you be good

You'd maybe think there's something wrong I'm not a man of too many faces The mask I wear is one Sting – «Shape of my heart»

Акутагава смотрел на него осуждающе. В течение всех утренних пар. Чуя готов был вынести все, что угодно. Любые невзгоды: нехватку денег, отсутствие заказов, собственный моральный раздрай, землетрясение, херовую погоду, которая в Йокогаме являлась в виде редкого мокрого снега и пробирающей холодной влажности, собственные волосы по утрам, на них вообще без слез не взглянешь. Любые невзгоды, кроме осуждающего взгляда Рюноске. Накахару так и подмывало спросить, и он спросил, немного более резко, чем хотелось бы. — Что? Но Акутагава не обиделся, только допил свое клубничное молоко, сгребая ручки в пенал. — По-моему, ты немного, — он сделал паузу, — Не в себе? — Не в себе? — Чуя сгреб в рюкзак тетрадь, так, что она чуть не улетела под стол, — Я очень даже в себе, более того, я в замешательстве. — Я это и имел в виду. Акутагава фыркнул, закинул рюкзак на плечо и уставился в ожидании. Чуя смотрел на него, краем глаза замечая, как лениво вытекали их одногруппники из аудитории, и, пожевав губу, все-таки выдохнул: — Просто один не особенно умный парень посоветовал мне заняться музыкой и попробовать поступить в Токийский универ, и я последние три дня думаю, что… Собственно, думаю, что? — Один не особенно умный парень это Дазай? — Акутагава скептично поднял бровь, — По-моему, ты к нему очень критично относишься. Особенно после, ну, — он абстрактно тыкнул себе в шею, и Чуя машинально огладил пунцовый засос, резко, будто бы пытался убрать его от чужих глаз: — Если мы с ним переспали, я что, должен ему комплименты делать на пустом месте? Мозгов у него точно не больше, чем у скумбрии, я… И, подожди, ты вообще на чьей стороне? — Ни на чей, констатирую факты. А музыка и универ… — у Рюноске взгляд был уже более мягкий, Чуя бы даже сказал, растерянный немного. Поэтому он гаркнул еще до того, как тот снова открыл рот. — Забей, сам решу. Потому что грузить Рю этой хренью он не хотел. * На самом деле, все же было просто. Надо было просто выбрать, да или нет. Диплом или экзамен в другой универ. Заветная корочка или страсть к музыке. Работа в рекламной/брендинговой компании или третье высшее. Стабильная зарплата или непонятное перебивание с копейки на копейку. Дазай очень умный или не очень. Да или нет? Наверное… В магазине он нечаянно выхватил чужой взгляд, вдруг знакомый, из-под круглых очков. Накахара моргнул пару раз, глупо зависнув с поднятой рукой — он хотел дотянуться до хлопьев с верхней полки. — Здравствуй. Анго поправил очки, подходя чуть ближе, пока Накахара с восторженным ужасом думал, какой же Сакагучи высокий. Высоченный просто. Для него, по крайней мере. — Привет. — Шоколадные? — Накахара медленно кивнул, пока длиннопалая ладонь с легкостью схватила нужную пачку c самой верхней полки и сунула ему под нос. — Спасибо. — Не за что. Анго сам прошелся по ряду полуфабрикатов, будто вспоминая, а не нужны ли ему тоже переслащенные кукурузные хлопья, и Накахара проронил, на порядок менее уверенно, чем планировал. — Дазай в порядке, если что. Спасибо еще раз. Сакагучи отмахнулся длинными пальцами, мол пустяк, и спросил, все-таки кидая в корзину какую-то упаковку: — Ты сам как? В норме? — Наверное, — он нахмурился, пока они с Анго вровень шагали к кассе, и хмыкнул, — Шизофрения же не передается воздушно-капельным путем? Да или нет? Нет. — Нет, конечно, — Сакагучи смотрел на него почти удивленно, выгружая из корзины продукты, — А что? — Мне кажется, я схожу с ума. — невеселая усмешка, немного нервная. Совсем чуть-чуть. — Знаешь, если тебе нужно с кем-то поговорить, — Чуя на самом деле думал, что Анго сейчас его либо пошлет к Одасаку, либо к Осаму. Но никак не думал, что тот пригласит его в гости, — Можешь зайти ко мне. Клиентов сегодня до четырех не будет. Чуя медленно кивнул, кидая на кассу еще и жвачку. С его последнего и единственного