Проклятье чувствовать

В головном офисе всё совсем не так, как в районном управлении Минато: огромное кирпичное здание поделено на огромные опенспейсы различных подведомств; огромные коридоры вокруг ведут к разнообразным переговоркам, допросным, архивным, конференц-румам, техническим складам и еще куче помещений, назначение которых Какаши непонятно. Здесь нет привычного дружеского гула, все вышколенные и сосредоточенные, уставились в свои мониторы или бумажки, не забывая постоянно оглядываться через плечо. Какаши тоже постоянно хочется оглядываться — прикованные к нему взгляды заставляют лопатки перманентно чесаться. Мадара, судя по всему, в истории с похищенной Мираи преследует какие-то свои интересы, как и в истории со сбежавшим убийцей-гипнотизёром. И Какаши готов поставить на то, что это совсем не обычное желание выслужиться или, тем более, не попытка добиться добра и справедливости. Мадара — чуть ли не самая тёмная лошадка во всей этой истории, Какаши буквально нутром это чувствует, и с каждой секундой тот нравится ему всё меньше. — Так точно, полковник, сделаю всё в лучшем виде! — Какаши привычно отдаёт честь, убирая папку с очередным маршрутом подмышку, разворачивается, выходит из кабинета. Идёт к лифту через огромный опенспейс с десятками приклеенных к лопаткам взглядов. Полковник Учиха забрал его к себе в управление на время, пока открыто дело Мираи, но вот работает Какаши почему-то не над ним, а из смены в смену патрулирует районы, с запретом даже в какие-то дебаты с банальными наркоторговцами встревать. Судя по всему Мадара просто взял его под пристальное наблюдение, и это существенно мешает собственным планам Какаши. За почти две недели в главном управлении он не узнал ровным счётом ничего: благо Мадара теперь может следить за ним полную смену, и всё, что удаётся — проглядывать набранные из старого офиса дела, которые тоже пока ни к чему толковому не привели. Пропавших детей в городе уйма, так же, как и пропавших людей всех возрастов. Из-за достаточно спокойной обстановки в собственном районе, Какаши уже почти забыл о том, что у них в префектуре не просто так введён комендантский час. Расцвет наркоторговли, бандитов, малолетней проституции и ещё чёрт знает чего. Часть пропавших детей и взрослых находят при регулярных облавах в местных борделях или притонах — если сильно повезёт — живыми. Если нет, то либо мёртвыми, либо совсем не находят. В главном управлении есть целый отдел, который отлавливает трансферы торговцев людьми в другие префектуры, вот только говорят, что продуктивность их работы — едва ли сорок процентов, что означает, что еще как минимум шестьдесят процентов пропавших людей, покидают границу и не возвращаются. В паршивое же время они живут. В районе Минато есть известные притоны, есть бордели, но без малолеток и прочих крайностей — он всё держит под контролем. В остальных же районах при ближайшем рассмотрении сейчас всё оказывается куда как хуже. Какаши уже голову сломал, пытаясь отобрать пропавших по каким-то совпадающим параметрам: только девочек, только трёхлеток, только детей кого-то из гос-органов, но толку от этого больше не стало. Это тупик. В какую сторону копает Мадара в этом деле — неизвестно, в главном управлении не узнать что-то из болтовни на кухне или в курилке: строгие правила на запароливание компьютера, если хочешь куда-то отойти, отсутствие документов на рабочем столе — всё должно быть надёжно заперто на ключ. А для Какаши бонусом ещё и личный надсмотрщик. — Куд-да-а спешим, Какаши? — от шеи разбегаются мурашки, когда навязанный новый напарник — протеже Мадары — неслышно появляется сзади. У него ядовитое зловонное дыхание, от которого подташнивает, даже если стоять к нему спиной. Весьма соответствует его болезненно-белому цвету лица — словно он уже давным-давно покойник. За две недели Какаши не узнал толком ничего путного, еще и благодаря этому-самому Зецу, который