ýēşŧøðãý
“история, которой не дано сбыться,
она всегда будет преследовать нас.
так же, как и я, ты её не забудешь –
будь то завтра или вчера”
***
Только когда неприятный, вызывающий отвращение запах сырой плоти бесповоротно врезается в нос уже сотый, кажется, раз – только тогда Марк наконец открывает глаза.
Он видит не совсем то, что ожидал,
хотя и ожидать-то уже было нечего. Тёмное, очень холодное помещение, походящее на подвал – должно быть, это он и есть; на тонкой верёвке где-то впереди шатается лампочка, едва освещающая своим бледно-жёлтым кругом окружающее пространство. Разглядывать обшарпанные стены и пол долго не приходится: мерзкие разводы и засохшие капли крови видно отчётливо и ясно, и они, по всей видимости, и являются источником невыносимого смрада, стоящего здесь; кажется, это место насквозь пропахло сырой землёй и
кровью.
Сначала данная картина не вызывает у Марка никаких эмоций, но по мере прихода в сознание становится всё более жутко от осознания собственного положения – он сидит в забрызганном кровью незнакомом подвале, сыром и холодном, и,
Господи, почему здесь вообще так много крови и где вообще я?! Первая мысль – он попал в Ад; поскольку Рай ему точно не светит. Кроме того, собственные руки тоже начинают ощущаться не сразу; кровь, кажется, приливает к ним медленно-медленно, пока до Марка наконец не доходит, что они скованы цепью.
– М-Марк?!...
Справа раздаётся совсем знакомый голос, и Марк тут же голову поворачивает на него; там, в паре метров от него, сидит Тэн. То есть, реальный и действительно существующий Тэн; в этой своей чёрной кофте, с потрёпанными волосами, и, как и Марк, с закованными цепью привязанными к стене руками. И понятно из происходящего становится – ничего.
– Тэн-хён?! – выдавливает не менее ошарашенно Марк, и какой-то импульс заставляет его дёрнуть руками; только сейчас он понимает, насколько же короткие по длине цепи их удерживают.
Тэн выглядит таким же шокированным и ничего не понимающим, как и он; только лихорадочно оглядывается по сторонам, всматриваясь в каждый тёмный уголок, хотя вряд ли способен там что-то увидеть. Тишина, отвратительный запах, незнакомое и холодное помещение; в чёрных зрачках отражаются кровавые стены, полный неизвестности мрак, а ещё нелепость и абсолютная бессмысленность происходящего.
– Что происходит?! – спрашивает Марк полукриком, чувствуя, как нарастает в груди чувство пожирающей тревоги. – Мы умерли?
– Я с-сам не знаю, что происходит, – выдавливает из себя Тэн, стараясь ещё хоть немного удержать спокойствие в голосе и не поддаваться панике, готовой, кажется, вот-вот взорваться бомбой. – Я просто ждал, пока Тэён покурит, вроде как, сидел спокойно в комнате, никого не трогал, прикрыл глаза только, а очнулся... Здесь.
Последние слова он сглатывает, потому что действительно ничего не помнит; всё произошло как-то быстро и спонтанно. Но какая-то абсурдность и нереальность ситуации давят на сознание, а сердце бешено бьётся-бьётся-бьётся, и хочется, честно, просто отчаянно закричать.
Марк прокручивает в голове свои последние воспоминания – они проносятся быстрым калейдоскопом – малиновый закат, крыша, вечерний город и солнце, уплывающее за горизонт, Бэкхён, поцелуй, цепь...
– Я помню, – отзывается он тут же скороговоркой, – как стоял на крыше, потом ко мне подошёл Бэкхён, и мы поцеловались. А потом он меня задушил...
Осознание медленно-медленно рисуется на лице Тэна, что видно по его озадаченно сводящимся к переносице бровям.
– Он тебя задушил?.. Так, подожди, стой... – глубокий вдох. – ТЫ ЦЕЛОВАЛСЯ С БЭКХЁНОМ?!
– Да, – неуверенно и слегка растерявшись Марк кивает головой. – Ч-что, если мы в подвале Бэкхёна? – задумчиво опускает голову. – Тогда нам нечего бояться...
– Что, блять? Марк! – кричит Тэн, и если бы не цепь, удерживающая крепко его руки, он точно бы сорвался к младшему. – Так только конченный мазохист может говорить! Ты же ведь... Не...
Несмотря на стремительно нарастающую тревогу и напряжённость ситуации, уголки губ Марка растягиваются в широкой, сомнительной улыбке.
– ...Сюрприз?..
Ну пиздец.
Тэн зажмуривает глаза до звёздочек – тьма, мрак, пустота – и открывает, надеясь, что хоть что-то в открывшейся ему картине изменится. Потом ещё раз, и ещё раз, и ещё раз, но – ничего не меняется. Всё остаётся прежним: холодный подвал, грязные разводы крови, давящая на уши тишина; и чем больше Тэн вглядывается во всё это, тем сильнее врезается в разум осознание, что всё это
реальность, и, кроме того, принять и смириться с таким положением вещей становится всё проще. В конце концов, это кажется единственным выходом.
– Так, окей... – вздыхает он, собираясь с силами. – Не важно. Давай просто мыслить рационально. Значит, ты говоришь, что, эм... – он делает непонятную, но необходимую ему паузу, – ...целовался с Бэкхёном, а потом он тебя задушил. Так?
– Да, хён, – соглашается Марк, кивая головой. – И очнулся я здесь.
– Ладно... Возможно, он затащил тебя сюда, – пытается рассуждать старший, хотя нужные слова подбираться как-то не хотят. – Но... Я-то как здесь оказался?!
– М-может он тебя вырубил, а ты забыл? – неуверенно предполагает тот.
– Вполне вероятно... От этого Бэкхёна не знаешь, чего ожидать, – цедит Тэн сквозь зубы, но ненависти в его голосе не слышится: на неё просто нет сил. – Только... Зачем он затащил нас сюда? Что это вообще, блять, за место?
– О-о-о, я с удовольствием отвечу на этот вопрос.
Мягкий, мелодичный и отдающий чем-то сладким голос Бэкхёна раздаётся из самой глубины мрака. Тэн чувствует, как резко леденеет воздух, а всё его тело, кажется, парализует от страха; и он просто на девяносто девять процентов уверен, что Марк чувствует то же самое. Ему хочется в это верить.
Вдоль пожелтевших стен раздаётся эхо приближающихся мерных шагов; в конце концов прямо перед ними, в луже света, создаваемого тусклой лампочкой, возникает сам Бён Бэкхён. Розовые локоны отблёскивают перфекционистской чистотой и маленькими звёздами, которые на лицо, наполовину погруженное в темноту, сыпятся; и губы его растянуты в кривой, дикой улыбке, которую едва можно разглядеть в темноте, обволакивающей и липнущей прямо к коже. Но самое худшее и стрёмное, пожалуй, в его таком образе – то, что его грязно-белый свитшот, кажется, на пару размеров больше него самого и оттого ужасно растянутый, вплоть до свисающих рукавов,
весь пропитан и запачкан кровью. Тэна от этого бросает в дрожь; кажется, некоторые участки крови ещё совсем свежие.
– Х-хён?.. – выдавливает Марк, по-щенячьи округляя глаза и вжимаясь в стену всем своим существом. – К-как это понимать?..
– Что ты вообще, блять, творишь, псих ты больной?! – Тэн, в отличие от него, совсем не сдерживается и кричит, пронзая Бэкхёна яростным взглядом, за которым, на самом деле, он прячет страх. – Ты точно крышей поехал, блин... Отпусти нас, Бён Бэкхён!
Лицо Бэкхёна не меняется, и, более того, улыбка, всё такая же незамысловатая, не дрогает ни на секунду. Он только незаметно свешивает голову набок; длинные розовые локоны спадают куда-то на глаза, и в леденящем воздухе раздаётся его по-прежнему невинный голос:
– Что с вашими лицами? Вас это всё настолько удивляет... Я умею производить впечатление, да?
Всё становится гораздо хуже и непонятней с каждой секундой; выедающая темнота бросается в глаза, и только один Бэкхён в окровавленном свитшоте, не омрачённый этим подвальным мраком, виднеется впереди. Эта его издевательская улыбка, красный взгляд из-под ресниц, мелькающие там, где-то в глубине, искры безумия; только он, наедине с Тэном и Марком. Только он и они.
