***
Вечерний Москва — Сити отражался в тёмной реке изломанными бликами, яркие разноцветные огни создавали иллюзию космической реальности. Свежий ветер гнал лёгкую рябь по поверхности воды, заставляя отражение причудливо изгибаться и вздрагивать. Сергей и Василина, держась за руки, не спеша шли по набережной, любуясь этим великолепием. Остановившись, чтобы поправить палантин на голове у Лины, Сергей, пользуясь моментом, притянул её к себе. Коснувшись губ едва заметным поцелуем, крепко обнял. — Не хочу тебя отпускать, — еле слышно шепнул ей на ухо. Василина, прижимаясь ещё теснее, фыркнула в ответ: — Сам же гулять позвал! Могли дома остаться, я бы станцевала для тебя. В красном… — Вернёмся? — объятие из нежного превратилось в страстное, ладони Сергея с талии Василины переместились чуть ниже. Шутливо стукнув по нахальным рукам, Лина наигранно возмутилась: — Сергей Михалыч, ведите себя прилично! Люди вокруг! — Василина Андревна, много Вы здесь людей увидели? — подыграл ей Майский и внезапно сменил тему: — Слушай, Вась… я реально голову сломал — очень хочется порадовать тебя в День рождения. Времени всё меньше, а у меня просто ступор какой-то. Я ж про тебя не знаю ничего, — порывисто потянувшись к мужу, Лина вернула поцелуй, потёрлась носом о его щёку: — Серёж, у меня есть ты. О каких подарках ещё можно мечтать? А вместе — ты и танцевальный конкурс — это вообще сказка какая-то… Пошли лучше сладкую вату искать? — Василина потянула Сергея за руку. — Смотри, вон там киоск, там должна быть! — Ох, Лина! — качнув головой, Сергей уступил её капризу, слегка посмеиваясь над собой: ну кто мог предположить, что вот так, в одночасье, ему наскучат бесконечные романы — и причиной тому станет вот эта стройная женщина с огромными карими глазами и ямочками на щеках? Взгляд, улыбка — и пропал бабник и лихой повеса, майор Майский, уступив место любящему мужу с чертами мрачного ревнивца и жуткого собственника. Мягко оттеснив Василину от прилавка, Майский жизнерадостно улыбнулся уставшей, пожилой продавщице: — Сладкую вату, будьте добры! — Вам одну? — Ну да. Для маленьких девочек, — расплатившись, Сергей отдал пушистый, объёмный моток на тонкой палочке Василине. Снова развернув её к себе, попытался надеть ей на голову опять соскользнувший палантин, однако коса, раскрутившаяся от неосторожного движения, не позволила ему это сделать. Шутливо щёлкнув Лину по носу, Майский возмутился: — Вот же вредина! — Я? — Коса твоя! Вась, ну ветер холодный… — Подержи, — передав мужу вату, Лина сняла бирюзовый кашемир, встряхнула, расправляя, снова завернула хитроумную конструкцию, на сей раз крепче и плотнее, чтобы шаловливый ветер больше не смог её разрушить. — Ээй! Мы договаривались на «подержать»! Так нечестно! Я сама хотела тебя угостить! — Как ты это ешь? Голимый сахар! — Сергей чуть поморщился, отдавая клубок Лине. — Ты не понимаешь! Это вкусно! — Василина, отщипнув пальцами клочок, зажмурилась от удовольствия, не замечая, что Сергей с любопытством наблюдает за её попытками быстро сжевать лакомство на ходу. Выглядело это забавно, и когда кусочек ваты прилип к носу Василины, Майский не выдержал и расхохотался, сцеловывая сахарный обрывок. — Ну как я мог забыть? Маленькие девочки — сладкоежки. — Ой, как будто взрослые, серьёзные дяденьки нет, — скептически прищурилась Лина, настойчиво угощая Сергея. — Нее, малыш, на сладкое мне другие вещи нравятся. Что ты там говорила про «станцевать в красном»? Для меня? — Станцую, раз сказала. Надо ж отвечать за базар, — теперь уже Лина лукаво глянула из-под ресниц, поправила Сергею воротник куртки. — Только пошли сначала посидим где-нибудь? — Замёрзла? — заволновался Майский, крепче обнимая Лину за талию. — Нет, просто чаю очень хочется. — Понятное дело — сахар без чая не идёт, — подколол Лину Сергей, поворачивая в обратном направлении. — В «Шоколадницу»? — Да! — Лине хотелось дурачиться, что она с огромным удовольствием себе и позволила. — Мороженое я тоже хочу.***
