***
Подходя к дому уже довольно поздно вечером, Карина удивилась: тёмных окон в квартире в это время просто не могло быть. Заторопившись, ненадолго забыла о сегодняшней обиде на весь мир, взлетела по лестнице как никогда быстро. Разувшись, прошла по комнатам, заглянула на кухню, щёлкая везде выключателями. Темноту девушка не переносила с детства, особенно, когда была дома одна. Щурясь от ярких ламп, углядела записку на кухонном столе. Аделаида Вольдемаровна не любила СМСки, предпочитала извещать сына и невестку о своих планах таким вот древним способом: «Максимушка, я у Ларочки, буду поздно. Тефтельки и супчик в холодильнике, Каришеньке скажи, пусть разогреет тебе». Почему-то эти строчки оказались последней каплей на весах самолюбия Карины, и она разрыдалась в голос, снова переживая сегодняшний день. Восьмичасовая смена в кафе за мытьем посуды изрядно вымотала и уничтожила маникюр, который Карина сделала буквально вчера, а унижение, которое ей пришлось пережить в разговоре с Василиной, а потом и стоя за мойкой «МакКафе», напрочь выбило из колеи. Вот и не могла Карина успокоиться: стоило ей только взглянуть на облупившийся лак и заусенцы, как слёзы хлынули нескончаемым потоком. Всхлипывая, девушка скомкала и порвала на части злополучную записку, загремела кастрюльками — сковородками, выставляя их на плиту. Сегодняшний день добил её окончательно: дурацкий спор обернулся вполне реальной проблемой, а отношения с единственным человеком, который мог бы её выручить, были давно и безнадёжно испорчены. Но признавать, что в этой ситуации только она сама и виновата, Карина не собиралась, поэтому привычно приписала все свои беды «этой гордячке», «выдре с косой» и «мерзкой стерве». Усевшись за стол с книжкой, налила себе тарелку супа, положила тефтели. Подождать мужа или хотя бы позвонить ему, спросить, как скоро он вернётся, ей тоже в голову не пришло.***
Максим возвращался с подработки злой, как чёрт: владелец автосервиса, где он слегка улучшал своё финансовое положение, предупредил о закрытии. Проблемы с налоговой начались уже некоторое время назад, а недавно мастерской ещё и полиция заинтересовалась. Максим особо не вникал, но краем уха уловил, что вроде бы на запчасти тут недавно дорогущий автомобиль разобрали и продали, а машина та угнанной оказалась. Перспектива остаться без дополнительных денег не радовала, к тому же, отношения со второй женой становились всё напряжённее. Молодая девочка жаждала всевозможных плюшек в виде подарков и путешествий, Максим же с его заработком не мог себе этого позволить. Карина дулась, постоянно огрызалась, периодически «отлучала от тела», и Криволапов уже с трудом сдерживался, чтобы не начать объяснять жене, кто в доме хозяин, и где её место. Прошлый опыт с Василиной слегка притормаживал: не знал он, как себя поведёт Карина, и каким боком ему вылезут эти «уроки». А ну как заяву накатает — и реально в полицию сунется? То, что у Нарышкиной характер пакостный, тоже уже успел понять. Подойдя к подъезду, Макс удивился: во всех их окнах на третьем этаже горел свет: «Странно. Мама такую иллюминацию не одобряет». Открыв дверь своим ключом, удивился снова — дома было непривычно тихо, только кто-то всхлипывал на кухне. Заглянув туда, Криволапов опешил: Карина, уронив голову на руки, плакала, а на столе вокруг неё стояла грязная посуда. Сердце ушло куда-то в пятки, Максим потряс жену за плечо: — Карина, мама где? Чего ты рыдаешь сидишь? — эта, казалось бы, безобидная фраза, привела к новому витку истерики. Выпрямившись, зарёванная Карина с ненавистью глянула на мужа, хорошенькое личико