Кто за добро воздает злом, от дома того не отойдет зло.
«Шестое… Пятое… Двадцать пятое декабря две тысячи… Двенадцатого года. Путаюсь в датах, забылся в часах, очень напуган. Уже неделю я не сплю. Не спал. Я растерян. Я смотрю на календарь и понимаю, что прошло всего две недели с начала войны, а я уже потерялся. Я не нахожу времени на отдых. Я обязан работать. После осады Манора Кихани жизнь Восстания пошла под откос — армия Древа поджидает нас буквально на каждом грёбанном шагу, как охотники выжидают свою глупую добычу прямо в белоснежном поле. Они намерены нам мстить за уничтожение доброй части города, они намерены уничтожить нас, размазать по стенам дворца Витс и Танепаси, они хотят увидеть нашу смерть. В этом и есть прелесть всех войн в Деройсити — из-за жестокости и силы одной из сторон они очень скоротечны, а исход известен ещё до её начала, поэтому слабая армия всегда сдавалась буквально через месяц ожесточённых боёв. Я никогда не увлекался военным делом в своём собственном мире людей, но точно помню, что сражения между людьми обычно длятся долгими годами, если не веками… Я очень надеюсь, что не застряну здесь на следующие пятьдесят лет своей жизни (если она, конечно, не закончится раньше), но и не очень-то мне хочется видеть проигрыш Квинтет армии и Уэйзи Матакатифу. Разве ради этого мы все собрались здесь? Ни за что, теперь я готов стоять стеной за мир. Я, конечно, Священного обета не давал, но хочу показать, что тоже… Достоин быть магом. Я докажу это самому себе. Я обязан сделать это. Я не спал. Почему я не спал? Первые два дня я вместе с новым информатором, кеатлом Ханзо, изучал полученную из Анталы информацию. Дела у них идут не лучше, чем в Тайфаламити: Пастор озлоблен, причём очень сильно. Опишу ситуацию кратко: ещё пару месяцев назад, когда начала просачиваться информация от мурнов, кеатлы тоже взбунтовались и подняли собственные Восстания на окраине Анталы в Запределье — жгли муниципальные здания, ловили политических деятелей, выступали прямо перед дворцом с самыми разными лозунгами, отказывались работать и требовали изменений в королевстве (каких изменений? Так и не понял, если честно. Наверное, хотели поменять что-нибудь в системе реформ Пастора, но я не уверен. Насколько сам знаю, Верховен хотел переписать местный аналог Конституции, который редактировать нельзя, а также отказывался советоваться с Драконом, поэтому… Видимо, причина в этом, или это был просто резонанс от Тайфаламити и желание идти в ногу со временем). В ответ на это правительство начало угрожать Восставшим сносом памятника Райану Лучезарному (богохульство!), поднятием налогов и пополнением тюрем. Короче говоря, обе стороны начали забрасывать друг друга разными угрозами, но не все исполнялись. До войны пока, конечно, не дошло, но Ханзо упомянул, что одна деревня уже сожжена, причём руками королевской армии. Вот-те на — мирный правитель! Так или иначе, несколько десятков восставших кеатлов сейчас явились к Уэйзи Матакатифу и вступили в Квинтет армию, чтобы помочь здесь, но этого всё равно критически не хватает… Стоит заметить, что Пастор действительно не отдавал Вильяму камень, и сейчас в Антале началась дикая суматоха из-за этого. Я не удивлён, что Верховен послал мне письмо с угрозами, но что-то его до сих пор не наблюдается… Видимо, одна из ночей может стать для нас последней, если воины Пастора всё-таки смогут найти камень и его держателя (Эрнест, например). Где тогда Вильям? Я не знаю. Мы должны его найти. И это ещё одна обязанность в копилку моих обязанностей. Я начал разбираться в причинах всей войны, потому что раньше вообще о них не думал. Решил собрать всё воедино. Первыми взбунтовались мурны из-за реформ Сапсана, появилось Уэйзи Матакатифу. Далее на Советах разразилась борьба за территории