2 fàşŧ
«из-за тебя и мои теории, и мои суждения рухнули разом. мой мир разделился на до тебя и после тебя»
***
— An nescis, mi fili, quantilla prudentia mundus regatur? Юкхэй никогда не был хорошим человеком и никогда им не станет. Он сидит на холодной металлической скамье, чувствуя, как от каждого дуновения ветра насквозь пробирает тело, как он, такой холодный и морозный даже воздух, леденит кожу прямо до мурашек. Тучи над головой сгущаются в преддверии дождя, такого же холодного и сильного, как очередной порыв ветра, скашивающий набок высокие колосья пшеничного поля. Поле — это именно то, что видит он перед собой, и мрачное свинцовое небо, нависающее над ним, явно не то, чего бы хотелось. В любой другой ситуации Юкхэй бы запросто мог сменить эти тучи на белые пушистые облака, ведь в своём сне он может делать всё, что хочет. Но только не тогда, когда он рядом. — Па, ты не можешь по-корейски говорить? — бросает Юкхэй с нескрываемым раздражением и недовольством. — Я настолько привык к корейской речи, что скоро перестану понимать твой латинский. Когда очередной порыв ветра ударяет прямо в лицо, заставляя ощущать в полной мере оледеневшие пальцы и усомниться в устойчивости, пусть и металлической, скамьи, он не понимает только одного: сделал ли он что-то поистине ужасающее, чтобы быть здесь?***
Тэмин правда не понимает, почему в такой хороший солнечный день, не предвещающий ничего плохого, ему звонит Тэн и на полном серьёзе предлагает встретиться в свой долгожданный выходной, аргументируя это тем, что выведал какую-то очень важную информацию для расследования, которой должен срочно поделиться. И ещё больше не понимает, почему одновременно с ним ему предлагает встретиться Бэкхён, приглашающий его на чай в свой сорок второй кабинет, выставляя причиной то, что им «надо успокоиться по отношению друг к другу». Не долго думая, Тэмин выбирает Тэна. К счастью, он помнит его адрес, да и дом уже видел. Пока он едет в машине, решает морально приготовиться к тому, что его ждёт: плещущий через край энтузиазм и какие-нибудь причуды, которые наверняка выкинет Тэн, не так-то легко выдержать неподготовленному. Но это того стоит; как-никак, «важная информация» для расследования, которую Тэн ему пообещал, должна что-то значить, верно?.. Тэмин набирает в грудь побольше воздуха, пока звонит в дверь. Солнце на небе ещё только поднимается вверх, а его лучи стремительно спускаются вниз, к самому асфальту вдоль персиковых стен зданий. Да, пожалуй, как-то слишком спокойно, не хватает чего-то… Чего-то вроде улыбки Тэна, яркой, сияющей и в чём-то даже чудной — она бы идеально вписалась в это меланхоличное утро и разбавила бы его. Дверь открывается, и Тэмин сам натягивает улыбку приветственную на губы, уже готовясь зарядиться чужой энергией. Но… …Там, на пороге, на него глядят два красных уставших глаза, и никакой «радости» или чего-то подобного в них нет. Скорее — недостаток сна под ресницами, вымотанность, и, быть может, что-то похожее на надежду, но это мелькает только на одну мимолётную секунду. Тэн выглядит так, будто спал этой ночью от силы полчаса; на ярких лучах солнца его кожа кажется ещё бледнее, что так контрастирует с чернущими волосами, взлохмаченными и растрёпанными. Под глазами мешки, на губах ни намёка на улыбку, под рубашкой на пару размеров больше Тэн кажется ещё более тощим; иначе говоря — это совершенно не то, что Тэмин ожидал увидеть. — Юнцинь?.. — Привет, — произносит Тэн; что ж, хотя бы его голос остался прежним. — Проходи. Он отходит в сторону, давая Тэмину пройти внутрь; тот немного медлит, но всё-таки заходит. Дом у Тэна оказывается маленьким не только снаружи, но и здесь, изнутри; из гостиной-прихожей виднеется, по меньшей мере, три двери, и это, наверняка, кухня, ванная и спальня. Архитектор явно не заморачивался с каким-нибудь сложным строением, проходами, комнатами и прочим, думает Тэмин; останавливается на месте, не доходя даже до дивана, стоящего по центру комнаты, и оборачивается на Тэна с вопросом в глазах. — Ты… Эм, в порядке? — интересуется он, хотя слова почему-то с трудом подбираются. — Да, — кивает Тэн. Он наконец-то решается натянуть на губы улыбку; она выглядит слабой, неуверенной и очевидно фальшивой. — Окей… — с недоверием протягивает тот. — Тогда… Что за информацией ты хотел со мной поделиться? — Ну, насчёт этого… — младший закусывает губу и о отводит взгляд куда-то в сторону; что-то не так. — Нет никакой