исказила злобная гримаса. — Господи, да как же вы мне надоели со своей маменькой, оба! — от такой реакции Максим оторопел, даже забыв возмутиться, повторил вопрос, повысив голос: — Ты не поняла меня? Что случилось? Где мама?! — Да откуда я знаю, где она шарится?! — взвизгнула Карина, грохнув тарелку об пол. Пронзительный звук бьющегося стекла резанул по нервам, осколки засыпали пол. В наступившей звенящей тишине, всё ещё всхлипывая, Карина поинтересовалась: — Слушай, а нафига ты женился? Вам с мамочкой превосходно вдвоём. Вам же никто не интересен больше! Вам же обоим на меня попросту похрен! Прислонившись к дверному косяку, Криволапов спрятал руки в карман, испытывая большое желание отвесить жене пощёчину и сдерживаясь из последних сил. Помолчав немного, процедил сквозь зубы: — Убери тут всё. Истеричка.***
— Да, Максимушка, да, мой родной! — уже поворачивая к дому, Аделаида была вынуждена ответить на настойчивый звонок от сына. — Скоро приду уже, минут через десять. Да что случилось-то? Я ж записку оставила. Как не видел? Ну что ты завёлся, ей-богу? Приду сейчас! — нажав отбой, Аделаида Вольдемаровна тяжело вздохнула: визит к соседу сегодня явно придётся отложить. А жаль — уже настроилась на приятный разговор перед сном. Поджав губы, покачала головой: кажется, и Карина оказалась не подарком. Всё чаще у них какие-то разногласия с Максимом возникать стали. Ещё раз тяжело вздохнув, Аделаида поспешила домой. Кто поймёт, что у них там случилось? То, что сын не всегда контролирует эмоции, она знала и торопилась погасить ссору. Несмотря на некоторые недостатки, Карина её всё же устраивала. Неслышно зайдя в квартиру, Криволапова-старшая остановилась на пороге, машинально закрывая все замки — многолетняя привычка сказалась. Вопреки её опасениям, в квартире было почти тихо, только их кухни доносились приглушённые всхлипывания, да из комнаты сына были слышны звуки компьютерной игры. Разувшись, она всё-таки сначала заглянула на кухню и обомлела: невестка, забравшись на диванчик с ногами, вздрагивала от рыданий, закрыв лицо, а на полу валялась разбитая вдребезги тарелка. Неодобрительно нахмурившись, Аделаида направилась к Максиму. Тот, стреляя в каких-то монстров на экране, даже не заметил, что мать стоит у него за спиной, и вздрогнул, когда она погладила его по голове. — Мама? Давно ты пришла? — поставив игру на паузу, он повернулся к ней. — Да только что. Ну, и что вы тут не поделили? — Да блин, эта истеричка посуду бьёт! Орёт, как придурочная, — пожаловался он матери, забыв ненадолго, что в его 43 это, как минимум, выглядит странно. Улыбнувшись, Криволапова прижала к себе непутёвую головушку любимого сыночки, поцеловала в лысеющую макушку. Ей было абсолютно неважно, сколько лет её сыну — перед глазами был всё тот же мальчишка, встречавший маму горячим ужином. Ну и что, что не готовит больше? Менее родным и любимым он от этого не стал. — Ты ел? — Какое там! Психанул, сел отвлечься. А эта… Блин, не торопится стол накрыть. — Ну пойдём выяснять, может, случилось что у девочки, а ты и не понял? Давай, сын. Осколки убрать надо. — Интуитивно Ада уловила, что лучше сейчас поддержать невестку и постараться помирить детей. — Сама разбила — сама пусть и убирает, — недовольно буркнул Макс, отворачиваясь к монитору. Но мать была настойчива: — Давай-давай, не просто же так она эту тарелку к смерти приговорила. Что-то не то. Не будь бесчувственным, девочка молоденькая совсем. — Пробухтев что-то неразборчивое, Максим отправился на лоджию за веником и совком, а Аделаида Вольдемаровна поспешила к невестке. Аккуратно