***
У них с Фрэнком все было схвачено на этот случай. Вездесущий кузен обещал раздобыть билеты на пароход в тот же день, когда всё станет известно. Объявление случилось в одиннадцать вечера, Бэз с Джоном проспали его, но Фрэнк, скорее всего, узнал обо всём раньше. Бэзил купил хлеб, чувствуя всю бесполезность привычных действий, отнёс его Полли и бегом направился к кузену. Ехать он не решился, Лондон волновался, все куда-то спешили, в воздухе чувствовалась горячка и паника. Тревога накатывала на Бэзила волнами, то держа в тисках, то опуская в пучину благостного равнодушия. В конце концов парень так от этого устал, что ввалился к Фрэнку еле держась на ногах. Тот окинул его критическим взглядом: - Не передумал? - Нет, - к горлу у юноши подступила тошнота. - Как знаешь. К вечеру билеты будут у меня. Вы отплывете с Найджелом первыми, остальная часть трупы нагонит в течении двух недель. Письмо Роджеру я напишу сегодня, отдам с билетами – он вас примёт. Деньги у тебя есть зарплатные. - Спасибо, Фрэнки, - с чувством поблагодарил его Бэз. Строгие черты старика чуть разгладились. Парень выскочил на улицу и потерялся в пространстве и времени. Ноги сами понесли его в театр, но мозг остановил, напомнив, что там никого нет и это глупо. Бэзил подумал про дом, но сердце сжалось от мысли, что Джон сейчас записывается где-то добровольцем. Ему снова стало плохо, парень облокотился о поручни и тяжело задышал. «Как я могу пойти на войну, если мне плохо только от мысли, что на неё идёте все вы!» В конце концов, глупо потоптавшись на месте ещё пять минут, он догадался куда ему надо в таком случае идти. На этот раз Бэзил вскочил в кэб и согнулся пополам, утешая себя мыслью, что скоро будет в доме, где никто не будет его обвинять в том, что он не хочет идти воевать. Любимый сад встретил его успокаивающим шумом деревьев. Сегодня все хорошее воспринималось как насмешка. Бэз открыл дверь своим ключом. Вилли сидел на диване, Банни стояла возле него. Бэзил хотел сразу броситься к любимому, но его внимание привлекла военная, слишком тёплая для лета куртка, лежавшая на ближайшем кресле. Парень замешкался. Могло быть множество причин почему ей быть тут, но в сочетании с одинаково виноватыми выражениями на лицах брата и сестры, Бэза это напрягло. - Что? – нервно спросил он. Банни выглядела насмерть перепуганной. Найджел быстро с ней переглянулся, встал и повернулся к Бэзу лицом. - Я записался добровольцем в полк, - сказал он. Из минуту Бэз стоял, замерев на месте и пытался понять шутит Найджел или нет. На лицах вокруг было ни грамма смеха. Вилли смотрел на него с присущей ему стойкостью и одновременно – сочувствием. Наконец поняв, что на такую тему никто бы не стал шутить, Бэз резко втянул воздух в себя. Последним, что он увидел, был стремительно приближающийся ковёр.***
Вокруг было пыльно и пахло деревом. Шаткой тенью громоздились коробки со старыми вещами Майкла. Бэз сидел на старой лавке, держа руки между коленями. Именно в этом, непривлекательном как его настроение, месте он решил разговаривать с Найджем. Из дома все исчезли, давая им возможность выяснить отношения. - У меня не было выбора, - наверное, уже в сотый раз повторил Найджел. И в сотый раз сердце Бэза сжалось перед неумолимой необходимостью. – Если я не пойду, у папы с мамой и Банни будут проблемы. - Ты просто не хотел его искать, - Бэз уже не мог придерживаться линии вежливого поведения. - Ты не имеешь права так говорить! – Найджел бросился к Бэзу и оказался перед ним на коленях. Юноша поднял голову и посмотрел Найджу в глаза. Вилли сидел перед ним, еле касаясь руками его коленей и с нервно подрагивающим лицом. Бэзил подумал, что никогда не видел этого бесстрашного медведя столь напуганным. Без предупреждения он подался вперед, прижался лбом к любимому и обхватил его губы губами. Не ожидавший этого Вилли чуть отклонился и Бэз бросился на него, свалил на пол и упал сверху. Опять обхватил за шею руками и укусил за губы, всасывая в себя их так, как будто Найджела отбирали у него уже сейчас, буквально завтрашним утром. Брюс под ним обомлел, позволяя терзать себя как угодно и перебирая руками Бэзу волосы. - Ты же понимаешь, что это всё? – с отчаяньем прорычал Бэз ему в ухо. - Что всё? – переспросил Найджел, уже в который раз за этот день сжимаясь от жалости и страха. - Мы не сможем больше быть вместе, - простонал Бэзил, спираясь на локти так, чтобы видеть его лицо. Он погладил лицо Вилли с восхищением, как скульптуру, с болью вглядываясь ему в глаза, и прижался нежным поцелуем к его виску. - Почему? – переспросил Найджел. Он не знал, что сердце может так болеть. - Потому что даже если ты и вернешься с этой