you be good

Выжигать и топить мосты опять Значит, нам остаётся ждать весны. Mujuice — «Обещания»

Накахара переступил с ноги на ногу и настолько тихо, насколько это возможно, забрался на стиралку: Осаму протянул ему руку. От москитной сетки остались только кривые клочья по краям оконной рамы — Дазай постарался за последнюю минуту. — Ты полезай первым. Чуя кивнул, пригнулся, перекинул ногу через узкий подоконник и выглянул наружу, прямо под ним были кусты, а высота составляла от силы метра полтора. В целом это даже не выглядело страшно, просто малоприятно. И они замерли. В доме помимо скрипучих шагов послышался грохот, будто что-то тяжелое упало на пол, и раздраженный голос. До черта знакомый голос. — Твою же, да где здесь свет… Следующее мгновение можно было наблюдать удивительную метаморфозу: сосредоточенное лицо Накахары вмиг стало просто каменным, а после его исказила секундная, резкая вспышка гнева. Чуя напрягся. Дазай полез в карман, шипя: — Кажется, я сложил паззл. Конечно, — он чертыхнулся, — Обычно мне везет, ну да ладно. Мацумото Дайске за стенкой еще раз матернулся, в очередной раз что-то роняя. Чуя от резкого звука дернулся, перевел взгляд на Осаму и решил. — Я никуда не полезу, — Накахара сжал челюсти, — Я его убью. Я убью этого тупого торчка. Дазай, пусти меня. — Ты никуда не пойдешь, ты полезешь в окно. — Не раздавай мне приказы, я- — Ты сейчас полезешь в окно, — Осаму вытащил связку ключей, звеня ими, кажется, на всю ванную, — Пойдешь к тачке, заведешь мотор. — Что ты, блин, делаешь? — Чуя вскинулся, — Ты, блять, шумишь, перестань! — Чуя, — он покачал головой, — У нас нет времени. — Я в курсе, — зашипел, — Но мне не нравится твой план. — Не ори. — Я не ору. — Послушай. — позвал его, — Послушай меня. Ручка в ванной повернулась до упора, но дверь осталась запертой. Поэтому нехитрое действие повторилось еще пару раз, поднимая в груди тошнотворный, сковывающий ужас. Дазай пальцами впился в чужое бедро, привлекая внимание к себе, и Накахара не обиделся: у них совсем не было времени на нежности и осторожный тон. Он заговорил, в то время как в нескольких метрах от них продолжались попытки вынести дверь с петель. — Смотри, если я не появлюсь через девять… шесть, шесть минут, ты уезжаешь. — он уловил возмущенный тревожный блеск в синих глазах, и повторил не терпящим возражений тоном, — Шесть минут, Чуя. — Нет! — Накахара зло зашептал, — Нет, блять, никуда я не уеду без тебя! Ты ахуел?! Убери свою чертову руку с моей ноги, я, блять, лезу обратно! Я набью Дайске морду, и мы поедем вместе! — Я справлюсь с ним, — Осаму фыркнул, — Помню его. Он тощий, сидит на фене, не может выбить дверь. Фигня вопрос. — Хватит шутить. Я не уеду без тебя. — Ты доверяешь мне? — Накахара вдруг замялся, — Чуя, доверяешь? — Да, но здесь дело не в доверии, ты понимаешь? — он нахмурился, — Я не могу тебя с ним оставить. Он гребанный псих, Осаму. — Ну так и я тоже, — Осаму подмигнул ему, — Если ты мне доверяешь, ты сделаешь все, как я сказал. Шесть минут. — в руки ему впихнули ключи, напоследок стиснув чужую ладонь пальцами, — Все, пошел. — Твою м- Чуя не успел ничего осознать, не успел даже выругаться: его спихнули с окна, отправив в свободный полет, и он с криком и хрустом свалился в кусты с полутораметровой высоты — в целом ситуация пустяк, кости здесь сломать было трудновато. Тем не менее приятного было мало. — Блять! Он перекатился на землю и