чуть ли не в туалет с ним на остановках ходит. Внимание полковника к делу с похищением Мираи, его странные прислужники, отстранённая замкнутость, странная «аура», которая заставила подсознательно невзлюбить его с первого раза — всё это напрягает. Даже просто находиться с ним в одном помещении — угнетает, давит. Поскорее бы убраться отсюда, пока эта болезненная напряжённость не повернулась другим боком, ведь итак кажется, что она немного похожа на какой-то подсознательный чуть ли не страх. А это Какаши совсем не нравится. Покончить бы с этими мутными делами и вернуться на старое место, где даже дышится определённо легче. Управление Минато тоже работает над делом Мираи, хоть само дело у них и забрали, сложно заставить полицейских сидеть, сложа руки, когда потерпевшей оказалась дочка одного из своих. Хотя, по словам Гая там тоже тухляк, и повторная проработка версии Какаши о серийных похищениях результата пока не принесла. Казалось, что, зная врага в лицо, не должно представлять такой огромной сложности начать распутывать хотя бы один из давно заплесневелых клубков, которых вокруг Какаши внезапно оказалось слишком много, но пока что все ниточки обрываются, стоит за них потянуть, оставляя в руках труху, словно в насмешку. И что-то подсказывает, что, когда удастся подцепить хоть одну, окажется, что корни всех этих дел — как у грибов, мицелием разрослись под видимой поверхностью, и так просто их не вытащить. Не вытащить всё, даже приложив титанические усилия, даже собрав поддержку родной части и друзей. А вот в то, что, разрыхлив почву своими жалкими рывками — есть вероятность просто погрязнуть в ней, захлебнувшись песком и грязью, — в это верится вполне. Если повезёт — утонуть одному. Не утянув за собой всех вокруг. Тёмные мысли мушками роятся в сознании, стоит лишь на долю секунды ослабить концентрацию теперь вечно напряжённого мозга. Какаши встряхивает головой, оборачиваясь к напарнику, расплывается в натянутой улыбке, приподнимая папку с очередным маршрутом: — Так в патруль ведь пора. Зецу сощуривает свои такие же неживые, как и весь он, глаза, наклоняясь ближе: — И всёёё? — шипит прямо у лица, и Какаши приходится собрать всю свою выдержку, чтобы не дрогнуть ни одним мускулом лица и не моргнуть. Зецу принюхивается, словно это может помочь ему раскусить истинные намерения Какаши. Вздыхает, ничего не обнаружив в ответ на свои пассивные провокации. — Ну, патруль, так патруль. Они всего-ничего ждут лифт, с пару десятков секунд спускаются в нём на первый этаж, быстро проходят через пафосный лощёный мраморный холл к боковой парковке, но каждое мгновение тянется словно бесконечность. Спину всё так же печёт от чужих взглядов, а взгляд Зецу того и гляди прожжёт там ядом дыру. Какаши сосредоточенно смотрит перед собой, лишь на долю секунды сбиваясь, когда они проходят вдоль огромной — почти на всю белоснежную стену холла — доску с надписью «Их разыскивает полиция», пестрящая тысячами преступников, бродящих по ту сторону дверей участка. Фоторобот похитителя Мираи, нарисованный знакомым художником, бережно заныкан в сейфе дома — нет смысла на него смотреть тогда, как все черты его лица, вплоть до мельчайших шрамов, Какаши запомнил наизусть, хоть с тех пор и не видел его даже во снах. Кто-то еще может быть похищен в любую минуту, и давно надо было развесить рисунок на все подобные розыскные доски города, но почему-то делать это Какаши пока не готов, искренне надеясь, что вот, сейчас, очередная ниточка приведёт хоть куда-то. Их город действительно прогнил до основания, и, быть может он ошибается, и мицелий Мадары — есть то единственное, что не даёт городу провалиться в это гнильё, но бросить своеобразную зацепку от похитителя детей было бы кощунственно по отношению к своему воющему во всю глотку предчувствию. Тем более, что даже с постоянным наблюдением, Какаши всё еще способен на то, чтобы застать их всех врасплох.