передряги, - сквозь зубы выдавил Бэз, - то я уже тебя вот так касаться не смогу. Я не смогу заниматься любовью с человеком, который убивал людей. Всё. Пронзительные глаза Вилли казалось смотрели сквозь него. Бэзил знал, что он попытается примириться и сердце замерло в глупой надежде, что у него это не получится. - Ну что ж, - наконец произнёс Вилли. - Пусть так. Бэз, свёдя брови и напрягшись, смотрел на него сверху. - Отсутствие отношений и секса ничего не меняет. Я все равно буду тебя любить. Всегда. - Ты думаешь, я шучу? Ты думаешь, я просто пытаюсь тебя переубедить, а потом образумлюсь?! – склонившись к самому уху, прошептал Бэз. - Нет, я всего лишь говорю, что в любом случае буду любить тебя. Вечно! – обнимая его за плечи, воскликнул Найджел. - Не будешь, - покачал головою Бэз, упёршись в него носом и вглядываясь ему в глаза. - Буду, - твердо ответил Найджел, спокойно и упёрто выдерживая его взгляд. Минуту они смотрели друг на друга не отрываясь. - Потому что ты самый лучший, - внезапно сбившимся голосом прошептал Найдж. – Самый талантливый, самый добрый, самый уникальный человек на Земле. Тебя невозможно не любить, - он мягко положил ладонь Бэзу на лицо. – Тобою невозможно не восторгаться. - И поэтому ты пытаешься меня бросить?! – вскричал Бэзил и тут же об этом пожалел. Горячая волна стыда захлестнула его полностью – он заставил Вилли выбирать между собой и семьей. Он вжался красным лицом в шею Найджелу и потёрся, извиняясь. В ответ Брюс просто его обнял и успокаивающе погладил по спине. Актёр обмяк в его руках, лежа на нём сверху и тяжело дыша. Два слова беззвучно сорвались из губ Найджела, но не позволив, чтобы любимый расслышал хоть звук, он отчаяньем смотрел в потолок.***
Разговор был длинный, пробирающий и болезненный. Чувственное наслаждение перемежалось тяжелыми темами для обсуждения и горячими заверениями в любви. С заходом солнца любой свет в их скромном убежище пропал и влюблённые просто лежали на полу, целуясь. В дом вернулись родители Найджела и Банни и парни слышали с чердака, где они всё это время и были, как они готовят ужин и переговариваются. - Бэзил. - Да? – осведомился Рэтбоун. Голос Вилли был сдавленным, и непривычно даже для себя проницательный Бэз понимал, что друг откладывал этот разговор напоследок. Глупое сердце снова ёкнуло, ожидая, что он скажет, что передумал. Найджел помолчал ещё немного, с немного пугающим спокойствием глядя в одну точку. - Бэз, пообещай мне одну вещь, - бесстрастный голос немного дрогнул. - Если кто-то из нас умрет, не убивай себя, пожалуйста. Бэз замер на полу, забыв как дышать. Он повернул голову к Найджелу, с испугом подумав, как трудно будет отказать. Нос щекотнули мягкие волосы - Я хочу, чтобы ты в любом случае этого не сделал, но не могу тебя об этом просить, если мы оба умрем. Но если кто-то из нас сумеет не погибнуть. Останься жить для второго из нас. Ты будешь ему нужен. Я тебя очень об этом прошу. Найджел повернул к нему голову и даже в темноте Бэзил увидел стоящие в его глазах слёзы. На мгновение мир перестал существовать и в нём остались только блестящие от влаги глаза и мольба в любимом голосе. Вздохнув, Бэзил признал, что логика в его словах есть. Его шепот был тише шелестящей за окном листвы: - Хорошо.***
А дальше были сборы, наведение справок через связи, прощания. Фрэнк сдал их билеты и взял Бэзу ещё один, на два дня позже - вместе с ним. Бэзил знал, что Найджел пытается всё уладить какомога быстрее, чтобы он не попал под призыв. Вилли ласково гладил его волосы и шептал, что он уж точно не должен попасть на войну, а Бэз стоял и глотал солёные слёзы, одновременно и соглашаясь, и ненавидя себя за слабость. Слишком быстро настал день разлуки. Аманда рыдала взахлёб. Не в силах пошевелить хоть чем-то кроме конечностей и чувствуя себя отмороженным, Бэз усилием воли протянул руку и сжал ее мокрую ладонь в своей. Годами наработанная привычка не обращать внимание на других людей помогла не замечать косые взгляды вокруг – он провожал Найджела вместе с женщинами и стариками, тогда как большинство однокурсников Брюса записалось добровольцем в полк вместе с ним. Энни как-то испуганно жалась к плечу Банни, глаза которой казались огромными от непролитых слёз. А вот глаза миссис Брюс были сухими, а губы – тонко сжатыми. Попрощавшись с девушками, Найдж обнимал мать минут десять, пока они все стояли кругом и заранее ненавидели врага, который посмеет попробовать отнять у них их друга. Отпустив Анжелику, Вилли подошёл к отцу. - Выживи, сынок, пожалуйста, - мистер Брюс прижал к щекам сына большие ладони. – Я потерял семью, я потерял Майкла, я не могу потерять еще и второго сына. Найджел