вскочил, отплевываясь от листьев, проводя ладонью по оцарапанной ветками шее и щеке — в кожу неприятно впились мелкие камни и песок; вскинул взгляд наверх, прямо в окно, из которого выпал пару секунд назад. Было слышно тихие голоса, скрипы, шаги, но не возню. Мацумото. Дайске Мацумото. Связка ключей прожигала ладонь, как если бы она была куском раскаленного металла, а в висках набатом звучал чужой шепот. Ты доверяешь мне? Чуя, доверяешь? Шесть минут. Из открытого окна послышался грохот, будто упала тумба, наконец выведший Чую из короткого оцепенения. Если ты мне доверяешь, ты сделаешь все, как я сказал. Шесть минут. Накахара скрипнул зубами, остервенело сжимая пальцами ключи, рванул к тачке. Рядом с серебристым ниссаном стоял черный джип, а около него — еще одна фигура, высокая и светлая, слишком яркая, слишком заметная на фоне темной тачки, опиралась на бампер и, кажется, курила. Накахара заметил ее не сразу, проматерился, громко тормозя на рассыпанном гравии и все-таки привлекая к себе чужое внимание. Фигура, завидев его, улыбнулась. Идеально белое пальто, расслабленная поза и вежливая улыбка в контексте ситуации выглядели почти смехотворно. Сам Накахара, — запыхавшийся, в пыли и царапинах от веток, — подумал, что, наверное, что-то пошло не так. — Чуя, давно не виделись. Как поживаешь? * — Какого черта? — вместо приветствия. Федор пожал плечами. — Ты что, это… — Накахара непонимающе уставился на Достоевского, — Это ты его привел? — Мне пришлось, — он хмыкнул, — Он очень настаивал. — Настаивал? Шестеренки крутились в голове медленно. — Мацумото ненавидит Дазая, — Федор выдохнул струю дыма в воздух, — А еще он пришел в бешенство, когда узнал, что в Токио его так и не перехватили. Мацумото Дайске — та самая птичка, которая нашептала нам, что Осаму в Йокогаме. Чуя сглотнул вязкую слюну, пытаясь соображать ровно. — Зачем? — Накахара воззрился на него непонимающе, — Зачем ты привел его сюда? — Все тебе объясни, — он снисходительно ухмыльнулся и отлип от джипа, — Так надо было. — Кому? — чувство, что его обманули, все отчетливее проступало в голове, и Накахара чувствовал, что цепенеет от холодного бешенства. — Кому, черт возьми, это было надо? — Мне. Пепел с сигареты тихонько осыпался на землю, Чуя отшатнулся. Зачем это Федору? У них же был уговор? Или Накахаре это все приснилось? Обычно Дазаю везет с людьми. Просто, наверное, с Достоевским не повезло? — Ничего такого, правда, но я не могу вечно прятать твоего благоверного, — он пожал плечами и вскинул брови, — На меня уже все косо смотрят, потому что я не могу поймать какого-то старого доброго знакомого в пределах Токио и Йокогамы. А если они передадут его кому-то еще, Дазаю будет только хуже. — он затянулся, — Понимаешь же? — Но, — Чуя сжал в ладони ключи от машины, — Но должен же быть выход, ты же не допустишь, что… — Что? — Федор, — он взял себя в руки и спросил сосредоточенно, избавляясь от волнения в голосе, — Ты же можешь взять Дайске и уехать? Прямо сейчас, — Накахара заломил пальцы, — Можешь сказать, что никого здесь не нашли, что, видимо, мы далеко уехали, они же не будут следовать за нами так далеко? Это не будет подозрительно с твоей стороны, мы ведь действительно могли далеко уехать и еще давно… — Давно. Очень давно. И далеко. Могли бы, — нажал Федор, — Но вы этого не сделали. Чуя поджал губы: чувство вины наступило на горло, вызывая тошнотворную хрипоту. Да. Могли бы уехать еще