– Чёрт... Ты... – шипит Тэн, но мысли не вяжутся, слова не идут, и весь разум, кажется, превращается в сплошной неразберимый клубок страха, тревоги и злости.
– Насчёт твоего вопроса... – произносит Бэкхён легко, почти что воздушно, и так обыденно, что аж до тошноты; и прячет руки за спиной, – вы сейчас находитесь в подвале моего дома. Мой дом построен не очень качественно, можете сами посмотреть, – он проводит рукой по воздуху, указывая на окружающее пространство. – Стены и потолок достаточно дырявые, и по полу зачастую шастают крысы. Я потихоньку заделываю дыры монтажной пеной, а найденных крыс убиваю.
Темнота сгущается, тусклый свет раздражает глаза, и улыбка Бэкхёна медленно, но ощутимо превращается в оскал.
– Мне жалко убивать крыс. В отличие от людей, – чеканит он. – Но я всё равно их убиваю. Только одну крысу я оставил в живых. Она показалась мне очень милой, жалкой и беспомощной. Я назвал её Тэмин.
Тэмин. При одном только упоминании этого имени Тэна берёт дрожь, пробирающая до самых костей. Ему кажется, что позади него, из-за стены, вылезают холодные и леденящие душу лапы страха, страха всего: неизвестности, смерти, темноты, Бэкхёна, людей, всего-всего; они хватают Тэна, вцепляясь в него своими когтями, пронзают и обмораживают кожу, превращая всё тело в сплошную каменную статую. И тяжело становится даже элементарно вдохнуть; в лёгких почти не находится свободного места. Но Тэн делает над собой усилие, сжимает челюсть, сжимает кулаки, сглатывает, пытается успокоить, укротить этот страх, хотя на деле всё ещё продолжает дрожать; и:
– Что, хочешь напугать нас тем, что ты
убийца? – с вызовом, с дерзостью и с фальшивой, но довольно правдоподобной смелостью. – Что ж, у тебя не получилось. Я тебя не боюсь, Бён Бэкхён.
Бэкхён с неподдельным удивлением вскидывает брови вверх; теперь его пламенные глаза сияют чуть ярче.
– Я не боюсь тебя, не боюсь, Бэкхён, – повторяет Тэн; скорее, для самого себя, нежели для него. – Думал, твой кровавый подвал меня напугает? Да пусть ты хоть самый отмороженный убийца, маньяк и каннибал,
я тебя не боюсь!!!
Он едва ли сам соображает, что говорит, а последнюю фразу и вовсе кричит; и только искреннее удивление и полнейшее непонимание, рисующиеся на лице Бэкхёна, всё-таки выбивают землю из-под его ног.
– Я вовсе не хотел вас напугать... – невинно протягивает он с ноткой задумчивости. – Наверное, это путресцин вогнал тебя в ступор, Юнцинь. Извини, тут весь подвал им пропитан, так что выветреть его невозможно, – и губы его снова трогает та противная улыбка. – Ну, ничего страшного, скоро ты привыкнешь.
– Чёрт... – шипит Тэн. – Да что с тобой не так?! Отпусти меня! – он дёргает руками, отчего только цепи бессмысленно звенят, и в порыве отчаяния переводит взгляд на тихо сидящего рядом Марка. – Марк, скажи ему ты! Тебя он послуша...
Он сам не знает, что заставляет его оборвать фразу, но, кажется, с Марком, точно так же прикованным цепями к стене, как и он, что-то не так. Его взгляд спрятан под длинной чёлкой, и виднеются только дрожащие губы, так отчётливо бросающиеся в глаза на фоне этой бледной кожи.
– Тэн-хён... Ты... – в какой-то момент выдавливает он, и каждое слово поначалу даётся с трудом; но он всё-таки собирается с мыслями и продолжает более уверенно. – Ты думаешь, что знаешь меня... Думаешь, что я просто добрый и наивный ребёнок... Но это ведь не так.
Что-то странное сквозит в его голосе, заставляет сердце сжаться до немыслимых размеров; Тэн нервно сглатывает и через силу, даже не слыша самого себя, переспрашивает:
– Ч-что?..
И, наконец, дрожащая улыбка на чужом лице почти что идеально складывается в широкую и безжалостную усмешку.
– Это просто ложь, Тэн! – Марк поворачивается к нему, глядит жгучим, до крови обжигающим взглядом; где-то на дне его зрачков загорается маленькая искра, в которой Тэн не улавливает ничего, совершенно ничего ему знакомого. – Я одержим. Одержим тьмой, страданиями, кровью, страхом, воплощающимся в реальность, я обожаю это! Я не знаю, почему, но мне нравится чувствовать боль!
Его взгляд – горит и сияет чем-то диким, болью о отзывающимся в районе рёбер. Тэн ничего не может противопоставить этому взгляду, ничего не может сказать и даже подумать не может; только ощущение липкой тревоги всё более разрастается, окутывает всё тело и растекается по венам и артериям похолодевшей кровью. И в висках стучит-стучит-стучит одна только навязчивая мысль, которая затмевает все-все остальные, смещает их на второй план и заполоняет собой каждый уголок сознания:
Сбежать. Отсюда надо сбежать.
– Ты выглядишь очень напуганным, Ли Юнцинь, – бросает Бэкхён; снова обыденно, снова легко и невыносимо приветливо, и веет от его улыбки чем-то жутким и зловещим. – Что такого страшного или ненормального ты увидел?
Его голос звучит сахарной патокой, оставляет какой-то сладко-горький след внутри, искривляет все чувства и ощущения, нарушает узор логики и рационализма, заложенный внутри. Тэн мало что понимает; если быть точным, то совсем ничего. До сих пор опасение за самого себя не отпускало его; и только сейчас, в какой-то неуловимый миг, он, наконец, в полной мере осознаёт, где оказался. В подвале, чёрт возьми, настоящего убийцы.
А что делают убийцы в своих подвалах? Явно не пьют чай с конфетами.
Бэкхён хочет его убить!!!
– Т-ты... – всё-таки выдавливает из себя Тэн, понимая, насколько глуп его вопрос после столь смелых заявлений, что он «никого не боится»; но он ничего другого произнести просто не может. – Так ты убийца, Бён Б-Бэкхён?..
Бэкхён выдерживает зрительный контакт в течение нескольких беспощадных секунд; и только потом, незаметно вздохнув, он пожимает плечами, как ни в чём не бывало.
– Да, – бросает, как и всегда, с улыбкой. – Но прежде, чем ты назовёшь меня ненормальным, хочу заметить, что вся наша жизнь так же ненормальна, смешна, ничтожна и несчастна, как и моя игра.
Тэн сглатывает горький и жгучий комок страха, застрявший в горле, и совсем тихо – потому что громко уже просто не может – переспрашивает:
– «Игра»?..
Кривая ухмылка, белые зубы-клыки, кровавый блеск сверкающих глаз на лице Бэкхёна; ужас и первобытный страх, заползающие под кожу Тэна.
– Бён Бэкхён хочет с тобой поиграть, Ли Юнцинь.~
Тэн даже не успевает ничего ответить, ничего осознать, понять и переварить; только голос Марка слева от него звучит громко, дико и отчего-то даже радостно:
– А со мной? – и на лице его, словно приросшая маска, виднеется улыбка. – Бэкхён хочет поиграть с Ли Минхёном?
Тэн не знает, почему Марк назвал себя «Минхёном», не может понять, кто из этих двоих более ненормальный, и всё ещё не может переосмыслить весь этот происходящий вокруг него абсурд и полнейший хаос; безумие затерялось где-то в стенах этого кровавого подвала, заполонило собой всё вместе с этим отвратительный запахом смерти.
– И с тобой тоже, Ли Минхён, – заключает Бэкхён приподнятой интонацией. – Вы готовы?
– Да! – тут же отзывается Марк, всё ещё не скрывая улыбки.
– Н-нет! – выдаёт Тэн дрожащим голосом, хотя и на все миллиард процентов уверен, что это его «нет» ничего не изменит.
