you be good

Who's going to take you home And hold you when things aren't so bright She looks to me She looks to me alright Red Hot Chili Peppers — «She looks to me»

Чуя, вернувшись домой, сладко проспал до двух часов следующего дня. Он с наслаждением потянулся, раздвинул в своей комнате шторы и зевнул. На столе валялся сдохший телефон, который Накахара поспешил подключить к зарядке. Вытащив сковороду, Чуя бахнул бекон и яйца и, на удивление, бекон подгорел совсем чуть-чуть. Вымыв посуду, он озаботился своим финансовым состоянием, которое на данный момент было достаточно шатким, чтобы сегодня-завтра перестать существовать вовсе. По подсчетам Накахары денег хватало максимум на несколько дней. В лучшем случае, на этой неделе он найдет заказчика, и тот выплатит ему аванс. Если нет, то придется пожить без стаканчика кофе из «Фукузавы» пару тройку дней. А для Чуи это был кошмар. Накахара немедля вырулил на сайт, где обычно искал заказы, но в основном все уже разобрали. Оставалось только два варианта, что за первый, что за второй обещали не так уж много. Чуя разослал отклики на оба предложения. Вспомнил, что не у всех сдана практика по живописи, и написал в общую конфу, что готов взять несколько работ на себя за приемлемые цены. — Боже, как сложно жить. — Накахара больше ничего не мог придумать. Еще оставалась иллюстрация и плакаты, но с небольшим театром, который был постоянным клиентом Чуи, он недавно рассорился, и теперь рассчитывать там было особо не на что. На экране ожившего телефона маякнула строка из сообщений: улица, дом, строение. Сообщение было от Рюноске с адресом выставки, тот даже напомнил, что открытие в семь-ноль-ноль вечера. Накахара нахмурился, у него было целых три свободных часа. Он еще пару раз в надежде обновил страничку сайта, но, не увидев признаков обратной связи, пошел проводить в комнате небольшую уборку. Кончилось все тем, что Чуя вылетел из квартиры пулей, потому что неприятно опаздывал. Пешком идти было минут двадцать, а Накахара пытался бежать. Чуя слишком увлекся уборкой, перестирал все белье и одежду, сменил простыни, упорядочил все журналы, в очередной раз с любовью пройдясь взглядом по типографике bazaar. Накахара минут десять искал нужное здание, никак не мог найти нужное строение и метался с одного конца небольшой улицы в другой. Вход был найден легко — пространство около него было заполнено молодыми и не очень людьми непременно со стаканом вина в одной руке и с сигаретой — в другой. Увидев пару знакомых лиц, Чуя бегло поздоровался, повесил пальто в импровизированном гардеробе из кучи стульев и прошмыгнул в зал. Пространство было светло-серое, на стенах висели в основном плакаты, посреди помещений — несколько подиумов, небольшая инсталляция с мебелью. Взглядом Накахара выхватил оккупированный толпой стол, аккуратно протиснулся и урвал себе стаканчик красного, судя по всему, сухого. Тут его и подловил Акутагава, прихватив за плечо: — Вижу, добытчик доволен. — И тебе привет. Я много пропустил? — Нет, официально пока не открывали. С микрофоном проблемы. — Здесь шумно вдобавок. — Как будто на открытиях никогда не был. Так всегда. Они с Рюноске обошли пару плакатов — работы его сестры. Классика, черно-белая гамма, в стиле старых швейцарских плакатов. Дальше Акутагава растворился в очередном потоке толпы, поэтому Чуя продолжил обход самостоятельно. На двух подиумах были керамические инсталляции, совмещенные со стеклом. Накахара еще издалека приметил интересный постер, а это оказалось панно из беложгущейся глины. В прикладном искусстве Чуя понимал не очень много, но у него какое-то время был хороший знакомый на факультете керамики, и что-то он все-таки запомнил. Послышался глухой стук о микрофон, и все устремили внимание к кураторам и участникам выставки. Народ потихоньку начал стекаться в центр зала, и Чуя хотел встать поближе, что