визита ничего не изменилось, в помещении только играла совсем тихая музыка, похоже, джаз. Анго налил ему кофе, предложил печенье и уселся напротив, изящно закинув ногу на ногу, и Накахара подумал, что Сакагучи слишком хорошенький, правильный и вежливый, чтобы дружить с таким типом, как Дазай. И тем не менее, вот оно как вышло. — …и Осаму мне много чего сказал, мне кажется, — кофе растворимый, черный, без сахара, но все равно вкусный, — Мне кажется, мне следует к нему прислушаться. Но и верным решением это не назовешь. Хотя, — Чуя откинулся на спинку дивана, зажмуриваясь, — Здесь вообще нет верного решения. — Он тебе что-то сказал? — брови Сакагучи взлетели на лоб: это было искреннее удивление с нихреновой такой долей скепсиса, — Он не шутил? — Сомневаюсь, — он отпил, — Я думал, он мне шею свернет. Такой у него был взгляд. — Первый раз слышу, чтобы он лез в чьи-то дела, — Анго повертел кружку в руках, вдруг задумавшись, — Обычно он не любитель толкать речи и что-то… советовать. — Ага, только со мной это, видимо, не работает, — Накахара фыркнул, вспоминая их каждодневные тычки в бока друг друга, — Нашелся, блин, самый умный. Да или нет? Да. Чуя сделал глоток и посмотрел в кружку: там, в кофейной темноте, расплывалось и сходилось мелкими волнами его нахмуренное лицо, тонкая шея и взлохмаченная копна рыжих волос. Еще он видел там свою нерешительность, смятение, раздраженную растерянность, которая едким концентратом поселилась в его голове пару дней назад. — Анго, — Чуя отставил кружку на стол, поднимаясь с дивана и перехватывая свой пакет из супермаркета, — Я, пожалуй, пойду, пока он там от голода коньки не откинул. Спасибо за кофе. И за разговор. — Не за что, — он смотрел на него из-под очков, спокойно и расслабленно, но Накахаре казалось, что на самом деле Сакагучи о чем-то сильно задумался. Просто у него получалось при этом не хмурить брови и не выводить на лицо целую гамму эмоций, — Приходи еще. — Да. Анго сделал еще один глоток из кружки, грея пальцы о ее белые керамические бока. Сказал уже гораздо более серьезно. — Но, принимая решение, все-таки помни, что это тот человек, который почти неделю не спал, а потом в приступе полоснул себе запястье. — Хочешь сказать, его советы не адекватны? — Нет, адекватны. Просто, — он тоже встал, чтобы проводить до двери, — Просто помни об этом. Чуя кивнул. Да или нет? Наверное, нет. * — Я вернулся. Квартира вторила ему какой-то смазанной репликой голосом Дазая из своей глубины, звуками гитары и тянущим запахом курева. Накахара скинул рюкзак и пакет, стянул с уставших ног тяжелые зимние ботинки — когда уже весна? Да или?.. Он вошел в комнату, где сидел Осаму, встал, опершись о дверной косяк плечом. Дазай что-то быстро писал в нотных листах, будто боялся забыть, Чуя не отвлекал его и просто наблюдал. За слегка нахмуренными темными бровями, живым бегающим по строкам взглядом, чуть поджатыми губами и напряженными худыми пальцами. Немного отросшие волосы были собраны в хвост на затылке, маленький совсем, на шее не было видно бинтов и был еле виден шрам. Тот самый, когда виски-доксиламин-петля. …или нет? Дазай одним ловким движением прошелся по струнам еще раз, записал, а потом уставился снова в пол, мучительно что-то обдумывая. Дрогнув взглядом, он что-то зачеркнул, переписал и теперь просматривал все целиком, Накахаре нравилось его выражение лица, когда он сочинял. Да или нет? Глухое удовлетворение, внутренний трепет, почти сладкое волнение, отдающее покалыванием где-то в кончиках пальцев. Шершавые мозоли, сухие губы, острый взгляд и тихий шепот, чтобы хоть немного угомонить поток мыслей. Рябь в глазах от бесчисленных черных нот и ключей на белых листах; музыка, которая звучит только в его голове, которой пока не существует на самом деле. Сакральное, жестокое, увлекающее. — Да. Дазай посмотрел на него удивленно, отрываясь от партитур, щелкая ручкой. Накахара, кажется, смотрел удивленно в ответ. — Что «да»? — Я подам