тогда, две недели назад, надо было просто настоять. Не надо было тянуть. Не надо было ехать в Токио. Надо было сразу сваливать из города к чертовой матери. — Ладно, не кисни, давай лучше я тебе объясню кое-что, — он щелчком отправил окурок в лужу под колесом и выставил палец, — Во-первых. Мы приехали не за вами, а за ним. Ты не нужен, можешь ехать на все четыре стороны, мне все равно. Во-вторых. Я не отвечаю за этого пса, за этого вашего Мацумото. У него уже крыша едет. Он так просто это все не оставит. В-третьих, послушай, что я предлагаю тебе, — он сделал два уверенных шага к Чуе и махнул в сторону ниссана, — Ты сейчас уедешь, и мы сделаем вид, что не видели тебя здесь. С Осаму, — он поморщился, — Я что-нибудь придумаю. И с Дайске тоже. — Я никуда не поеду, — Чуя уперся второй раз за это раннее утро, — Даже не думай. Что ты придумаешь? Ты, черт побери, ставишь жизнь Дазая вровень со своей… работой? Как это, блять, называется? Федор даже не поморщился и похлопал Чую по плечу: — Не кипятись. — Может, — Накахара развел руками, — Ты вместо того, чтобы меня успокаивать, пойдешь и сейчас же разнимешь их? Какого черта ты стоишь здесь? Они сейчас перебьют друг друга нахрен! Ты просто не знаешь, — Чуя смотрел прямо в темные, равнодушные глаза, пытаясь зацепиться там хоть как-то за чужую совесть, — У Мацумото могут просто слететь тормоза. — Да, я в курсе, — он отмахнулся. — Они уже слетели. — Я думал, — процедил, — Вы с Дазаем были хорошими друзьями. Я думал, ты прикроешь его. — О, — он улыбнулся, — Мы никогда не были друзьями. — Ты просто предал его, — взгляд Достоевского едва дрогнул, почти незаметно, но Накахара заметил это и продолжил, — Натравил на него Мацумото, и стоишь здесь, делая вид, что совершенно не причём. Оправдываешься тем, что, блять, так надо. — Слушай, — Федор поморщился, вздыхая, — Ты начинаешь мне действовать на нервы. — Ты не можешь оставить все вот так! Федор вскинул бровь. Видимо, чтобы Накахара почувствовал себя беспомощно. Отстал от него и наконец замолкнул. — Еще как могу. — Они сейчас там угробят друг друга, скажи этому придурку чтобы он- — Нет. — Достоевский сунул ладони в карманы пальто, ставя точку в диалоге, — Я предлагаю тебе уехать и не путаться под ногами. — Чуя в смятении еще раз посмотрел на холодное лицо Федора, — Или на крайняк побежать помогать ему, если так хочешь увидеться с Дайске. Долю секунды он сверлил бледное лицо напряженным взглядом, а потом выплюнул: — Да пошел ты! Едва Накахара рванул к дому, ему в спину врезался чужой голос и резкий металлический щелчок. Теперь уже очень знакомый. — Куда ты поперся? Это шутка была. Чуя промолчал, оглядываясь назад. Федор целился в него, вкинув руку, и кивнул в сторону: — Садись в машину и уезжай. Иначе я вынесу тебе мозги. — в подтверждение зеркало дальнего вида их ниссана разлетелось в дребезги, фонтаном из осколков осыпаясь на землю. Через секунду дуло снова смотрело на него, и Накахара вздрогнул. — Я не шучу. — Не вынесешь, — хмыкнул в ответ, пытаясь унять дрожь в пальцах, — Иначе Осаму тебя сожрет. Он ему назло сделал еще два широких шага, слушая чужое раздраженное молчание. — Стой. — предостерегающе. Скрип гравия под подошвой немного успокаивал. — Чуя, остановись. Но по сравнению с прошлым разом, когда в него тыкали пистолетом, он практически не нервничал. Утренний холод, душащее беспокойство и нервный адреналин гнали его к приоткрытой двери этого треклятого