между Витс и Пастором, откуда появляется война между Анталой и Звёздным Предлунием, уже какая по счёту. Кеатлы пользуются всеобщей паникой и поднимают свои восстания, что не очень-то выгодно для Анталы — они буквально поддаются эньерам… А эньеры тем временем трясутся за Тайфаламити, так как победа Кейпы выйдет им боком. Потом ещё мисфитский вопрос и делёж расы между эньерскими вельможами тоже подливает масла в огонь. Короче говоря, неприязнь друг к другу, а мне теперь отдуваться. Следующие два дня я активно планировал нападение на северные земли Тайфаламити — там тихо, спокойно, народ практически не живёт, тактической важностью место само не обладает, но зато даст нам возможность немного сдвинуть фронт в нашу пользу. Если мы действительно сможем отбить этот кусочек, то у Восстания появиться возможность совершать нападения с совершенно иной стороны и смотреть на ситуацию с другого ракурса, что может очень хорошо сыграть нам на руку. Всю последнюю неделю армия реабилитировалась, кеатлы из Анталы осваивались, мы искали новых союзников. Мы обязаны выиграть это сражение и отбить у Тайфаламити хоть что-нибудь, хоть одну чёртову деревню. Мы не собираемся убивать мирных жителей, ни за что. Никаких обстрелов. Мы обязаны сделать это мирным путём. Нам нужно что-нибудь сделать со Звёздным Предлунием. Нам нужно что-нибудь сделать с Анталой. Нам нужно найти сильную поддержку и спонсорство. Нам нужно сохранить народ. Нам нужно вернуть трон Эрнесту. Нам нужно стабилизировать ситуацию в Деройсити. Я обязан поддерживать жизнь Квинтет армии. Это теперь моя обязанность на ближайшее время. Скоро первое января две тысячи тринадцатого года. Как и у людей, в Деройсити это праздник — начало Нового Цикла. Я хочу отпраздновать его лучше, чем прошедшее Троелуние. Я хочу, чтобы хотя бы на этот день это всё прекратилось, и мы смогли запустить хоть один жалкий фейерверк. Я не могу отбирать у народа этот праздник. Я обязан сохранить его, ведь на войне всегда есть место для дружбы, любви и радости. Кейпа научил. А Винни хотел бы наконец спеть на этом празднике, решил погнаться за мечтой и отвлечься от происходящего. Я его поддерживаю. Неделю назад Ялекса серьёзно ранили, из-за инфузии у него парализовало одну руку. Лекари говорят, что это пройдёт где-то через месяц, но приятного всё равно мало. Теперь мне приходится сдерживать его от военных походов, ведь он тут и там постоянно рвётся пойти с нами. Я не могу допустить такой потери, я не могу допустить, чтобы кто-то хоть ещё один раз пострадал вместо меня. Прости, Винсент. Прости, Ялекс. Теперь я обязан защищать вас, как вы защищали меня ранее. Я засыпаю… Я обязан писать. Письмо придаёт мне какой-то веры в себя и лишних сил, мол, выговорился на бумаге — на душе стало чище. Придерживаюсь этого принципа, становится лучше. Плюс ко всему, наверное, потом эти записи станут отличной летописью для учебников истории Деройсити новых поколений. История пишется прямо сейчас, история не сводит с нас глаз… Если я и не оставлю после себя никакого наследия в этом мире, просто погибнув в какой-нибудь битве, пусть останется хотя бы этот дневник — он расскажет мою историю. Может, однажды эти слова дойдут и до мира людей, до Алекса, до Джеймса, до моих родителей и сестры… И они вспомнят обо мне, вспомнят о том человеке, которого запомнили десятилетним пухлым парнем с фермы. Не Джеймс, конечно… Как он вообще запомнил меня? Как чёрное пятно напротив солнца? Кто я для него в его воспоминаниях? Я никто… И только этот дневник сможет описать меня как личность, а не расплывчатое воспоминание. Но личность ли я? Я хочу остаться именно личностью, просто личностью, человеком, а не исторической личностью. Я не хочу быть просто портретом на стене… Я обязан быть выше своих чувств, я обязан