бумаги на прослушивание в Токио, — Чуя боялся, что он сам себя оборвет, поэтому почти выпалил, делая шаг вперед, — А ты поможешь мне с подготовкой. Типа, да? Дазай сморгнул свое тягучее удивление, посмотрел на него еще раз, будто с легким недоверием, мол, Чуя, что с тобой, у тебя температура? Накахаре стало как-то неуютно от своих слов, которые он просто ни с того, ни с сего выпалил, только сейчас понимая, как это, должно быть, странно выглядело. Непроизвольно махнул рукой, отворачиваясь, чувствуя, как загорелись уши: — А, забей, я сам! — Типа, да. Я помогу. Осаму не улыбался, смотрел в ответ; его пальцы с ручкой так и зависли над ворохом бумаг, а тело было напряжено, будто он готов был встать, дернуть Чую на себя и повторить еще раз. Но Накахара не убегал, поэтому Дазай просто сказал: — Буду заниматься с тобой. Чуя выдохнул, почти облегченно. — Спасибо. * Правда, он не рассчитывал, во что это выльется на ближайшие несколько недель. Вообще не представлял, как оказалось. Даже отдаленно. — Не так. — Здесь по-другому. — Ты халявишь, ты же видишь, здесь пауза. — Бемоль в этом такте не просто так стоит, ты в курсе? — Чуя, пауза. Мне по слогам сказать? Накахара не мог сказать, хороший из Дазая выходил преподаватель или нет. — Давай нормально, а не этот твой сумасшедший темп, это тебе не аллегро. — Ты забыл. Педаль. — Это хорошо. — Было бы, если бы ты не облажался во второй части. Но в любом случае после освоения самых простых гамм и этюдов, Дазай теперь давал ему более сложную классику, изредка балуя его Стингом или еще чем-нибудь. Осаму почти каждый день кривился и не давал им обоим расслабиться. Он говорил: — Давай, я видел, как Шпиндлера прекрасно исполняют первоклашки, а тебе сколько? — Бетховен бы в гробу перевернулся. — Ты не можешь запомнить эти четыре ноты? У тебя все в порядке? — Я думал, это у меня проблемы с головой. — Ты опять забыл педаль. В любом случае. — Долго думаешь. — Когда долго думаешь, получается пауза. — Пауза там, где она не нужна — это хрень собачья. — Поэтому заново. — Что с пальцами? Ничего? Так дотянись до этой чертовой фа. — Сойдет. Давай еще пять раз. — Или десять. И глаза не закатывай. — Педаль, Чуя. Дазай напоминал ему Дьявола. — Что с осанкой? Чуя почти огрызнулся: — У меня болят плечи! И, Боже, чего ты так на меня взъелся? Ты в последние дни совсем какой-то бешеный! — он убрал руки с клавиш, устало потирая виски, и всем корпусом развернулся к Осаму, — Какая муха тебя укусила? Он усмехнулся, откручивая крышку бутылки с водой. — А ты что думал, когда попросил меня заниматься с тобой? Думал, я буду вокруг тебя плясать танцы с бубном и приговаривать, какой ты у меня талантливый умничка? — Дазай сделал крупный глоток, и Накахара невольно поймал себя на том, что загляделся на его дрогнувший кадык и влажные от воды губы. — Нет, но, черт… — Раз нет, то давай еще раз вот этот кусок. — Еще раз?! Я его уже сотый раз играю! — Не играешь, а ездишь херней мне по ушам, — Дазай откинулся на спинку стула и посмотрел почти строго, — Если сейчас опять забудешь про педаль, я пойду и скинусь в Токийский залив, ей-богу. А ты еще вечность будешь сидеть и маяться с тем, что не понимаешь, где какой темп. — Не скинешься, у тебя заказ на завтра. Ты выступаешь в семь вечера, помнишь? — Осаму в ответ поморщился и отмахнулся: — Помню-помню. Ты, кстати, — Дазай тыкнул пальцем в грудь напротив, Накахара прифигел, думая этот самый палец ему откусить, — Со мной поедешь. — В смысле? Я там зачем? — Набираться опыта. — Визуально что ли? Смотреть, как ты Шуберта играешь? Прямо бегу и спотыкаюсь, — Чуя закатил глаза, — Что это, ресторан? — При отеле, пять звезд, да, — Дазай потянулся к чужим волосам, пропуская колкости мимо ушей и заправляя рыжую челку, — Поэтому советую красиво одеться: красное платье там, каблуки… — А тебе, придурок, я советую постричься, — Чуя почти выплюнул. А потом, подумав, помотал головой, — Хотя, если серьезно, так тебе тоже идет. — Это