информации… — Что? — Я специально так сказал, чтобы ты пришёл, Тэмин-ши, — выдавливает Тэн, опуская голову и врезаясь взглядом в пол под ногами. — На самом деле… Я просто не хотел быть один… — Прости? — Тэмин воспросительно вздёргивает бровь. — Мне приснился кошмар, — проговаривает тот голосом совсем слегка дрожащим. — И… Мне стало страшно… Ты же не против немного побыть со мной? Он поднимает голову, и Тэмина мгновенно пронзает чужой умоляющий, жалобный взгляд; Тэн сейчас напоминает щенка, выпрашивающего еду у прохожего. Вот именно, что «прохожего», а не, например, «хозяина»; ведь они друг другу — кто? Тэмин судорожно вздыхает, проводя рукой по волосам. — Извини, но у меня не так много времени, — сообщает он твёрдо, хотя и чувствует себя безжалостным монстром в эту секунду. — У меня есть ещё дела. Если ты… Эм… Не можешь быть один, то позови своего друга, Тэёна там… Окей? — Тэён… — на выдохе произносит Тэн. –…Это именно тот, мыслей о ком я пытаюсь избежать. Тэмин смотрит на него в упор, но младший взгляда намеренно избегает, опускает его в пол и прячет под чёрной взлохмаченной чёлкой. Он выглядит очень измотанно и беззащитно, и Тэмин, честно, хотел бы ему чем-то дельным помочь; но какое у него на то право? Он вздыхает кратко, после чего резким движением обходит Тэна, устремляясь по направлению к двери. — Извини, но у меня правда нет времени, — произносит он, стараясь сохранить хладнокровность. — Можешь позвать Чонина, ну, в крайнем случае, Лукаса, он-то точно не занят- — Т-Тэмин! — не успевает он опомниться, как Тэн совершенно внезапно оказывается прямо перед ним; он загораживает дверь, будто охраняет какой-то особо опасный объект, к которому нельзя прикасаться, и смотрит. Своим этим умоляюще-щенячьим взглядом; но теперь в нём читается ещё и какая-то настойчивость, уверенность, твёрдость. — Что? — спрашивает Тэмин; это, наверное, самое тупое, что он мог спросить. — Пожалуйста, не уходи… Что меняется в Тэне — он выглядит таким потерянным, одиноким; сломанным. Но Тэн же не должен быть таким. Он всё ещё остаётся тем жизнерадостным и оптимистичным парнем, которого Тэмин вчера видел в парке, да? Почему он должен видеть Тэна таким? Какое-то странное чувство начинает давить на Тэмина, прямо в самое солнечное сплетение; кажется, ещё немного — и он не выдержит. Ни он, ни Тэн. — Я… Знаешь, я продолжаю каждую ночь слышать тот голоc, — выдавливает Тэн, снова опуская голову; с каждым словом его голос всё больше и больше слабеет. — Но сегодня всё было по-другому… Сегодня всё было будто настоящим… Этот голос снова приходил, но это не похоже на обычный сон… Это… Будто было взаправду… Тэмин молча глядит на него, выжидающе, и чувствует, как лёгкие его сжимаются всё сильнее и сильнее. — Я пытаюсь что-то сделать, я пытаюсь игнорировать его, но всё происходит снова и снова… — продолжает он. — Мне никуда от этого не деться, мне никогда не убежать от самого себя… В конце концов, я сам во всём этом виноват. Я сам загнал себя в клетку… Он сам не замечает, как чужие руки обвивают его плечи, и, когда поднимает голову, сталкивается взглядом с Тэмином, с его, хоть и слабой, но улыбкой; он заключает Тэна в объятия, и, хотя они и кажутся в чём-то натянутыми, но. Тэну кажется, что его сердце вот-вот остановится. — Хорошо, я побуду с тобой, Юнцинь, — произносит Тэмин где-то над ухом. — Но только потому, что я не хочу ехать к Бэкхёну. Тэн так и не решается обнять его в ответ; только стоит и не двигается, будто кто-то нажал его на паузу. Возможно, это выглядит глупо; но это не важно. — Не волнуйся, голос не придёт, — добавляет Тэмин. — Он испугается моей крутости и просто не выдержит. И ещё, — на выдохе, — что бы он там тебе ни внушал, не поддавайся. Тэн отстраняется от него, возможно, чересчур резко; но всё ради того, чтобы взглянуть прямо в глаза, уловить в них что-то, чему можно доверять. Хотя он в любом случае доверяет Тэмину. — Ты мне веришь?.. — спрашивает. — По-твоему, я похож на обычного и простого человека, который тебе не поверит? — улыбается старший; в улыбке его — вызов, отсутствие всякого страха и сомнения и нескончаемая уверенность. –…Да? — Плохо меня знаешь, значит, Юнцинь. Тэн едва заметно вздыхает, чувствуя, как дыхание его перехватывает. — Согласен. Ты уникальный. Вселенная в глазах Тэна дрожит, бьётся и сходит с ума; но в какой-то момент она находит себе место. Устойчивость, спокойствие и облегчение — особенно облегчение — сменяют необоснованную