переступая, чтобы не занозить ноги осколками, села напротив неё на табуретку. — Детонька, ты что это тут сырость развела? Передёрнув плечами, Карина не ответила — ну не хотелось ей сейчас разговаривать, а свекровь никак не могла взять в толк, почему девушка в слезах. — Ты из-за тарелки? Да Бог с ней, к счастью это, — промолчав, Карина снова всхлипнула, а Максим, заметая опасный мусор, вдруг вспомнил: — Мам, я тебя сколько раз просил? Поехала куда-то — сообщи мне. Нормально сообщи, мам. Записки эти твои… я вот сегодня её даже не увидел, что я должен думать?! — Ты что это разошёлся сегодня? Ну, съездила я к Ларочке, что такого? — Аделаида поморщилась. Не любила, когда сын начинал её воспитывать, тем более, при свидетелях. Карина же оставалась безучастной к разговору, и Ада всё чаще на неё поглядывала. Поднялась, придирчиво осмотрела пол, облегчённо выдохнула, увидев, что Макс хоть и возмущался, но всё стекло убрал тщательно. Поставила чайник, снова зажгла газ под кастрюлей с супом, тефтели разогрела в микроволновке. Обратилась к Карине с лёгким упрёком: — Послушай, Каришенька, даже если у тебя что-то не так с настроением — голодного мужа надо кормить. А ты — повернулась она к сыну — тоже думай, прежде чем голос повышать. Садись ужинать. Максим, уже было успокоившийся, снова вспылил: — Думать? Очень хороший совет, мам! Я должен думать, да! А больше никто? У меня проблемы на работе, я теряю неплохие деньги, если автосервис Вадима прикроют. Домой прихожу отдохнуть — тут жена истерит и мать куда-то исчезла. Я как себя чувствовать должен?! — выпалил Криволапов, напрочь забыв о том, что свою зарплату в автосервисе он особо не афишировал. На вопросы всегда отвечал, что платят там стабильно, но мало. Максим осёкся, осознав свой промах и тут же, чтобы отвлечь внимание от него, перешёл в более активное нападение: — Сложно было позвонить, мам? Ты, блин, не молоденькая уже — по городу рассекать. О здоровье думать нужно, а ты всё о подружках, да о гулянках, — реплика сына задела Аделаиду, однако она постаралась свести всё в шутку: — Ну и не старенькая ещё, чтоб вместо приятной компании по поликлиникам шастать. Я ещё мужчинам нравлюсь, — улыбнулась она, кокетливо поправив причёску. — Кому? Мать, ты чего? Какие мужчины? — в очередной раз обалдев, только и смог проговорить Макс. — Какие? Очень даже симпатичные. Вон, Аполлон Ильич цветы дарит, не замечал? Да где ж тебе заметить, ты ж за своими проблемами ничего вокруг не видишь, — вернула сыну упрёк Аделаида. А пока он приходил в себя от неожиданного наезда, добавила: — Ну, а что? Ваське твоей можно романы крутить, а мне нет? — Кому? — побледнев, Максим присел на табуретку, Карина же подняла голову, прищурилась, впервые проявив интерес к разговору. — Кому-кому… Жене твоей бывшей! — Аделаида поняла, что ляпнула лишнее, но, обидевшись на замечание сына о возрасте, уже не могла остановиться. — Сидят, целуются… И стыда-то не осталось, в приличных местах себя так вести. Отодвинув тарелку с уже в который раз остывшим супом, Максим минуту молчал, играя желваками, потом медленно произнёс, выделяя каждый слог: — Мне неинтересна эта женщина и всё, что с ней происходит, — на эмоциях ни он, ни Аделаида не обратили внимание на реакцию Карины. А та как раз очень внимательно наблюдала, как меняется выражение лица у мужа, стоило только свекрови упомянуть Василину. Горькая правда осознания, словно бритвой, полоснула по сердцу: Максим всё ещё её любит, потому и реагирует так. Всё просто — он ревнует, потому и злится. Ошеломлённая открытием, Карина резко подскочила, снова разрыдавшись, выкрикнула: — А о моих проблемах, о моих чувствах кто-нибудь вообще тут помнит? Или я так — пустое место, подай-принеси-уходи?! Достали вы меня, сил больше нет! — выскочив из-за стола, Карина убежала в их с Максом комнату. Проводив её недоумевающим взглядом, Максим машинально взял в руки смартфон. Будто того и дожидаясь, телефон разорвал внезапно наступившее молчание настойчивой мелодией. Глянув на экран, Максим поспешил уединиться на лоджии, оставив мать на кухне, переваривать события вечера. Плотно закрыв дверь, Криволапов ответил на звонок: — Да, Вадим Денисович, доброго вечера. Работа? Нужна, конечно. Что? Сколько? Вы пошутили сейчас? Конечно, я согласен. А что нужно делать? Да, утром буду. — Сбросив вызов, Максим выдохнул, тщетно пытаясь скрыть улыбку. Наконец-то и ему повезло. Сумма, обещанная Криволапову за некую, ещё неведомую ему работу, вызывала ужас и восторг одновременно. Правда, было непонятно, что от него потребует Вадим, но отказываться от хорошего заработка он не собирался.***
Василина, скинув ботинки и пальто, быстро пересекла прихожую, на ходу сообщив Сергею: — Я сейчас! В комнате меня подожди, и свет не включай! — Майский пожал плечами, повесил в шкаф верхнюю одежду. Прислушиваясь к шебуршанию за выступом — перегородкой, отделяющей спальню от гостиной, всё же спросил, усмехнувшись: — Темнота — друг молодёжи? А посмотреть? — Главное — чувствовать, — незамедлительно отбила подачу Лина. — Впрочем, можешь зажечь свечи, если хочешь. Серёж, и ноут запусти, пожалуйста. — Тебе помочь одеться? — Нет, Серёж, у меня другой коварный замысел, так что я сама, хоть это и непросто. — Пока Василина создавала образ для обещанного танца, Сергей зажёг несколько свечей, нажал кнопку включения на ноутбуке. Лина не появлялась, только бухтела что-то неразборчивое, и, на мгновение задумавшись, Майский принёс в комнату бокалы с красным вином и нарезанный тонкими ломтиками сыр, поставил всё на маленький столик, немного отодвинул его в сторону, чтобы не мешал Лине. Уловив движение за аркой, обернулся, но Василина не спешила показаться на глаза, Сергей же, принимая правила игры, по-честному не подглядывал. — Серёж, на рабочем столе папка «Танцы», включи, пожалуйста, двадцать пятый трек. — Сейчас, — Сергей направился было к ноутбуку, но всё-таки уточнил: — А потом мне что делать? Танцевать с тобой? — Концепция поменялась, — по голосу Лины Майский понял, что она сдерживает смех, — ты садишься в кресло и просто смотришь. А на тренировку я тебя потом как-нибудь затащу, но начнём мы с вальса, а не с румбы. Сергей включил музыку, устроился в кресле, слегка усмехаясь: желание Лины станцевать для него казалось забавным, но возражать он не стал. К тому же, было интересно, как она выкрутится — танец-то парный. В это же мгновение в прихожей погас верхний свет, остался зажжённым один маленький светильник, чуть в стороне. Квартиру окутала практически полная темнота, разрываемая только дрожащими всполохами от свечей. Изогнутые тени плясали на стенах, пламя трепетало от малейшего движения воздуха, и в этом было что-то мистическое. А в проёме арки, встав спиной к зрителю, появилась Василина. Ярко-алое платье искрилось бликами стразов, подчёркивая фигуру, высокий каблук зрительно удлинил ноги, волосы, небрежно закрученные в узел на затылке, едва удерживали собственную тяжесть, а кожа в этом освещении казалась смуглой. Пробежав ладонями по телу снизу вверх, Лина подняла руки над головой, переплела пальцы. Аккуратно качнула бёдрами из стороны в сторону, тут же, словно внезапно осмелев, сделала ими более соблазнительное движение, нарисовав «восьмёрку». Резко развернувшись, пристально посмотрела на Сергея, который на некоторое время потерял дар речи, всеми силами сдерживая порыв заключить жену в объятия — и чёрт с ним, с танцем. Не разрывая зрительный контакт, Лина опёрлась рукой о стену, завершая поворот, прорисовала носком круг по полу, прогнулась вперёд всем корпусом, ушла в лёгкий выпад на согнутое колено. Резким движением выбросила обе руки к Сергею, тут же словно забирая его с собой, потянула на себя, потом одной рукой проскользила вдоль корпуса за голову, вытянула кисть вверх, вторую же ладонь положила на оголённое бедро. Выпрямилась, чуть приподнимая юбку выше, изящно подтянула ногу к себе, на высоком полупальце. Не отрывая носок от пола, согнула в колене, и вдруг отправила её в мах, продемонстрировав при этом практически вертикальный шпагат. Снова нарисовала «восьмёрку» бёдрами, постепенно, вдоль тела, выводя руки над головой, сделала несколько медленных, тягучих шагов к Сергею, потом двинулась к нему стремительнее, быстрыми вращениями. «Un-Break My Heart», пела Тони Брэкстон, умоляя не разбивать её сердце, вернуться — и сказать о любви. Василина же, полностью растворившись в музыке, подошла к креслу, на котором устроился неслабо офигевший Майский, зайдя со спины, наклонилась к нему, коротко поцеловала. Почувствовав, что он вот-вот перехватит инициативу, теми же быстрыми вращениями увернулась от него в сторону окна, снова осталась спиной к Сергею. Подняла одну руку вверх, неуловимым движением разрушила хитроумную, но очень ненадёжную причёску, чуть мотнула головой, давая волосам свободу, одновременно ещё раз собрала ткань юбки в кулак, позволяя увидеть больше, чем было задумано фасоном платья. Ещё один поворот — и Лина, поставив ногу на край кресла, чуть наклонилась вперёд, снова заманивая призывным жестом. По участившемуся дыханию и потемневшему взгляду Сергея Василина поняла — он на пределе, и закончить танец ей не удастся. Ещё чуть-чуть — и их обоих ждёт сумасшедший обвал в пропасть — или взлёт, это уж как получится. Не отводя глаз, Майский встал, молниеносно шагнул к Лине, резко привлёк к себе. Откинув волосы с её шеи, прильнул жгучим поцелуем к нежной коже. Подняв на руки, посадил её на подоконник, властным движением развёл в стороны её колени. Расстегнув застёжку, сдвинул платье с плеч, скользнул ладонями к Лининой груди, сжал пальцами уже абсолютно твёрдые горошины сосков, припал к одному губами, обвёл языком, чуть прикусил, заставляя Василину выгнуться и застонать. Повинуясь его напору, Лина инстинктивно прижалась к нему крепче, внизу живота уже полыхал неукротимый жар, распространяя возбуждение по всему телу. Сергей, уловив это, рванул ремень и молнию на джинсах, разведя ноги Лины ещё шире, сдвинул в сторону её купальник и взял её решительным, мощным толчком. Вздрогнув, Лина вскрикнула — проникновение оказалось болезненным — но тут же, подчиняясь неистовому ритму, полностью отдала себя. Не осталось ничего — только яркие вспышки перед глазами, мельтешащие с невероятной скоростью, ожидание взрыва — да бешеное желание пережить этот взрыв одновременно с ним… …Обнимая Василину, Сергей легонько целовал её влажные плечи, впадинку у горла, выступающие ключицы, баюкал, как маленькую, прижав к себе. Она же, уткнувшись носом в его шею, еле слышно всхлипывала, ещё не опомнившись после закрутившего их обоих, пламенного смерча. Оказывается, такое бывает — когда лёгкая шалость и провокация стремительно переходит в неконтролируемую страсть. Оказывается, можно балансировать на краю пропасти — и не срываться в неё, дожидаясь