чего закрывает – захлопывает даже – за собой дверь в кабинет. Слышится поворот ключа в замке. Теперь там, за стеной, начинается судебный процесс, и Тэн мысленно желает Тэмину удачи, даже руки складывает в моляземся жесте; хотя и знает, что никакая удача ему не нужна.       – Это и есть Бэкхён? – интересуется, в конце концов, Чонин, садясь на один из стульев. – Как-то я не так себе его представлял...       Марк тоже садится на стул, тот, что рядом с Тэёном, и, следуя примеру Тэна, тоже руки складывает вместе и даже прикрывает глаза.       – Иисус, Будда, Аллах, прошу вас, – шепчет он, перечисляя тех богов, которых помнит, – помогите нам...       – Не верь богам, – Чонин игриво пихает его в бок и подмигивает, – которые не танцуют.       – Я бы перефразировал: не верь богам вообще, – комментирует Тэён с присущей ему хладнокровностью. – Верь только себе и надейся только на себя.       – И на Тэмина, конечно же, – добавляет Тэн с воодушевлённой улыбкой, так, будто озвучивает какой-то общеизвестный факт.

***

      – И потом Тэмин такой говорит, что щас позвонит Чону...       – И вы реально позвонили?! – Чонин от волнения перебивает Лукаса, рот даже прикрывая рукой от удивления.       – Ну канеш, – тот вздёргивает брови вверх. – И Чону, как мы и договаривались, подыграл.       – Пиздец, – выдаёт Тэн, который, как и Чонин, кажется, сейчас взорвётся от переизбытка эмоций. – Как вы вообще всё это придумали?       Когда они все, наконец, оказываются на улице, Тэмин останавливается на самом краю крыльца. Лучи солнца ожидаемо засвечивает его светлые волосы, которые он лёгким движением руки откидывает назад; даже такой простой жест выходит у него изящным, красивым и утончённым.       – Нет ничего такого, с чем бы я не мог справиться, – почти что пропевает он.       – Ты, наверное, был таким крутым! – восклицает Чонин, который всё крутится вокруг него, и так и замирает с восхищённым выражением лица.       – Подтверждаю: он был очень крутым, – сдержанно, но гордо подмечает Лукас, и для большего эффекта даже хлопает в ладоши.       – Я даже не сомневался, что ты оправдаешь Лукаса, – произносит Тэён, на удивление, с улыбкой – хоть и слегка натянутой, но, всё же, улыбкой. Порыв прохладного ветра залезает ему прямо в фиолетовые локоны волос и заставляет слегка щуриться.       А вот Тэну, на самом деле, нечего сказать. Он глядит на Тэмина с по-прежнему восхищённым и удивлённым выражением лица; его чёрные волосы ветер тоже колышет, они лезут безжалостно в глаза, но Тэн не может даже поднять руку, чтобы убрать их. Не может – потому что тело словно парализует, и мысли исчезают, и вообще всё вокруг исчезает: остаётся только Тэмин, один-единственный Тэмин, один во всём этом мире. Такой красивый, в синем пиджаке, с волосами, развевающимися на лёгком майском ветру, с голубыми глазами, в которых играют солнечные зайчики. И даже природа вокруг и полицейский участок, попадающий в поле зрения, будто размываются и теряются, как ненужный элемент, тускнеющий на контрасте с Тэмином; Тэну кажется, что он, в самом деле, может представить любой фон, даже самый шикарный из тех, что когда-либо видел – и он всё равно не сможет затмить Тэмина. И ему так нравится видеть то, как старший сейчас улыбается, как он светится на солнце, такой красивый, такой крутой и умный адвокат, который без особых усилий оправдал этого странного Лукаса, и, в то же время, совершенно обычный человек, со своими проблемами, взглядами и мировоззрением. Человек, с которым Тэн ещё недавно гулял вместе, который поделился с Тэном своим секретом, когда они сидели на скамейке в том парке, тот, с кем Тэн разделил те прекрасные моменты, когда светило яркое солнце и когда шёл холодный дождь, тот, кто ему помог и тот, кто ему поверил, кто сказал те важные для него слова... «Слово “странный” тебе не подходит. Тебе подходит “уникальный”».       