панику и страх, и это, несомненно, благодаря Тэмину, глядящему на него с полуулыбкой, с уверенностью, с тем, что заставляет сердце биться-биться, пока оно не вывалится из груди или не остановится. Солнце яркое проникает через оконные стёкла, растекаясь по полу персиковыми прямоугольниками. У Тэна в доме пахнет выстиранной одеждой и цветами, которые на подоконнике растут; вид у некоторых из них, конечно, жалкий, а ещё несколько и вовсе — дохлые. Но глядя на то, как уютно и комфортно устроен этот совсем небольшой дом, просто невозможно не восхититься. Тэмин утром позавтракать не успел, потому что решил сразу со всеми делами разобраться; а сейчас ему очень хочется есть. Поэтому, оповестив об этом Тэна и получив предложение позавтракать, старший уверенно направляется на кухню; выглядит так, будто это именно он хозяин дома, а не кто-либо другой. Кухня оказывается ещё меньше, чем гостиная, но это и понятно; в один ряд у стены стоять плита, раковина, ещё какие-то полки, холодильник, а напротив них, очевидно, кухонный стол, заправленный всякими столовыми приборами и всеми вещами, которые здесь не понятно как оказались. Это всё так отличается от дома Тэмина, от его широкой и просторной кухни, напоминающей чем-то кухню Чонина, что тот даже ощущает себя как-то непривычно. Он молча открывает холодник и оценивающим взглядом пробегается по имеющимся там продуктам; еды довольно много, но взгляд падает именно на обычный питьевой йогурт, который для лёгкого завтрака, пожалуй, самое то. — Не против, если я йогурт выпью? — риторически спрашивает Тэмин, вынимая бутылку холодную из холодильника, и, не долго думая, принимается пить. — Конечно, — кивает Тэн, стоящий в проходе, будто действительно это не его дом. — Только он холодный, наверное… — В самый раз, — бросает тот, отрываясь на секунду, а потом снова продолжает пить. Заодно проходится взглядом по столу, заваленному вещами, и натыкается на лежащий там раскрытый альбом для рисования. Какие-то бледные цвета, кажется, бежевый, серый, жёлтый и голубой, поначалу никак не хотят строиться в единую картинку в его глазах. Но потом, когда изображение становится едыным целым, Тэмин понимает, что так нарисовано… — Что это?! — он тут же срывается с места, хватая этот самый альбом в руки и поднося его ближе к лицу. — Это мой альбом, — спокойно объясняет Тэн, и чужое удивление, кажется, нисколько не напрягает его. — Я же говорил, что иногда рисую. И фотографирую то, что хочу нарисовать, помнишь?.. — Да, но… — Тэмин едва ли не дрожащей рукой поворачивает открывшийся ему рисунок на Тэна. — Почему здесь нарисован я?! Тэн чувствует, как его лицо стремительно заливается краской. На альбомном листе виднеется портрет Тэмина, довольно кривой для умений автора, но Тэн, всё-таки, впервые рисовал человека. Но самое страшное — это то, что удивление и вопрос Тэмина вполне закономерны. — Это… — выдавливает Тэн дрожащим голосом. — Ты всё не так понял… Отдай! Он бросается на Тэмина, как хищник на жертву, и принимается вырывать альбом. Старший чуть ли не проливает йогурт прямо на себя; приходится отложить бутылку куда-то на стол. — Ты дебил? — спрашивает он, никак не выпуская альбом из рук, удерживая его зачем-то мёртвой хваткой. — Я из-за тебя чуть йогурт не пролил! — Это ты дебил! — бросает Тэн, изо всех сил пытаясь этот альбом вырвать. — Отдай, блин, мне мой альбом! И, наконец, у него это получается; он выхватывает эту несчастную вещицу, законно ему принадлежащую, и чуть ли не падает назад себя. А потом ловит на себе непонимающий и вместе тем едва сохраняющий сдержанность взгляд Тэмина. — Ну и нахуя ты меня нарисовал? — Да потому что ты, блять, красивый! — слетает само собой с языка, без всякого контроля. — Что ж, я ценю честность, — хмыкает тот. — Но какого чёрта ты меня без разрешения сфотографировал? Ты же с фотографии срисовывал, не так ли? — Во-первых, не «срисовывал», а просто рисовал с фотографии, — твёрдо замечает Тэн. — Это и называется «срисовывать». — Во-вторых, я не фотографировал без разрешения. Помнишь, мы видели в парке арку и я её сфоткал? — объясняет тот. — Ты просто случайно попал в кадр. А я решил, что лучше нарисую тебя, чем арку… Нависает какая-то неловкая, давящая и совершенно не уместная тишина. Тэн смотрит на Тэмина, Тэмин смотрит на Тэна, где-то за окном слышится слабый щебет птичек, а лучи солнца всё крадутся и крадутся вдоль стен. Острее всего сейчас Тэн ощущает неловкость, и даже