являлось очень проблематичным, как его выцепили за руку из рядов и немного продвинули вперед. Он уже хотел сказать Акутагаве «спасибо». Когда поднял взгляд, ему в затылок дышал отнюдь не Акутагава. — Забавная встреча, не находишь, Чуя? Сверху вниз на него чуть ли не ехидно смотрела пара темных глаз. — Ты что тут забыл?! Накахара почти прошипел, так как куратор уже начала речь. Похоже, все слушали внимательно кроме них двоих. — Я — отдыхаю. У меня законный выходной, как и у всех. И я ничего не забыл, меня вчера пригласил твой друг. — Чуя прижал ладонь к лицу и мысленно взвыл. — И у меня есть имя. Осаму Дазай, например. Осаму Дазай стоял слишком близко, шептал прямо на ухо Накахаре, которое из красного превратилось в краснющее. Под очередные аплодисменты куратору Чуя пригубил остатки вина. Кажется, его сморило из-за духоты и отсутствия утреннего кофе. И от не самого лучшего вина, конечно. Накахара ослабил чокер и позволил себе совсем слегка опереться на Дазая, будто бы в толпе слишком тесно и отодвинуться он ну никак не может. Наконец микрофон перешел к участникам, которые выпустили парочку шуток, вдохновляющих фраз и на этом остановились. Гин выделила в речи своего старшего брата словами благодарности за помощь, так что немного растерянный Акутагава неловко вышел на сцену и принял скромный букет. Под бурные аплодисменты Чуя потянулся к выходу, а Осаму за ним; Накахара вздохнул спокойно — рядом была всего пара человек, — и закурил. Дазай достал честер и тоже затянулся: — Так неприятна моя компания? — Чуя критически осмотрел адресанта вопроса и хмыкнул: — Я и сам не знаю. Но иногда хочется просто тебя убить. — Интересная реакция, но встречается на самом деле часто. У Куникиды, например. — Понимаю, почему. — Не-а, — Дазай издевательски улыбнулся, — С Куникидой я разговариваю больше, чем с тобой. Боюсь представить, что было бы, если бы мы с тобой так часто пересекались. — Я бы тебя правда прибил, вероятно. Чуя посмотрел наверх: небо было в глубоких сумерках, подсветка городских фонарей и окон делала его светлее, но все равно чувствовалось, что скоро наступит ночь. Из-за вина голова совсем чуть шла кругом, и хотелось еще. Но напиваться на выставке — моветон. Тем более при Акутагаве. Тем более на выставке его сестры. Чуя в растерянности спросил: — Какой сейчас час? — Мм, почти половина девятого. А есть предложения? — в ответ Чуя укусил себя за нижнюю губу и пробурчал: — Составишь мне компанию, потому что Рюноске занят. В ответ Дазай ухмыльнулся, Накахара засунул руки в карманы пальто и повел их в ближайший продуктовый. Недалеко оказался небольшой магазинчик с покосившейся налево вывеской, где Чуя проблуждал между невысоких рядов около пяти минут, пока Осаму не выхватил его за шкирку и притащил к скудному винному отделу. Накахара с чувством собственного достоинства треснул спутника по руке и оглядел всевозможные варианты. Самый дешевый — некий ноунейм за примерно 700 йен. Чуя в очередной раз прикусил губу — он сам сегодня судорожно просчитывал, сколько он протянет на своих жалких остатках. И он пока не настолько пьян, чтобы спускать последние деньги на пойло. Даже если они с Дазаем поделят сумму пополам — выходило неприятно прилично. В его-то ситуации. Почувствовал дыхание на затылке — Осаму наклонился. — Что, дороговато для студента? — опять этот прищур, который чувствовался без видимого подтверждения, и хитрый голос. Накахара взъерошился: — У меня проблемы с заказчиками. — Что ж, все поправимо, Чуя. Дазай аккуратно осмотрелся на наличие камер, одна смотрела прямо на них. Накахара наблюдал, как Осаму бесшумно спрятал под бежевый тренч бутылку за 860 йен, и поперхнулся воздухом: — Ты офонарел?! — Дазай просто прижал палец к губам, призывая молчать, его шепот опалял ухо: — Немного. Теперь давай бодрым шагом на выход. Осаму уверенно развернулся, обхватив одной