пересилить их и оставить после себя лучшее наследие. Обязан, обязан, обязан… Я обо всём обязан помнить. Я стал Адъютантом, я собрал вокруг себя Квинтет армию, в меня верит Кейпа, в меня верит Деройсити — но верю ли я в себя? Я обязан верить в себя. Я обязан помнить о потребностях армии и забывать о своих. Это единственное, о чём я сейчас могу забыть. О сне. О себе. Всего две недели. Четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов. Двадцать тысяч сто шестьдесят минут. Я могу умножать дальше, но не буду, хоть это и приносит мне какое-то эстетическое удовольствие — находить время для науки прямо так, на войне, когда я не спал множество суток. Всего две недели прошло с начала войны. Я повторюсь снова, всего две недели. Это ничто рядом со всеми месяцами, что мы прошли до этого. Тогда я не сдавался, тогда я шёл вперёд вместе с друзьями, но что изменилось сейчас? Почему всё стало настолько невыносимо? Может, это какое-то самовнушение из-за самого страха перед словом «война»? Говорят же, что люди боятся экзаменов на учёбе именно из-за формальности, и преподаватели просят называть это не «экзамен», а «проверка знаний», «способность показать себя» — это уже какой-то кусочек непонятной мне психологии. Мне никогда не была близка психология. Или это философия? Наверное, всё-таки психология. Я не знаю, на сколько дней, часов, минут это ещё затянется. Мне страшно даже думать об этом. Я обязан решить проблему как можно быстрее. Я обязан. Я обязан. Я обязан. Я больше не хочу здесь находиться. Я больше не хочу сражаться. Я хочу домой».***
Зимой светало очень поздно, поэтому ребята вставали в такую темень, что видно не было даже собственных ног, особенно если рост очень большой, как, например, у эньеров. Ещё в пять утра все начинали работать, таскать туда-сюда какие-то деревянные сооружения, оружие, латы и провизию телегами, которые, по сути, были на три четверти пустые. Пару дней назад прилетел прямо в центр деревни Уэйзи Матакатифу крупный заряд из зелёной и голубой магии в месть за осаду, да такой, что снесло пару ветхих домиков на окраине, теперь приходилось чинить их и помогать пострадавшим. Дело дошло даже до Ялекса, который через боль работал в три руки, постоянно твердя, что теперь прекрасно понимает Кеннета с его травмой на глаз. В общем и целом, приятного было мало, а ещё даже январь не наступил. Закончив с какой-то работой, связанной с починкой крыши штаба, Винсент наконец медленным шагом поплёлся в дом Хранителей Покоя, пошариться по углам и найти чего-нибудь съестного, покурить и передохнуть. Операция по захвату северной части Тайфаламити всё ещё находилась на стадии разработки, но само действо должно было произойти уже достаточно скоро, поэтому все начинали морально готовиться к крупной битве. Мороз крепчал, становилось всё холоднее, и Винни постоянно приходилось закутываться в собственные крылья, чтобы хоть как-то согреться, ведь тёплой одежды не хватало. Медленно зайдя в дом, кеатл тут же поджёг какие-то два бревна в камине, чтобы чуть-чуть прогреть помещение, со стола стащил бутерброд дневной давности и принялся копаться в ящиках в поисках бутылок с чистой водой, которые ребята запасли ещё в самом начале всего этого действа. К сожалению, никакой воды Винсент так и не нашёл, поэтому решил подняться наверх и посмотреть уже там, в отдельных комнатах. Ступени лестницы были маленькие и скользкие, поэтому парни то и дело падали с них, но сейчас обошлось без происшествий, и замученный ещё с самого раннего утра Винни еле-еле затащился наверх, где сейчас никого не должно было быть. Ялекс вместе с кеатлом утром ушёл по делам и хотел по дороге заскочить к лекарю, а Кеннета ещё позавчера Эрнест просил зайти к нему именно двадцать шестого декабря. Никто не знал, что была за важная такая