не знает, почему именно: из-за этой тишины, которую надо непременно нарушить, или, может, из-за того, что Тэмин спалил его рисунок. — Ну, это… — всё-таки выдавливает он, нарушая молчание напряжённое. — Может, займёмся чем-нибудь? — Чем? — тут же, как на автомате, выдаёт Тэмин. — Ну… Сходим погулять? — Не хочу, там люди на улицах. — Можем сходить в кино… — Там ещё больше людей. — Тогда… Можем посмотреть фильм тут? — А что, звучит хайпово. Тэн сам не понимает, что это только что такое было, но Тэмин, похоже, спокойно согласился посмотреть с ним фильм. Всё нормально, значит… Младший прячет альбом за спиной с почему-то виноватым выражением лица, натягивает нервную улыбку, выдавливает даже тихий-приглушённый-незаметный смешок, а потом спрашивается: — Что посмотрим? — Хм… Есть какой-нибудь фильм на примете? — Тэмин деловито скрещивает руки на груди. — Ну… Вообще, есть один фильм, который я давно хотел посмотреть… — Как называется? — «Я видел Дьявола». — Я тоже видел дьявола, а потом понял, что в зеркало смотрю. А про что там? — Мм… Кажется, про маньяка, убийства и месть спецагента… — О, самое то для домашнего просмотра. Я согласен. Тэн снова не понимает, что только произошло, но, кажется, Тэмин и правда согласился посмотреть с ним фильм. Это, на самом деле, было совсем не сложно, и произошло всё так быстро, будто время в одну секунду решило ускориться и не ждать отстающих, которым, как Тэну, на осознание требуется время. Особенно на осознание того, что человек, тот самый человек, который ему нравится, Ли Тэмин, прямо сейчас стоит в его доме, на кухне, и, как ни в чём не бывало, пьёт его йогурт. Неужели это правда происходит?.. Конечно, они не начинают смотреть фильм сразу, а только через пару часов, которые проносятся, как две жалкие минуты; Тэн сам не понимает, почему время рядом с Тэмином так быстро летит. Солнце поднимается на верх, достигая своего пика где-то к полудню; на голубых небесах — ни облачка, и Тэн открывает все окна в доме, чтобы впустить побольше свежего воздуха, который, однако, несмотря на все усилия, с трудом находится там, под палящим солнцем, на жаре. Тэмин с ужасом оглядывает его спальню, причитает и отпускает недовольные комментарии, а потом собственноручно приводит в порядок кровать, которая уже который месяц не заправлялась нормально, поправляет книги и всякую канцелярию на столе, поднимает все валяющиеся на полу вещи, и завершает весь этот свой подвиг лаконично брошенной фразой: «При виде тебя во мне просыпается перфекционист». Тэну хочется верить, что он имеет в виду его погруженную в беспорядок комнату, но в то же время — не хочется; может, думает он, Тэмин имеет в виду именно его. Он только ухмыляется молча своим мыслям и прячет свой альбом для рисунков в полку, как вдруг старший невозмутимо совершенно просит отдать ему тот рисунок, где нарисован он. — Что? — переспрашивает удивлённо Тэн, думая, что неправильно расслышал. — Зачем? — Мне нравится то, как ты нарисовал меня, — объясняет тот, деловито разглядывая собственные ногти, которые бы уже пора покрасить в новый цвет. — Я хочу повесить этот рисунок у себя в комнате. Тэн понимает, что ничего не понимает; но больше не расспрашивает. Только молча вырывает из альбома рисунок Тэмина, срисованный с той фотографии — от сердца отрывает — и отдаёт парню, в душе, на самом деле, дико радуясь. Кажется, сердце даже заходится в бешеном танце гордости и довольства, и вот-вот из груди выпрыгнет, потому что Тэмин — Тэмин попросил его рисунок, нарисованный самим Тэном, и, о боже, он даже сказал, что повесит его у себя в комнате! Это же так… Это… Это точно не сон? С позволения Тэна Тэмин набирает себе из холодильника ещё несколько бутылок питьевого йогурта, и они вместе заваливаются на мягкую, скрипучую кровать. Тэн включает ноутбук, когда вдруг ловит себя на мысли, что, наверное, впервые смотрит с кем-то фильм в собственном доме, в своей кровати, учитывая, что этот кто-то — Тэмин. Если бы Тэн вернулся в прошлое на хотя бы неделю назад и сказал бы себе, что будет с проводить время с Тэмином к себя дома, где они только вдвоём, совершенно наедине — ни за что бы не поверил. Как вдруг из мыслей его вырывает звонящий телефон; кто-то звонит Тэмину. Последний берёт телефон очень неохотно, читает написанный на экране номер, и, тяжело вздохнув и морально приготовившись, берёт трубку. — Да, Бён Бэкхён? — Здравствуй, Ли Тэмин, — раздаётся в трубке мягкий и уже знакомый голос; в