рукой Чую за плечо и прижав к себе, другой — удерживая бутыль под плащом. Накахара чувствовал тепло пальцев даже через пальто и вперемешку — запах черстерфилда и кофе. Кассир в полудреме издал хрип и засопел дальше. Дазай вывел их из магазина, и когда они остановились в ближайшем закутке со скамейкой, Чуя второй раз за день долбанул нерадивого спутника, на этот раз сильнее и по плечу. — Идиот! Там была гребанная камера… — Я знаю эту модель, и она не рабочая, для нее сейчас даже запчасти не продают. — И про то, что продавец спит, ты тоже знал? — Накахара нахмурился, ожидая, что Осаму скажет, что все четко спланировал, но он опять только лучезарно улыбнулся. Такой улыбкой можно было освещать центр Токио. — Этого я не знал. Считай, повезло. Если что, мы бы просто убежали. Стакан вина давно уже выветрился из рыжей головы, поэтому он усиленно старался переварить произошедшее. Чуя никогда не воровал, как бы плохо ему ни было с деньгами. Мама в детстве говорила ему: «Воровать — плохо». И маленький Чуя был слишком умным мальчиком, чтобы приходилось ему это повторять. Поэтому он просто копил слова, которые взрослые соотносили с «плохим», и не делал этого. Это было просто. И, как оказалось, воровать было еще проще. Дазай убрал маленький штопор обратно в карман и протянул Чуе бутылку. Накахара сделал первый глоток и оценил — вино было хорошее, походило легкостью на мерло; усевшись на скамейку, Дазай тоже приложился к бутыли и сыто улыбнулся. Было ощущение, будто он улыбался всегда. Даже если ему будет в последней степени паршиво, он будет улыбаться — такое впечатление было у Чуи. Он выглядел бесконечно беззаботным человеком, без рамок и ограничений, который был готов на любое баловство и преступление. Будто терять ему было нечего. Накахаре показалось это безумием. — Как тебя занесло в Йокогаму? — Просто. В Токио за пару лет так и не прижился, а в Киото — скука смертная. — То есть ты все-таки — не японец? — Генетически, на шестьдесят семь процентов, я — японец. Я вырос, по сути, в Йокогаме. Считай, мой родной любимый городок. Обожаю его. Накахара ждал, что Осаму будет рассказывать и дальше о себе, но он замолк, и повисла тишина. От неудобного молчания он закурил, а Дазай, похоже, неловкости совсем не ощущал. Накахаре показалось, ему было хорошо что с ним, что без него, что с вином, что без вина. Но Чуя ошибался. — На кого учишься? — Графический дизайн. Местный универ. — Дазай присвистнул: — И тебе нравится? В этот недалекий хрупкий момент у Чуи что-то треснуло. В голове и легких. Он никому не говорил, Рюноске тоже, потому что тот сам все видел, не о чем было ему говорить. Наверное, сработал эффект незнакомца в поезде — когда рассказываешь все, о чем скребешься по ночам и о чем стремаешься сказать другим. — Раньше нравилось. Сейчас уже не знаю, чего хочу. Я поступал в Токио, попробовал пару лет отучиться, но все было не то. Мне на втором курсе уже не нравилось, казалось все таким приевшимся. Я думал, это из-за города. Токио — большой и чужой мне город. Но вернувшись сюда, сдулся еще быстрее. Если бы не Акутагава и профессор Мори, отчислился бы уже. Теперь каждый месяц думаю, что делать после диплома. Мне двадцать четыре, а я не знаю, что делать со своей жизнью. Поискать что-то снова? И тогда я получу высшее в двадцать семь. Если вообще получу. А если нет, то кому нужен ебаный двадцатисемилетний специалист без опыта работы с тремя неоконченными высшими? Ни черта он никому не сдался. Чуя высказал не так много слов и букв, но и после этого дышать стало легче. Пока не накрыло чувство ебаного легкого стыда. Он избегал взгляда на Осаму, за все время он почти выучил черты лица и мог предугадать их выражение и просто представить: почти незаметные мимические морщины у прищуренных глаз, тонкие губы в полуулыбке, расслабленные дуги бровей. Алкоголь все-таки развязал язык, и Чуя