Тэмин ведь и сам – тот ещё экземпляр. Он тоже уникальный, а если не уникальный, то точно – единственный в своём роде; по крайней мере, Тэн таких, как он, ещё никогда не встречал. И ещё никогда его сердце не билось так быстро при виде кого-то, и странные чувства ещё никогда не заставляли его душу выворачиваться наизнанку, демонстрируя всем окружающим его внутренности, его нутро. Нет, с таким Тэн ещё не сталкивался. И что с этим делать – он понятия не имеет.       – Это ты-то не сомневался? – с ноткой сарказма переспрашивает Лукас, глядя на Тэёна сверху вниз.       – Эй, не надо на меня свой грозный взгляд бросать, – просит Тэён, сохраняя сдержанность в голосе. – Мы же почти поладили, притормози.       – «Притормози»? – усмехается тот. – Не, извини, не твоя остановка.       – Какой же ты... – цедит Ли, – ...несговорчивый мальчик.       – Мы вам не мешаем? – с невинной улыбкой интересуется Чонин, выглядывая из-за тэминова плеча.       – Честно или безобидно? – скалится Лукас. А потом – внезапно – смеётся.       И его смех, словно по цепной реакции, подхватывают и остальные. Тэн, правда, не успевает уловить момент и понять, над чем именно они все смеются, но за компанию смеётся тоже. И больше всего, пожалуй, в этом моменте ему нравится то, как звучит смех Тэмина, который он слышит даже сквозь все остальные голоса. И сердце снова пропускает несколько ударов, от которых вопросов только больше; вопросов к самому себе.       Марк остаётся в стороне от них всех; он выглядит мрачным и незаинтересованным в разговоре, но, на самом деле, никто этого не замечает. Он поправляет очки, как вдруг видит, как из здания выходит Бэкхён; останавливается у другого края крыльца, устремляет взгляд куда-то в бездонное небо и – глубоко-глубоко вдыхает свежий весенний воздух.       – Бэкхён-хён! – зовёт Марк, заставляя и всех остальных обратить внимание на Бёна.       Солнце прячется за облаками, напоминающими белую мягкую вату, и ветерок дует снова, заставляя волосы лезть в глаза. Бэкхён поворачивается к остальным парням, но, к удивлению (или ожиданию) Марка, на него даже не смотрит. А смотрит он на Тэмина; пронзающе, пробирающе до самых, кажется, костей. И улыбается-улыбается-улыбается этой своей улыбкой, которая, на самом деле, такая же, как и всегда, но. Конкретно сейчас она никакой дружелюбной не кажется.       – Ты был просто восхитителен, – произносит Бэкхён, перебирая игриво буквы, и медленно шагает к парню, – Ли Тэмин.       – Спасибо, – отзывается тот, отзеркаливая чужую жутковатую улыбку, – я знаю.       Бэкхён замирает в нескольких сантиметрах от него и с нескрываемым вызовом глядит в глаза; они как два хищника, сцепившихся между собой, и ни один из них не собирается уступать другому.       – Но это ещё не конец, – произносит Бён, ни на секунду не меня выражения лица. – Я не проиграл.       – Ты о чём? – интересуется Тэмин, потому что правда не понимает; но звучать старается всё так же сдержанно и гордо.       – Я обязательно проведу расследование и докопаюсь до сути, – отвечает тот, и улыбка его, кажется, становится ещё шире ещё более зловещей. – Боюсь, никому из нас не понравится правда, которая всплывёт наружу. – Он слегка наклоняется в бок, чтобы встретиться глазами со стоящим позади Тэмина Лукасом. – Верно, Вон Юкхэй?       – Ты никогда не сможешь сам докопаться до правды, – бросает тот, не придаваясь каким бы то ни было эмоциям. – Никто не сможет, пока я сам не расскажу. Но я пока не планирую. Даже Тэмину.       Бэкхён на это только хитро ухмыляется, воспринимая его слова, как вызов; с азартом, с энтузиазмом, будучи уверенным в своих силах. Этот вызов он принимает.       – Вот и посмотрим, – он снова глядит на Тэмина, – кто из нас первый докопается до правды, Ли Тэмин.       – Угу, – тот не теряет своей высокомерности, с которой глядит в ответ. – Посмотрим, Бён Бэкхён.       Они глядят друг другу в глаза ещё пару секунд, пока Бэкхён, наконец, не отворачивается. Он молча направляется к двери, и никто ничего не говорит, будто все сговорились. Ну, кроме Марка.       – Хён, подожди!       