этом голосе смешиваются лепестки роз, тягучая карамель и острие ножа. — Как дела? — Ну, а как, по-твоему: я только смог расслабиться, а тут вдруг ты звонишь, — цедит Тэмин, не скрывая язвительности; Тэн глядит на него и тихо-тихо посмеивается. — «Расслабиться»? — удивляется Бэкхён; удивляется фальшиво, наигранно, даже дерзко. — Где ты сейчас? — А тебе так интересно? — усмехается тот с иронией. — Тэн, скажи, где я сейчас. Без всякого предупреждения он протягивает телефон Тэну; тот мгновенно теряется, а под чужим заговорщическим взглядом так и вовсе становится не по себе. — Аа… З-здравствуйте, детектив Бён, — выдавливает он, стараясь придать своему тону хоть какой-то положительный окрас. — Эм… Тэмин сейчас у меня дома. — Вот как? — непонятное удивление в чужом голосе. — И что вы делаете? — Э… Мы смотрим фильм… — Фильм? — хмыкает Бэкхён. — Что ж, передай Тэмину, что он всё такая же безалаберная и безответственная скотина, какой всегда и был. — Не стоит передавать, — Тэмин демонстративно ухмыляется, одёргивая руку и поднося телефон обратно к своему уху. — Я и так всё слышал. Кстати, можешь не ждать меня раньше вечера. — Ничего, я дождусь, — чеканит Бэкхён по ту сторону трубки. — Теперь мы просто обязаны встретиться, ведь я должен извиниться за свои слова. — Ага, — хихикает Тэ. — Не забудь сделать к моему приходу чай. — Не волнуйся, — пропевает тот. — Я постараюсь, чтобы чай был самым лучшим. Такого ты ещё точно в жизни не пробовал. — Всё, давай, — бросает Тэмин и, не долго думая, отключается. Теперь Бэкхён точно отходит куда-то на второй план. А на первый выходит Тэн; сидящий прямо рядом с ним на кровати Тэн, держащий на коленях ноутбук и улыбающийся, как какой-нибудь ребёнок. На самом деле, думает Тэмин, пусть уж он лучше будет так глупо улыбаться, чем предстанет перед ним в таком виде, в каком был некоторое время назад, когда открыл дверь. Да, грустить и унывать Тэну не идёт. Точно не идёт. Хотя фильм этот длится два с лишним часа, проносятся они одним коротким моментом. Солнечные зайчики играют на стенах, погружают спальню в жёлто-персиковый туман, а из приоткрытого окна дует слабый ветерок; но всё это, каким бы уютным оно не делало атмосферу, всё это — ничто для Тэна, по сравнению с сидящим рядом с ним Тэмином. В какой-то момент, вроде бы, совсем не подходящий, Тэн даже позволил себе положить голову на чужое плечо, аккуратно и без лишних вопросов; и старший даже не возражал. Только ощущать его горячее дыхание где-то над ухом весь остаток фильма было для Тэна очень завораживающе, настолько, что он даже не вдавался в подробности происходящего на экране. И вот теперь, когда фильм закончился, и экран ноутбука отдаёт лишь сплошным чёрным прямоугольником, Тэна из собственных мыслей вырывает только голос Тэмина: — Ну, ничё так. Мне особенно понравился момент, где этот маньяк сдался полиции. Тэн наконец отстраняется, поднимая голову, неохотно отрывая её от чужого плеча. Он видит перед собой серую рубашку, тёплые руки, пальцы, сложенные на животе; и где-то над ухом снова раздается голос старшего: — А тебе что понравилось? Сам факт того, что Тэмин спросил его мнение, в любой другой ситуации обрадовал бы Тэна; хотя сейчас, впрочем, не исключение. Но почему-то в этот момент, когда взгляд падает на чужие голубые глаза — синюю вселенную — думать ни о чём адекватно не получается. Совершенно. — Ты. Тэмин всегда такой холодный, спокойный, как Луна; призрачная и недоступная, далёкая, скрывающая одну из своих сторон постоянно, за исключением лишь тех ночей, когда готовы открыть всю себя тем, кто готов это увидеть. Он смеряет младшего недоумевающим взглядом, хотя прекрасно понимает, что означают его слова. Но не может не переспросить. — Что? — Ты мне нравишься. Тэн — это солнце, горячее и ослепительно яркое, с пламенным сердцем в самом ядре. Тянется к луне, не способной охладить его, нарушающего все законы, своим спокойным и гордым нравом. Всё вокруг затихает, все звуки, крики и щебет птиц, затихает весь дом, весь город, весь мир, вся вселенная; Тэн крадётся своими руками вдоль чужих плеч, вверх, останавливаясь где-то возле тонкой шеи, и смотрит. Смотрит прямо в глаза, насквозь, куда-то туда, в душу. — Ты мне нравишься, Тэмин, — произносит он; голос — чем-то хрупким, вязким отдаётся Тэмину в уши, закрадывается в разум. Вот только разум оказывается недоступен. Он почему-то не может оторвать глаз от Тэна, со всеми этими своими