что, снега Килиманджаро растаяли? — Осаму прищурился, натягивая широкую улыбку на лицо — того и гляди, рожа треснет, — Ты только что попытался мне комплимент сделать? — Обломись, это была просто констатация факта… — но было уже поздно. Осаму поцеловал его в лоб и почти промурлыкал: — Спасибо. * Yokohama Grand Hotel — Накахара никогда не бывал в таких местах, он не золотой мальчик и жил в какой-то мере очень скромно. Дазай тоже золотым мальчиком не был, но вел себя так привычно в подобной роскоши, по крайней мере, он не приглаживал рубашку каждые две минуты, не стрелял взглядом в каждый фонтан в холле, не пялился на огромный длинный мраморный стол со сладким — Господи, зачем он на ресепшене, — и красиво улыбался всему персоналу. Будто вырос в этом отеле, и Чуя даже немного завидовал этой легкой невозмутимости. — Ты часто играешь в таких местах? — От случая к случаю. Прилипнуть к барной стойке Чуе не дали, зато уволокли вместе с собой прямо туда, где стоял черный рояль, и Накахара тихо зашипел: — Эй, куда ты меня тащишь? — Осаму посмотрел на него вопросительно, — Все, нам в разные стороны, тебе туда, а мне, — Накахара с жирным намеком стрельнул глазами в огромный шкаф с бухлом за спиной у бармена, который, ни о чем не подозревая, протирал стаканы. — С чего ты взял? — Дазай склонил голову к плечу, почти по-птичьи, и улыбнулся. О, эта улыбка. Она Чуе не нравилась никогда. После нее можно было ожидать чего угодно, но в основном что-нибудь такое, отчего потом Накахаре становилось очень плохо, а Дазая хотелось скинуть в Токийский залив. — Солнце мое, сегодня я на вокале, а ты мне аккомпанируешь на фортепиано. Накахаре хватило пары секунд, чтобы смертельно побледнеть. Три — чтобы покраснеть. И еще пять, чтобы побледнеть опять и перестать дышать вдобавок. На самом деле, Чуя очень сильно надеялся, что не выглядел как смертник на эшафоте, но, судя по взволнованному выражению лица Осаму, так оно и было. Он щелкнул пальцами перед его лицом, и Накахара мысленно начал считать до десяти: нет, он не мог сломать руку Дазаю, потому что ему (им) выступать сегодня, хотя соблазн был чертовски велик. — Эй, Чуя, прием, Земля вызывает. — Дазай? Накахара? — Осаму обернулся на голос — к ним бодро вышагивала женщина среднего возраста, вежливо улыбаясь и поправляя брюки, и Дазай натянул опять свою до невозможного обаятельную улыбку, — Добрый вечер, очень рада вас видеть. Я связывалась с вами по телефону. Кобаяши Юко. — Здравствуйте, Кобаяши, взаимно, — Осаму легко пожал женскую ладонь, — Да, я помню. Все уже готово? — Фортепиано настроено, микрофон тоже, — она бегло сверилась с наручными часами, — Вполне можете начинать. Ох, — Юко вдруг посмотрела на Чую и обеспокоенно поинтересовалась, — Вы в порядке? Ну как сказать. Скорее нет, чем да. Накахара вскинул бегающий взгляд на женское лицо и старался не смотреть на Осаму. Выпалил: — Извините. И, вперив взгляд в пол, развернулся, быстрым шагом направился прочь из ресторана в сторону ресепшена. Накахара ненавидел сбегать, но, Бог свидетель, Осаму не оставлял ему выбора. Вообще никакого. Несчастная Кобаяши смотрела вслед почти растерянно, не совсем понимая происходящего, Дазай только одарил ее успокаивающей улыбкой: — Прошу прощения. Дайте нам минутку. Осаму быстрым шагом нагнал его уже у дверей — тот почти вышел в холл, — и схватил за рукав белой рубашки, но руку тут же выдернули. — Ну и куда ты идешь? Эй! Его оклик тихим эхом прокатился по ресепшену. Дазай все еще шел за ним, резко обогнал, когда они почти дошли до фонтана в холле, и схватил за плечо, заглядывая в синие упрямые глаза. — Чуя, постой. — Дазай, ты! Ты… ты, черт возьми, просто редкостный!.. И нет, я не в порядке! — он рявкнул, сверкая глазами, — Какого хрена в конце концов? — Если бы я сказал, — он даже не думал юлить, но ответил спокойно, облизнув губы, — Ты бы не согласился. — Если что, — Чуя сделал шаг вперед и процедил, — Это недостаточно веская причина, чтобы