дата, но и спрашивать не стал, а то мало ли. В комнате эньера никакой воды, к сожалению, не оказалось, а вот ситуация со спальней Кейна оказалась веселее: как только Винсент отворил скрипучую низкую дверь, ему под ноги прикатилась небольшая, не больше половины литра, стеклянная бутылка вина, пустая, конечно же, с покоцанной этикеткой. Подняв замыленный взгляд, кеатл тут же обнаружил крепко спящего на ветхой кровати Кеннета, укутавшегося в какой-то кусок ткани, с надетым протезом и сапогами, чтобы теплее было, видимо. — Кейн, просыпайся, — Винсент подошёл к приятелю и потряс его за плечо, но всё было без толку. — Кейн! Тебя Эрнест ждёт! Кеннет Хилл, твою мать! Полное имя парня кеатл буквально выкрикнул, и от этого горе-Адъютант наконец проснулся, еле-еле продрав заспанные глаза. Судя по румянцу на щеках, он действительно был слегка пьян, но вполне себе в адеквате, ведь тут же признал недовольного приятеля над ним. — А? Тебе чего нужно? — прохрипел Кеннет, рукой отталкивая от себя чужое лицо. — Я отдыхаю… Судя по всему, он смог впервые за последнюю неделю уснуть, перед этим раскопав где-то в подвале бутылку местного вина, которое, на удивление, ему очень понравилось. Кейпа разрешал своему молодому приятелю выпивать в свободное от работы время, но не очень много, чтобы быть постоянно готовым ко всему. — Три вопроса. Первый: где бутылки с питьевой водой; второй: почему ты не пошёл к Эрнесту; третий: какого чёрта? — по слогам проговорил Винни с очень серьёзной интонацией, будто бы отец, отчитывающий своего глупого несовершеннолетнего сына-алкоголика. — Ты ничего не попутал часом? — А… Ой, точно! Эрнест! Кеннет тут же вскочил с кровати, пытаясь попутно затянуть резинку на хвосте, но запутался в покрывале, поскользнулся и тяжело шлёпнулся на холодный деревянный пол, да так, что с тумбы рядом упал глиняный стаканчик. Попытавшись встать, парень снова запнулся о собственную ногу и уже было упал ещё раз, но тут его уже поймал Винни, потянув Кейна назад за его волосы. Судя по всему, это было вызвано не только бутылкой вина, но и испугом. — Давай по порядку, не убегай от обязанностей, — хмыкнул кеатл. — Ещё чуть-чуть, и свернул бы себе голову. — Так, вопросы… Вода в подсобке лежит, там теплее, вот и сложили туда, чтобы горло не болело… — Кеннет потёр собственный лоб, пытаясь вспомнить. На удивление, у него это получалось вполне хорошо. Видимо, ясность ума он ещё сохранил. — А это… Слушай, это первый раз за последнее время, когда я смог нормально уснуть, поэтому всё, претензии не принимаю. Сейчас я пойду по делам, без паники. — Быстро же ты протрезвел, приятель, похвально, — Винни поставил руки в боки, наблюдая, как парень пытался причесаться перед треснувшим зеркалом. Было ощущение, что в домах, где побывал Кеннет, целых стёкол и зеркал уже не оставалось: все попадали под стальной кулак. — Ты мне не всё объяснил. Всего две недели прошло, а ты уже спиваешься? Закончив с волосами, Кейн рванул к тумбе и достал оттуда какую-то маленькую картонную коробочку с тоненьким голубым бантиком, который вот-вот был готов порваться. «Как странно сегодня день начался, — тут же подумал кеатл, наблюдая за непонятной беготнёй друга. — Уже и просыпаться страшно, мало ли, что произойдёт». — А? Ну чего тебе? Кейпа предложил попробовать усталость заглушить, а это и помогло. Что такого? Не волнуйся, я ещё в своём уме, чтобы не напиваться до беспамятства, не хочу, как отец, — вздохнул Кеннет, пытаясь потуже завязать бантик на коробочке. — Э-э… Неважно, не буду разглашать. Короче, всё в порядке, просто немного заспался, зато отдохнул. Это все вопросы? Молчание — знак согласия. Как и однажды в Храме, Кейн снова быстро смылся с места преступления и оставил Винни ни с чем. Казалось, что последняя фраза была сказана парнем