Проклятье чувствовать

Заспанный Обито похож на взлохмаченного птенца: волосы от подушки растрепались, глаза расфокусированные, то и дело слипаются, когда он стойко поднимается по первому позыву будильника — отключает его, лишь учуяв лёгкую вибрацию телефона, ещё до того, как начинается мелодия. Бредёт в ванную и медленно чистит зубы, досыпая своё прямо на ходу. Заваривает кипятком овсяную кашу, ест почти сразу — толком не разошедшуюся, хрустит хлопьями как так и надо. Запивает водой, даже не удосужившись заварить себе чай или кофе. Казалось, ему бы больше пошло валяться в кровати до обеда, есть прямо там же какие-нибудь бутерброды с толстенным куском колбасы и запивать вчерашним чаем или газировкой. Конечно, в такой армейской атмосфере, которая здесь буквально витает в воздухе — ничего подобного с ним случиться не могло, но почему-то Какаши кажется, что в идеальном мире он должен был вырасти именно таким. Обито моет посуду за собой, убирает её на сушилку; переодевается в строгие форменные брюки с отутюженными стрелками и уже знакомую рубашку без нашивок, и выходит из дома. Яркое утреннее солнце словно забыло, что уже поздняя осень, не в меру сегодня разошедшись, хотя может так далеко от города и погода совершенно другая. Какаши рукой слегка прикрывает глаза от солнца, оглядываясь вокруг. Добротный деревянный дом окружён огромной территорией, упирающейся в ровные ряды мощных вековых сосен: ни соседей, ни само собой, машин или прочего шума. Тишь, да гладь. Наверное, в идеальном мире здесь бы должен быть небольшой водоёмчик или пруд с карпами, чтобы долгими вечерами за ними наблюдать. Наверное, в идеальном мире на заднем дворе могла бы примоститься небольшая конюшня с породистыми арабскими скакунами или мохнатыми пони. Наверное, в идеальном мире здесь бы Обито мог жить с большой дружной и шумной семьёй. Но их мир не идеален — и сейчас здесь никого, хотя в этом неидеальном мире это и к лучшему: если бы Мадара жил тут, ничего хорошего бы из этого определённо не вышло. Видимо, заходил вчера только по делу. Жаль Какаши так и не удалось услышать их разговор, но итак понятно, что вряд ли тот просил Обито сгонять за чипсами. Очередное задание, за выполнение которого придётся расплачиваться частичкой души? Джип едва заметно просаживается под тяжестью. Обито привычным движением поправляет зеркало — наверняка просто навязчивая привычка, — пристёгивается, складывая руки на руле. Постукивает длинными красивыми пальцами по кожаной оплётке, поворачивая голову вбок. — Долго ты ещё собираешься тут торчать? Какаши тоже устраивается поудобнее: вытягивает ноги в домашних пижамных трениках, широко зевая. — Решил составить тебе компанию, ты же не против? Обито раздражённо сверкает глазами, зажмуривается — и Какаши чувствует нехилый толчок, болезненно отдающийся вибрацией глубоко в груди. Опора словно уходит из-под ног, но ему удаётся ухватиться за предплечье Обито и всё равно каким-то образом остаться на месте. Да, их связь действительно крепнет как щенок мифического Цербера — не по дням, а по часам. Даже если это всё ещё жалкая и потрёпанная ниточка, разорвать её так просто уже не выйдет — даже явно более прошаренный в ней Обито теперь не может просто так с полтычка выгнать Какаши из своего сознания. — Вали, — делает тот ещё одну попытку, раз насильно вытолкнуть Какаши не выходит. — Тебе что, нечем заняться? — Как ты угадал? — Какаши удивлённо округляет глаза. Потягивается, похрустывая позвонками. — Меня отстранили от службы на время расследования — кстати, благодаря тебе. Так что у меня ку-уча времени на то, чтобы получше тебя узнать. Обито закатывает глаза, но, судя по всему, время поджимает, так что он наконец трогается. Машина скользит бесшумно, выруливая на заросшую высокой травой тропинку, уже через пару минут оставляя дом далеко позади. — Так что за задания тебе даёт Мадара? — Какаши прёт ва-банк. — Едем похищать маленьких девочек? Хочешь, я буду отвлекать нерадивых нянечек, пока ты хватаешь детей? За последние сутки Какаши уже достаточно удалось приподнять завесу мыслей и чувств Обито, чтобы понимать хотя бы их направление. Обито до безумия ненавидит Мадару, настолько, что готов положить на чашу мести всё, что угодно. Мадара для Обито — вселенское зло, и может пара жизней и правда стоят того, чтобы избавить мир от него, но только не для Какаши. — Каждая жизнь бесценна, — говорила когда-то мама, читая Какаши сказки на ночь, и он до сих пор следует этому принципу. Интересно, верила ли мама в это