***
Максим Криволапов возвращался домой после тяжёлого рабочего дня. Мрачные мысли и дурное настроение с некоторых пор стали его постоянными спутниками. Ничего, абсолютно ничего в его жизни не складывалось так, как ему хотелось. В свои неполные сорок три года он продолжал жить с мамой, в её квартире, с работой ситуация тоже была напряжённая. Учиться Максим не любил ещё со школы, поэтому еле-еле закончив девятый класс, ушёл в железнодорожный техникум, с трудом поступив на рабочую специальность. Закончив, устроился на Казанский вокзал, мастером по обслуживанию железнодорожного полотна, проще говоря — путейцем. Работа была непыльная, хоть и тяжёлая физически. Особого умственного напряжения не требовалось, и его это вполне устраивало. От армии полностью «откосить» не удалось — повестку Максиму принесли на работу, и светила бы ему — после техникума, да с его специальностью — прямая дорожка в Хабаровск, в 1-й корпус Железнодорожных войск. Но тут уже маменька, Аделаида Вольдемаровна, воспользовавшись старыми связями покойного мужа, умудрилась выбить для любимого сыночки тёплое местечко в военно-строительных частях, рядышком, в Подмосковье. В начале 90-х уже постреливали в Чечне, и тут Максу снова повезло — байки армейские после службы появились, а дедовщины и участия в боевых действиях он благополучно избежал. Вернувшись на оставленное, как он выражался, ради долга Родине, рабочее место, он снова надел оранжевый жилет и начал ежедневно осматривать и ремонтировать рельсы, отвергнув предложение матери попробовать поступить в ВУЗ и в ближайшем будущем найти менее тяжёлую и более денежную работу. Напрягаться ему не хотелось совсем, а устроиться получше — очень даже. Хотелось свою квартиру, машину, денег побольше, красавица-жена чтоб была тоже — и ничего при этом не делать. И ведь почти получилось! Во всяком случае, красавицу — жену с квартирой он всё-таки умудрился найти, но вот сохранить хорошие отношения не смог. Попросту не умел — сохранять. Вот и пришлось снова отправляться в ЗАГС, разводиться. Года не прошло. Маменька же продолжала внушать великовозрастному балбесу, что он особенный и достоин лучшего, а вот научить добиваться цели своими силами — не смогла. Зато смогла сделать так, что Максим и впрямь уверовал в свою исключительность. Теперь любое повышение коллег по службе он воспринимал как личное оскорбление, любую девушку, посмевшую ему отказать, автоматически записывал в проститутки. Недовольство жизнью росло год от года, претензии к окружающим — тоже: ведь все должны были предлагать Максику всяческие блага, просто по факту его существования. А они — окружающие — как-то не торопились это делать. Вот и прорастала, укоренялась в душе у Криволапова ненависть к людям… Привычный путь — от Комсомольской до Профсоюзной — Максим проделывал ежедневно. Он по-прежнему работал на Казанском, путейцем, а около года назад нашёл для себя небольшую подработку: в свободное время начал продавать запчасти для машин. Магазинчик при автосервисе возле дома работал до полуночи, невеликий доход приносил, но стабильный. К тому же, шеф иногда просил своих сотрудников выполнять поручения личного характера — пальто из химчистки забрать, машину помыть, продукты и лекарства старенькой матери в деревню отвезти. И вот эти задания оплачивал щедро. Поняв это, Макс старался сам спрашивать, не нужна ли начальнику помощь. Неприятно было прислуживать, да уж больно привлекала возможность срубить халявных денег, которые можно было в семье не афишировать. Максим наконец-то купил себе деловой костюм, заказал визитки, стал называть себя бизнесменом. И во второй раз женился.***