дома, и ему казалось, даже если бы Достоевский уперся дулом ему в затылок, он бы не остановился. Внезапно Федор выдохнул. — Ладно. Снисходительное и раздраженное, это слово пулей врезалось ему в затылок. — Ладно, — Накахара чуть не споткнувшись действительно остановился, обернулся, слыша шаги за спиной и тихое, — Стой на месте. Господи. — Федя цокнул, — Чтобы я еще хоть раз. Ввязывался в это. Блять. Да стой ты, не убьют они друг друга. А потом, вопреки всему, раздался приглушенный выстрел. * Звук был задушенный. В белое, холодное небо с проводов взмыли перепуганные птицы; Чуя крупно вздрогнул, пальцами впиваясь собственные ладони: колени предательски подкашивались то ли от недавнего полета с полутораметровой высоты, то ли от дикого, острого испуга. Взвинченный и одеревенелый, он на негнущихся ногах ввалился в дом, не дожидаясь Федора, дверь скрипя врезалась в стену, и Накахара, шаря взглядом по комнате, отчаянно пытался найти в ней Дазая. Они стояли напротив друг друга, измотанные и напряженные. Мацумото стоял к двери спиной, но Чуя отлично мог видеть Осаму: разодранную ссадину на скуле, сосредоточенный взгляд и ходящее ходуном дуло пистолета, почти упирающееся ему в лоб. Сзади Осаму — разбитый светильник, цветное стекло осколками усеивало пол, Дазай сделал маленькое движение в бок и то захрустело под подошвой. А потом он перевел взгляд на Чую: и на малую долю секунды там не осталось ни острой сосредоточенности, ни стылого накала, там поселился страх. Дайске даже не обернувшись проронил: — Ничего такого, все в порядке. — в ответ на тишину он позвал, — Федор? Эй? — и наконец обернулся. Осколки вновь хрустнули под подошвой черных ботинок, Накахара невольно замер, понимая, что даже и не подумал, что сделает, когда ввалится в чертов дом. Дайске Мацумото удивленно уставился на Чую и вдруг улыбнулся: широко, тревожно. Одержимо. В темноте кухни на расстоянии нескольких метров видно было плохо, но не нужно было хорошее освещение и близкое расстояние, чтобы понять, насколько плохо выглядел Мацумото. Он был тощим и болезненным. Намного худее, чем когда Накахара видел его в последний раз несколько месяцев назад. Накахара отшатнулся, лихорадочно соображая, что сейчас вообще можно сделать, что сейчас вообще происходит, какого вообще черта. Накахара, выпадая из оцепенения, прорычал: — Ты!.. Ты, чертов кусок дерьма! Гребанный ублюдок. — Чуя- Осаму сделал шаг вперед, но Дайске обернулся к нему и увереннее сжал пистолет, прицеливаясь тому прямо в переносицу. Дазай поморщился, Мацумото закричал: — Стой, где стоишь, иначе я выстрелю. — Ой, будет тебе, — Осаму ухмыльнулся, — Дружок, ты промазал с расстояния пары метров. — Опусти пистолет, Мацумото, — Чуя вклинился, предупреждающе сжимая кулаки, — Выстрел слышала вся округа, сейчас сюда приедет полиция и у тебя будут большие проблемы. Опусти. Чертов. Пистолет. — Не блефуй, — Чуя вздрогнул, — Я стрелял с глушителем. Думаешь, я совсем слетел с катушек? — Эй, просто успокойся, я- — Не подходи, — у него дрогнула рука, — Иначе я снесу ему голову. Шаг назад. — Хорошо, — Накахара выпустил дрожащий вздох, — Хорошо, я отошел. Видишь? — Отойди к стене, — Дайске сжал губы настолько сильно, что те побелели. Взгляд у него был дикий: одновременно злой, упрямый, полный отчаяния и какого-то животного страха, — Живо. Чуя, скрипя зубами, сделал несколько шагов назад, пока не уперся лопатками в стену и поднял