уже раз так пятьдесят в сторону кеатла, и он постоянно сбегал с ней, не дожидаясь даже какого-нибудь ответа от приятеля. Кеннет обожал всех пугать, а потом ровным счётом ничего не объяснять, просто прятаться от ответственности и уходить от темы. Судить за осушенную бутылку вина парня, конечно, никто не собирался, особенно Винсент, который сам алкоголем не брезгует и очень даже приветствует, но вот сама ситуация ему показалась крайне странной. «Ладно, нервы, — вздохнул наконец маг, поднимая некогда упавший стаканчик и бутылку. — Главное, чтобы в итоге-то не спился». Главные вопросы были в другом — почему он так испугался Эрнеста и зачем ему нужна была эта странная, будто бы подарочная, коробочка? Загадок было явно больше, чем ответов на них, но Винсент решил не вдаваться в подробности и, пожав плечами, пошёл за вожделенной питьевой водой. К счастью, она действительно оказалась там, куда кеатла послал Кеннет. Следом за пропавшим парнем в дом забежал Ялекс, которого, судя по всему, тот самый доходяга чуть и не сбил. Винни вопросительно поднял брови, пока пытался вытащить из погреба огромную бутыль с водой, и эньер тут же ему помог. — Меня чуть Кейн не снёс, — проговорил Ялекс, почесав затылок. Он снял с плеча небольшую сумку, в которой оказались какие-то продукты, и парни тут же принялись всё разбирать по полочкам. — Куда он? — К Эрнесту, он его ещё позавчера позвал. Только вот наш дорогой Адъютант решил вечерочком высосать целую бутылку вина и проспать эту встречу к чертям, — недовольно хмыкнул Винни, осматривая какое-то яблоко. — Я вообще ничего не понял, он быстро смылся. А парень-то не промах, уже в двадцать пить начинает, моя школа. Ялекс попытался открыть какую-то банку, но не смог из-за травмы и пронзительной боли, которая эхом отдавалась по всему его крупному телу. Никто до сих пор не понимал, каким образом манифестация голубой магии могла испытывать боль, но и спрашивать не хотел — как-то неэтично. Винни помог приятелю с банкой и заметил, что это были просто какие-то маринованные огурцы, причём очень даже хорошие, крупные и свежие. — А-а-а… Это знаю, это слышал, хех, — Ялекс пожал плечами, а кеатл лишь удивлённо хмыкнул. — Не в тему посмеялся, конечно, извини. Я вчера был у Кейпы, бумажки разбирал снизу и слушал, как они с Кейном разговаривали. То-то он совсем поник, говорит, что очень сильно боится поражения, потому и не спит… Это вино ему Кейпа и дал, так-то. — Да я уж понял, что без рук Генерала тут не обошлось. Вино только у него и есть, не считая Тасмана, который непонятно откуда ворует его, — Винсент продолжил копошиться в еде. — Не лучшее время для выпивки, конечно, но я его понять не могу. Только вот… Если у нас Адъютант будет постоянно молоть про проигрыш, то мы так реально проиграем. Надо аккуратнее с этим. — Ага, особенно на пороге очередной битвы. Нехорошо это… Знаешь, много обязанностей и проблем часто сводят магов в запой. Нужно с ним поговорить.***
Кеннет вихрем примчался к месту встречи с Эрнестом, которым оказался приличный домик поодаль Соко ла Кихани, куда он вместе с Сидонией ушёл разбираться в разных политических делах и работать с Горизонтом. Жрец не хотел занимать место в военной деревне и быть очередным голодным ртом, да и война не была его страстью, поэтому самовольно залёг где-то на дне и показывался только через раз. Территория около рынка была нейтральная, стрелять по ней было запрещено, поэтому Жрец и Принцесса эньерские находились в полной безопасности, пока остальные их друзья и родные еле-еле собирали себя по кусочкам после очередной ожесточённой битвы. Хранители Покоя понимали, что это было как-то некрасиво со стороны двух сильных и опытных магов, но и сделать ничего не могли — в вопросе защиты они были правы. Ни за что нельзя было подвергать