Аделаида Вольдемаровна засиделась в гостях у приятельницы и спешила поскорее добраться до дома, пока ещё было не слишком поздно. Однако даже в этой спешке на набережной она невольно замедлила шаг: уж больно красиво и величественно выглядели небоскрёбы в сиянии огней. Остановилась ненадолго, засмотрелась. Привычно вздохнула, сожалея, что здоровье уже не то — раньше бы минут за десять до метро добежала, а сейчас полчаса топает от дражайшей Ларочки. Дружили женщины много лет, и с годами не растеряли хороших отношений. Вот и сегодня — почти весь день провели в неспешной беседе за домашней выпечкой, вспоминая молодость да се́туя, какая молодёжь пошла невоспитанная. Опомнилась Аделаида, когда за окном сгустились сумерки. Хоть и недалеко ехать, да нервничала она всегда, добираясь домой по тёмным улицам. Максим машину так и не приобрёл, а передвигаться на такси Ада из принципа не хотела, считала бесполезной тратой денег. Зайдя в Афимолл — сити, прошлась в задумчивости вокруг фонтана, присела на скамеечку. И тут вдруг, разозлившись на себя и своё желание быстрее оказаться дома, в любимом кресле, с книжкой и кружкой какао, решительно поднялась и направилась в сторону «Шоколадницы».***
— Вась? — Сергей помог официантке составить с подноса на маленький столик вазочки с мороженым и заварочный чайник с чашками, протянул Лине чайную ложечку. — А всё-таки? Чего бы тебе в День рождения хотелось? Василина, осторожно снимая подтаявший слой с шарика пломбира, пожала плечами: — Серёж, я не знаю, ну правда. У меня всё есть, если ты про вещи, а в остальном… Знаешь, мне так хорошо с тобой, что просто провести весь день вместе — это само по себе подарок. Только не получится совсем вдвоём, — чуть вздохнув, Василина принялась дегустировать шоколадное и клубничное мороженое, поочерёдно смешивая их с кленовым сиропом и тёртыми орешками. — Ну так турнир твой — вечером, у нас с тобой полдня и вся ночь, так-то, — потянувшись к ней через столик, Майский не удержался, поцеловал любимую. Губы обоих были сладкими и прохладными после мороженого, и оторваться друг от друга в таком вот, волнующе-вкусном поцелуе, не было сил ни у него, ни у неё. — Серёж… — прерывистым шёпотом, с трудом выбираясь из тягучего, окутавшего обоих плотным коконом, желания, выдохнула Василина. — Неудобно… Люди вокруг… — Пофиг, — так же тихо выдохнул Сергей, невесомо скользя губами по её щеке, от подбородка к виску, чуть коснувшись носа, вернулся к подбородку. — Мы влюблённые. Нам можно. — Плавясь от ласковой нежности, Василина ловила его дыхание, а губы сами отвечали на прикосновения. Не могли не ответить. Одновременно отстранившись, Лина и Сергей синхронно взялись за чайник — встретившись, тут же переплелись пальцы. Улыбнулись такой слаженности движений. Лина мягким жестом сняла руку Сергея, налила чай в маленькие чашки, пододвинула одну мужу. Тот, хитро прищурившись, поддел ложкой кусочек пломбира, протянул Василине. Смутившись, она глянула по сторонам. Посетителей в этот час в «Шоколаднице» было немного, к тому же, столик в углу, за которым устроились Майские, был не особо заметен. Сергей же настойчиво придвинул угощение ещё ближе к губам Лины, кивнул ей, предлагая пошалить. Принимая игру, Василина тоже улыбнулась, янтарно-карие глаза вспыхнули и озорно заискрились. Съев пломбир с ложки Сергея, в свою очередь, протянула ему свою ложку, только с кусочком шоколадного. Осторожно забирая лакомство с крохотной ложки, Сергей снова привлёк Лину к себе, поцелуем убрал с её губ следы кленового сиропа. Словно заговорщики, оглянулись оба, рассмеялись негромко. — Чувствую себя школьницей на первом свидании, — фыркнула Василина, ещё раз угощая Сергея мороженым из своей вазочки. — Офигенное чувство, правда? — усмехнулся он. — А мне сейчас полагается дёрнуть тебя за косичку? — Фи, какой примитивный способ привлечь внимание девушки, — прыснула Лина. — Лучше угости меня ещё раз, мне понравилось. — Сергей скормил Василине ещё несколько ложек, вдруг рассмеялся: — Да, мне определённо хочется дочку. Я даже косы научусь плести, всякие — разные, не только обычные. — Василина удивлённо подняла брови, и Майский продолжил: — Не веришь? Зря. Кормить капризных девчонок уже научился.***