руки. — Успокойся, Мацумото. У меня ничего нет. — Я спокоен. Спокоен. А ты, — он кинул взгляд на Дазая, — Попробуешь двинуться, сдохнешь. Осаму открыл рот, чтобы что-то ответить, но прочитал по губам Накахары: «не провоцируй, блять, его, молчи, просто молчи». И он промолчал. Мацумото смотрел на него настороженно, Осаму смотрел на него с весомой долей неодобрения и злости. Ситуация складывалась не самая приятная, а просто отвратительной она стала, когда в висок уперся холодный металл. Федор. Какого черта? — Дайске, расслабься, — Федор заворковал, у Дазая округлились глаза. — Ты зачем взял мой глок? Я тебе разве разрешил? Дайске ощерился: — Нет, но… — Больше так не делай, — Достоевский улыбнулся, — Понял? Кажется, Дайске хотел что-то ответить, но Осаму вдруг резко из-за спины повалил его: пистолет выпал из рук, ударился об пол где-то около столешницы. Накахара бросился за ним, распихал осколки в стороны и взял глок в липкие руки. На самом деле, он даже не знал, как правильно его держать. На самом деле, в данный момент времени у него и не было выбора. — Твою мать. Мацумото чертыхаясь вывернулся и достал из кармана нож, приставляя лезвие к чужому голому горлу, еще до того, как Дазай успел что-либо с ним сделать. Осаму сглотнул, Накахара навел дуло на Дайске. — Мацумото, — он прочистил горло, — Отойди от Дазая. Брось нож и отойди от него. — Чуя, — он все еще держал лезвие у горла Осаму и вдруг сказал неожиданно мягко, повернув к нему голову, но его оскал все еще не вызывал доверия, — Эй, знаешь, я правда рад тебя видеть. И знаешь, я, кажется, все понял. — губы его дрожали, — Я понял, в чем была проблема. — Какая, блять, проблема? — Чуя пытался унять собственную дрожь в пальцах. Дазай переводил взгляд с него на комнату, на Дайске, на него обратно. Осаму думал. Чуя тоже. Федор все еще стоял в проеме с нечитаемым выражением лица. Будто говоря ему: «Видишь, какой кавардак ты устроил?». Да, кавардак. Ситуация из категории «просто отвратительно» перешла в категорию «пиздец». — Почему, — у Дазая дернулся кадык, лезвие слегка мазнуло по бледной коже, — Мы ведь всегда были в хороших отношениях? Так почему именно сейчас? — лицо его разрезала нервная ухмылка, — Ты просто прогнал меня. — Поэтому, — Накахара перехватил пистолет поудобнее, пытаясь держать ровную равнодушную интонацию, — Ты сдал им Дазая. Из-за тебя нам пришлось уехать. Так? Просто потому, что я отказался искать тебе дозу? Мацумото помрачнел. Его вытянутая с лезвием рука дрогнула и напряглась до выступающих синих вен. — Я не думал, что… — он вдруг сказал громче, — Это из-за него ты стал таким. Он такой же, как и я, Чуя, но ты! Ты выбрал его. Ты, блять, выбрал его. — Даже не сравнивай себя с ним. — Он чертов психопат. — Единственный психопат здесь это ты, Дайске. — Я? — он издал жуткий смешок, — Я психопат? Ты шутишь? — Ты похож на чертов труп, — шаг вперед, — И это не из-за шизофрении, это из-за того, что у тебя не было никогда тормозов. — Не переводи тему, — он глубоко вздохнул, опуская руку с лезвием и взмахивая ладонью, — Ты не захотел помочь. — Я- — Ты, — голос его был сплошным ядом, — Не захотел мне помочь тогда, хотя я просил просто позвонить! Мне больше ничего не нужно было, мне, черт возьми, так мало нужно было, и ты даже не пытался… это он. Это все он. Еще тогда, на лестничной клетке, когда он встрял в наш разговор. Вел себя, как гребанный мудак. Мне он не понравился. И твое