порывисто обнял его и мягко погладил ладонями по плечах, как будто запрещая говорить то, что он говорит. - Все будет хорошо, папа. Обещаю, - Найджел сжал плечи мужчины в руках. - Да, сынок, конечно, будет. Ты прости меня, я переживаю сильно, вот и не слышу что болтаю. К Бэзу Найджел подошёл последним. Тому показалось, что всё его тело кто-то пронзил кинжалами. - Любимый, - с чувством прошептал Найджел, обнимая его руками, повисая на его плечах. Безил прижал его к себе полностью, уже не о чем не беспокоясь и забыв про существование людей вокруг. Спустя некоторое время он почувствовал, как до того мелко дрожащее тело парня в его руках напрягается и плавно, с силой расслабляется опять. Было очевидно, что Вилли справился со страхом и принял судьбу такой, какой она есть. Найдж выпустил его из рук и решительно взглянул в глаза. - Вилли, - дрожащим голосом, ласково позвал Бэзил. – Ты… Ты мой стойкий оловянный солдатик. Ты самый сильный человек на всем белом свете. Брюс улыбнулся и заплакал одновременно. Он сжал обе его ладони в своих. - До встречи, Бэззи. Семья проводила его к поезду. Вокруг появилось много провожающих людей, Ричард приветствовал Найджела в вагоне. Вилли зашёл в него, и поезд тронулся, парень до последнего смотрел на них, не отрываясь. Паровоз скрылся в лондонской мгле и Найджел исчез вместе с ним. Мир заслонила чернота.***
Два года, которые прошли с момента прощания с Найджелом на вокзале, Бэз впоследствии практически не запомнил. Помнил постоянный подспудный и дремлющий страх, помнил долгие письма и тщательно спрятанную между строк и никуда не девшуюся на в те года любовь, помнил, как играл героев-любовников в драмах Шекспира и все заработанные деньги отдавал на армию и покупал всё, что понадобится Найджелу лично. А потом и Джону. К его радости, брата не взяли в полк добровольцем, когда он только туда подался, по малолетству, и отправили назад учиться. Но весной 15-того года, когда Великая война разгорелась во всю силу, Джон бросил школу и вызвался в армию еще раз. Получив звание майора-сержанта на учебе, он был принят в комиссию 3-го батальона Дорсетского полка и в середине июня был назначен капитаном. Так и получилось, что он принимал участие в кровавой Соманской битве, и в ту неделю, когда приходили новости о боях, Бэзил ни разу не сомкнул глаз. Непривычно добрый Фрэнк заботился о нём как о больном ребёнке, но ничего не могло заставить Рэтбоуна уснуть иначе, чем упав в полуобморок. Успокоился он только когда получил точное известие, что брат сильно ранен, но жив – и освобожден от боев, лежа в больнице. Полк Найджела, к счастью обосновался тогда в другом месте. Бэз получил тогда оплеуху от кузена за то, что переживает настолько сильно. Всего через полгода Бэз вспоминал его слова с вялым удивлением, потому что тогда, когда он сам пошёл на войну, беспокойство за Джона осталось единственным человеческим чувством в его душе. А он пошёл. Осенью 1916 года Бэзил поступил на военную службу. В каком-то роде ему даже было от этого легче – от избавления от вечного, преследующего везде стыда и вины. И злость на то время на всех, кто каждый день мог убить Найджела или Джона накопилась за эти годы достаточно сильная, чтобы на время забыть о своей гуманной позиции по отношению к врагам. В качестве рядового он обучался в Ричмонд-парке, недалеко от Лондона. После был тренировочный лагерь офицеров в Гейлсе в Шотландии. И, наконец, после обучения и пройдя комиссию, Рэтбоун получил звание младшего лейтенанта в Ливерпульском шотландском полку. Найджела он забыл почти сразу. Первые попытки вспоминать проткнули сердце будто ножом. Бэзил не мог понять как то, что приносило радость и спокойствие во время театра и обучения, так резко стало самой болезненной вещью на свете. Быстро забросив пытаться, он вместо этого вспоминал все книги прочитанные за жизнь, все постановки виденные ранее. Это спасало. Он превратился в зомби, витающего в облаках во время отдыха на базе или в окопах. А немногим позже ему стало всё равно. В марте для Бэза пришли письма. От семьи и многочисленных родственников. От Найджела и Банни. Последний он открывать не стал, с изумлением обнаружив, что почти не помнит людей, которые его написали – хотя родственников он помнил очень хорошо. Чувствуя удивительную пустоту внутри, он всё никак не мог его открыть. И всё откладывал на потом. Вместе с тем, его очень растрогали письма дяди Альфреда и его семьи. Двое старших детей были ему ровесниками, ещё двум девочкам не было и десяти. В их доме он чувствовал себя в детстве куда спокойнее, чем у себя дома. Эти люди всегда казались ему более простыми – никто из них не получал больших