сама? Интересно, читал ли кто-то сказки Обито? Глупый вопрос, ведь даже тогда, в далёкой-далёкой зиме, Обито уже был один. Был один, пока у него не появился Какаши, и снова остался один, благодаря маминым таблеткам. Какаши проглатывает неуместно проснувшуюся снова обиду — она здесь ни к чему. Обиды, злость, месть — всё это ведёт в никуда. Он просто будет дальше идти по своему пути, во имя защиты нуждающихся и банальной справедливости. — Мм, справедливости, — хмыкает Обито. — Тогда что ты имеешь против моей? Чёрт, грань между их сознаниями действительно слишком тонка — к этому сложно привыкнуть. Мысли, эмоции, чувства — неужели они действительно могли бы всю жизнь делить их на двоих, если бы не эксперименты института Орочимару? Что было бы, если бы Какаши был всегда рядом? Кем бы вырос Обито? Хотя какой смысл в подобных рассуждениях, если реальность уже есть, и её не изменить. Она мрачная, жестокая и некрасивая, но хотя бы сейчас, пусть и опоздав на два с половиной десятка лет, Какаши хочет узнать Обито настолько, насколько это возможно. — Я здесь как раз для того, чтобы узнать о ней поподробнее. Расскажи мне о своей справедливости. Узнать что его вдохновляет, ради чего он живёт, чем дышит. — И зачем это мне? Хочешь почитать ещё нравоучений? Планируешь сан священника получать? Шутник тот ещё — эту черту Обито за километр видно. Наверняка, если бы они были младше, и Какаши ещё не был таким сдержанным — тот бы его этими шуточками неимоверно раздражал. Они бы точно не смогли стать друзьями раньше, может и правильно, что судьба их свела только сейчас. Или по крайней мере хочется верить, что в том, что это, наконец, случилось, есть хоть какой-то смысл. — Конечно, я же полицейский, должен наставлять хулиганов на путь истинный. — Значит я теперь хулиган? — Определённо. Совершенно отбившийся от рук хулиган. Так что сегодня за план? Обито хмыкает, челюсти намеренно сжимает так, что даже отсюда слышно как зубами стукает. Какаши разглядывает его снова ставшее безэмоциональным лицо, но тот явно не намерен делиться хоть какой-то информацией. — Ну и ладно, всё равно я никуда не собираюсь уходить, — он откидывается на спинку сиденья, прикрывая глаза — но не до конца: так, чтобы из-под полуприкрытых век видеть дорогу, запоминать её, зарисовывать в памяти. Сегодня он в любом случае узнает в разы больше, чем за все те недели, что он изучал фотографии преступников со шрамами и пачками читал дела о пропавших детях. Подвеска у машины явно не конкурент той, что на их с Гаем рабочей лошадке: на кочках только слегка покачивает, расслабляя. Вот бы сейчас, выезжая на трассу, свернуть не в сторону города, а отправиться в своеобразный роад трип — ехать, куда глаза глядят, болтать с Обито, узнавая друг друга лучше. Если бы. Минут десять — и машина выезжает на знакомую семьдесят четвёртую, и теперь Какаши чуть ли не с закрытыми глазами сможет вернуться обратно при надобности. Около часа ушло на рассекречивание секретного логова похитителя детей, если это вообще хоть что-то сейчас может значить. Какаши вертит головой в салоне: не считая цитрусового освежителя, машина Обито такая же обезличенная, как его комната и всё остальное, что с ним связано. Если бы Какаши так не чувствовал его, наверняка бы подумал, что он — самый настоящий робот, работающий на овсянке с водой. Да уж, он уже и думать как Гай начинает, хотя всё происходящее вокруг всё равно не укладывается в рамки их реальности, так что кто знает, что ещё теперь может быть реальным? Телепатия, или как там её — действительно работает, призрака он уже видел, суперзлодей тоже намечен (даже два!), что дальше? В этом комиксе уже явно проглядываются и тайные заговоры, наверняка и подпольные лаборатории с похищенными подопытными имеются — даже долго не надо думать, где именно они расположены. Когда они с Обито так близко — их мысли резонируют: Какаши явственно чувствует отклик его эмоций на собственные догадки. Да, так разобраться во всём будет действительно гораздо проще. Полезная штука эта телепатия, как ни крути. — Расскажешь о Мадаре? Об Орочимару? Обито даже ухом не ведёт. — Знаешь, если не хочешь рассказывать мне — всегда можешь написать заявление в полицию. — Какаши приоткрывает один глаз, чтобы увидеть больше. Узнать Обито лучше. — Или ты так их боишься? Вывести Обито из себя — действительно проще простого: кипятится сразу, пальцы на руле сжимает так, что суставы скрипят. Цедит сквозь зубы: — Ещё чего. Боится. И Какаши понимает почему — и умом понимает, и