без моего, блять, согласия проворачивать какие-то аферы. — Но это всего лишь концерт? — Всего лишь! — И тебе нужно, — он положил вторую руку на плечо, все еще заглядывая в глаза напротив, — Просто сыграть. — Просто, блять, сыграть! — Ничего нового, начнем со Стинга и плавно уйдем куда-нибудь в старого доброго Фрэнка Синатру, ты все это играл раз по двадцать. Несложно, верно? Да, несложно, если не учитывать, что на тебя при этом будет пялиться куча людей. Если не учитывать, что это в ресторане пятизвездочного отеля. Если не учитывать, что тебя вообще об этом не предупреждали. — Нет, — Накахара поджал губы, ладони - в кулаки — в прошлый раз этот жест плачевно сказался на чужом лице, — и повторил, — Нет. Даже не думай. — С этим ты опоздал. — Дазай, — Чуя нахмурился, опустил взгляд вниз, на свои начищенные черные туфли, потому что становилось совсем тошно, — Во-первых, я тебя убью, во-вторых, я… — он бегло окинул взглядом чужое плечо, стараясь не смотреть в глаза, — Господи, да ты уверен? Когда я играю, ты, мать твою, не затыкаешься! Тычешь в мои ошибки каждые пять минут. И сейчас говоришь, мне надо просто сыграть? Да эт… — Эй, — Осаму обхватил ладонями побледневшее лицо, — Чуя, да. Я говорил тебе, очень много раз говорил, что ты не попадаешь в такт, игнорируешь педали и путаешься, у тебя много ошибок. Но черт, послушай, — лица разделяли жалкие сантиметры, поэтому взгляд отводить было трудно, — Послушай, Чуя, не всякий парень за два месяца научится идеально исполнять Стинга или Лу Рид, тем более что не всякий сыграет их в пятизвездочном отеле. И знаешь, послушай, — Накахара наконец поднял на него растерянный взгляд, — Я не говорил тебе ни разу, но ты талантлив. Слышишь? И если бы я не был в тебе уверен, не стал бы тебе советовать заниматься музыкой и уж точно не потащил бы сюда, поверь, — Дазай немного отстранился, убирая ладони с чужих скул, но все еще терпко смотрел в ответ, — Так, что ты будешь делать? — Знаешь, ты… — Накахара длинно выдохнул, пытаясь совладать с собой и сжимая и разжимая ладони, — Ты… ты, блять, просто невыносим. — прикусил нижнюю губу, пытаясь успокоиться. И резко зашагал в сторону ресторана. Осаму наконец-то улыбнулся: — Спасибо, я в курсе. * Только сев за черное, лощеное фортепьяно Накахара ощутил панику в полной мере. В той самой, когда ты готов притвориться мертвым, лишь бы тебе не пришлось сейчас выступать на глазах у кучи людей без шанса на гребанную ошибку. Осаму настроил по себе микрофон и поприветствовал публику, пока Чуя судорожным взглядом пожирал черно-белые клавиши и немного протрезвел, только когда на плечи опустились чужие пальцы, слабо сжавшие его в успокоительном жесте, а горячий хриплый шепот опалил ухо. — Сначала Стинга, «Shape of my heart», потом на свое усмотрение из всего, что у тебя неплохо получается. Давай. Накахара слабо кивнул, понимая, что времени на панику нет. Оставалось просто вдохнуть поглубже, выпрямить спину и начать интро. И он начал. — He deals the cards as a meditation And those he plays never suspect He doesn't play for the money he wins He don't play for respect… Он не видел лица Дазая, но он слышал его голос, терпкий и глубокий, спокойный и до безумия родной. И этого было достаточно, чтобы пугающая паника постепенно нота за нотой переросла в щекочущий сладкий трепет. Аккомпанировать Дазаю на фортепиано — если бы Чуя знал, каково это, смог ли бы он вообще сказать Осаму столько раз «нет» в самом начале? * — Ну что, — теплая ладонь опустилась на затылок, взъерошивая рыжие кудрявые волосы, — С дебютом тебя? — Да хватит, — Чуя огрызнулся, легко толкнув его в бедро, — Ты то че такой довольный? — А что? — Дазай улыбался так, что Накахара думал — еще немного и у того треснет самодовольная рожа, но ничего подобного не происходило. Редкий снег приятно утопал под ногами, уже темнело и в голове было приятное, почти ошеломляющее полупьяное удовлетворение, которое нагоняло сонливость и непонятным образом