правительственных постов и не имел значительной репутации в высшем обществе. Но именно они, по его мнению, несли гордое звание Рэтбоунов куда достойнее, чем его честолюбивые родители. Оставив краткие благодарности за посылки родителям, Бэзил писал семье дяди Альфреда письмо: Дорогие Завтра мы выходим из очереди, хвалите Господа - это означает, что мы сможем переодеться, помыться и получить приличную еду и полноценный сон. Здесь находится Парк-лейн, лучший во всем секторе, и нам будет грустно расставаться с ним. Даже крысы носят маленькие платья и имеют безупречные манеры. И у нас есть граммофон, хотя на нем можно проигрывать только одну мелодию, а именно мистера Пайка, поющего «Розы Пикардии». К этому времени он утратил большую часть своего первоначального очарования, и я думаю, что большинство из нас с радостью бросило бы эту вещь на ничейную землю, если бы мы смогли забрать ее у ее владельца. Но он мудр к нам и никогда не выпускает его из виду, черт побери. Как всегда, хронически мало интереса рассказывать про то состояние скуки, в котором мы находимся. Лучше всего его можно проиллюстрировать, сказав, что капитан получил неделю назад говядину с луком от своих людей, и для нас это всё ещё тема для взволнованного разговора. В противном случае - мы убиваем крыс. И вшей. Или играем в карты. Немцы уделяют этому сектору немало внимания в последнее время. В основном это полёвая артиллерия, но иногда мы получаем обстрел от действительно больших бомбардировщиков. Тогда звучит потрясающий свист и стук где-то, и земля сотрясется, и обломки парапета упадут на нас. Ужасно весело. Тяжелые бомбы в основном попадают в запасы, что, конечно, означает, что мы не получаем никакой еды, живем на отходах и сейчас довольно голодны. Спать невозможно ни днем, ни ночью. Как только мы стоим в сумерках, происходит бесконечное движение и суета людей, работающих с одеждой и запасами, и все становятся более нервными, потому что мы ничего не видим, и каждая тень становится немцем, ползущим к нам. Снаряды стреляют всю ночь. Через несколько дней мы становимся такими уставшими и одурманенными, что можем заснуть, стоя на вахте. И это не приведёт ни к чему хорошему, поэтому нас отправляют за черту, чтобы мы выспались, помылись, поели горячей пищи и были достаточно отдохнувшими, чтобы сделать всё это снова. Этим вечером мы благословлены, потому что Германия скупится на свои дары, и с кухни нам принесли бутыль, наполненную горячим или, по крайней мере, не слишком холодным, какао, к которому мы добавили нашу порцию рома. Мой сержант припас немного шоколада и поделился им с солдатами, так что все очень приятно, и мы сидим, играя в рамми, как пожилые пенсионерки. Нам действительно так уютно, насколько может быть уютно в яме в земле, полной грязи и паразитов и очень немытых людей. Я получил письмо от Джонни на днях, в котором говорилось, что он скоро вернется. Он, конечно, не может быть достаточно здоров, чтобы вернуться на фронт? Я думал, что он будет вне этого всего, по крайней мере, до конца года. Он напугал нас тогда достаточно и я не испытываю радости от необходимости беспокоится о нём опять. Ваш любящий брат и племянник, Филипп Сент Джон Бэзил Рэтбоун Вскоре его письмо забрали. Бэзил вспомнил на секунду про послание от Найджела и тут же смёл эту мысль. Как нибудь потом. Он подошёл к играющим ребятам. - Газовая атака! Крик раздался от патрулей. Все вскочили на ноги, судорожно вспоминая, что в таких случаях делать. - Противогазы! Бегите! Надевая противогаз, Бэз подумал, что хорошо, если его письмо доставлят раньше, чем весть о его гибели. Дальше у него уже не было времени на мысли. Они в экстренном порядке возвращались на базу, куда их должны были отправить завтра утром. После рассеяния газовой волны их должна была заменить следующая группа. Сейчас ребят поднимут с кроватей – защищать линию фронта на расстоянии. На базе не досчитались троих. Бэз вышел на улицу, пытаясь надышаться свежим воздухом, когда внезапная мысль не настигла его. Железная коробка с письмами. Она осталась там. Юноша согнулся от пронзившей его боли. От жалости ему хотелось визжать. Он сам не знал кого больше жалел – себя, не получившего, возможно, последней дозы тепла, или Найджела, которому от него полгода не было ни весточки. Бэзил закричал сквозь зубы, сжимая волосы в руках и проклиная войну. Эта последняя эмоциональная вспышка его добила. Он добрался, ничего не видя, до лежанки и, не спавший всю неделю, отключился. Это происшествие спровоцировало коллапс в его и так пошатнувшейся психике. Мозг восстал от настолько сильной боли, от настолько огромного чувства утраты и своеобразной защитой для Бэзила стали изменения в его памяти. Он забыл о том, что случилось, забыл о письме и забыл о том, что они никогда с Вилли не ссорились. С тех пор, когда он вспоминал Найджела, в голове крутилась одна-единая мысль: «Он меня не помнит». И ни единого чувства по этому поводу.***