чувствует бурлящие внутри Обито эмоции. Этих двоих действительно стоит бояться — марионеточники с тайными помыслами, что своими нитями управляют огроменными организациями, запустили свои когти глубоко внутрь основных структур их префектуры: мед и силовой. Орочимару не понравился Какаши еще двадцать лет назад: ради интереса, поступив в полицию, он не раз рылся в его досье, но ничего полезного так и не узнал. Появился из ниоткуда, как родственник министра здравоохранения — седьмая вода на киселе, — захапал себе важный пост и отгрохал огроменный исследовательский центр на деньги каких-то спонсоров. Какаши тогда и не родился ещё — но мама уже работала в этом центре. И наверное уже тогда изучала то, с чем Какаши столкнулся только что. О маме думать не хочется — и трезво размышлять о том, с чем она связана, определённо не выходит. Ладно, кто дальше?.. Мадара получил звание полковника уже давно — и вряд ли сделал это без чужой помощи. Его паутина раскинута далеко за пределы того, что Какаши успел увидеть или осознать. Это не тот человек, к которому можно прийти с делом и засадить его за решётку: против него нужно выступать армией. У Какаши есть совсем небольшая армия Минато — но для того, чтобы убедить их выступить против настолько большой шишки — нужны неопровержимые доказательства. И тут доводы аля «я телепатически видел как он приказывает моему воображаемому другу похищать детей» — вряд ли сработают. Хорошо, что Какаши полицейский, и вынюхивать грязное бельё его не один год учили в академии. Найти факты, собрать улики и доказательства, а потом найти того, кому их можно передать — делов-то. Правда, к сожалению, он птица совершенно не того полёта, но может у капитана Минато есть кто-то из верхушки, кому он доверяет? Да уж, даже в сыром плане Какаши полно недочётов, но если он подключит к этому всю свою полицейскую семью, то разве ж не смогут они добиться справедливости все вместе? Ведь для того полиция и нужна. Орочимару и маму Обито проигнорировал, но тут очевидно не смог бы умолчать: — Смело, пойти против полковника главка-то. Не боишься и своих дружков утопить вместе с собой? Хочется сказать что нет, но на самом деле конечно Какаши до безумия боится — вот только желание вытащить Обито из этого дерьма, покончить с его местью и добиться «правильной и законной» справедливости — гораздо сильнее. Это как навязчивая идея, от которой теперь просто так не избавиться; только пройдя через войну Обито вместе с ним. А воевать одному, конечно, было бы глупо и неправильно. — И они пойдут за тобой? — смеётся Обито, и шрам на губе снова впивается в неё, гипнотизируя Какаши. — Пока что все твои доводы похожи на бредни сумасшедшего. Какаши действительно в какой-то мере стал сумасшедшим, но кто ему судья? Разве ж можно со всем происходящим последнее время, оставаться в своём уме? Хотя, это и началось не только что — имена родителей в центре схемы, жирными красными линиями маркера связаны с практически всеми основными действующими лицами этой истории. И он обязан докопаться до истины даже не только ради Обито, но и ради них, ради справедливости, в которую верит сам. — Но и ты ведь мне поможешь? — Зачем мне это? — Затем, что твоя месть пока что идёт не так, как ты хотел, — Какаши внимательно разглядывает его лицо вполглаза. — Ты ведь рассчитывал, что И-сан убьёт Хашираму, так? О, как просто теперь стало понимать друг друга: лицо Обито непрошибаемо — действительно шикарная армейская выдержка, — но внутри он весь перекручивается от очередной вспышки ярости. — Просто жаль, что душа Хаширамы до сих пор не упокоена. — И ему правда жаль. — Но ничего, лавина спущена, и ты скоро увидишь её последствия. Все увидят. Просто понимать, но не просто понять до конца. — Обито, я хочу помочь тебе. Не хочу чтобы ты сражался один. — Мне не нужна твоя помощь, да и с чего ты взял, что я один? Слишком много о себе мнишь, Дуракакаши. Вряд ли у него вообще есть друзья с таким-то преступным анамнезом и замкнутостью вкупе с совершенно вспыльчивым характером. Враги врагов? Это Какаши пока как слепой котёнок-рядовой ныкается по окопам, даже и не в своём теле-то; Обито на этой войне уже давным-давно. Наверняка он тоже успел собрать свою армию — может и не сильно большую, но определённо такую же озлобленную как и сам. Благо, враги Орочимару и Мадары, наверняка, исчисляются чуть ли не тысячами, и от желающих мести поди отбоя нет. Если, конечно, кто-то из обиженных выживает. Ещё одна деталька пазла встаёт на своё место: теперь