– Отлично! Давайте повеселимся! – Бэкхён восторженно хлопает в ладоши, после чего оборачивается и бросает куда-то в темноту: – Чанёль, пожалуйста, включи свет!
Стоп. Чанёль?! Он тоже здесь? Впрочем, эту мысль Тэн додумать не успевает, потому что свет – то есть, нормальный и яркий свет – в подвале включается, и открывшаяся картина тут же всё внимание перехватывает на себя.
Пожелтевшие, обшарпанные и забрызганные кровью стены оказываются вовсе не пустыми: пригвоздённые и привязанные, на них висят разнообразные человеческие конечности – руки, в основном, по локти; ноги по колено; а местами даже органы, посиневшие и бледно-фиолетовые. Такое чувство, будто Бэкхён не одного человека разобрал, как конструктор, на куски, и развесил кровавые детальки в качестве оригинального интерьера. Это настолько противно и мерзко, что где-то внутри Тэна просыпается рвотный инстинкт; он себя изо всех сил сдерживает, чтобы съеденный сегодня обед не оказался на полу, как ещё одна деталь столь отвратительного интерьера.
Среди всех этих человеческих останков он даже не сразу замечает живого и целого Чанёля; тот тихо и неподвижно стоит в углу, всё в том же своём чёрном костюме, который, кажется, никогда не снимает. Его лицо не выражает совершенно никаких эмоций, словно он готов беспрекословно выполнить любую команду Бэкхёна, который, в отличие от него, сейчас ярко-ярко улыбается, глядя при этом широко распахнутыми глазами; но если там и может что-то отражаться, то точно не «целая вселенная», а только жуткий, мрачный и кровавый ад.
– Красиво? – спрашивает он, скорее, риторически; потом и сам с восхищением оборачивается вокруг своей оси, бросая взгляд на каждую собранную детальку: чью-то руку, чью-то ногу, чью-то печень, чьи-то, словно гирляндой повешенные, кишки. – Здесь и для вас место найдётся.
– Правда?.. – то ли с неверием, то ли с глубочайшим восторгом интересуется Марк; Тэн метает на него полный презрения и отвращения взгляд, но тому, кажется, абсолютно всё равно.
– Вы... – с трудом проговаривает он, а ещё дышать становится в два раза труднее; и не только дышать. Просто-напросто существовать здесь невозможно; ситуация не воспринимается. – Вы... Два психа...
– Разве? – искренне удивляется Бэкхён, и делает один шаг вперёд, по направлению к парню – от этого последнему хочется вжаться в стену и утонуть в ней. – А, по-моему, это
ты здесь псих.
Сложно, сложно, сложно, страшно, невыносимо жутко, крипово, стрёмно, а ещё чуть-чуть грустно, но, всё-таки, по большей части – до мурашек страшно, до ужаса, дикого и глубоко, перехватывающего дыхание. Тэн чувствует, как вот-вот вырвется наружу его первобытный страх; но давление создаётся где-то в районе горла, и не то что закричать – даже прошептать он едва ли смог бы; только что-то мокрое и холодное маленькими каплями слёз едва-едва вырисовывается в уголках глаз.
– Разве это не тебя считают ненормальным? – продолжает Бэкхён, и с каждым словом становится ближе на ещё один шаг; от него деться некуда, ни спрятаться, ни убежать, ни даже отвернуться. – Сколько раз уже за свою жизнь ты слышал эти слова? «Псих», «ненормальный», «сумасшедший»... Много, да?
Ещё один шаг – и вот, он уже стоит прямо над Тэном, возвышается над ним, загораживая свет ламп на потолке; почему-то Тэну вспоминается тот момент, который с ним даже не происходил. Когда Бэкхён убил его.
– Между людьми невозможна адекватная коммуникация, – заключает Бэкхён, и что-то в его голосе меняется; надламывается почти незаметно, превращая сладкую патоку в сухую, режущую горечь. – Потому что каждому человеку чужой взгляд на мир невыносим. Поэтому и говорят: другие люди – и есть ад.
Дрожь пробирает всё тело, от костей до поверхности кожи, насквозь пробирает, как электрический заряд; Тэн сильно-сильно зажмуривается, лишь бы только не видеть это Бэкхёна, стоящего перед ним, над ним, да вообще везде; от него можно избавиться, только закрыв глаза. Страх – самое уродливое чувство; оно раздирает изнутри, пожирает все рациональные размышления и оставляет за собой только тревогу и панику. Но, к величайшему облегчению, спустя несколько секунд Тэн слышит, как шаги Бэкхёна удаляются от него; он, кажется, подходит к одной из стен и останавливается возле неё.
Только тогда Тэн решается, на свой страх и риск, приоткрыть глаза и взглянуть. Он видит Бэкхёна, держащего в руках, собственно, чью-то руку. Бледную, мёртвую, вымытую, однако, от крови; разглядывает её с каким-то упоением, гордостью, должно быть, за самого себя; словно смотрит на какой-нибудь трофей.
– Мне так нравятся руки. Ничего не могу с собой поделать, – не снимая улыбки, бросает он в какой-то обыденной, неопределённой манере, и незаметно вздыхает. – Вы, может, и не знаете, но в первую очередь из трупа надо удалять кишки. Я не знаю, почему, но это улучшает качество тела.
Заебись просто. Он собирается сейчас рассказывать подробности того, что делать с трупом?
– Затем нужно обязательно слить из тела всю кровь и вырезать жир. Это, правда, так утомительно... – ещё один вздох; усталый и скрывающий за собой разочарование. – Можно вырезать из трупа череп, и тогда это будет такой маленькой изюминкой интерьера! А ещё, пока труп не начал разлогаться, можно срезать с нег-
– Заткнись!
Громкий, отчаянный, режущий крик Тэна заставляет его резко замолчать. Правда, ненадолго; Бён несколько раз недоумённо хлопает ресницами и склоняет голову набок, заглядывая в чужие глаза с немым вопросом.
– Ты знаешь, что невежливо перебивать? – спрашивает он таким невинным и вместе с тем противным голосом.
В голове у Тэна крутится куча беспорядочных вопросов, которые он, как бы ни хотел, оказывается не в силах озвучить.
Кто все эти многочисленные жертвы Бэкхёна? Чьи именно органы висят в этом подвале? В конце концов, чего он добивается? Зачем ему понадобились именно он и Марк?
– Зачем?!.. – всё, на что хватает голоса. – Зачем ты это делаешь?..
– Зачем я это делаю? – Бэкхён вопросительно вскидывает брови вверх, на лоб, и пробегается взглядом по плесневелому потолку, будто там написан ответ. – Зачем я причиняю другим боль?.. Хм...
Чем ярче сияют искорки в его кровавых глазах, тем сильнее дрожат у Тэна руки, закованные в цепи. Они, цепи, создают дискомфортное ощущение несвободы, безысходности и полнейшей невозможности просто взять и сбежать отсюда, уйти куда-нибудь подальше, забыть и никогда не возвращаться. Бэкхён устремляет взгляд прямо на него, сквозь него, упирается в эпицентр разума, и теперь – теперь, кажется, уж точно сбежать невозможно.
– Да потому что могу.
Он вешает эту чью-то мертвенно-бледную руку обратно на испачканный в крови ржавый гвоздь; с таким восхищением и увлечённостью, как у него, нормальные люди обычно вешают медали и ставят трофеи. Нормальные люди... Что это вообще значит?
«Нормальные»...
– Я просто хочу поиграть с вами, – продолжает объяснять Бэкхён, ещё несколько секунд с упоением разглядывая руку; потом его взгляд переключается на другие мёртвые элементы стены. – В любом случае, у вас не будет никаких причин грустить перед смертью... – и снова. Взгляд снова падает прямо на Тэна. – Вы не были любимы с самого начала.
Всё это – слишком неправильно; ощущение полной абсурдности происходящего в какой-то степени даже затмевает страх, вытесняет ужас и панику. Тэн не может понять, что именно понять не может: Бэкхёна, который сейчас походит на главного маньяка из фильмов ужасов, Марка, глядящего на него влюблённым взглядом, или же вообще Чанёля, мирно стоящего в углу и ждущего следующих указаний. А может, всего этого разом. Так или иначе, дрожь, похоже, постепенно унимается, пока и вовсе не сходит на нет; наверное, какое-то внутреннее смирение настигает Тэна. Нет никакого смысла думать,
почему это происходит. Надо думать,
что делать дальше.