К большому недовольству Бэзила, вылечив раны, брат вернулся на войну в мае 1918 года. За длинный 1917-тый они даже успели пересечься в одной больнице, когда Бэз заболел корью. Джон задал вопрос про Найджела в первый же день, когда у них выпала возможность поразговаривать. Бэзил ответил, что они больше не общаются. Лежа в больнице он имел достаточно времени для размышлений о чем угодно, из-за чего мысли возвращались и к последнему учебному году тоже. Но воспоминания о Найджеле каждый раз удивляли своей нереалистичностью, неуместностью в условиях войны. Ему казалось диким, что в его жизни это произошло. Ему казалось, что это изначально была ошибка, потому что он такого отношения к себе не заслуживает. Думая так каждый раз, он решал, что Брюс правильно поступил, бросив его, и мысли переключались на другую тему. На четвертый год войны Бэзил чувствовал, как сильно ему становится на всё всё равно. Жизнь потеряла смысл и потеряло смысл желание что либо с ней делать. На войне он ничего не решал. Тут не было ни прошлого, ни будущего. Ночи были либо мокрыми или сухими. Для него было важно, была ла ли его лежанка тёплой или холодной, еда хорошей или гнилой. Бэз потерял любое представление о себе как творческом человеке и даже не сомневался, что больше никогда не выйдет на сцену и больше никогда не сможет наслаждаться искусством сам. Он чувствовал себя организмом, чем-то больше подобным к животному, чем к человеку. Полк Джона был размещен рядом, и в первый день после прибытия на фронт он приехал, чтобы переночевать у Бэза. У Джонни был замечательный характер и заразительный смех, приковывающий внимание других людей. Он заводил друзей везде, где бы ни появился. Бэзил любовался на него, забыв про снедающую душу тревогу внутри. Братья разделили одну постель, наевшись хорошей еды и шотландского виски, и вскоре крепко спали. А ночью ему приснилось, что Джона убили. Бэз вскинулся в холодном поту. Чужая спина чувствовалась совсем рядом, но юноша почему-то никак не мог повернуть туда голову. Распростёртое тело Джона стояло у него перед глазами. Бэзил собрал смелость в кулак и резко обернулся назад. Волосы на голове шевелились. Сердце громко стучало в груди, как не вело себя уже давно. Брат лежал как в детстве, поджав руки к лицу. Вокруг сопели и храпели сонные тела, но от него не было слышно ни звука. Превозмогая липкий холод в груди, Бэз порывисто наклонился над ним. Джон дышал медленно и глубоко. Всё ещё не веря, Бэзил склонился еще ниже, чуть ли не прижав нос к мягкой щеке. Куртка на груди Джона легко вздымалась и опадала. Уверившись в том, что брат спит и отругав себя на глупость, Бэзил поцеловал его в щеку и опять лег рядом. Через минуту ему опять показалось, что Джон не дышит. Юноша зажмурился и начал считать до десяти, чтобы успокоиться. Он еще раз вскинулся к лицу Джона, прислушался к его дыханию и упал назад, но видение не отпускало. В отчаянии Бэзил обнял брата сзади и прижался лицом к его пахнущей дымом спине. Ладонь нащупала успокаивающе ровный пульс. Бэз поцеловал куртку и в изнеможении потёрся об нее лбом, но брат не проснулся даже от этого. Как будто уже был не здесь. Уснуть той ночью у Бэза так и не получилось. Он так и лежал с открытыми и даже рассвет не мог развеять плохое предчувствие. Долгое время он чувствовал себя обделённым, лишившись любых, эмоций, а сейчас, когда они так внезапно вернулись, он был бы рад их избавиться. Но ночной ужас не отпускал и даже рассвет не смог его развеять. Через несколько недель у него было другое предчувствие. Четвертого июня в середине дня Бэз внезапно вспомнил о Джоне, и от внезапного приступа отчаянья ему захотелось плакать. Он сел к себе на лежанку и разрыдался. А следующим днём ему сообщили, что Джона убили четвертого июня в первом часу дня.***