*

Вечерний город замер в ожидании, когда тьма накроет улицы, распуская по ним всю грязь, весомая доля которой в светлое время суток обычно отсыпается, чтобы с новыми силами совершать преступления под луной. Фонари зажигаются партиями, рассыпаясь грязным жёлтым по припорошенной мелким снегом дороге. Сквозь бубнящее радио слышно, как шины хрустят тонкими корочками льда, разгоняют воду в подмороженных лужах, создавая иллюзию того, что снаружи всё застыло, но стоит свернуть на очередном, подальше от головного управления перекрёстке, и гул улиц разгоняет наваждение. Бандиты всех цветов и мастей рассыпались группками по своим бандитским делам, и, наверняка, стоит подойти к ним ближе — недолго отхватить пулю в лоб. Это отличается от того, к чему Какаши привык — Мадара просто оставил жульё из злачных районов разбираться друг с другом самим, сосредоточившись на тех, где еще можно что-то спасти, пока всё остальное медленно горит, охваченное адским пламенем ненависти. Может, несколько трусливый для идеалистического мировоззрения Какаши, но не глупый шаг — если пока не хватает ресурсов выкорчевать всё разом, временно оставить так, как есть, выпускать туда на дороги патрули словно только для молчаливого подтверждения того, что в городе еще есть власть. Вот только неужели нет другого пути, кроме как прокурсировать со включенной мигалкой в запертой машине через такие вот конченые районы? Что бы сделал сам Какаши, если бы у него были все ресурсы, которыми обладает Мадара? Смог бы спасти всех? Его мир, давно разбитый на кровавые ошмётки из покончивших с жизнью мамы и отца, убитой девушки, запертого в подвале избитого до чёрных синяков, тощего до кожи и костей, напуганного до смерти ребёнка, убитой на глазах девушки, и еще нескольких десятков смертей, которые ему довелось увидеть в их, совсем не криминальном, по сравнению с остальным городом, районе, — этот мир когда-то давным-давно схлопнулся до него одного, но затем снова податливо пропустил в себя Гая и его семью, Буру, новых друзей из академии, из их управления. Оглядываясь на прошлое — уже не так хочется распыляться, задача Какаши — защитить своих и тех, кому он способен помочь. А здесь и правда ловить нечего. В машине премерзко пахнет гнилью, и даже открытая форточка не помогает сквозняком разогнать трупный душок Зецу. Определённо не хватает ёлочного освежителя Гая — надо бы купить пачку, и развесить по всей машине, пока Какаши не пал глупой смертью от удушья. Или апельсинового, что остаточным шлейфом словно до сих пор его преследует, вот, как сейчас, пробиваясь даже через эту вонь. Какаши давит внутреннее вздрагивание, предельно медленно, как бы невзначай оборачиваясь по сторонам: никого, кроме доставшего напарника. Прошло уже две недели с их последней встречи со спасителем-похитителем, и у Какаши пока нет новостей по подноготной Мадары или гипнотизёру, так что видеться с тем и незачем. Но чего-то не хватает. Какаши жмёт на газ и машина дёргается, набирает скорость, проскакивая отвратительный район побыстрее под елейное похихикивание справа — Зецу снова сверлит взглядом, словно видит все мысли насквозь. Хочется верить, что это не так, хотя в этом свихнувшемся новом мире, кажется, уже нет ничего невозможного. Или, по крайней мере, нет такового в сбрендившем сознании Какаши. Машина сворачивает за угол, проезжает пустырь, оставляя злачный район позади, и город снова меняет обличие, выступая из темноты пустынными улочками со стриженными лужайками. Комендантский час здесь соблюдают, а значит по крайней мере здесь еще можно всех спасти — так, что Какаши снова переключается в режим бдительного полицейского, подбирается, внимательно присматриваясь вокруг, цепко оглядывает не первой свежести, но приличные ухоженные здания: жилые дома, районная администрация, школа, детский садик… Кстати, что в итоге случилось с тем мальчиком из подвала? Все воспоминания о прошлом после отмены препаратов так и кружат обрывчатыми туманными образами вокруг, пока не даваясь взгляду. Это кто-то из особо запомнившихся дел его отца? Если так, то, видимо, к счастью, мальчика удалось найти и спасти — иначе кто знает, что могло бы случиться с ребёнком, живущим в таких условиях. Даже, если бы ему удалось там выжить самому, но расти в боли и непрекращающемся страхе — такого и врагу не пожелаешь. Если его спас отец, то, хочется верить, сейчас он вырос большим и сильным, и все старые раны в его душе затёрлись и закрылись, не оставив там уродливых шрамов.