– Знаешь, Юнцинь, – бросает Бэк, и медленно-медленно, будто намеренно растягивая время, шагает к Тэну. – Один писатель как-то раз сказал: «Наш мир – это анекдот, который Бог рассказывает самому себе».
Его розовые локоны, на самом деле, довольно приятно блестят в свете ярких ламп, а лицо выглядит таким милым и невинными, что даже окровавленный свитшот и стены подвала кажутся слишком иррациональными и лишними по сравнению со всем этим. Вот только страх в груди Тэна перемешивается – неожиданно – с дичайший раздражением; если вся эта прелюдия продолжится, то он, наверное, точно свихнётся.
– Я уже понял, – шипит он с внезапной дерзостью, – что ты познал дзен головой об пустоту, Бэкхён. Но, если ты хочешь убить меня, – ловит на себе заинтересованный взгляд Бёна, –
не медли и сделай это побыстрее!
На последней фразе он неосознанно и даже случайно повышает голос, и – не успевает даже моргнуть, как в одну секунду Бэкхён оказывается прямо перед ним.
– «Убить побыстрее»? – переспрашивает он; голос, мягкий и нежный, режет острее ножа. – Ещё чего. Я никогда не убиваю просто так. Все, кого я убил, мучительно страдали перед смертью! – его взгляд – дикий, бешеный,
дьявольский. – Разве это не будет несправедливо по отношению к остальным жертвам, если ты умрёшь без мучений, Юнцинь? Я заставлю тебя страдать. – Тэн сжимается, как может, всем своим телом, и становится совсем-совсем маленьким; он просто не может не бояться, когда Бэкхён глядит на него
так. Как какой-нибудь псих или демон. – Помнишь, я сказал про крысу, которую назвал Тэмин? На самом деле, я убил её. Знаешь, почему?..
Он наклоняется близко-близко, опаляя кожу Тэна своим горячим дыханием и заставляя его сжаться ещё больше, и почти что шёпотом произносит:
– Потому что у меня теперь есть
настоящий Ли Тэмин. – Затем он, чересчур резко выпрямившись, оборачивается куда-то к Чанёлю и громко приказывает: – Чанёль, приведи его сюда!
Что.
У Тэна в груди обрывается трос и сердце с грохотом падает вниз, кости ломаются и рассасываются, и сам он превращается в сплошной комок из тревоги, паники, страха и неудержимой злости, близкой к сумасшествию. Всё проносится буквально вихрем, быстрым и безжалостным, одной короткой и жалкой секундой, моментом, мигом: Чанёль куда-то уходит, Бэкхён тихо смеётся, с наслаждением рассматривая стремительно рисующуюся панику на чужом лице, Марк всё ещё непонятно и раздражающе молчит, и это всё – просто какой-то Ад, в котором Тэн несёт наказание за все те грехи, что только совершил за свою жалкую жизнь.
Но в тот момент, когда Чанёль возвращается и Тэн видит Тэмина – измотанного, ослабевшего, в окрававленном и помятом пиджаке, с растрёпанными волосами, ранами, царапинами и ужасающе пустым отчаянием в голубых глазах – в тот момент Тэн забывает всё. Забывает, что только что было, забывает, что вообще происходило до этого, кто все эти люди, кто он вообще такой; забывает даже собственное имя. Чанёль швыряет Тэмина прямо в центр подвала, в лужу наиболее яркого света, как бросают какого-нибудь несчастного выдрессированного животного на сцену цирка. А потом – он встречается взглядами с Тэном; и глаза его, плещущееся море, просторы чистого неба, голубые волны, они – просто стеклянные. Потерянные и пустые.
– Нет!!! – кричит Тэн; слова срываются сами по себе, глаза бегают в поисках хоть чего-то, на чём можно было бы остановить взгляд, а руки стремятся высвободиться: но чем больше он ими дёргает, тем болезненнее холодный металл режет кожу. – Нет! Что ты собираешься делать, Бэкхён? Что ты собираешься делать?! Не надо!
Его громкие и отчаянные возгласы только больше раззадоривают Бэкхёна; пристально глядя на Тэна, наблюдая за его реакцией, он нарочито медленно вытаскивает откуда-то из кармана штанов не особо длинный, но острый и тонкий нож; чистый, отражающий неприятным сиянием блеск ламп.
– Бэкхён, пожалуйста, остановись!!! – почти что умоляюще просит Тэн, кричит и всё ещё безуспешно пытается вырваться из-под власти звенящих цепей; он в одиночку создаёт слишком много шума. – Прошу, не трогай его! Что ты хочешь с ним сделать? Не трогай его, остановись!!!
Покрасневшие губы искривляются в зловещей, широкой улыбке; Бэкхён, кажется, ни за что не собирается останавливаться. Ни при каких условиях. Он подходит к Тэмину; тот лежит на полу, и на всё происходящее ему, кажется, совершенно плевать. Похоже, он уже достаточно пострадал, что теперь достиг той стадии, когда готов принять /абсолютно что угодно/, исходящее из внешней среды. Даже если это Бэкхён, который садится рядом с ним на корточки, хватает за светлые тонкие волосы, поднимает примерно на свой уровень и подставляет нож к самому горлу.
А Тэн чувствует, как ему сейчас в буквальном смысле снесёт крышу.
– Нет!!! – орёт он. – Не трогай его! Отпусти его! Перестань, Бэкхён! Хватит! Пожалуйста, остановись!!!
Бэкхён улыбается ещё шире, скалится во все свои тридцать два зуба; и произносит сладкой, завораживающей мелодией:
– Кричи громче, Ли Юнцинь. Мне нравится твой крик.
– Отпусти его!!! – и Тэн, вопреки своему постепенно угасающему разуму, действительно кричит ещё громче. – Хватит!
– Громче! – в глазах Бэкхёна загорается пламя, и Тэн готов поклясться, что видит в его рту клыки, а вместо ногтей – острые когти. – Я хочу слышать, как ты умоляешь меня!
– Не трогай Тэмина! Прошу!
Это ощущается, словно крик в пустоту; бесполезный, бессмысленный и отчаянный. На глаза Тэна выступают слёзы, когда он снова пересекается взглядами с Тэмином – он видит там слабую, маленькую и дрожащую, абсолютно неуверенную и беспомощную, но всё-таки – надежду.
– Да! – кричит Бэкхён с дичайшим удовольствием, всё ещё не убирая нож от чужого горла; даже наоборот, он спускается чуть ниже, к ключице. – Это лицо! Я обожаю это выражение лица! Я так счастлив, что ты наслаждаешься весельем!
– ОТПУСТИ ЕГО!!!
Бэкхён – внезапно – начинает смеяться. Громко, визгливо, с нескрываемой издёвкой, непонятно и дико, а ещё в чём-то зловеще и по-садистки. Тэн впадает в ступор; это смех горького осознания, что жизнь не придерживаетя правил честной борьбы и всегда на стороне того, кто сильнее, а потому и все эти чужие просьбы вынуждены быть проигнорированы или, в лучшем случае, обсмеяны — не со зла, а просто чтобы не забывал, что сильный всегда прав, и сначала сильный – тот, кто в руках держит нож, а ножом сделать готов буквально что угодно. С этим смехом, как ледяной водой окатывая, приходит и откровение, что всё происходящее – это действительно похоже на выступление на сцене, и, как бы там не было, нет явной и чётко очерченной границы между трагедией и комедией в этой жизни – они абстрактны и размыты, стёрты, потому что и трагедия, и комедия – есть суть одно и то же. И хохот этот продолжает литься, Бэкхён смеётся, смеётся, смеётся, всё ещё смеётся, громко, ужасно громко и нагло, смеётся, смеётся, смеётся, пока воздух в лёгких не кончается.
А потом – всё-таки проводит кончиком ножа вдоль ключицы Тэмина.
У Тэна в одну секунду перехватывает дыхание. Ему хочется отвернуться, не смотреть на это, не видеть – но он ничего не может сделать, и лишь продолжает смотреть, как прямо напротив него кровь вытекает из раны, стекает прямо на ладонь Бэкхёна, которую тот намеренно подставляет. Чужая багровая жидкость оказывается на его руке, и он подносит эту руку к своему рту, а потом – выпивает. Прикрывает глаза, наверное, оценивая вкус; и, судя по рисующейся довольной улыбке, кровь эта оказывается довольно вкусной, о чём он тут же спешит сообщить:
– Потрясающий коктейль из твоей крови и моего безумия...