По уведомлению от штаба в юиле 1918 года на Западном фронте возникла временная патовая ситуация. Обе стороны переводили дыхание после мартовского огромного и в конечном итоге бесплодного немецкого наступления. К этому времени немецкая армия была значительно ослаблена, и линии фронта были защищены слабо. Требовались разведчики на Безлюдной земле. - Я пойду, - в первую же секунду заявил Бэз. Командир посмотрел в его отрешенное лицо и кивнул. - Найди себе помощников. Выходите этой ночью. С Бэзилом согласились пойти Мишель с лицом античной статуи и курчавыми волосами и Рубеус – всегда сосредоточенный молодой человек, в котором приблизительно угадывался книжный червь из мирных времен. После чего лейтенант Рэтбоун опять подошел к командиру. - Зачем мы будем играться в прятки ночью? Ничего не видно, мы никуда не дойдем и ничего не узнаем. Почему бы не сделать вылазку днём? Командир посмотрел на него внимательнее. Его изучающий взгляд, казалось, пронизывал его насквозь. Бэз посмотрел ему в глаза все так же отрешенно. - Ты считаешь, это оправданный риск? – мужчина сделал ударение на слове «оправданный». - Да. Мы замаскируемся. Под деревья. С минуту командир обдумывал это вопиющее предложение. - Хорошо. Собирайтесь.***
Сборы завершились лишь поздно ночью. До рассвета и выхода было еще два часа. Слишком возбуждённый этой мыслью, чтобы сидеть внутри, Бэзил вышел на воздух и, засунув руки в карманы, застыл. Ветер ласково трепал его волосы. Все время до смерти Джона ему казалось, что хуже уже быть не может. Теперь он узнал, что такое хуже. Вместо безразличия, вместо даже тревоги, вместо всего количества горя вокруг - выжженная пустыня самоненависти. Веселый мальчишка, ребёнок, доверенный Богом только ему одному, за которого он столько боялся и которого так оберегал, был убит. А он - нет. Бэз стоял под ночной луной и чувствовал себя отвратительно живым. Он трус, он лгун, говоривший, что не вынесет войну, оставался целым, а спешащий бороться за свою страну брат, был мёртв. "На твоем месте должен был быть я" - подумал Бэз, до слепоты всматриваясь в небо. И небо бесстрастно смотрело в ответ. Хорошо, что решение уже было принято. Все расчеты проведены, карта изучена, ветки для маскировки собраны. Бэзил совсем не собирался выполнять свое задание спустя рукава - о нет, он выполнит его блестяще. Вот только задание было слишком сложным, чтобы оставить ему большой шанс вернуться живым. "Надо попрощаться" подумал Бэз и вспомнил о письмах родителей, семьи дяди Альфреда, Элеоноры, Фрэнка и Бэа. Вина опять укусила его. После всего, что случилось, он так им ни разу и не написал. А родным же не намного лучше, чем ему самому. Какое право он имел так относится к собственной семье?! Пообещав себе написать всей семье сразу, Бэз присел на корточки и зачерпнул земли ладонью. - Я вернусь к тебе.***
Дорогой отец, мы вышли из резервации некоторое время назад, и как раз перед тем, как мы уехали, я получил твое письмо, а также посылку от дяди Альфреда. Пожалуйста, поблагодари дядю и всю семью, особенно девочек, за их дорогие маленькие стихи. Виски уже оказался полезным. Я поделился пирогом с парнями, его уничтожили за три минуты и назвали довольно неплохим, что является высокой похвалой. Прошу прощения за ужасный почерк, но очень холодно, я ужасно дрожу, и в блиндаже остается только дюйм свечи, и она мерцает. Сейчас 3,50, Эмма, так холодно, что я ношу свое великолепное пальто, хотя сейчас июль, но это была тихая ночь, и когда я выходил, то поймал красивую луну, очень яркую между маленькими облачками. Я думаю, что сегодня снова будет очень яркий и сладкий и теплый день, как и вчера. Безоблачный и легкий ветерок. Просто день для игры в крикет. Сегодня я буду очень занят, и поэтому я хочу отправить это письмо до того, как всё начнется. У меня все письма Джонни собраны вместе, и я либо принесу их домой в следующий отпуск, либо найду кого-нибудь, чтобы доставить их лично. Я отправил бы их, как вы просили, но я бы тогда опасался, что они будут потеряны. Коммуникационные окопы могут терпеть поражение, и на них нельзя положиться. Если я не могу принести их сам по какой-либо причине, то здесь у меня есть хороший друг, его фамилия Дораш. Это другой лейтенант в нашем полку, который под присягой доставит их, и про которого я никогда не слышал, чтобы он уклонился или нарушил свое слово. Итак, вы получите их, что бы ни случилось. С любовью, Филипп Сент Джон Бэзил Рэтбоун Закончив писать, парень застыл. Свеча мерцала перед глазами, а мысли из головы куда-то улетучивались. Принятое решение как будто освободило его от оков, сковавших его в последние недели. Немного подумав, парень придвинул к себе еще один лист бумаги и начал писать. Дорогая Элеонора Я почти не писал родным, с тех пор как все произошло. Извинись перед ними за меня, если у меня уже не получится. Как ты уже понимаешь, сейчас я пишу, потому что боюсь, что больше не будет возможности. Ты спрашиваешь, как я себя чувствовал с тех пор, как услышал, ну и если быть с тобою до конца честным, я был зол. Я был полностью уверен, что первым буду я. Я даже уверен, что это должен был быть я, и он каким-то образом умудрился в своей жалкой манере встать на моем пути, как он всегда делал, когда был маленьким. Я хочу сказать