любимого, чтобы вместе рухнуть в затяжное крутое пике. Это реально — физически ощущать, как тает лёд, сковавший сердце, отступают былые страхи. Неважно, что было «до» — важно то, что есть здесь и сейчас. А сейчас, в реальности — сильный мужчина, оберегающий, сводящий с ума. Оказывается, Лина так мало знала о собственной чувственности, что открывала себя заново, в полном ошеломлении от этих открытий, словно Элли в Волшебной стране. — Шшш… Тише… Девочка моя, моя хорошая… Славная моя, маленькая, — шёпот Сергея, ласковые касания успокаивали, дарили чувство защищённости. Приходя в себя, Василина возвращала мужу такие же чуть заметные прикосновения. Забеспокоившись, что на подоконнике ей всё-таки холодно, Майский аккуратно спустил Лину на пол. Усмехнувшись, стащил с неё платье, которое всё ещё держалось на её бёдрах, небрежно кинул на штангу, натянув джинсы, поднял жену на руки. — Так! Под горячий душ — и немедленно! — скомандовал Сергей, направляясь в ванную. — Серёж, туфли! Их нельзя под воду! — завозмущалась Лина, едва обретя голос. Не сумев скрыть улыбку, Майский посадил обнажённую Василину в кожаное кресло, от соприкосновения с прохладной поверхностью та невольно дёрнулась. Сергей же, опустившись на пушистый белый ковёр рядом с ней, осторожно расстегнул ремешки на атласных босоножках. Снял их, убрав туфли в сторону, не смог отказать себе в удовольствии слегка помассировать Лине стопы, поцеловал коленку. Заметив, что у неё снова сбилось дыхание, хитро прищурился: — Ой! Кто-то заводится с пол-оборота? — Так нечестно! Это был запрещённый приёмчик! — Василина ещё шутила, понимая, что этот раунд она безнадёжно проиграла — состязаться с Майским в умении провоцировать было бесполезной затеей. И своим танцем она разожгла такой огонь, что погасить его в ближайшее время не получилось бы точно. Единственный выход — покорившись стихии, позволить страсти утихнуть самой, перегореть. Примерно это Лине и было озвучено: — Девушка, Вы даже не представляете ещё, насколько моя мстя страшна будет. Но сначала — греться. Заморозить тебя не входит в мои планы. — Расхохотавшись над тем, как Лина в полном обалдении захлопала глазами, Сергей снова подхватил её на руки и утащил в душ.***
Утро в ФЭС началось для Тихонова с ароматных булочек с ванильным кремом, которые принесла Валя. Они пили кофе, болтали о всякой ерунде — до начала рабочего дня ещё было время, и можно было никуда не торопиться. Редкие мгновения покоя нарушила вошедшая Рогозина, выглядела полковник мрачнее тучи. — Что случилось, Галь? — У нас новое дело, и оно обещает быть непростым. — Галь, отвлекись пока ненадолго, — Валя на минуту отошла к кофеварке, налила новую порцию, и Рогозина, подумав, присоединилась к ним. — Что на этот раз, Галин-Николавна? Надеюсь, не маньяк? — Иван, торопясь вникнуть в ситуацию сходу, откусил сразу половину плюшки, начал энергично жевать: неизвестно, как сложится день, а углеводы ему для работы мозга были просто необходимы. Без сладкого Ванька сдувался очень быстро, терял производительность мыслительного процесса. — Да вот непонятно. На улице к патрульному подошёл мальчишка, лет четырёх всего. Что самое странное — совершенно один. Попросил отвести его домой, потому что он сам потерялся. Разумеется, лейтенант отвел его по адресу, который мальчик назвал. — И что там? Притон? — сквозь булочку пробормотал Ванька и испуганно округлил и без того немаленькие глаза. — Следы тщательной уборки, плохо замытые тёмные пятна, включённые обогреватели — и никакого намёка на взрослых. Мальчишка назвал свои данные, данные родителей не полностью, все-таки