Тэн не может выдавить из себя ни слова. В одну секунду весь остальной мир перестаёт для него существовать; есть только он и Тэмин в руках Бэкхёна. Больше нет ничего и никого, только он и они; весь мир – иллюзия. Бэкхён вдруг поворачивает за волосы голову Тэмина на себя, заставляя посмотреть ему прямо в глаза, взглянуть в эту кровавую бездну полнейшего безумства.
– Чувствуешь, как быстро бьётся твоё сердце? – спрашивает он, игриво вытягивая каждую букву, каждый звук, а потом – криво усмехается. – Что это? Я вижу яростный блеск отвращения в глазах. О, похоже, ты ещё не смирился со своей участью... – усмешка превращается сначала в ухмылку, а из неё – в оскал. – Отлично! Прекрасный повод продолжить нашу игру!
Его огненный взгляд, его издевательская улыбка, его плавающий по воздуху голос, весь он – словно всем своим видом говорит:
я упиваюсь твоим бессилием. Захлебнись своим отвращением ко мне со вкусом собственной крови.
Тэн больше не может выдержать этого; он обречённо опускает голову. Пол холодный, помрачневший, испачканный алыми разводами крови, грязи, ненависти и безысходности; Тэн разглядывает его с полнейшей пустотой в мыслях. А потом – потом на него накатывает смех; не такой, как был у Бэкхёна. Тихий, негромкий, но – достаточно жуткий и вызывающий, скрывающий пол собой почву для чего-то хитрого и зловещего, не предвещающий ничего хорошего; но это – смотря для кого.
– Какая ужасно скучная игра... – бросает он голосом нахальным, почти что наглым, намеренно растягивая буквы и губы в загадочной улыбке. – Ничего поинтереснее не придумал?
– Хм? – Бэкхён пронзает его по-детски вопросительным взглядом; изо рта у него стекает струйка крови. – О чём ты?
– Тебе не хватает непредсказуемости и экшена... – объясняет Тэн; непроницаемо чёрные волосы спадают на его глаза, такие же чёрные и глубокие. – К примеру, эта игра бы стала гораздо веселее, если бы ты дал жертве хоть малейший шанс сбежать.
Он не уверен, что его слова оказывают достаточный и нужный эффект на Бэкхёна; но, так или иначе, последний резким движением отбрасывает Тэмина, будто он просто какая-то кукла, в сторону, и поднимается на ноги, пристально и всё ещё странно глядя на Тэна, будто вчитывается, пытается что-то понять и разобрать.
– Ты просто хочешь, чтобы я дал тебе шанс уйти, – отрезает он, будучи целиком и полностью уверенным в своих словах, – и за это время ты сбежишь.
Тэн понимает, что его застали врасплох. Ну, это же Бэкхён – от него ничего другого и ожидать не следовало.
– Но я принимаю твоё предложение, – однако, бросает он; а вот этого от него ожидать вряд ли следовало, ибо слишком уж это странно. – Возможно, пора действительно разбавить обстановку нашей игры. Я отпущу тебя и дам десять секунд, чтобы ты сбежал. Хорошо, Юнцинь?
Тэн судорожно кивает, всё ещё сомневаясь в реальности происходящего. Он ловит на себе недоумевающий взгляд Марка сбоку, но мозг старательно его игнорирует. Бэкхён, недолго думая, вынимает откуда-то из кармана ключи – видимо, специально держал так близко к себе – и, звеня ими, подходит прямо к Тэну.
– Если ты выберешься, то волен делать всё, что захочешь, и идти, куда хочешь, – объясняет он новые правила; при этом его лицо, на удивление, не выражает практически никаких явных или хотя бы понятных эмоций. – Но если я тебя поймаю, то мы продолжим нашу игру здесь. Только уже в более жестокой форме.
– П-понял! – срывается с языка само, и Тэн вновь кивает.
Бэкхён шуршит ключом где-то там, возле запястий Тэна, и – одним лёгким движением высвобождает его из цепей. Потом встаёт, на секунду загораживая собой свет от ламп, и громко и чётко командует:
– Чанёль, выключи свет.
В одну секунду свет в подвале гаснет, и Тэн тут же вскакивает на ноги. Он примерно представляет, что надо делать, но всё же так быстро начать что-то делать получается с трудом.
Десять. Он набирает в грудь побольше воздуха и собирается с мыслями. Нет, на это нет времени, нет!
Девять. Осторожно шагает вперёд. В темноте ничего не разглядеть, и только пол под ногами даёт хоть какие-то ощущения и ориентацию.
Восемь. Более уверенно шагает вперёд, вытягивая руки, размахивая ими по воздуху; так становится чуть легче.
Семь. Натыкается на Тэмина. Картинка строения подвала всплывает в голове, пока ещё не успела забыться.
Шесть. Тэн тут же хватает его за руку и поднимает резким движением, потом перекидывает одну его руку через своё плечо и крепко вцепляется, пока Тэмин сам не принимает достаточно устойчивое вертикальное положение.
Пять. Тяжёлый шаг вперёд. Удивительно, насколько трудно и тяжело иногда бывает ходить.
Четыре. Тэн придерживает Тэмина, как только может. Он и правда не думал, что это так сложно.
Три. Более уверенные шаги вперёд, ориентация в пространстве целиком и полностью опирается только на интуицию Тэна.
Два. Кажется, он чувствует впереди выход. Ноги несут его вперёд сами.
Один. Они, наконец, пересекают черту, разделяющую подвал и... Коридор?
Свет позади включается, но Тэн, таща на себе Тэмина, уже успевает скрыться за первым поворотом. Как ни странно, но никакой лестницы впереди он не видит, хотя из подвала же должен быть хоть какой-то выход наверх; но тут не оказывается ничего – только уходящий вдаль коридор и куча разнообразных дверей по бокам, за которыми скрываться может абсолютно что угодно. Идти тяжело, а Тэмин явно ранен, что только усложняет положение; но – Тэн, вообще-то, не из слабоков. Теперь-то пути назад нет, а есть – только вперёд. Выход. Им нужно найти выход. Это всё, что сейчас важно и что имеет значение.
– Тэмин, держись... – просит Тэн вполголоса, потому что громче просто не может. – Я вытащу нас отсюда...
В коридоре этом ещё холоднее, чем в том подвале, и, кроме того, невыносимо темно; в какой-то момент Тэн видит впереди слабый свет. Кажется, это маленькая лампа под самым потолком. И, если приглядеться... Лестница. Там лестница! Там выход! Тэн тут же ускоряет шаг, как только может; вот только...
Внезапно Тэмина покидают силы; ноги отказываются идти, и он опускается на колени. Тэн не сразу понимает, почему; только когда чувствует в чужих руках, которые упорно не отпускает, слабость – только тогда застывает на месте, смеряя старшего взглядом обеспокоенным.
– Тэмин?..
– Я не могу... – бормочет он и поднимает на него глаза – пронзительно-голубые, такие прекрасные, завораживающие, всё ещё до смерти красивые даже в подобной обстановке. – Иди без меня, Тэн...
– Нет! – однако, возражает Тэн; лестница ведь уже совсем близко, они не могут остановиться сейчас. – Я тебя не брошу! Давай, вставай, я тебя понес-
– Нет, – обрывает Тэмин, пытаясь высвободить руку. – Просто оставь меня здесь...
– Мы что, в каком-то фильме или фанфике? – возмущается тот. – С чего бы мне оставлять тебя здесь? Давай, вставай!
Но у Тэмина теперь слабнут не только ноги, но и руки; они обессиленно опускаются на холодный пол, и сам он, кажется, тоже грозит просто упасть и, не дай бог, умереть прямо здесь. Тэна как током пробивает; у них нет больше времени, и силы у него самого на исходе, а значит, выход только один:
– Хорошо, я понял, Тэмин, – тараторит он, хватая старшего за плечи и оттаскивая к самой стене, во мрак непроглядной темноты. – П-просто подожди меня здесь, ладно? Я позову на помощь, я расскажу всё Тэёну и приведу сюда полицию. – Из-за нарастающей паники и спешки голос выходит чуть спутанным. – Просто подожди здесь, хорошо?