ему, чтобы он занимал свое место. Я думаю о его нелепой вере в то, что все всегда будет хорошо, его всегда обнадеживающей улыбке, и я хотел бы надеть на него наручник и никуда не пускать. Он не мог позволить этому случиться, и меня сводит с ума то, что я никогда не смогу сказать ему об этом, или изменить это, или вернуть его. Боюсь, это не то, что семья надеялась от меня, и, возможно, именно поэтому я не написал им. Но ты меня поймешь. Здесь мы переступаем через смерть каждый день. Мы стоим рядом с ней, пока мы чай. Это обычное и привычное дело. Люди, которые имели жизнь и пытались удержать ее, но не удержали, а теперь оседают, смотрят и медленно тают на нет. Вы встречаете их глаза или то, что раньше было их глазами, и вам стыдно. И теперь Джонни один из них. Это конец. Скорбь только смешна в этом месте. Этим человеком могу быть я сегодня или завтра, и я не хочу, чтобы кто-то беспокоился об этом. Меня зовут. Сейчас я должен идти. Я тебя очень люблю и всю свою семью тоже. Покажешь им это письмо, когда меня не станет. Бэзил Он вышел из комнаты и присоединился к товарищам. Час их раскрашивали солдаты, пытаясь с помощью угля придать им сходства с жителями средней Африки. Украшенные зеленым листьям, на самой заре в пять утра, они выдвинулись в путь. - Удачи, - положил Бэзу руки на плечи лейтенант Дораш. Даже этот опытный вояка, слыхавший про немало подвигов, не верил в их успех. С другой стороны он один знал, что Бэз в него тем более не верит. Первый шаг был в пропасть. Животный страх, доставшийся от предков инстинкт самосохранения, не позволял ступить, не позволял выйти на эту жестокую затею. Бэзил поймал сверкающий взгляд Мишеля и решился. Показывать слабость перед этим ясноглазым красавцем казалось низостью. Но на Ничейной земле страх испарился. Это было невероятно, это было чистым безумием, но их простая маскировка сработала – сонные немцы на карауле и правда принимали их за деревья. Мужчины ползли всё вглубь и вглубь осторожно, замирая, заслышав какое-то движение. Вдохновлённый успехом и близким присутствием столь желаемой опасности, Бэз вдруг почувствовал себя снова на сцене. Роль дерева всегда считается ерундовой, для статистов, но сейчас он, ведущий актер шекспировских трагедий, опровергает этот стереотип. Это дерево сложнее всего, что ставил Фрэнк в своем театре. Но они справятся. Через час они достигли линии врага. Впереди была колючая проволока, но парни были к ней готовыми. Кое-как перевалившись через верх, разодрав на себе одежду, они поднялись с земли и замерли, пытаясь понять, много ли успели наделать шуму. Долго ждать им не пришлось. Не успели они осмотреться, как из-за горба показался патрулирующий немец. На секунду он уставился на них, разинув от удивления рот. Парень явно пытался понять что не так с их внешностью. Медлить было нельзя, Бэз вынул свой револьвер и два раза выстрелил. Немец повалился замертво. Рубеус бросился к нему, методично обшаривая карманы. Они успели забрать у убитого немца дневник и какие-то бумаги и сорвать его идентификационные ярлыки, когда началась тревога. Они побежали назад и опять перепрыгнули через проволоку. Ногу будто обожгло огнем, но тогда Бэза эта боль только подстегнула. Мужчины со всех ног бросились к ближайшей воронке от снаряда и запрыгнули в нее. По ним открыли огонь. Бэзил замер, ртом ловя воздух, Мишель прижался к нему. Очередь пробила верхнюю часть кратера и солдат осыпало землей. - Разделяемся! – откашливаясь, крикнул Бэзил. – Бежим к разным воронкам одновременно! Они бегали от воронки до воронки, а снайперы пытались по них попасть. С другой стороны за сражением напряженно следили свои караульные, готовые пристрелить любого, кто попытается поймать разведчиков вручную. Лежа в каждом из кратеров, Бэз чувствовал себя на удивление умиротворенно. В голове играла последняя выученная симфония Бетховена. Ему казалось, что он наконец-то сделал всё как надо, что сейчас его подстрелят, и он увидит Джонни. Но в него так и не попали. И в Мишеля с Рубеусом тоже. На базе их все обнимали и поздравляли, командир засыпал письмами штаб, расхваливая смелость их вылазки и объясняя значение того, что им удалось принести. Штаб отреагировал и Бэза повысили до капитана. Рэтбоуна отправляли главным еще на много разведок, но и здесь столь желаемая куля снайпера его никогда не настигла. Бэзил чувствовал себя обманутым.***