Звонкий, заливистый смех заставил Аделаиду Вольдемаровну вздрогнуть и оглядеться по сторонам: как очень многие люди в её возрасте, она болезненно реагировала на любой шум. Хотя когда сама повышала голос, её это почему-то не беспокоило. Пара за столиком в углу кофейни притягивала взгляды: влюблённые и счастливые, они словно светились оба каким-то особенным светом, и все, кто попадал в радиус действия этого свечения, невольно чувствовали тепло. Широкоплечий, обаятельный мужчина с забранными в хвост волосами, сияя голливудской улыбкой, кормил свою спутницу мороженым с ложечки, награждая поцелуем за каждую съеденную. Вот он что-то ей сказал, и та снова звонко расхохоталась, сама потянулась к нему, прильнула к его губам. Поцелуй получился более откровенным и затяжным, чем тот, что был минуту назад, и Аделаида осуждающе нахмурилась: прилюдное выражение чувств она считала моветоном, не переносила, когда молодёжь начинала нежничать при всех, даже если это было просто лёгкое объятие. Подростков, попадающих в поле её зрения, всего лишь держащихся за руки, принималась воспитывать, обвиняя в безнравственности и распущенности, а уж тут-то… «Фу! Срамота! И ведь взрослые же люди!» — мысль сформировалась мгновенно, сам Бог велел вмешаться, и Аделаида поджала и без того тонкие губы, готовя гневную речь, уже отодвинула стул, чтобы с достоинством встать и указать этой парочке на недопустимость подобного поведения. Однако в этот самый момент молодая женщина обернулась, выискивая взглядом официантку, и Криволапова узнала Василину. «Господи, совсем девка стыд потеряла!» — кипя от негодования, она придвинула стул обратно, резко расхотелось привлекать к себе внимание бывшей невестки: Аделаида очень хорошо помнила, что та и по молодости за словом в карман не лезла, отбивала всякую охоту советовать или воспитывать ироничными замечаниями в адрес свекрови. А сейчас — кто знает, что ещё появилось в характере у этой ведьмы? Взяв в руки чашку с кофе, Аделаида Вольдемаровна сделала глоток, однако вкуснейший капучино с корицей вдруг стал горьким и противным, а свежайший сливочный эклер, только что радовавший пожилую даму, показался пресным. Настроение было испорчено.***
— Серёжка, а каким ты в детстве был? — подлив чай в чашки, поинтересовалась Василина. — Ууу… Барышня, а что это Вас моё детство заинтересовало? — добродушная ирония в голосе Сергея была неподражаема, и Лина снова рассыпала вокруг лучики — смешинки, встретившись с ним взглядом. — Ну, понимаешь, у нас так получилось, что мы сначала поженились, а теперь знакомимся. Не только ты обо мне ничего не знаешь, я тоже в неведении. Любопытно же. — Я был мелкий и тощий. С ужасной привычкой — бороться за справедливость. За что и получал всегда, — накрыв ладонь Василины своей, Майский добавил: — Причем, от всех, кому не лень. Классе в восьмом мне это надоело, и я спортом занялся. Каратэ. Вытянулся, мышцы нарастил… в общем, добавил к словесным аргументам физическую форму. Оно как-то поубедительнее стало. — Дрался? — Только если надо было защитить себя или того, кто слабее. Нам тренер часто говорил, что каратэ — искусство для сильных духом, и применяться может только в целях самообороны. Он вообще грамотный дядька был. Умел с пацанами разговаривать, правильные вещи нам втолковывал. — Почему был? — вопрос вырвался сам собой, и Лина тут же испуганно глянула на Сергея. Тот, помрачнев, пояснил: — Разбился он на машине. С семьёй вместе. Я из первой Чеченской кампании вернулся — зашёл к нему, хотел поблагодарить за науку. А в его квартире сестра живёт. Она и рассказала. — Лина вздрогнула, потянувшись через стол, обняла мужа за шею, порывисто шепнула: — Прости. Вечно я с вопросами встреваю… — Да нормальные вопросы, Вась. Ты ж не знала. — Помолчав, Майский отстранил Лину, кончиками пальцев коснулся её щеки, погладил переброшенную вперёд, косу. — Ну, а ты? Наверное, самой красивой в классе была? От мальчишек, поди, отбою