*

В головном управлении много непривычного: например маршруты для патрулирования частично меняются каждую смену — с одной стороны у патрульных не замыливается глаз от одних и тех же картинок, с другой — каждый раз в новом районе они в невыгодном положении, хоть инструкции и гласят не выходить из машины в чёрных зонах и не вступать в потенциально опасные стычки без подмоги в остальных. Так и выходит, что они просто катаются всю смену, отмечают на карте места, которые следует проверить вооружённой до зубов опергруппе, а в остальное время разве что сопляков гоняют. — Эй, Какаши, опять эти малолетние говнюки развлекаются. Иди разберись. Несмотря на прилипчивость Зецу и его задание, особенным трудолюбием он не отличается, оставляя все мелкие преступления при патрулировании Какаши, лишь бы самому лишний раз не шевелиться. В этот раз также — ожидаемо. Толпа малолеток и правда облепила стену центрального вокзала, разрисовывая её балончиками в ядерные цвета. Ничего критичного, пока они не обдалбываются в ближайшем притоне, а то и того хуже, но считается, что борьба даже с такими мелкими преступлениями — положительно сказывается в динамике на общем преступном фоне города. Считается в теории: в их городе это не работает, и никогда не работало — уже даже перестали запирать хулиганьё в камерах для раздумий, всё равно толку нет. — Понял. Какаши открывает дверь машины, и она приподнимается сзади, прощаясь с его весом. Вытаскивает дубинку из кобуры, встряхивает ею, распрямляя, на всякий случай проверяет пистолет — пристёгнут. С этой шпаной не стоит расслабляться, будут в настроении — облепят как мошкара, и все карманы обчистят — глазом моргнуть не успеешь. Поэтому-то никто даже с такой мелочнёй не сталкивает нос к носу в одиночку — ведь для этого есть напарник. Правда напарник Какаши в этой ситуации — и спасибо ему за это — бесполезен. — Полиция! Бросили баллончики и марш за тряпками, оттирать будете! С десяток не особо заинтересованных глаз лениво оборачиваются на Какаши, хулиганы даже не дёргаются, пока он аккуратно подходит ближе. Какаши замирает в нескольких метрах от них, ожидая ответной реакции. Конечно же, выдержка у него лучше, чем у малолеток, как и реакция. — Вот тебе! — хулиганы срываются с мест, окружая его, трясут баллончиками: шарики внутри краски звонко стучат о стенки, размешивая её. Какаши уворачивается, хватая ближнюю парочку за шкирки, прикрывается ими от направленных в него ярко-ядерных струй. Один выворачивается из хватки, всё-таки успев заляпаться струёй краски, другая девочка возмущённо вскрикивает, отворачиваясь от баллончиков и прикрываясь ладошками. Сразу растеряв энтузиазм лезть к вёрткому полицейскому, хулиганы всё-таки бросаются вразброс, остаётся только один. Как же без героя-главаря. — Эй, отпусти, её, придурок, — закутанный по самые глаза в синий шарф, парень взмахивает бабочкой за спиной подруги, чуть не поцарапав и Какаши. Девочку приходится отпустить — благо главарь шайки тут намного-намного более лакомый кусочек. Девочка ретируется следом за друзьями, в то время, как Какаши выкручивает тонкую кисть парня, выбивая из неё нож. — Урод! — орёт пацан, пихая Какаши в грудь. Бубнит под нос: — Твой страшный типчик ездил туда вчера, пробыл минут двадцать, вышел злой как чёрт, сломал скейт Удона, когда уезжал. Какаши поднимает свободную руку, заталкивая клочок бумажки поглубже в нагрудный кармашек. — Тебя не видел? — Нет, ты же сказал, что нельзя примешивать дядю к слежке за ним. Да, наверняка, Мадара просмотрел все лица, связанные с людьми из управления Минато, так что если бы он заметил племянника Асумы — план бы явно с крахом провалился. Правда, если Асума узнает, как Какаши использует его племянника, мало всем тоже не покажется. — Там почти никого не живёт в округе. У дома белый заборчик, заросли какие-то замёрзших кустов. Стопудово дом бабушки этого Учихи, ну, или её привидение там живёт. Конохамару сам