решение. Несмотря на то, что я умолял. Это все из-за него, я прав? Дайске свирепел. Он подался вперед, к Чуе, Накахара отступил назад, держа хоть какую-то дистанцию: — Это было мое решение, — он процедил, — Дазай ничего мне не говорил, это было мое сраное решение! Если ты был зол, надо было набить мне морду, а не стучать на Дазая, черт побери! — Чуя понимал, что после этой фразы на него набросятся, но ничего поделать не мог, — Ты, блять, просто ничтожество, Мацумото. Руки Дайске дернулись, он вынес ногу, чтобы сделать шаг вперед. Но вдруг бутылка зелеными осколками и каплями красного сухого с дребезгом разлетелась о его затылок. Звук удара и осыпавшегося битого стекла раздался позже. Мацумото булькнул, качнулся, роняя нож из разжатой ладони и упал на половицы. Сзади него стоял Осаму, сжимая стеклянное горлышко из-под бутылки в кулаке, вперившись взглядом в затылок лежащего Мацумото. Он для проверки пнул бессознательное тело в бок, удостоверяясь, что тот действительно в отключке, и на отсутствие какой-либо реакции почувствовал прилив облегчения. Все почувствовали. Оставшийся от бутылки кусок стекла полетел куда-то в стену. Накахара в каком-то немом ступоре опустил пистолет. — У тебя проблемы со слухом, полторашка? Осаму подошел вплотную, выковыривая глок из одеревенелых чужих пальцев и бросая его на пол. Прижал Чую к себе в грубом, резком движении. — Какого черта ты еще тут? Я же сказал, шесть минут, и чтобы ты валил отсюда нахрен. Уезжал. Смывался. Покидал этот долбанный дом. Федор бы тебя и пальцем не тронул. — Просто, — Чуя запнулся, вдыхая родной запах полной грудью, — Просто я тебе не доверяю. И тебе определенно не везло в этот раз. — Чуя вытянул руку, чуть сжал пальцы на чужом плече. И обнял, почти до хруста, зарывшись носом в теплую шею. — Потом будете обниматься, — Федор прошел мимо них, удостаиваясь неприязненного прищуренного взгляда от Осаму, — Черт, — он присел на корточки около Дайске, посмотрел на Дазая вопросительно и с недоверием: — Ты что, убил его? — Допустим, — Дазай огрызнулся, притискивая Накахару поближе к себе, будто Федор мог в любой момент взять и тоже начать махать австрийским глоком или ножом, — Скорее всего нет, мне кажется, он просто в отключке. Сбрось его в канаву, сделай нам всем одолжение. — Нет, если вернусь без него, будет более чем подозрительно, не думаешь? — Достоевский без ухмылок проверил пульс Мацумото, подобрал валяющийся рядом пистолет и поднялся, задумчиво смотря на окровавленные волосы на чужом затылке, — Отвезу его в Йокогаму. Скажу, что все эти придурки обознались. Или что мы вас упустили. Или я прищучил вас. Не знаю, — он раздраженно выдохнул, — Я пока не придумал. А этого вашего дружка все равно выпрут, никому не нужен полутруп. — В смысле? — Чуя недоверчиво посмотрел на Федю, и тот закатил глаза: — В смысле, посмотри на него, он сторчится через неделю. Его тело найдут на улице, его имя засветится в некрологе. Все. — Я думаю, — Дазай потер затылок и поморщился от резкой боли, — Меньше, чем через неделю. — Ну ладно, — Федор прищурился, — Как знаешь. — Это неважно, ты лучше поясни, — Осаму вскинулся, окончательно выведенный из себя всем этим и тем, что никто его в этот раз не слушает, — какого черта ты вообще его на нас вывел? Совсем сбрендил? Зачем этот звонок был? Нахера ты тыкал в Чую пистолетом, если я просил тебя ровно об обратном? Скажи, тебе делать нехер? Ты, черт возьми, вообще знаешь, что