не было? — Что ты! Я училась, каталась… Красивой себя вообще не считала, мне короткую стрижку хотелось, да мама не разрешала, а мальчишки… я их не замечала. Мне все вокруг твердили: главное — учёба, спорт, дом, про глупости рано думать. Я и не думала. — Замечательная у тебя мама, — улыбка Сергея стала хитрой, намотав на руку шелковистую плеть, притянул Лину к себе, горячо шепнул ей в ухо: — Кстати, про глупости… Кто-то приватный танец обещал, не подскажешь — кто? — Я помню, — как всегда, когда Сергей оказывался настолько близко, Василина с трудом контролировала себя, дыхание сбивалось моментально, кровь закипала. — За базар отвечу, товарищ майор. Только с одним условием: ты станцуешь со мной. Рассмеявшись, Майский чмокнул жену в нос: — Ты за свои ноги не боишься? Я тот ещё танцор. — Не боюсь. К тому же, румба — парный танец. — А если я не умею? — Сергей озадаченно нахмурился. — А это неважно, — сдерживая смех, Лина прикусила нижнюю губу: уж больно забавным выглядело изумление Майского. — Главное — чувствовать партнёршу. Серёж… — приблизившись к мужу, тихим шёпотом сказала Василина, — пойдём домой?***
POV Аделаида Вольдемаровна Дождалась я, пока они уйдут — не хотела, чтоб заметили, а проходить мимо их столика пришлось бы — спустилась в метро. Хорошо, что поезд сразу подошёл, и в вагоне свободно было. Устроилась в уголочке, таблеточку выпила — от встречи неожиданной давление поднялось, я это чувствую всегда. Всё-таки придётся к Сонечке на приём записаться, что-то я сдала в последнее время. Вон, и ходить долго уже не могу — ноги болят, и одышка вдруг появилась. А я ведь ещё не очень старая, восьмой десяток нынче разменяла. А стоит понервничать — и всё, сразу все болячки о себе напоминают. Ну Васька, ну ото́рва! Надо же, очухалась, кобра, от встряски, что я ей устроила. Я-то думала, она там зачахла совсем, а она — гляди-ка — ещё и лучше выглядеть стала, на свиданки бегает, профурсетка! Стильная, ухоженная — а ведь мышь была невзрачная, ей-богу, мышь! А ведёт себя… Тьфу! Как проститутка! Хихикает, с мужиком этим целуется — так, что аж чуть из одёжки своей не выскакивает — смотреть противно! Ну вот что за стремление у людей все сра́нки наизнанку вывернуть и показать всем? Уберегла я Максимушку от неё, и слава Богу. И змеёнышу родиться не дала — прям озарение какое-то пришло тогда, поняла, как нужно действовать. Вот пожалела её только зря. Надо было ей, как Ивану Кузьмичу помочь. Сейчас бы меньше поводов нервничать было. Не рискнула грех на́ душу взять — Кузьмич-то одинокий был, про него и не вспомнил никто. В отличие от той же Васьки — она-то с роднёй, они бы такой хай подняли из-за красоты своей ненаглядной. И на вскрытие бы отправили, и ментов бы на уши поставили. Ну как же: сестра и доченька, солнышко, свет в окошке! Для них-то она может и хорошая, а я знаю, что девка — гадина. Сама дрянь — и плод дрянной, вот и пришлось вытравить. И этого своего, мужика, поматросит и бросит. Чем ей Максимушка мой не угодил? Хороший парень, видный, я всю жизнь на него положила, чтобы человеком вырос. Смотри-ка, фамилия ей не хороша была! И тронуть-то её не смей в целях воспитания, и не скажи ничего. Мать не научила мужу покорной быть. Сама феминистка, и дочь так же настрополила. Испортила Васька сыну жизнь, и зачем он только с ней связался? Сколько раз ему говорила — скромную девушку надо искать, такую, чтобы слушалась во всём. Ну да что там, дело прошлое. Ушла она, и скатертью дорога. Мне такие прошмандовки в семье не нужны! Кстати, приеду вот домой, надо бы Аполлону Ильичу позвонить, попроведовать его. А то такой мужчина — и вечера́ один коротает. Может, даже его на чай позову с пирогами, или, что лучше, пусть сам в ресторан какой-нибудь зовёт. Он ухаживает красиво, и мне это, как порядочной женщине, приятно. Цветы дарит, слова хорошие говорит. Только мы с ним, в отличие от Линки и хахаля её, люди приличные и ведём себя достойно. По углам не обжимаемся. Ну, вот и станция моя. Охохонюшки, что ж голова-то так болит? Это всё Васька, всё она, зараза…