бодрило одновременно. Накахара пнул камешек, не поддаваясь чужим ловким рукам, которые все тянулись его обнять. — Да ничего! Еще одна такая афера и я тебя убью, я клянусь байком Куники… Его все-таки притянули к себе, как маленького ребенка, ткнулись ледяным носом в щеку — Чуя зашипел, — и мягко поцеловали, сначала в лоб, потом в щеку, в нос и в губы. От Осаму веяло безграничной, совершенно детской радостью, и как бы Накахара не хотел, злиться на него получалось из рук вон плохо. Поэтому он просто тихо заворчал: — Ладно, блин, только отлипни, мы же по улице идем. — Да плевать. Осаму приобнял его за плечо, второй рукой доставая из кармана пачку и предлагая Чуе. Честно, идти так в обнимку было неудобно, Накахара все огрызался, но не отстранялся, только поближе вжимаясь в чужой теплый бок: — Пригрел, блин, бездомного на свою голову. — Я не бездомный, — Дазай затянулся и хитро прищурился, — У меня квартира есть. — Так что же ты там не живешь? — Не в Йокогаме, — Накахара потянулся за перчаткой в карман, чуть не выронив сигарету из рук, — в Неаполе. — Пиздишь. — А вот и нет. — А вот и да. — Неа. — Да быть не может. — Я там лечился какое-то время. Выкупил у хозяйки задешево, тогда скопил приличную сумму, и она такая сердобольная была. Но требовала, чтобы я ей играл на пианино каждую пятницу, на том и условились. — Да ты наебать меня хочешь. — Хочу, конечно, но в Неаполе правда хорошо: там напротив славная пиццерия, всего бакс за кусок маргариты и три за стаканчик пива. Чем не мечта? — И что ты тогда тут забыл? — Накахара все еще недоверчиво косился, — Почему не остался? — Мне трудно на одном месте, — Осаму перестал улыбаться и глубоко затянулся, — В силу того, что я немного чокнутый, да. И без, — он абстрактно махнул рукой, — Без этого всего трудно. Будто душно. Но сейчас не забивай голову. Поймешь, о чем я, потом, когда несколько лет поживешь за границей. — Знаешь, я просто не верю, что у тебя есть хата в Италии, потому что это звучит слишком… слишком. — О, слишком — это моя соседка сверху, каждые выходные и пятницу было такое звуковое сопровождение, я думал, весь Неаполитанский залив слышал, как е… — Срань Господня, ладно. Проехали, — Чуя тыкнул пальцем в чужую грудь, — Но я все равно тебе не верю. — Мм? — Дазай ухмыляясь протянул, подкидывая зажигалку в воздухе, — И это у кого из нас еще проблемы с доверием? Накахара вскинулся, думая ответить очередной едкой репликой, но Осаму вдруг остановился. Чуя затормозил тоже, поднимая недоуменный взгляд на вдруг растерянное бледное лицо, машинально неловко прихватывая того за рукав. — Эй, — Накахара нахмурился, — Все в порядке? — А я все звоню да звоню, знаешь, мог бы и трубку взять. Чуя вздрогнул, перевел взгляд в сторону, откуда слышался бодрый, полный наигранного негодования голос. В свете фонарного столба была видна высокая фигура, только на лицо падала жесткая тень, которая рябью убывала по мере того, как к ним приближался человек. И чем ближе он подходил, тем больше напрягался Осаму — Чуя чувствовал это, даже не смотря на его лицо. — О, я теперь вижу, чем ты так занят. — Дазай, ничего не говоря, вдруг взял Накахару за руку и загородил своим плечом, — Может, ответишь что-нибудь? Сам с собой я могу поговорить и дома. Осаму ломано ухмыльнулся. — Если тебе не с кем поговорить, сходи к Одасаку. Поверь, у него это получается лучше. — Говорить? — Вправлять мозги, Федя. Странное имя резануло по ушам. Незнакомец подошел достаточно близко, их разделял всего один шаг; Чуя мог вытянуть руку и коснуться плеча напротив, и он с осторожным интересом всматривался в острые черты лица, как и незнакомец с любопытством смотрел на него. Человек вдруг мягко улыбнулся, тепло и безобидно. Обманчиво безобидно. Он сделал еще один шаг вперед. Чуя до этого неловко переминался с ноги на ногу и сейчас все-таки дернул Осаму за рукав: — Дазай? Кто это? — Федор, — человек все еще улыбался и протягивал ладонь для рукопожатия, — Мое имя — Федор.