неуклюже добавил: — Еще я люблю вино. — Вижу. Я предпочитаю виски. — Сколько тебе? — Не скажу, — Накахара недовольно выдохнул, — Но старше тебя. Сделав три захода еще по глотку, они обнаружили, что осталось всего ничего. Стеклотара полетела в мусорку, а Накахара сделал не очень удачную попытку встать со скамейки: встать он встал, только сигарета из расслабленных пальцев полетела на асфальт, вслед за этим полетели неприличные выражения в исполнении прокуренного низкого голоса Чуи. Ему свой голос не нравился из-за резкости и хрипотцы. Дазай поддержал его за талию рукой и дал затянуться от своей. «Джентльмен хуев» — промелькнуло в рыжей голове. — Кое-кому, кажется, стоит меньше пить, Чуя. — он только промычал в ответ не совсем внятные упреки и слабо пихнул кулаком Осаму в живот, протестуя непонятно против чего. От тяги он закашлялся и неловко уткнулся Дазаю в плечо. — Просто вино такое. Проведи меня до дома. Улица после перекрестка в той стороне. Дазай покрепче обнял его и повел вниз по улице. Ходьба и редкий прохладный ветер в лицо немного отрезвляли, Чуя смотрел только себе под ноги, в которых иногда путался и почти падал, от столкновения носа с асфальтом или каменной кладкой спасала уверенная хватка спутника. Тишину иногда прерывали проезжающие мимо такси или редкие люди — Дазай повел их немноголюдной стороной, по дворам. — Знаешь, я даже думал позвонить твоему другу и оставить тебя на той скамейке. Думаю, он бы без проблем тебя нашел и вызвал такси. Конечно, возможно тебе было бы потом ой как стыдно, что ты отвлек его от выставки по одной единственной причине. Не самой уважительной, между прочим. — Ублюдок. — А я тебе ничего не должен, Чуя. Считай, ты у меня в долгу. Будешь отрицать? В этот момент Накахаре стало дико стремно, Дазай после таких слов создавал впечатление маньяка, хотя сказанное было, как всегда, в шутливом тоне. Серьезность — не про Дазая. И он будто прочитал мысли: — Не пугайся, мне от тебя нужно всего ничего. — А что именно? — Вырастешь — узнаешь. Через минут пятнадцать медленной ходьбы Чуя вернул себе способность к самостоятельному передвижению и отлип от чужого теплого плеча. Как бы Накахара ни бесился, Осаму нельзя было назвать неприятным человеком: он был сам себе на уме, но успевал в нужное место в нужный момент, и, казалось, ему весь мир был по колено. Рядом с ним легче дышалось. Несмотря на потрепанный вид, он всегда выглядел опрятно. По крайней мере, когда они пересекались с Чуей. Единственным предметом вопросов оставались бинты, и, казалось, они были везде; они скрывали бледную шею вплоть до кадыка и руки до самых запястий. Но Осаму Дазай также был и тем, в чьем присутствии Накахара расслаблялся с трудом. Он казался непонятной породы и характера с непредсказуемой логикой, словами и поступками. — Какой у тебя дом. — Бежевый. — Бежевый так бежевый. — Давай сигарету на двоих? Не хочу целую выкуривать. — Живешь с родителями что ли? — Нет, просто не хочу целую. Только не честер. Чуя достал из кармана пальто почти пустую пачку мальборо и остановился напротив входа. Дом, который бежевый, в такой темени казался темно-серым, Дазай бы и не узнал, если бы Накахара не протрезвел раньше времени и сам обозначил конец их кривого маршрута. — Ты каждый день заходишь за кофе? — Почти. — И переезжать не планируешь? — Да нет. — Тогда не забудь про должок, — Дазай внезапно наклонился, нависнув над Накахарой, который задохнулся в возмущении от нарушения своего личного пространства, и горячо выдохнул в ухо, — Чуя. Еще увидимся. Накахара, застигнутый врасплох, чуть не упал и, покраснев, готов был треснуть по самодовольной морде, только Дазай предусмотрительно отклонился, сделав пару шагов назад. — Ублюдок! В ответ — улыбка, осветившая всю улицу: — Вообще-то, всего лишь двадцативосьмилетний специалист без опыта работы. Ах да, с тремя неоконченными высшими.