такое благодарность, Федя? — О, — он пнул особенно крупный осколок стекла и нагнулся, чтобы взять среди обломков нож, спрятал его в карман, — Ничего личного, но за безделье меня могут и понизить. Мне надо было создать видимость, — Федор улыбнулся, показывая пальцами кавычки, — Деятельности. — Вас не волнует, — Накахара переступил с ноги на ногу, — Что сюда может приехать полиция? Соседи могут вызвать. Столько шума было. Они оба поморщились, и Чуя по их лицам сразу понял, что да, на самом деле могут. — Чего встали? — Достоевский с небольшим усилием поднял за шкирку тело Дайске, перехватил вдоль корпуса и недовольно рявкнул, — На выход. Вечеринка окончена, разъезжаемся. Мне не особенно хочется объяснять вашим здешним соседям, почему в одном доме оказались студент, наркодиллер, торчок и шизофренник. — Можешь сочинить анекдот, — Дазай оскалился, — У тебя всегда выходили смешные шутки, Федор. Абсолютно все, кроме этой. — Что, ты теперь обижаешься на меня, да? — Заткнитесь, — совершенно ровно кинул им Чуя, — Просто помолчите, давайте свалим отсюда. Собрав уцелевшие вещи, оставив после себя разбитый светильник, осколки винной бутылки и полный беспорядок, они покинули этот дом. * Остатки от ниссановского зеркала дальнего вида грустно валялись на земле и хрустели под подошвой. Дазай покачал головой. Накахара сухо констатировал. — Твою мать. — Твою мать, — Осаму мрачно согласился, — Анго нас убьет. Дайске был в отключке, но он все равно не давал Чуе покоя. Федор затолкал его на заднее сидение, пистолет закинул в бардачок и позвонил кому-то. Накахара слышал его речь урывками, но понимал, что тот рассказывает им выдуманную историю: каждое его слово было ложью. Говорил он чертовски уверенно, и, судя по всему, что немаловажно, ему верили. — Да. — он посмотрел прямо на Дазая, — Он определенно мертв. Он успел огреть Мацумото чем-то по башке. Черта с два. Нет, никто не слышал. Здесь больше никого не было. Да. Разберусь с трупом и вернусь. Что делать с Дайске? В целом, он как будто долго не протянет... Чуя выдохнул. Он зацепился пальцами за чужую ладонь, привлекая внимание Осаму, и внимательно посмотрел в уставшее побитое лицо: одна скула была разодрана, под другой наливался фиолетовый синяк. Царапина на шее, костяшки — в кровь. Да, правда. Живой. — Я красивый? — До ужаса стремный, — фыркнул, — Просто проверяю. Я вообще в какой-то момент подумал, что ты умер. — Да живой я, что ты-… — Осаму затих на полуслове. И медленно опустил ладонь на чужую спину в успокаивающем жесте, — Все хорошо. — Еще бы, — Накахара наконец отвел взгляд, но все еще держался за дазаевскую руку; наверное, единственное, что помогало ему приходить в себя в данный момент был этот совершенно обычный жест, — Но, блять, напугал ты меня до усрачки. Осаму в ответ улыбнулся так, будто это был комплимент. Было раннее утро. Небо было почти белесое, синевой уходило вверх, а воздух — и ледяной, и теплый одновременно, заставлял их всех ежиться. Всех, кроме Федора в белом пальто. Тишины не было, был тихий шум волн и редкие крики чаек. — Поздравляю, Дазай, — Достоевский засунул мобильник в карман и растянул губы в нечитаемой улыбке, — Официально для всего йокогамского наркобизнеса ты мертв. — Прекрасно, — Осаму выпустил сдержанный смешок, прежде чем совсем рассмеяться, — Всегда мечтал умереть. Правда, не от твоей руки. — Дареному коню в зубы не смотрят, Дазай. Чуя не выдержал и рассмеялся тоже.