вызвался помочь — пришёл на следующий день после неудачной попытки похищения Мираи в квартиру Какаши сказать спасибо за спасение сестрёнки и предложить глаза и уши всей своей уличной свиты. Пришлось очень кстати, тем более, что, бинго — малявки умудрились нашарить такую необходимую сейчас ниточку, за которую можно ухватиться. — Молодцы, спасибо. Покрась-ка меня. Внутри ярко топит адреналином — может это просто дом бабушки Мадары, а может там хранится шкаф с его скелетами. Вдалеке сзади мягко щёлкает дверь машины, Конохомару дёргается, бросая испуганный взгляд за плечо Какаши, выворачивается из хватки, подбирая баллончик краски с асфальта и направляет нежадную такую струю по форменным штанам. — Отвали, придурок! — орёт он, и ретируется следом за своими дружками. Какаши достаёт из кармана носовой платок, промакивая мокрое пятно краски. — Вот малолетние козлы, — ворчит, затылком чувствуя пристальный взгляд. — Хи-хи-хи, Какаши проиграл малолеткам. Они то еще отребье. Если бы Зецу знал, что это «отребье» умудрилось выследить Мадару в то время, как сам он не спускал пристального взгляда с напарника, он бы вряд ли так хихикал. На морозе промокшие штаны неприятно липнут к коже, холодя её, но внутри всё равно разливается тепло. Смена еще пару часов, а потом можно сбежать домой, отмыться, переодеться в неприметную одежду, взять малолитражку, которую Гай купил племяннику на восемнадцатилетие через пару недель и не успел даже установить туда номера, и ехать ворошить скелеты Мадары. Раз за почти две недели слежки за ним, он первый раз посетил это место, и всего двадцать минут там вывели его из себя, значит можно не опасаться того, что он снова туда поедет. Эта ниточка как глоток свежего воздуха. Какаши глубоко вдыхает и тут же закашливается от зловонного дыхания стоящего рядом Зецу. Ничего, еще несколько часов, и удастся найти хотя бы один кусочек пазла от творящегося вокруг. Может, Мадара и ни при чём, но уже привычная волнующаяся внутри пассивная ненависть к нему заставляет думать, что это определённо не так.

*

Райончик тут и правда странный: дома вокруг вполне приличные, но, кажется, давным-давно заброшены. Всего несколько машин проехали за несколько часов после окончания комендантского времени. И за всё то время, что Какаши, не моргая, наблюдает за домом, там не было видно ни единого движения. Он на всякий случай уже с десяток раз сверился с бумажкой, на которой каллиграфическим почерком Конохамару начиркан адрес. Это точно он. Какаши складывает бумажку, запихивая её поглубже в карман спортивных штанов. Сидеть и смотреть на дом дальше смысла не имеет, так что Какаши накидывает капюшон куртки на голову, натягивая шарф на лицо по самые глаза. Выходит в тусклое морозное утро, игнорируя засыпанную снегом дорожку, огибает дом, перепрыгивая через не спящие зимним сном, а давно мёртвые кустарники. Ковыряется в старом замке задней двери, пока тот не щёлкает победно. Дверь протяжно скрипит, пропуская его в чистенький коридорчик с нежными обоями в цветочек и кружавчиками на газетнице у стены. Тут и правда просто обязана жить бабушка Мадары. — Добрый день, — Какаши подскакивает, как ошпаренный, выхватывая из кобуры пистолет, направляет его на неожиданного жильца, внутренне матерясь на то, что умудрился профукать человека в доме. Только вот человек ли это? У болезненного, худого чуть ли не до прозрачности, мужчины напротив, длинные, спутанные каштановые волосы и добрые мимические морщинки вокруг совершенно стеклянных глаз, которые будто смотрят сквозь Какаши. Он прижимает к губам маску от кислородного баллона, что волочится за ним на колёсиках, звучно с хрипом вдыхает. — Вы сегодня рано, Кабуто-сан. От него пахнет лекарствами и смертью, которую, кажется, уже даже видно — стоит с косой за его плечом, раздражённо поглядывая на остановившиеся часы на цветочной стене. ...или всё-таки Конохомару был прав, предположив, что в этом доме живут призраки.