Тэмин наклоняет голову, заглядывая ему в глаза; окровавленные локоны пшеничных волос спадают на его лицо. Даже будучи покрытым этой багровой жидкостью, Тэмин всё равно невыносимо красивый... Как ему это удаётся?
– Ладно, – выдавливает он, сделав над собой усилие. – Возвращайся скорее...
– Я... – Тэн собирает всю волю в кулак и набирает побольше воздуха в лёгкие. – Я постараюсь!
И – тут же срывается с места, вверх по этой лестнице. Ступеньки оказываются неудобно короткими, за один шаг можно перешагнуть сразу несколько, но споткнуться тоже очень легко; в какой-то момент это как раз чуть не случается. Но Тэн не отвлекается; только быстрее бежит вверх, стремится туда, на выход, к закрытой поржавевшей двери; холодные коридоры подвала со всей этой грязью и кровью осаются позади.
Тэн опирается на дверь, толкает её изо всех оставшихся сил, и моментально чувствует, как дневной свет опаляет глаза. Он их зажмуривает крепко-крепко, ещё не отвыкших от темноты, и свежий, майский воздух ударяет прямо в нос. Дверь с неприятным скрипом захлопывается за его спиной, и Тэн, сделав пару шагов вперёд, наконец открывает глаза.
Он видит: обычную дорогу, высокие деревья, пышные кусты, дома, здания, полнейшее отсутствие людей и движения машин, а ещё красное небо. Так, стоп. Красное небо?! Тэн протирает глаза и трясёт головой, после чего смотрит ещё раз.
Небо действительно оказывается красным; с алыми пушистыми облаками, будто кто-то разлил по ним кровавую краску. Но ведь такого не бывает! Почему оно красное? И где все люди? Почему никого нет, вообще никого, даже автомобилей на проезжей части? Это какой-то безлюдный район?
Тэн оборачивается, чтобы увидеть дом Бэкхёна, из которого он только что выбежал. По крайней мере, должен был. Вот только никакого дома там не оказывается. А оказывается – полицейский участок, четыреста десятый, такой же, как и всегда, совершенно обычный отдел полиции, в котором он работает.
Что, чёрт возьми, происходит?
Разве это не должен быть дом Бэкхёна или хоть какое-то подвальное помещение? В любом случае, на раздумья времени нет; списывая всё это на спутанность сознания, Тэн тут же бросается к двери, тянет за ручку. Но дверь не поддаётся; она плотно-плотно закрыта, хотя обычно, вообще-то, её никто не закрывает. Ещё одна странность, но которую тоже нет времени обращать внимание; Тэн принимается стучать прямо по двери, бьёт кулаками и ладонями по стеклу, сопровождая это всё громким криком:
– Эй, откройте, впустите меня! Это я, Ли Юнцинь! Откройте дверь! Срочно!
Ответа не следует; только глухая, мёртвая тишина, уносящая в свой поток вместе со свистом ветра. Тэн не сдаётся и стучит ещё раз; стучит, стучит, стучит и стучит.
– Эй! Вы там сдохли, что ли?! – и всё ещё продолжает усердно кричать. – Откройте! Мне нужна помощь! Слышите? Помощь! Нужна помощь! Там вообще кто-нибудь ес-
– Ничего не получится, пока ты сам этого не захочешь.
Холодный, острый и тяжёлый голос раздаётся позади. Тэн узнаёт его сразу же; в порыве страха и беспокойства оборачивается, сталкиваясь напрямую взглядами с Лукасом. Стоящим в нескольких метрах от него и до непривычности и настороженности серьёзным Лукасом.
– Л-Лукас?!
– Ты слишком много на себя берёшь, Тэн, – чеканит Лукас; его голос – как леденеющая прямо на ходу вода. – Ты хочешь защитить Тэёна, Марка, Тэмина, всех. Но ты не можешь защитить даже самого себя.
Глаза у Тэна загораются настоящим пламенем; он срывается с места и, настигнув парня буквально за одну секунду, хватает его за воротник, притягивает к себе и, сверля недоверчивым взглядом, засыпает вопросами:
– Что происходит? Это твоих рук дело, Лукас? Почему здесь никого нет? Что ты вообще здесь делаешь? Почему
ты? Что, блять, происходит?
– Это сон.
Тэн щурится, думая, что не правильно расслышал, и спешит переспросить:
– ...Что?
– Это сон, – той же интонацией отрезает Лукас.
Он выглядит совершенно невозмутимым и непоколебимым; Тэн, наконец, отпускает его ворот, и даже делает пару шагов назад – не то от страха, не то от недоверия и непонимания. Ветер гуляет наверху, среди высоких ветвей деревьев, и становится с каждой секундой только сильнее и сильнее.
– Что это значит? – спрашивает он, и настороженность сквозит в его голосе.
– Это значит, что ты и Марк сейчас находитесь во сне, – как ни в чём не бывало, объясняет Лукас; на его лице не прорисовывается ни намёка хоть на какую-нибудь эмоцию. – Если быть точнее, в Мире снов. Иными словами, всё, что ты сейчас видел – лишь плод вашего коллективного воображения.
– Стой, подожди... – Тэн встряхивает головой, когда чувствует в собственном разуме отторжение чужого объяснения. – Я... Я должен тебе просто вот так поверить?
– А у тебя есть какое-то другое объяснение убийце Бэкхёну, отсутствию людей и кровавому небу?
Что ж, это имеет смысл. Но, всё же, вот так просто принять мысль о том, что это – какой-то там Мир снов, а не реальность... Не так уж просто. Тэн уже множество раз видел сны, и они ощущаются совсем по-другому; не так реально. Нынешние ощущения более похожи на... На тот случай в клубе.
– Ладно, допустим... – вздыхает он, позволяя этой мысли укрепиться в сознании. – Так значит, Бэкхён не убийца? Он вообще ненастоящий? И Тэмин тоже?
– Не совсем, – отвечает Лукас; снова – строго и холодно, серьёзно и не допуская никаких эмоций. – Мир снов лишь наполовину отражает внутреннюю сущность субъекта. То есть Бэкхён, которого ты видел, на пятьдесят процентов является образом, отражающим его, и на пятьдесят процентов игрой воображения тебя и Марка.
Тэну кажется, что у него сейчас взорвётся голова. Слишком много вопросов вертится на языке, но они сменяют друг друга очень быстро, почти что со скоростью света, моментально, и только один из них, в конце концов, вырывается наружу:
– Но... Почему именно я и Марк?
– Изначально это было испытанием для Марка, – объясняет тот. – «Est quaedam flere voluptas». Поэтому этот сон подстроен под него. Что касается тебя, – кажется, взгляд его становится как-то глубже; глубже и пронзительней, – то это уже моё решение. Ты так отчаянно желал узнать ответы на все вопросы, что я решил дать тебе шанс. Но теперь я не уверен, что ты готов к правде.
Хах? Не готов к правде после всего того, что только что произошло? Да Тэн теперь готов абсолютно ко всему, что угодно. Уверенность одолевает его, заполняет всё тело, и он, сжав ладони в кулаки, твёрдо произносит:
– Я... Я готов к правде, – не только его голос, но, кажется, и взгляд твердеет. – Расскажи мне, что на самом деле происходит.
Лукас понимающе кивает и прикрывает глаза. Ветер где-то наверху заходится в бешеном вихре, сдувая все багровые облака на небе в единую кровавую кучу; ощущение такое, будто вот-вот начнётся дождь, обрушится на землю своими холодными каплями, наверняка тоже – кровавыми.
– Хорошо, я расскажу тебе, Тэн, – бросает Лукас; он напоминает какого-то умного профессора, который знает ответы на все-все-все вопросы, и человеком, однако, уж точно не является. – Понимаешь, каждому миру нужен свой бог. Говорят, каждый человек живёт в своём собственном мире. Значит, каждый человек – бог своего собственного мира. Бог живёт в каждом из нас, – его глаза, хрустальные и холодные, рентгеновскими лучами устремляются куда-то насквозь Тэна. – Но есть мир, который мы не можем контролировать. Это мир наших снов. И у этого мира тоже есть бог. Этот бог – мой отец.