совершенно очевидно, что так называемый И-сан — определённо одна из промашек Мадары или Орочимару (или сразу обоих). Имбовая и невероятно озлобленная промашка: теперь действительно кажется странным, что он умудрился не добить итак полудохлого Хашираму. Они выходцы из одного эксперимента и поэтому обладают подобными гипносилами? Какаши косится на Обито в ожидании его реакции — но тот его снова игнорит: съезжает с трассы через десяток километров после оцепленной стоянки дальнобойщиков, на которой так ничего и не нашли судмедэксперты полиции; пара километров по сбитой грунтовке, пара километров через дачный массив с заколоченными окнами и дверьми — такие районы уже давно и напрочь облюбовали нарколыги и прочая не сильно напрягающая полицию шваль. Отличное место чтобы укрыться кому бы то ни было — рейды сюда совершаются чуть ли не по расписанию пару раз в месяц: сложно попасться, если не хочешь этого и не обдолбан в усмерть. Обито паркуется где-то посередине района, косится на часы и глушит мотор; на всякий случай ставя машину на сигналку, откидывается на спинку сидения и практически мгновенно вырубается. — Эй, Обито-чан, ты шутишь? — повышает голос Какаши. — А как же наше время для того, чтобы узнать друг друга получше? Я так-то жду твой план, чтобы может внести в него свои супер гениальные правки! Чёрт, это прям совершенно не в тему: все писанные на воде планы летят в тартарары, у них не так много времени, чтобы беспечно дрыхнуть в таком отбросном районе, рискуя остаться без колёс или чего более важного. — Эй, — повторяет Какаши, касаясь плеча Обито. Двинуть ему посильнее? Плечо у Обито горячее. В двенадцать должна прийти Юхи, как адвокат Какаши: они должны обсудить его историю и все детали, чтобы покушение на убийство с него сняли — если он там действительно не замешан: результатов экспертизы Какаши ждёт сильнее, чем приговор. Он действительно виноват только в том, что вложил собственный служебный пистолет в руки чокнутого убийцы-маньяка? Какаши откидывает голову и беззвучно смеётся. Как глубоко он ещё зароется с подачи Обито? Как глубоко позволит утащить себя в темноту? Когда не играешь с ним в отгадайку, когда остаёшься словно один в запертой машине — хоть ты и не там вовсе, — нервные мысли захватывают с головой. И от них так просто не избавиться — Какаши зажмуривает глаза, готовясь, но на изнанке век нет злодейских схем, нет планов по спасению мира. Там только мягкие белоснежные хлопья снега: кружат, заполонив всё пространство вокруг. Так тихо и спокойно. Какаши словно смотрит со стороны: Там маленький Какаши протягивает руки, сжимая чужие ладошки. — Пойдём ко мне домой, там теплее. Там два ребёнка собирают неимоверно сложную железную дорогу и звонко смеются, когда поезда сходят с путей, находя какой-то свой: едут куда-то в своё непонятное светлое будущее. Там слышно, как на кухне шкворчит суп, как разливается по стаканам апельсиновый сок. Там заливисто тяфкает малюсенький щенок, которого они совсем недавно взяли — даже пока не успели дать ему имя. — Паккун? — смеётся маленький Какаши. — А это вообще собачье имя? — Нормальное имя! — вспыливает Обито. — Он вырастет супер ищейкой! Найдёт кучу всего интересного и покажет тебе! Вот увидишь! Щенок весело скачет вокруг: видимо имя ему и правда понравилось. — Ну и ладно, — так весело и спокойно, что нет причин спорить с новым другом. — Скажу маме, что он теперь Паккун. Они ещё долго играют с щенком, и Какаши представляет, что тот сможет найти когда вырастет: может пиратские сокровища? — и они станут богачами! Может настоящее яйцо динозавра? — и они смогут вылупить своего!!! — Паккун — отличное имя! Жаль, что Паккун находит только смерть.

*

Стук в окно возвращает в реальность: Какаши подскакивает, хватаясь за кобуру, в которой конечно нет пистолета — а даже если бы был, это бы вряд ли помогло — он тут совсем не реален. Обито выглядит лучше — хоть они определённо только что зависали в одном и том же сне о прошлом. Очнуться в машине, окружённой стайкой охрененно подозрительных людей в плащах — так себе пробуждение. Одна фигура отделяется, открывая заднюю дверь садится на сиденье, откидывая капюшон. — Надеюсь, ты не подведёшь, Тоби, — у синеволосой пирсинговой девушки такие же огромные синяки под глазами, как у убийцы-гипнотизёра. Принимая из рук Обито наручники, она защёлкивает их на собственных запястьях, затягивая потуже. А не очухавшийся мозг так хочет вернуть обратно в уютный полдень, уютный запах апельсинового сока и уютный лай щенка.