Он уже хочет пойти за ним, как вдруг – совершенно внезапно – Тэён крепко хватает его за руку, одёргивая назад.       – Почему ты идёшь за ним? – спрашивает он, нахмуривая брови. – Он теперь наш враг!       Марк глядит ему в глаза из-под круглых очков, на самое дно зрачков, и ничего хорошего, в самом деле, в его взгляде Тэён не находит. Там нет никакой добродушности и скромности Марка; кажется, они просто в какой-то момент трансформировались в напряжение и замкнутость.       – Нас много, а он один, – проговаривает он. – Каждому человеку нужна поддержка!       И – резким движением вырывает руку, после чего направляется за Бэкхёном, даже не глядя напоследок. Тэён только раздражённо цокает ему вслед.       Лукас наигранно свистит, имитируя удивление. А Чонин и правда удивляется, потому что действительно ничего не понимает из того, что происходит; но это, по крайней мере, довольно весело. Наверное. Если наблюдать со стороны, а не быть, пожалуй, самой главной фигурой действия, коей является Тэмин, всё ещё не отводящий глаз от здания полицейского участка.       Как вдруг Тэн, будто его током шибануло, срывается с места и становится прямо перед Тэмином, задирая голову и заглядывая ему в глаза с какой-то надеждой.       – Не волнуйся, Тэмин-ши, у тебя обязательно всё получится! – чуть ли не кричит он, пытаясь приободрить старшего. – Я верю в тебя! Не важно, насколько умён этот Бэкхён, ты всё равно круче!       Они сталкиваются глазами, пожалуй, слишком резко; холодное море и потонувший в нём корабль. А может, пока ещё не потонувший, а только покачивающийся на волнах, но готовый в любой момент пойти ко дну; и Тэн даже не будет против. Не будет против утонуть в море Тэмина, потому что он уверен, что больше ни одно море ему не подойдёт, и не рискнёт даже сунуться в какое-либо ещё море, реку, океан – не важно, куда; ему этого не надо. Потому что он чувствует себя особенным именно рядом с Тэмином, даже если не является таковым на самом деле; но Тэмин, этот самый Тэмин, который прямо сейчас смотрит на него не то с недоумением, не то с гордостью, именно он – и есть тот, кто нужен Тэну.       Вот только Тэмину никто не нужен.

***

      Закатное солнце горит, краснеет закат на горизонте, окрашивая всё небо в цвета ярко-малиновые, оранжевые, розовые, каких даже на картинах не рисуют. Время близится к позднему вечеру, но Бэкхён, несмотря на всё это, даже не торопится идти домой и покидать участок. Он давно уже отпустил Чанёля, который, на самом деле, без его указа никуда не денется; теперь сидит в (почти) одиночестве в одном из совместных для офицеров и детективов офисов. Одиночеством это назвать нельзя, потому что рядом крутится Марк, по сути – тот, кого Бэк должен переманить на свою сторону, что выгодно, по ощущениям – тот же самый Чанёль, выполняющий всю работу, какую Бэкхён только попросит. Конкретно сейчас Марк несёт ему кофе, айс американо, за которым пришлось сгонять в столовую; ставит стаканчик прямо перед носом Бэкхёна, на компьютерный стол, рядом с мисочкой конфет, и выдыхает:       – Вот кофе, хён.       Бэкхён отрывается от экрана монитора с благодарностью глядит на Марка. Выглядит он спокойным, даже расслабленным, и кажется, что для полной атмосферы не хватает только бокалов вина.       – Спасибо, Марк-и, – улыбается он.       Марк улыбается в ответ и в который раз за день поправляет очки, после чего, наконец, решает спросить:       – Хён, а почему ты не можешь воспользоваться компьютером в своём кабинете?       Цветы, стоящие на подоконнике рядом, с каждым днём кажутся всё больше и больше, в особенности сейчас, когда их тёмно-зелёные стебли так изящно гармонируют с малиновым закатом за окном. Марк ловит своё отражение в стекле: светлые, взлохмаченные волосы, которые он не причёсывал, вроде бы, с самого утра, синяя полицейская рубашка, незаметные, если не вглядываться, мешки под глазами, круглые очки, пластырь на щеке, цепь, по-детски обмотанная вокруг руки...       – Он мне надоел, – отвечает Бэкхён, немного подумав. – Кабинет. Если обстановка не меняется, мне становится тяжело работать.       – Понятно, – Марк кивает с понимаем, а потом резко руки на стол ставит, склоняясь к монитору компьютера. – А что гуглишь?       Экран отражается в стёклах его очков; он читает: «Психологический портрет убийцы». Бэкхён незаметно берёт в руки стакан кофе и делает неторопливый глоток, наблюдая за реакцией младшего. А реакция следует вполне ожидаемая: Марк с замешательством глядит на парня, в глазах его читается немой вопрос.       – Зачем тебе это?..       – Стало интересно; хотя я и сталкивался с ними уже сто раз, но никогда не углублялся, – тот непринуждённо пожимает плечами. – Это не относится к работе, просто сугубо личный интерес. Скоро у меня не будет времени на подобное.       – Почему не будет? – спрашивает Марк, вопросительно глядя сверху вниз.       – Скоро я займусь расследованием, – бросает тот, покачиваясь на стуле и безотрывно глядя в коричневую гущу кофе. – Ты ведь присоединишься ко мне, Марк-и?       – Я? – этот вопрос ставит Марка в самое настоящее замешательство. – Н-ну, да, наверное.       – Конечно же, ты присоединишься, – утверждает Бэкхён с нечитаемой улыбкой; ну и зачем тогда было спрашивать? – Не сомневайся во мне, Марк. В своём деле я лучший.       Это, на самом деле, громкое заявление, но Марка в нём не смущает совершенно ничего; он уже достаточное количество времени наблюдает за тем, как Бэкхён работает, как быстро он соображает и каким беспристрастным и объективным он может быть, поэтому никаких сомнений не остаётся. Бэкхён и правда лучший.       – Если ты претендуешь на самое лучшее, – произносит старший словно в пустоту, самому себе под нос, – то и сам должен быть самым лучшим.       Марку кажется, что он самый лучший не только в своём деле, а – во всём мире. Он снова ненамеренно глядит в экран, где в строчке поисковика красуется «психологический портрет убийцы», потом смотрит на Бэкхёна, такого красивого и утончённого, выглядящего и кажущегося по-настоящему серьёзным и взрослым, даже несмотря на причудливый розовый цвет волос и такую мягкую манеру голоса. Бэкхён Марка старше на целых семь лет, но по внешности тот легко мог бы принять его за ровесника или, в крайнем случае, хёна не на много старшего. Кроме того, Бэкхён худой, особенно сильным не выглядит по сравнению с тем же Марком, а его глаза – по-настоящему добрые, милые, малиновые, как карамель. Но даже при всём этом...       Марк всей душой чувствует, что есть в нём что-то такое... Переводя вгляд обратно в монитор и вновь перечитывая поисковую строчку, он особенно остро чувствует, что Бэкхён совсем не тот, каким кажется остальным. В нём определенно есть что-то такое...       – Кстати, я всё забываю спросить, – Бён поднимает вопросительный взгляд на младшего, – откуда у тебя этот пластырь?       ...Что просто не может не привлекать Минхёна.       – Тэён дал мне его, – отвечает он, чувствуя, как теряется в тягучем желе чужой радужки.       – Извини, не так поставил вопрос, – Бэкхён прочищает горло и предпринимает вторую попытку. – Я имеею в виду, ты поранился?       – Ах, ты про это... – неосознанно Марк начинает бегать глазами, что, между прочим, очень даже заметно. – Да, я порезался просто... Случайно.       В как-то секунду взгляд Бэкхёна, ни с того ни с сего, резко леденеет; он словно становится холодным, стеклянным, хотя улыбка всё ещё держится на его губах, и смотрит он, кажется, не Марку в глаза, а – куда-то мимо, насквозь.       – Знаешь, почему некоторых людей привлекают убийцы и преступники?       Голос его соответствует взгляду; такой же холодный, твёрдый и непроницаемый, и всё это разом – такая внезапная перемена в старшем – ставят Мара в самое настоящее недоумение.       – Что?..       – Потому что слабым людям нравятся те, кто перешли границу, – чеканит Бэкхён, и на его лице не дрогает ни одна мышца; он даже не моргает. – Сами бы они не смогли.       