– Т-твой отец? – удивляется Тэн, хотя и старается это удивление скрыть. – Так это его голос я слышал?
– Ты совершенно прав, – кивает тот, в некоторой степени даже радуясь, как Тэн схватывает информацию прямо на лету. – Я – всего лишь его творение. Коренной житель это мира. Но этот мир вовсе не является совершенным, ему нужна постоянная поддержка. Понимаешь ли, мой отец умирает.
– Умирает?! – вновь удивляется Тэн, и вновь – однако, неудачно – пытается скрыть это, состроив максимально суровое выражение лица. – Разве бог может умереть?
– В этом мире – может, – бросает Лукас. – Именно поэтому ему нужна «подпитка». Я не являюсь полностью человеком, и, поскольку я его творение, я могу умереть вместе с ним. Для того, чтобы получить энергию, мы ищем подходящую жертву. Последний раз мы искали её около двухсот лет назад, но я уже ничего не помню о тех временах. Я постоянно забываю. На данный момент мы находимся в поисках новой жертвы.
– И, – щурится Тэн с опасливастью и осторожностью, – что вы собираетесь сделать с жертвой?
Лукас запрокидывает голову и глядит на него так, будто тот уже и так должен был догадаться.
– Конечно же, мой отец поглотит её, – объясняет он. – Это должен быть какой-то грешный человек, который готов оставить свою жизнь в реальном мире и навсегда заснуть в Мире снов. Иначе говоря, умереть.
Звучит, на самом деле, ужасно. Тэн даже чувствует, как подкатывает ком к его горлу, заставляя всё тело дрожать изнутри. Как-то не очень хочется быть этой самой «жертвой».
– Мой отец разными способами пытается заманить людей в этот мир, – продолжает Лукас, совершенно спокойно наблюдая за чужой реакцией. – Он даёт людям способности. Например, он дал Тэёну способность видеть будущее – «Cupiditas rerum novarum». Он и тебе хотел дать способность, «Sed semel insanivimus omnes»; с её помощью ты бы мог наводить на людей смерть. У меня способность тоже есть, «Est deus in nobis». Благодаря ней я могу бывать в чужих снах. Помнишь тот случай в клубе?
– Да, – тут же отзывается Тэн. – Конечно, я помню.
– Мы тогда находились в нашем общем сне, – произносит тот, и с его словами кажется, будто всё в прямом смысле встаёт на свои места. – Все люди, которых ты видел, были фальшивкой. Мой отец тогда пытался заманить тебя. На данный момент он пытается заманить в свой мир Марка, даровав ему способность наслаждаться болью, «Est quaedam flere voluptas». И у него, кстати, очень хорошо получается.
– Чёрт, это какая-то жесть... – от всего услышанного хочется просто повеситься, и Тэн вцепляется рукой в волосы, озадаченно бегая глазами. – Окей, у меня есть два вопроса. Первый: почему все эти названия на латинском? И второй: почему к грешникам отношусь именно я, а не, например, Бэкхён?
– Ответ на первый вопрос очень прост: потому что этот язык довольно красивый, – поясняет Лукас, и его лицо, однако, по-прежнему никаких эмоций не выражает. – Ответ на второй вопрос ещё проще: до Бэкхёна мой отец ещё просто не добрался.
– Но... – Тэн снова щурится, – но почему именно
мы? Твой отец не смог пристать к каким-нибудь, там, другим людям?
– А почему ты не ешь в Кванджу? – спрашивает вдруг тот.
– Э... Я ем в Кванджу, – бормочет Тэн неуверенно, – когда я там.
– Аналогично. Вы просто попались под руку, появились на моём жизненном пути, – объясняет Лукас. – Всё началось именно с той встречи с Тэмином и Чонином. Потом появился ты, и мой отец сразу тебя приметил. Всё очень просто, – он пожимает плечами, будто вещи, о которых он говорит, совершенно обыденные, простые и элементарные. – А с Тэёном я уже однажды пересекался. Точнее, сам я с ним не разговаривал, только мой отец. Я даже не ожидал, что когда-нибудь увижу его вновь. Благо, он смог не поддаться даже после того, как получил способность.
Наверняка, думает Тэн, для Лукаса это совершенно обычная ситуация, возможно, близкая к будничной рутине или чему-то подобному. Но если это уже не первая «жертва» его отца, то почему он всё это рассказывает? Может, он хочет это всё остановить? И что будет, если его отец умрёт?.. Впрочем, с этим можно разобраться и потом. На данный момент у Тэна плохо получается даже просто-напросто сосредоточиться; но он старается изо всех сил. Тем временем поднимается довольно сильный, особенно для мая, ветер; он обмораживают кожу, и от него очень сильно хочется куда-нибудь спрятаться; с другой стороны, его свистящие сильные порывы помогают собраться с мыслями.
– Короче, – цедит Тэн, устремляя на Лукаса твёрдый, уверенный в себе взгляд, – что мне нужно сделать, чтобы спасти Марка?
– Я не должен тебе говорить, – замечает тот, поджимая губы, – но я скажу. Хочу, чтобы ты знал: я на
вашей стороне. И я не хочу, чтобы отец забрал кого-то из вас. Поэтому слушай меня внимательно.
Тэн делает один шаг вперёд, подходит чуть поближе к нему, и глядит с полнейшим вниманием, включая все, какие только можно, клетки мозга.
– Есть один способ спасти Марка, и он абсолютно элементарный, – хладнокровно объясняет Лукас. – Ты просто должен его отговорить. Так как ты его друг, тебе это не составит труда. Но для начала, – и вдруг голос становится тяжелее, – вам нужно проснуться.
– Как нам это сделать? – спрашивает Тэн, нахмуривая брови.
– Этот сон подстроен под Марка, – говорит тот, – а значит, его главной иллюзией является Бэкхён. Всё, что нужно сделать, чтобы этот сон закончился – это убить Бэкхёна.
– Убить... – с осторожностью, опасливастью даже, переспрашивает парень. – Бэкхёна?..
– Да, – кивает, как ни в чём не бывало, Лукас. – Используй для этого всё, что хочешь. Это Мир снов, здесь можно что угодно.
– Если я убью Бэкхёна из этого сна, – уточняет Тэн, – то мы с Марком проснёмся?
– Именно. Не теряй время.
Ветер подгоняет, небо в несколько мгновений становится тёмно-бардовым, будто сейчас и правда начнётся дождь, да ещё и вместе с грозой. Тэн резко оборачивается, не оставляя ни секунды на сомнения, уверенно шагает к этому полицейскому участку, и без особых, теперь уже, усилий открывает дверь; конечно же, вместо холла и вахты его встречает тёмная лестница, ведущая вниз, во всё более и более глубокий мрак. Да, всего лишь жалкая иллюзия, думает Тэн, и уверенно ступает прямо в эту темноту..
– Хён, давай ещё!
Когда Бэкхён в очередной раз проводит кончиков лезвия по коже на чужом плече, Марк глядит на него до ужаса восторженными глазами и даже не пытается сопротивляться, хотя цепи уже не сдерживают его руки; только продолжает сидеть, облокотившись на стену, и дальше, непрерывно наблюдая за старшим. Это бесит. Просто нереально бесит Бэкхёна. Он должен сопротивляться. Почему он не сопротивляется?
– Режь больше! – упрашивает Марк, и улыбка, радостная и возбуждённая, никак не сходит с его губ. – Дави сильнее, хён!
Бэкхён останавливается. Он, в самом деле, просто не может больше этого выносить. Нож застывает в нескольких метрах от чужой руки, заставляя Марка недоумённо вскинуть брови.
– Это так глупо, – бросает Бэкхён; впервые за долгое время он выглядит таким серьёзным и задумчивым, даже не улыбается; мягкий голос льётся отчего-то печальной мелодией. – Что бы я ни делал, ты продолжаешь улыбаться. Смотришь на меня этими своими влюблёнными глазами.
В какой-то момент они переглядываются. Марку по душе нож в руках Бэкхёна, и этот кровавый подвал, и вид органов, развешенных по стенам. Ему кажется, что он наконец-то нашёл того, кто видит этот мир также, как он. Кто считает, что всё это – даже окровавленная рука – это прекрасно. Разве так плохо видеть нечто прекрасное в ужасном?