Аделаида Вольдемаровна Криволапова, поговорив с приятельницей, повесила трубку на рычаг допотопного телефона, глянув на часы, заторопилась принять лекарства и витамины. Не то что бы она чем-то серьёзным болела — так, следила за давлением, да поддерживала организм. Ну, иногда успокоительные капли или травяной чай заваривала, если уснуть не могла. Вот и сейчас — выпила все свои таблетки, а потом включила телевизор, взяла вязание и задумалась. Смысл своей жизни Аделаида видела исключительно в сыне. Все силы и всю любовь ему отдавала, волновалась за кровиночку свою, оберегала, как могла. Ещё в школе коршуном налетала на любого, кто зайчика обижал, угрозами и скандалами не один раз вынуждала переводить обидчиков в другие классы, ну и что, что через какое-то время друзей в школе у Макса не осталось совсем? Дети просто избегали общаться с вечно ноющим и постоянно жалующимся маме, мальчишкой. Впрочем, сын особо не расстраивался, ему всегда было о чём поговорить с мамой и с приходящими к ней её подругами. Он неплохо научился готовить, правда, когда подрос — перестал радовать уставшую на работе, мать, горячим ужином по вечерам. Аделаида не сердилась — мальчик растёт, скучно ему у плиты торчать. И старалась прийти пораньше, приготовить всё, что он любит. Осязаемая тревога кольнула сердце, когда Максим учился в девятом классе. Друзья — не так уж и важно, но приходилось признать — страсти к наукам он за годы учёбы не приобрёл, тянул на троечки, привычно сваливая неудачи на учителей. Придираются, не ценят, не видят талантов. Так, в положении непризнанного гения, Максим проучился ещё год, разругался в пух и прах с директором, еле-еле написал все контрольные и забрал документы. Ушёл, хлопнув дверью, напоследок выдав: «В гробу я ваш аттестат видел, в белых тапочках!» С горем пополам поступил в железнодорожный техникум. Аделаида припомнила, что первая седина у неё как раз тогда и появилась. Всё боялась, что с наркоманами свяжется или с бандитами. Но ничего, обошлось. С армией тоже удалось вопрос решить, хотя седых волос прибавилось. На работу устроился: хоть и звёзд с неба не хватал, а всё ж стабильность. И шло всё так мирно, потихонечку. Да вот только с личной жизнью никак определиться не мог её зайчик. Водил он домой каких-то шлюшек одноразовых, а вот в жёны ему ни одна не годилась. И то правда — ну не шалаву же в семью брать! Но Максик и тут учудил. В двадцать восемь лет всё-таки женился, мать не спросил. И вот тут-то они лиха и хлебнули… До сих пор понять не могла — что же он нашёл-то в этой девке? Аделаиде она сразу не понравилась: самоуверенная какая-то, шибко грамотная. За словом в карман не лезет. И вот вроде и не хамит — но так отбреет словами, да ещё глазищами своими зыркнет! Аж не по себе становилось. Ну где ж такое видано? Девушка скромной должна быть, а эта? Нет, не пара она Максимке была! А тот слушать ничего не хотел — люблю, и всё тут! Первый раз в жизни с маминым мнением не согласился. Ну и что? В итоге-то всё равно по её вышло! Развёлся Максим, и первый свой брак старался не вспоминать, а если и вспоминал — то самые мягкие слова в адрес её бывшей невестки были «тварь», «стерва» и «ведьма», потому как заслужила. Фамилию мужа отказалась взять, не хотелось ей документы переделывать, смотри-ка ты, цаца какая! Родительскую квартиру — дорогущую, на Старом Арбате, разменивать не захотела. А ведь могла, могла настоять, и хватило бы, и родителям на "однушку", и чтобы купить молодым отдельное жильё. Не хотелось Аделаиде Вольдемаровне тратиться, ой, не хотелось! И жить вместе не нравилось. Да и кому понравится? Девка эта, в какой-то задрипанной школе, да подрабатывая на дому репетиторством, начала денег получать больше, чем её ненаглядный сыночек, и — подумать только — деньги эти, с подработки-то, даже и не думала отдавать в её, Аделаиды, копилку. А ведь она их приютила у себя, в своей квартире жить позволила. Неет, неблагодарная она была, как есть — неблагодарная. Ну и сорвался Максимушка, запил. Так эта выдра Вася, прости Господи, воспитывать его начала, будто у него для этого матери не было! Макс её проучил разочек, как молодую жену учить следует, так ведь строптивая попалась! Заявление написала, да участкового позвала. При нём и сказала, что ещё раз руки распустит — то сразу и сядет. Заявление, дескать, до поры до времени сохранит. Вот тогда давление и начало пошаливать. А уж когда забеременела невестка, так Аделаида Вольдемаровна и вовсе сон потеряла. Это чтобы в её квартире появилось пищащее, сопливое существо? Да чтобы её в пятьдесят пять лет начали бабкой называть? Про