На третью неделю такого невезения, ненависть Бэзила к жизни достигла апогея. До этого он считал нечестным по отношению к ребятам укорачивать себе жизнь самому, но сейчас эти мысли съедали его целиком. А что ему мешает? В семье никогда не любили его. Ни его, ни Джона. Что им до их смерти? Наверное, они опечалены, но ненадолго. А потом извлекут из подобного положения выгоду. Будут говорить всем, что их брат или сын герой. И все их будут жалеть. А они – рассказывать, что род Рэтбоунов самый лучший. Бэз улыбнулся, представляя, как Бэа это говорит, копируя мать. Чего обижаться на эту дурашку? Он, Бэз, всё равно любит сестру. И скоро он будет там, где уже не принято ни на кого держать зло. Рэтбоун встал. Вышел из комнаты, подошёл к играющим в карты ребятам. Взлохматил Мишелю волосы. Тот обернулся к нему назад и улыбнулся своей такой привлекательной улыбкой, что сердце Бэза екнуло где-то в горле. Он представил, как наклоняется сейчас над ним и впивается в губы безмятежно сладким и бесстыдным поцелуем. Очень скоро он будет там, где невозможно будет стесняться подобных мыслей. Капитан вышел. Достал кобуру, не глядя, его глаза слепо смотрели в пространство. Нервно обернулся назад и убедился, что здесь его никто не видит. И зарядил пистолет. - Прости, мама, - самими губами произнес он. – Прости, папа. Прости меня, Фрэнки. Прости, Элеонора. Прости, Бэа. Вспомнив про Бэа, он подумал про Банни. Зажмурился и поднес пистолет к голове. К чему сейчас вспоминать ее? У него есть своя сестра. Сестра. Мысли приняли очертание чего-то далёкого, но очень знакомого. Со знакомыми продолговатыми руками и круглыми плечами. Кого-то с прямым взглядом и очень мягкими светло-русыми волосами…. Найджел. «Он забыл меня» - привычно подумал Бэз. Дуло пистолета впиралось ему в висок. От смерти разделяло лишь нажатие на курок. «Я буду любить тебя вечно» - сердце екнуло непривычно сильно. Бэз содрогнулся, чуть не пристрелив себя случайно, и сам удивился внезапной боли. «Не будешь», - мысленно возразил он. «Ну или я тебя не буду. Что-то из этого точно». «Бэз, пообещай мне одну вещь», - сердце билось неприлично сильно. Бэзил замер на месте, до боли зажмурив глаза. Рука быстро затекла от неудобного положения. «Если кто-то из нас умрет, не убивай себя, пожалуйста. Останься жить для второго из нас. Я тебя очень об этом прошу». Не выдержав боли в руке, Бэзил резко опустил ее вниз. Разрядил пистолет и ещё раз оглянулся. Вокруг всё ещё никого не было. Капитан хотел зарядить оружие снова, но что-то его остановило. «Если кто-то из нас умрет» - Бэза начала бить мелкая дрожь. Откуда Найджел знал, что Джон умрет раньше него, Бэза? И что он захочет отправить себя за ним? А что он при этом попросил?! «Останься жить для второго из нас. Я очень тебя об этом прошу». Бэз резко опустил вниз плечи, как будто из него выкачали весь воздух, и глупо уставился вниз. Вновь отвоевавшее право жить сердце ударилось в груди. И ещё раз. И ещё. - А Найджел жив?!!! Бэз вломился в комнату всего тридцать секунд спустя. От страха мороз прошел по голове. Ребята непонимающе подняли лица к нему. Мужчина с тоской подумал, что и спросить об этом будет некого. - Ко мне приходили письма? - отрывисто спросил он. - Да, вон лежат, - Дораш показал куда-то на край стола. – Прости, я забыл сказать утром. Не понимая, что он в них хочет найти, Бэз бросился к столу и, тяжело нахмурив брови, начал их разбирать. Нужно подавать запрос в штаб… И писать Банни. А это еще несколько дней и счёт пойдёт на недели. На конвертах значились имена Фрэнка Бенсона, Бэатрисы и ответ Элеоноры. Не давая себе возможности лишний раз обнадёжиться, парень быстро спрятал все конверты в куртку и отправился к себе. Письмо от кузины он открыл первым. Просмотрев глазами те абзацы, где она, скорее всего, говорит про Джона или рассказывает про свои политические новости, Бэз сразу взглянул на третий. Увидел имя «Найджел» и обмер. Он спрятал письмо на груди, несколько минут не решаясь туда посмотреть от страха. Почему-то вспомнил ночь, когда он последний раз видел Джонни. Открыл глаза, собрал, как тогда, смелость в кулак и снова поднёс листок к глазам. «Неделю назад я услышала, что Найджел Брюс уже вернулся с войны домой. Руководство решило, что после травмы он помог стране достаточно, и уже пора позаботиться о себе. У его раны было несколько рецидивов, но врачи обещают, что если ее поменьше трогать, то когда-то он точно поправится. То есть новости самые лучшие, но боюсь, он сам не очень рад. Он заходил ко мне позавчера – расспрашивал о тебе. Неужели вы совсем не общаетесь, Бэз? Он выглядел очень грустным. Пожалуйста, милый, я знаю сколь велико твое горе, но если сможешь, то напиши ему пару строк. Мы все не вечны, но о живых нужно позаботиться раньше». Бэзил проглотил стоящий в горле ком и медленно перевернулся на кровати. На него накатило такое облегчение и бессилие, как будто война уже закончилась. Пистолет остался одиноко лежать в кобуре.