Марк теряется, по-настоящему теряется; хотя бы потому, что он ещё никогда не слышал такой голос Бэкхёна, не видел такой его взгляд. Марк знает: люди, переступающие закон, были и будут всегда. И он также прекрасно понимает, что люди, которые на это идут, люди, которые наслаждаются чужими страданиями, слезами, криками и мольбами о помощи – эти люди должны сидеть в тюрьме или наблюдаться у психиатров. И врачей, и блюстителей закона всегда интересуют люди, готовые причинять другим боль.       Но совершенно никого не интересуют люди, которым это нравится.       Звук открывающейся и закрывающейся двери позади тут же привлекает внимание обоих и вырывает из застывшей тяжёлой атмосферы; в офис входит Тэн. Он выглядит слегка уставшим и измотанным, но, однако, бросает на Марка лишь короткий нечитаемым взгляд, а не Бэкхёна и вовсе не смотрит. Только молча проходит к одному из компьютером – через один стол от Бэкхёна – и, усевшись на стул на колёсиках, нажимает кнопку включения.       – Тэн-хён, – зовёт Марк слегка неуверенно, – что тебя сюда привело?..       – Мой комп занял Тэён, – с ноткой лёгкой обиды комментирует Тэн, и это сразу ставит всё на свои места; по крайней мере, можно объяснить это его слегка недовольное выражение лица. – А здесь компы почти всегда свободные.       – Да, ты прав... – Марк пытается улыбнуться, хотя тот ведь всё равно на него не смотрит.       Он принимается неосознанно теребить цепочку, и Тэну, заслышав её дребезжащий звон, так и хочется спросить: «Ну нафига она тебе? Тэён же сказал выкинуть». Но – он молчит, ничего не говорит по этому поводу, просто вспоминая то, как сам Тэён сегодня назвал Бэкхёна их «врагом», а Марк с ним, несмотря на это, по-прежнему водится. Может, стоит их обоих держать на расстоянии?..       – Эй, Юнцинь, – неожиданно зовёт Бэкхён, пододвигаясь на стуле чуть-чуть ближе и параллельно двигая миску с конфетами. – Не хочешь конфетку? Тут кто-то оставил.       – Нет, спасибо, – отрезает Тэн, уставляясь в экран, стоит только поисковику загрузиться. – Я не хочу сладостей.       – Потому что ты и сам сладкий, да, хён?.. – отшучивается Марк с самой доброй, невинной и светлой улыбкой, на какую он только способен. Но Тэн хладнокровно молчит, принимаясь быстро-быстро стучать пальцами по клавиатуре.       – Марк-и, – зовёт Бэкхён своим мягким голосом, и Тэна почему-то передёргивает от этого «Марк-и». Но он игнорирует, игнорирует и ещё раз игнорирует. – Не мог бы ты выкинуть стаканчик?       Он протягивает Марку уже пустой стакан из-под американо, и младший, будто загоревшись от того, что ему снова поручили какую-то работу, тут же выхватывает стаканчик у него из рук.       – Конечно, хён!       Он тут же буквально убегает, оставляя за собой только пыль. Взгляд Бэкхёна падает на Тэна, с особой внимательностью и концентрацией пристально глядящего в экран; это, на самом деле, отличный шанс. Бэкхён чуть отодвигается на стуле назад, а потом всё ближе и ближе по направлению к парню; тот настолько поглощён занятием, что, к счастью (?), ничего даже не замечает. И, хорошенько вглядевшись а экран, Бэкхён читает:       «...чувство, когда тебе нравится находиться рядом с человеком и ты чувствуешь с ним связь...».       Господи, да ежу же понятно, как оно называется. Любовь. В крайнем случае – влюблённость. Неужели Тэну пришлось искать название своих чувств в интернете?..       Стоп.       Он в кого-то влюблён?       Бэкхён чувствует себя так, будто узнал какую-то очень и очень секретную тайну. Он, в принципе, любит лезть в чужие дела, так что от чувства стыда давно отвык, и голоса совести никакого не слышит. Всё, что он в таких ситуациях чувствует – это бесконечное и ни с чем не сравнимое чувство контроля и превосходства; теперь он прекрасно знает, что Тэн влюблён. Да и, если подумать, нетрудно догадаться, в кого – особенно Бэкхёну, с его-то дедукцией – очевидно, в Тэмина. Так. Ещё раз.       Тэн влюблён в Тэмина?..       Бэкхён однозначно использует это в своих собственных целях.

– ♛ –

Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.