чувствами, разрывающими душу. Вряд ли в этот момент может существовать что-то ещё, кажется Тэмину; всё, абсолютно весь мир, вся галактика умещается в маленьком солнце, которое он видит в зрачках напротив. Чужие руки давят на плечи, и Тэмин сам обвивает свои руки вокруг спины Тэна; ноутбук, прежде лежащий у того на коленях, глухо падает куда-то в одеяло и проваливается в кровать. Чужие губы, блеском розовым намазанные, становятся всё ближе; Тэну, на самом деле, собственное чувство жадности было не знакомо. Ровно до этого момента. Ровно до поцелуя, который вот-вот состоится. — Я… — горячее дыхание Тэмина обдаёт лицо, и Тэн даже прикрывает глаза. — Тебя… Однако, кажется, его чувству, пожирающему его изнутри, не дано быть удовлетворённым. — Нет. Тэмин одёргивается слишком резко и внезапно. Руки Тэна, прежде лежащие на его плечах, падают и упираются в матрас. Тэмин медлит пару секунд, а потом встаёт на ноги, тем самым оставляя Тэна сидеть на кровати одного. И резкое чувство холода, пронизывающее воздух, моментально пускает трещины в и без того хрупкой, только устоявшейся атмосфере. — Тэмин?.. — Прости, — холодно отрезает Ли. — Я забылся. Тэн глядит на него непонимающе, удивлённо даже, и эта резкая перемена в чужом лице его, пожалуй, пугает. Он сам встаёт, оказываясь по другую сторону кровати, и, пытаясь как-то объяснить происходящее самому себе в своих мыслях, лишь молча ожидает дальнейших действий от Тэмина. Потому что от него самого сейчас, кажется, не зависит ничего. — Прости, — повторяет старший снова; его голос холоден, твёрд, и, кажется, потерян. — Думаю, мне надо идти. Не дожидаясь ответа, он просто покидает комнату; Тэна как током прошибает, когда он вдруг понимает, что, собственно, творится. — Подожди! — кричит он, срываясь с места вслед за парнем. — Стой, Тэмин! Он хватает его за руку, крепко-крепко вцепляется в рукав серой рубашки, и — заставляет остановиться прямо посреди гостиной. — Что не так? — вопрошает Тэн, совершенно неосознанно повышая голос. — Что с тобой? Тэмин оборачивается на него; лучи солнца тут же отражаются в его синих, заледеневших глазах. — А что со мной? — цедит он. — Я ведь извинился. Я поддался секундному порыву и не подумал, Юнцинь. Я не хочу влезать во всё это. — Влезать во что?! — Тэн только крепче сжимает чужую руку. — В «любовь». Холод влезает через оконные щели, прокрадывается вдоль пола и обволакивает кожу, пробирая до самых мурашек. Несмотря на жару, Тэн сейчас ощущает только одно. Холод. — Н-но… — проговаривает он, с трудом выдавливая из себя слова. — Я правда тебя лю- — Это пройдёт, — отрезает Тэмин; несомненно, источник леденящего и замораживающего холода — это он. — Подожди пару дней, и это пройдёт. Любви не бывает. Тэн не отпускает руку — Тэмин вырывает её сам. Резко и безжалостно, оставляя между ними лишь какую-то ледяную, тёмную пропасть, которая расширяется с каждой секундой; по мере того, как Тэмин приближается к двери, к выходу, и отдаляется от Тэна — всё дальше, и дальше, и дальше, и дальше, и… — Ещё раз прости, — бросает он напоследок на самом пороге, прежде, чем отвернуться. — Больше такого не повторится. И — уходит. Уходит, оставляя Тэна здесь совершенно одного.***
В кабинете Бэкхёна прохладно и светло; не столько от солнечных лучей, проникающих через окно, сколько от люминесцентных ламп, висящих под потолком и погружающих весь кабинет в противный белый цвет. Тэмин сидит на синем диване, закинув ногу на ногу, и молча наблюдает за тем, как уважаемый детектив наливает чай ему в кружку. — Как я и обещал, — параллельно бросает он тоном снисходительным, — чай — самый лучший. Как раз для таких нарциссов, как ты и я. В любой другой ситуации Тэмину непременно захотелось бы отменить что-то колкое и язвительное, что поставило бы его уважаемого собеседника на место, но. Сейчас он может только незаметно вздохнуть и выдавить из себя: — Не начинай. Я не в настроении. — Почему? — Бэкхён переходит уже к своей чашке; и, налив чая до самого края, ставит чайник рядом, а сам садится на кресло ровно напротив Тэмина. — Когда я звонил тебе, твой голос звучал таким весёлым и приподнятым. — И? — хмыкает тот, не скрывая своей неприязни. — Что-то случилось между тобой и Тэном? — Заткнись. Он берёт кружку в руку и отпивает чай, чтобы хоть как-то заглушить съедающие мысли; на его высокую температуру даже внимания не обращает. Где-то в отделении слышится гудение вентилятора; за окном розовеет закат, и настроение