театры — беседы с подружками забыть? Опять же, ребёнок по ночам орать будет, а высыпаться когда? У Максимушки работа тяжёлая, ему никак нельзя не спать. И опять стерва эта свой характер показала: наотрез отказалась на аборт идти. А срок-то уж за четыре месяца перевалил, пока суть да дело… Ну, тут Аделаиде подруга — гинеколог помогла хорошо. Травки присоветовала в чаёк добавить, да препарат, что на любом сроке решить проблему должен. И получилось ведь! Одна только промашка вышла — услышала мегера, из больницы вернувшись, как свекровь приятельницу благодарила, в тот же день собрала вещи и уехала. Заявлением, опять же грозила, да видно, не до того ей стало. Ну и к лучшему всё — Максимушка матери потом ещё и спасибо сказал. А сейчас вот снова женился. Каришенька — не чета этой хамке — милая девочка, скромная, не дерзит никогда, во всём с ней, с Аделаидой Вольдемаровной, советуется. А уж хорошенькая какая! Куколка просто. И на Максимушку влюблёнными глазами смотрит. А то, что молоденькая да глупенькая — так ведь это не насовсем! Вздохнув, Аделаида Вольдемаровна убрала корзинку с клубками, взяла начатый детектив, решив, что зрение тоже проверить не помешает, углубилась в чтение.***
Спускаясь по эскалатору вниз, Карина не теряла времени даром: селфи на почти пустой движущейся ленте получилось весьма удачным. Только люди не оценили её порыв увековечить себя, любимую, и уже на последних, уходящих в бетонный пол, ступеньках, девушку кто-то довольно сильно толкнул в спину. Карина пробежала вперёд пару метров, чуть не упала, едва удержала в руках новенький телефон. Выматерилась, поправила сбившуюся на бок, модную шапочку и, гордо подняв голову, вышла на платформу станции метро. Ей очень хотелось, чтобы муж забирал её из школы хотя бы на такси, раз уж своего транспорта не было, но и это для их семейного кошелька вышло бы слишком затратно. Карина Нарышкина выросла в обычной семье потомственных врачей и учителей. Родня со стороны отца выбирали медицину уже не одно поколение, а мама и её родственники трудились в школах, детских садах и колледжах. Фамилию маленькая Кара получила от матери — та решительно воспротивилась становиться Захаровой при замужестве, и дочь свою настраивала так же. «Не пристало потомкам дворянского рода разбрасываться именем!» — эта реплика Карише была знакома с детства, и после неё та всякий раз начинала себя чувствовать настоящей принцессой. Насколько правдива была при этом мать — история умалчивает, возможно, просто ей хотелось так думать, документальных подтверждений этому факту в семье не было, а отец к безобидным причудам своей супруги относился снисходительно. Вот и заупрямилась Карина, отказалась брать фамилию мужа. Ну в самом деле — Криволапова после Нарышкиной не звучало абсолютно! Девушке льстило, что на неё обратил внимание взрослый мужчина, «солидный бизнесмен», картинка семейной жизни виделась в розовых тонах, и спустя пару месяцев после знакомства Карина получила заветное колечко и штампик в паспорт. Однако дальше начались чудеса. В решете. Уютную комнатку в большой родительской квартире на Смоленском бульваре пришлось оставить, переехать в «занюханную» пятиэтажку на Профсоюзной. Это бы ничего, да в тесной «двушке» жила ещё и Аделаида Вольдемаровна, мать Максима. И приятным знакомство со свекровью назвать было нельзя. Макс на поверку от бизнеса оказался далёк, весь его экономический опыт сводился к продаже запчастей да ремонту автомобилей. Тем не менее, в школе Кара поддерживала легенду о муже — предпринимателе, предпочитая умалчивать о его основной работе. Сегодняшняя история всколыхнула в душе Карины самую чёрную зависть. Всё потому, что сначала эта «выскочка» Василина обошла её на повороте — заняла шикарную, по её представлению, должность. И часов меньше, и денег больше, и дебилов учить не надо — проводи себе праздники да развлекайся. А теперь — мало того — ещё и замуж вышла за такого красавца, что коленки подгибались от одного только его взгляда… И с работой у него всё в порядке, и фамилия классная, ещё и чуть ли не пылинки со своей Васи готов сдувать. Увидела Кариша, как они друг друга чуть ли не с полувздоха понимают — и не сдержалась. Нахамила. Думала ужалить побольнее — да не вышло. В ответ на её злые слова Василина только расхохоталась, а потом добила. Ну кто, в какой параллельной Вселенной перемешал карты так, что ненаглядный Максимушка оказался бывшим мужем этой змеюки с косой? И ехала Кара домой, в семейное гнёздышко, вконец расстроенная, с одним-единственным желанием: устроить какую-нибудь гадость той, что совершенно незаслуженно присвоила себе все радости жизни сразу.***