четыре года всего… В общем, нужно разобраться, что же там случилось. — А где сейчас мальчик? — Он со специалистом из опеки, скоро привезут к нам. Его в больницу сразу отправили, на обследование, сама понимаешь. В этот момент у Галины Николаевны зазвонил телефон. — Рогозина, слушаю. — Наблюдая, как меняется лицо Рогозиной, пока ей объясняли ситуацию, Иван спрыгнул с высокого стула, сполоснул чашку, всем видом выражая готовность бежать и действовать. Полковник сбросила звонок и задумчиво посмотрела куда-то поверх Валиного плеча. — На руках у ребёнка следы связывания. И сам он говорит, что папа их возил кататься. Но где сейчас папа и младший брат, он не знает. — Дела… — Иван взъерошил лохматую прическу ещё больше и понял, что отсыпаться после смены он точно не пойдёт, потому что здесь и сейчас его присутствие нужнее. — А мама в семье есть? — Валя поставила кружку с недопитым кофе на стол. — О матери мальчик отказался говорить, а вот за брата переживал, — Галина Николаевна набрала номер Круглова, но майор в этот же самый момент появился в буфете, держа в руках смартфон. — Всем доброе утро! Галь, я так понимаю, новое дело. На выезд? — Да, новое дело… К патрульному подошёл мальчик четырёх лет, попросил отвести домой, назвал адрес. В квартире — никого, следы уборки, везде тёмные следы, непонятно от чего, обогреватели вовсю пашут. Как ребёнок оказался на улице, и где его родители, нужно узнать. Иван скинет адрес, поезжайте. Коль, держи меня в курсе. И Майскому позвони, пожалуйста. — Понял, — Николай Петрович вышел из буфета, на ходу пытаясь дозвониться до друга и напарника. Но Серёга нашёлся на проходной ФЭС, почему-то без телефона. — Серый, ты чего трубку не берёшь? — Ох ты, блин, дома оставил… — Майский похлопал себя по карманам кожаной куртки. — Блин, растяпа. Старею, память ни к чёрту становится. — А может, отвлёк кто? — пошутил Круглов и тут же стал серьёзным. — Мы на выезд, так что погнали. Давай за чемоданчиком, я жду тебя в машине. — Домой заскочим, а? Как я без связи-то? — Разберёмся по дороге, — усмехнулся майор и похлопал друга по плечу. — Эй, а рассказать, чё за дело? — По дороге расскажу, поторопись. — Так это… Рабочий день ещё не начался, чё за спешка? — Галя не в духе, попадёшься на глаза — точно премии лишит. — Ой, да ладно тебе, — отмахнувшись, Сергей, всё-таки заторопился за выездным чемоданчиком. Выруливая с парковки, Круглов внимательно осмотрелся, оценивая ситуацию, выехал на проспект, Майский же устроился поудобнее на пассажирском месте и приготовился слушать: — Ну, рассказывай, Петрович. — Странная история, Серёг, да ещё и с детьми завязанная… В общем, остановил патрульного пацанёнок, попросил отвести домой. Сказал, что он с отцом и братом ездили кататься, а где сейчас его семья, он не знает. Отвели, значит, пацана домой, а там следы уборки и пятна, то ли кровь, то ли не кровь… В общем, не всё замыто. — Ох ты ж ни хрена себе! Бедный пацан… А лет-то сколько? — Мелкий совсем, четыре года. — Вот блин. Найти папашку и башку оторвать за такое. А мать где? — Вот это и непонятно. Нормальная мать никогда ребёнка одного на улице не оставит… Напрашивается вывод — с ней что-то произошло. — Зашибись… Петрович, это жесть. Куда мир катится… — В общем, осмотрим квартиру, опросим ещё раз соседей, может, кто что видел… В розыск машину, думаю, уже объявили. Может, найдётся. — Мне бы твой оптимизм, — Майский мотнул головой. — Хотя, всякое, конечно, бывает. Коль, домой заглянем, а? Всё равно по пути. — Что ж ты нервничаешь так? Боишься, Лина потеряет? — подначил друга Круглов. — Ладно, чёрт с тобой. Заедем.