и Тэмина сейчас, пожалуй, одно. Утопиться. Захлебнуться вот прямо этим чаем, ну, или отравиться. После тех слов, брошенных Тэну, после того, как они чуть ли не поцеловались, а потом Тэмин просто взял и ушёл… Должно быть, Тэну было больно всё это слышать, и, наверняка, ему больно и сейчас, думает Тэ. Он ощущает какое-то странное чувство, давящее то ли на сердце, то ли на мозг, то ли на всё сразу… Совесть? Хуёвое чувство, я не знаю, что это такое, если бы я знал, что это такое… — Выглядишь неважно, — замечает Бэкхён, с некоторым интересом подаваясь вперёд; он — как милый, невинный и всеми обожаемый щенок, любящий поиграть. И игрушка в его лапах — это сидящий напротив адвокат. — Зачем ты меня пригласил? — отрезает Тэмин, делая ещё один глоток горячего чая. Вкус довольно странный, но мысли слишком запутаны, чтобы обращать на это внимание. — Давай не будем тянуть. Говори, о чём ты там хотел. — Какой нетерпеливый… — цокает Бэкхён с долькой наигранной обиды. — Прямо как ребёнок. Так ты хочешь, чтобы я тебя запомнил? Как нетерпеливого ребёнка? — Ты вроде хотел, чтобы мы «успокоились по отношению друг к другу», — хладнокровно и невозмутимо бросает тот. — Что ж, получается не очень, Бён Бэкхён. У Бэкхёна что-то во взгляде меняется, что-то на первый взгляд незаметное и совсем не уловимое; глаза сверкают малиновым или даже чем-то кровавым; вино, въевшееся в радужку. Розовые волосы, кляксой распластавшиеся над светящимися глазами, отливают на закатных лучах, заставляющих отбрасывать тень на его миловидное лицо. Улыбка. Зловещая, жуткая, но всё ещё — улыбка. — Ах, насчёт этого… — он наигранно вздыхает, будто бы что-то пропомнив. — Хочу сказать, Ли Тэмин: победа за мной. — «Победа»? — с явной насмешкой переспрашивает Тэмин, откидываясь на спинку дивана. — Хочешь сказать, что всё происходящее для тебя — это дурацкое соревнование? — Для меня это соревнование ещё с нашей первой встречи, — не произносит — пропевает Бэк, и уголки губ растягиваются ещё шире; непонятно — искренне или же фальшиво. — Какой ещё нашей первой встречи? — Ли чувствует, что, несмотря на все его усилия сохранять спокойствие, надменность в тоне чужого голоса заставляет его злиться. — Что я тебе такого сделал, что ты меня так не взлюбил? Или это потому, что ты впервые в жизни встретил такого успешного адвоката, как я, и он оказался более конкурентоспособным соперником? — Во-первых, тебе лучше не сравнивать нас, — твёрдо, чётко; со злорадством, неудачно спрятанным (или не спрятанным?) за доброжелательностью. — Во-вторых, что касается нашей первой встречи… Впрочем, тебе это ни к чему, — он сверкает кровавым заревом в своих глазах. — Теперь-то всё в моих руках. Ну всё, это предел. Этот Бэкхён несёт бред психически больного, ходит вокруг да около, пытаясь унизить Тэмина или закрасться к нему в душу, и тот ловит себя на мысли, что лучше бы провёл это время с Тэном… А потом встряхивает головой, чтобы не лезли больше подобные мысли. Не надо. Просто не надо. — Чёрт, — цедит он сквозь зубы. — Мне лучше заняться делом, чем сидеть тут с тобой и пить этот невкусный чай. Он поднимается, пожалуй, слишком резко; однако это не объясняет, почему прямо сейчас перед глазами всё плывёт. Бэкхён тут же вскакивает тоже, и ресницами хлопает быстро-быстро, ненавязчиво так интересуясь: — Что такое, Ли Тэмин? Тебе нехорошо? «Да отъебись ты», — хочется ответить Тэмину, но язык как-то не поддаётся; ни язык, ни зрение, ни ноги, которые, резко отяжелевшие, едва несут его, кажется, к выходу из кабинета. Каждый шаг кажется невыносимо трудным, и, в конце концов, ноги подкашиваются; изображение плывёт, разрезается пространство, закручивается каким-то непонятным вихрем, перед глазами проносятся стены, пол, собственные руки, и вот — он уже лежит на полу, в паре метров от закрытой двери. Позади слышится приближающийся медленно размеренный шаг Бэкхёна. — Весело, наверное, вешать лапшу на уши окружающим тебя людям, Ли Тэмин? Бён садится на корточки прямо напротив него; наклоняет голову и глядит. В глаза, в зрачки, внутрь, внутрь, внутрь. Тэмин нахмуривает брови, чувствуя, как даже не может пошевелиться от настигшей слабости, и как подкатывает переполняющая его сейчас злость в горлу. — Ч-что было в том чае?.. — выдавливает он, напрягая все свои силы, которые только остались. — Мм. Эй, Чанёль, а что там было? — Бэкхён с любопытством переводит взгляд куда-то за Тэмина, наверх. — Флунитразепам, — чеканит