– Бэкхён-хён? – удивляется он, пытаясь рассмотреть чужой взгляд в тусклом свете подвальных ламп. – Почему ты остановился?..
– Хватит!
Бэкхён выкрикивает это, пожалуй, чересчур громко и резко; потом поднимается на ноги и повторяет снова:
– Хватит! Хватит улыбаться! – кровавый блеск в его глазах больше не кажется зловещим или жутким. – Я могу даже разрезать твой живот и вытащить сердце, а ты всё равно продолжишь улыбаться. Как глупо, – тихая и едва заметная усмешка на губах; обречённая и по-своему ироничная. – Ты единственный, кого я всё ещё заставляю улыбаться...
Марку кажется, что этот тёмный мир пытается затащить его в свой мрак и тьму, а Бэкхён высасывает из него всю боль, а вместе с ней – и жизнь; и он, на самом деле, ничего не имеет против. Смеряет старшего нечитаемым взглядом, как вдруг одна лишь маленькая деатль врезается ему в глаза, и он тут же кричит:
– Хён, сзади!
Бэкхён мгновенно оборачивается, быстро реагируя на его слова; там, позади, оказывается Тэн, да ещё и с длинной битой в руках и явным намерением напасть. Он нацеливается этой своей битой, после чего в одну секунду бьёт, но – промахивается и лишь разрезает воздух. Бэкхён успевает увернуться и даже отпрыгнуть на пару метров назад; Марк молча отползает подальше, потому что Тэн с битой в руках – это не шутки.
– Так ты вернулся?~ – интересуется Бэкхён, уже готовясь к следующей атаке; игривая улыбка снова вырисовывается на губах.
– Марк, послушай меня, – игнорируя его, чеканит Тэн, бросая короткий взгляд на младшего. – Всё, что сейчас происходит – это сон. Мы должны проснуться, а для этого надо убить Бэкхёна.
– Ч-чего? Да ты врёшь, Тэн-хён, – замечает, в свою очередь, Марк; голосом дрожащим, сомневающимся. – Это никакой не сон.
– Нет, это сон! – кричит Тэн, вновь нацеливаясь, и – ударяя битой по воздуху, потому что Бэкхён уворачивается и в этот раз. – Впрочем, бесполезно тебе что-либо объяснять. Просто сиди там и не вмешивайся.
– Хэй, Тэн, – зовёт Бэк, передвигаясь, как неуловимый ребёнок, и, в то же время, как какой-нибудь профессиональный ниндзя. – А ты никогда не замечал, что самые странные сны всегда имеют самый глубокий смысл?
– Меньше болтай! – бросает Тэн, и, уловив момент и настигнув его – толкает в плечи так сильно, что тот даже отшатывается назад, пока не ударяется о стену.
Марк вздрагивает, но с места не двигается; сам не знает, почему. Только сейчас он замечает, что Чанёль куда-то пропал, а ещё непонятно, откуда у Тэна эта бита, да и вообще ничего, впрочем, непонятно. Погружаясь в свои мысли, он и не замечает, как Тэн уже становится ровно напротив Бэкхёна, глядит на него сверху вниз своим полным презрения взглядом. Даже, кажется, на его лице написано, что он твёрдо намерен покончить с этим сном прямо здесь и прямо сейчас. Бита в руке медленно, как по волшебству, превращается в пистолет – просто потому, что это сон, а во сне можно абсолютно всё.
И вот, он направляет этот пистолет прямо на Бэкхёна, нацеливая на него самое дуло, и, не обращая никакого внимания на удивление в глазах напротив, уже кладёт палец на курок; как вдруг...
– Нет! – не понятно откуда возникает Тэмин; он хватает Тэна за руку и отодвигает пистолет, зажатый в ладони, куда-то в сторону, в пол; потом заглядывает в чужие глаза без всякого предупреждения. – Не делай этого, Тэн!
– Ч-ч-что за... – не понимает тот, и приходит в полнейшее замешательство; потому что Тэмин, которого он сейчас видит, очевидно, лишь просто часть этого сна.
– Если ты застрелишь его, то станешь убийцей, – говорит Ли, и, если присмотреться, то можно заметить, что у него даже совсем другая одежда, чистая, аккуратная; то есть, это совсем не тот Тэмин, что был до этого. – Я не хочу, чтобы ты становился убийцей!
Тэн пытается вырвать руку, но ничего не получается – Тэмин держит её решительно крепко. Наверное, это первый раз, когда он так крепко его держит; да и то – во сне.
– Что за бред? Это всего лишь сон! – громко возмущается Тэн, будто от его слов что изменится. – Почему я вообще слушаю тебя? Ты тоже всего лишь часть этого сна!
– Нет, я не хочу, чтобы ты кого-либо убил! – однако, настаивает Тэмин, и сдаваться он не намерен от слова совсем; какая всё-таки правдоподобная иллюзия. – Я люблю тебя!
Даже сердце начинает биться быстрее. Это, конечно же, только сон; простая иллюзия, игра воображения, здесь всё-всё может быть, что угодно. Нельзя верить этому. Нельзя. Тогда почему Тэн чувствует, как у него безнадёжно парализует конечности, а лицо, кажется, стремительно краснеет?
– Ты... – пытается выдавить он через силу, а потом, придя в себя, сильно мотает головой. – Нет. Нет, нет, нет! Ты всего лишь сон! Ты говоришь только то, что я хочу услышать! К тому же, ты потерял память и не помнишь меня! Ты не можешь...
– Я люблю тебя, Тэн, – повторяет Тэмин твёрдо, и – улыбается; так лучезарно, мило и до ужаса правдоподобно.
В его голубых глазах Тэну хочется утонуть. Ощущение реальности целиком и полностью затмевает ощущение иллюзии, потому что Тэмин – вот этот Тэмин – такой... Реальный. Но...
– Нет, – выдыхает Тэн, хотя сам уже в свои слова слабо верит. – Настоящий Тэмин не любит меня...
– Но я тоже настоящий Тэмин, – всё ещё улыбается тот, и всё ещё так мило и светло. – И
я люблю тебя.
Это ловушка, это однозначно ловушка, и умом Тэн это понимает, но – сердцем понимать не хочется, и он позволяет себе бессовестно попасться в эту ловушку. Он видит, как Тэмин открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но вдруг –
в него со спины вонзается огромный и острый нож. От столь внезапной боли Тэмин сгибается почти что пополам и приглушённо вскрикивает, а Тэн вдруг перестаёт чувствовать собственное тело, не может даже на миллиметр двинуться, потому что всё, что он видит – это полные ненависти и ярости глаза Марка, который только что убил Тэмина, пронзив его ножом.
А потом – всё кружится перед глазами бешеным вихрем, утягивая в мельтешащий водоворот. Смешиваются в одну единую картину: тёмный подвал, кровь, много крови, Бэкхён, его безумный смех, пустая улица, красное небо, Лукас, Мир снов, Тэмин, его улыбка, его такая милая улыбка...
Пусть и ненастоящая...
Темнота. В висках противно гудит, стучит и пульсирует. Тэн ощущает покалывающую, но терпимую боль по всему телу, и только потом, глубоко вздохнув, открывает глаза, позволяя этой тьме рассосаться.
И – он лежит на диване. Том самом обычном твёрдом диване из их кабинета, на котором сидел до того, как это всё вообще началось. За окном ещё даже не тот малиновый закат, который был до того, как он заснул; там ещё только самое его начало, будто бы помимо того, что Тэн проснулся, он ещё и вернулся чуть назад во времени. А это значит, что Марк сейчас на крыше, что он ещё не встречался с Бэкхёном и, что самое главное, тот его ещё не задушил. Те события, что привели к их попаданию в Мир снов, ещё не произошли.
Так это действительно был просто сон? Так выглядит Мир снов? И теперь Тэн знает истинные мотивы Лукаса?
«И что мне теперь делать?», – спрашивает он сам себя, потирая затылок и чувствую ноющую боль во всей голове. Но ответ, незамысловатый и слишком очевидный для такого, как он, возникает сам собой.
«А что ещё? Конечно же, всех спасти».
– ☢ –