— Мам! Ну не сердись, не было возможности вас всех на свадьбу позвать. Ну да, вот так вышло. Мам, не ругайся, уже всё случилось! — Лина мученически закатила глаза, перехватив вопросительный взгляд Сергея. Забралась на широкий подоконник, тяжело вздохнула. Она понимала, конечно, почему мать сейчас в глубоком шоке: созванивались несколько дней назад, и никаких перемен не ожидалось, тем более — таких вот, глобальных. А тут — звонок: «Мама, я замуж вышла». Поневоле захочется спросить — а не стукнулась ли доченька головушкой? — Нет, мама, я не беременна. Пока что. Мам, ну хорош, а? Фотографию из ЗАГСа? Серёжа пришлёт сейчас Егору Дмитричу в ватсап. — Василина перевела разговор на громкую связь и показала Майскому номер отчима на экране. Муж отправил снимки, и гневные реплики матери стали слышны на всю квартиру: — Ну и что это за безобразие? Ты в каком виде в ЗАГС попёрлась? Дочь, ты с ума сошла? Это что за нелепый наряд?! Это разве фотографии со свадьбы? — Наталья Алексеевна ещё много могла «воспитательных» фраз озвучить, но Василина быстро выключила звук и, дождавшись секундной паузы, сама уже повысила голос: — Мама! У меня уже были красивые фотографии со свадьбы и белое платье. И машина с шариками и кольцами была. Не помнишь, чем это всё закончилось?! — Сергей подошёл к окну и, пользуясь тем, что Лина занята и не сможет сейчас громко возмутиться, начал аккуратно вытаскивать шпильки из её причёски. Вася попробовала вывернуться из-под его рук, но у неё это не получилось. Обиженно-возмущённые взгляды и попытки спрыгнуть с подоконника ни к чему не привели, и, вздохнув, Лина сдалась на милость победителя, продолжая выслушивать мамины нотации. Майский же, сохраняя абсолютно серьёзный и сосредоточенный вид, раскрутил длиннющую косу, погладил ласково, как живую, начал расплетать, распуская пряди. Отвлёкшись на мгновение и прикрыв динамик, Василина угрожающе зашептала: — Заплетать потом сам будешь! — Легко! — так же тихо усмехнулся Сергей. — Но это будет потом. — Золотисто-русый водопад окутал его руки, скользя между пальцами тонкой паутиной, так же мягко он запустил ладони в шелковистые волны, пробрался к затылку любимой, начал тихонько массировать. Василина прикрыла глаза, расслабленно заулыбалась, и тут же, вдруг оттолкнув Сергея, завопила в трубку: — Мааамаа! Хватит меня лечить! Это моя жизнь, и я сейчас в кои-то веки счастлива, мама! Да, мама, я его люблю!!! — и сбросила вызов. — Ты это из вредности сейчас ляпнула? — чуть улыбаясь, Сергей гладил Лину по волосам, как бы расчёсывая их. Для себя он уже давно всё понял, и про свои чувства, и про Васины, но очень захотелось услышать от неё. Качнув головой, девушка порывисто прижалась к нему, спрятала лицо на его груди, глухо проговорила: — Я очень боюсь этих слов. За ними так часто ничего нет… — И всё-таки? — Серёж… Ты разве не понял ещё? — Лина перехватила его нежный, с грустинкой, взгляд, ласковые прикосновения убаюкивали, дарили тепло и спокойствие. — Да понял я, сразу, как только губ твоих коснулся. И про себя, и про тебя всё понял, не дурак же. Но иногда так хочется услышать. Взрослому, суровому дядьке — тоже. — Сергей смущённо улыбнулся, а Лина вместо ответа поднялась на цыпочки, прильнула губами к его губам, целовала так, будто в этом поцелуе её спасение. От темноты, холода, от призраков прошлого. Переводя дыхание, обняла крепче, еле слышно сказала: — Ты всё ещё не понимаешь? Я же без тебя дышать не могу, глупый! — забирая её всю в горячее кольцо сильных рук, Сергей склонился к ней, обжигая дыханием, прошептал прямо в ухо: — Глупый, да. Люблю потому что…