безэмоциональный голос Чанёля. — Оу, правда? — усмехается тот; розовая чёлка спадает прямо на глаза. — Не думаю, что Тэмину это что-то даст. Да, Тэмин-и? — З-зачем ты… — выговаривает Тэмин, делая над собой усилие, и ощущая, как всякие силы и даже сознание его стремителньо покидают; но до последнего сохраняет презрительный взгляд. –…Это делаешь?.. — Зачем? — Бэкхён вскидывает брови наигранно, для большего эффекта пробегаясь глазами по потолку. — А зачем ты это делаешь, Бён Бэкхён? — спрашивает сам себя. — Неужели ты… Хочешь поиграть? В глазах темнеет, тускнеет и изображение расплывается; но малиново-кровавый блеск чужих глаз отчётливо виден до последнего. Эти глаза прекрасны и ужасны одновременно. — Бён Бэкхён хочет поиграть с тобой, Тэмин, — заявляет розоволосый интонацией звокой, забавной, с нечитаемым в ней вызовом. — Как думаешь, с кого ему начать? Может быть, с Тэна? Может быть, с Тэна?.. Малиновый свет — последнее, что видит Тэмин прежде, чем тьма поглощает его целиком.***
Белые стены больницы, её белый потолок, белая плитка пола и белые халаты врачей– всё проносится перед глазами одной неразберимой картиной, разглядывать которую просто нет времени. Тэн несётся со всех ног; так быстро, как он ещё никогда не бегал, даже на зачётах по физической подготовке, даже за укравшим из кассы деньги преступником, просто — никогда. «Ты, случаем, не знаешь, что с Тэмином?», — гласило сообщение Тэёна, которое Тэн первым делом увидел в телефоне, как только проснулся сегодня утром. «Нет, а что с ним? Что-то случилось?» Ноги передвигаются быстро-быстро, дыхание безнадёжно сбивается, сердце заходится в сумасшедшем ритме, отдаваясь пульсом куда-то в виски. Тэн почти уверен, что бежит по ступенькам быстрее, чем поднимается лифт; пятый этаж, сто первый кабинет. Пятый этаж, сто первый кабинет, пятый этаж, сто первый кабинет, пятый этаж, сто первый кабинет… «Хуй знает, но он в больнице. Думал, ты в курсе.» «ЧТО?! ЧТО ОН ДЕЛАЕТ В БОЛЬНИЦЕ?» «Бэкхён вроде сказал, что он отравился.» Цифры на табличке белой двери выстраиваются в нужное Тэну число — сто один — и он с размаху открывает дверь, буквально вваливаясь в палату без всякого стука и предупреждения. И тут же с облегчением выдыхает: там, на кровати, сидит Тэмин, в целости и сохранности… По крайней мере, снаружи. — Тэмин-ши, ты в порядке?! — не сдерживаясь, кричит Тэн прямо с порога, и ноги почему-то замирают на месте, не давая подойти ближе. Окно палаты чуть приоткрыто; оттуда виднеются уходящие вдаль, на сереющий на горизонте рассвет, макушки деревьев и некоторых домов. Лёгкий ветерок гуляет по комнате, крадётся вдоль выбеленный стен, заставляя пшеничные волосы Тэмина развеваться; они аккуратно причёсаны, и Тэн это сразу замечает. Ещё замечает, что смотрит Тэмин в окно, разглядывая открывающийся ему сбоку пейзаж; он сидит на кровати, опираясь спиной на мягкую подушку, и белый больничный халат, который врачи уже успели на него надеть, прикрывает такое же белое одеяло. Медленно Тэмин поворачивает голову к Тэну, услышал этот его громкий и полный беспокойства и волнения крик. И теперь на Тэна смотрят два голубых глаза с немым вопросом на дне зрачков. С вопросом. На дне зрачков. — Парень, а ты палатой не ошибся? Тэн застывает каменной статуей, чувствуя, как его окутывает паника. Настолько сильных переживаний он, кажется, за всю жизнь не испытывал, и ещё никогда его сердце не билось настолько быстро, а дыхание и вовсе останавливалось. Неужели… Он потерял память?.. Кажется, Тэмин замечает чужую ошарашенность, потому что его губы расплываются в простодушной улыбке, и он вдруг бросает: — Я шучу. …Шутит? Он шутит? — Т-то есть, — неуверенно начинает Тэн, и его голос ощутимо вздрагивает, — с тобой всё в порядке? Тэмин улыбается снова, и теперь, кажется, ещё ярче, чем прежде; это вселяет в Тэна огонёк надежды, но последующие слова безжалостно гасят его. — Нет, — произносит он; простодушно и невозмутимо. — Мне просто сказали приветствовать всех, кто зовёт меня «Тэмином». Сердце Тэна всё-таки останавливается; и не просто останавливается, а по-настоящему падает куда-то вниз, в районе желудка или ещё ниже, и вообще, кажется, все его внутренности выворачивает наружу от простого и до ужаса банального осознания, режущего больнее ножа — — Тэмин всё забыл. Амнезия. Это амнезия. Должно быть, та диссоциированная амнезия, о которой Тэмин говорил. Но что послужило поводом к тому, чтобы она проявилась именно сейчас?— ☠ –