жизнь Эрнеста опасности, ведь на данный момент он единственный мог хоть как-то разрулить ситуацию. Кеннет уже давно перестал задумываться об этом и просто принял факт, что его брат любит прятаться за чужими спинами. «Прямо шахматы какие-то, — вздохнул он, пока поднимался на крыльцо. — Защити короля любой ценой, но сам он ничего делать не будет. А кто тогда ферзь-то?» Когда парень постучал в дверь, ему открыл, собственно, сам названный шахматный король, переодетый в какую-то тёплую зимнюю кофту и широкие штаны. На голове всё ещё красовалась рогатая корона с камнем, которую Жрец почему-то никогда не снимал, а с рук были сняты когтистые тёмные перчатки. Как оказалось, никаких настоящих когтей у Эрнеста не было, а муляж был сделан просто для приближения его облика к эньерскому, как и многие другие детали одежды. — Я уж думал, что ты не придёшь, дорогой, — хмыкнул Хилл-старший, впуская брата в дом. Там было достаточно тепло, но очень темно и пыльно. — Проспал? Кеннет потоптался на пороге, стряхнул с сапог снег и прошёл в комнату. Достав из сумки ту самую коробочку, он смущённо протянул её брату. — Никак нет, забегался просто, с утра работаю, ещё и эти странные друзья Акиты… Извини, — вздохнул парень и отвёл взгляд в сторону, чтобы Эрнест ничего не заподозрил. Кейн просто понадеялся, что он сейчас не станет читать чужие мысли ради какой-то маленькой лжи, а также что от него не веяло вином. — Удачно же мы вытащили тебя на волю, хе-хе… Прямо под твой день рождения. Поздравляю, к слову. Это тебе. Получив коробочку, Эрнест тут же очень аккуратно развязал корявый бантик и осмотрел подарок. Им оказалась красивая синяя резинка с алыми акцентами из очень плотной ткани, такая, какая идеально подходила для пышных волос Жреца. Это, конечно, была просто мелочь, какую даже на Соко ла Кихани продать не удастся, но у Кеннета больше ничего не было, а наладить отношения со старшим братом ему хотелось. Осмотрев резинку, Эрнест медленным размеренным шагом пошёл на кухню и повёл за собой Хилла-младшего, чтобы выпить с ним немного чая. — После того обвала в горах у нас совершенно не осталось денег… Ну, ты знаешь об этом, я полагаю, — Кеннет покачал головой, пока его брат аккуратно заваривал чай. Он откуда-то достал даже целый маленький чайничек, настолько высока была его любовь к английским традициям. В принципе, Кейн не был против. — Я обшарил все свои карманы, но не нашёл даже монетки, поэтому я решил посмотреть в своих личных вещах и… Нашёл вот эту резинку. Знаешь, когда я всё ещё жил с родителями в нашем доме, они мне эту резинку и отдали… У меня волосы были не очень длинные, но кудрявые, и мама постоянно собирала их в маленький хвостик, чтобы не мешались, ха-ха… Если парень и начинал говорить что-то о своей семье и прошлом, то его уже было не заткнуть. Кеннет целиком и полностью верил в историю Эрнеста, он слышал реальные факты о семье Хиллов, он сто процентов был его родным старшим братом, поэтому ему можно было рассказывать что-то такое личное. Плюс ко всему, конечно, Кейн ужасно устал и хотел кому-нибудь выговориться, прямо как это обычно делает Винсент. — Однажды мать сказала мне, что это изначально была твоя вещица или… Или они хотели её тебе подарить позже, я уже не помню. В общем, так или иначе, теперь она твоя, — он наконец хихикнул. — Считай, подарок из дома. Эрнест разлил чай по двум маленьким кружкам и передал одну из них Кеннету. Запах был очень приятный, как и вкус — мягкий, домашний и освежающий мысли. Жрец тем временем залил себе в кружку немного молока, как это было принято в оригинальном варианте английского чаепития, а вот Кейн, как положено, отказался. Судя по всему, проблема с лактозой была только у младшего из Хиллов. — Нет, я ещё этой резинки не видел; видать, мать приберегла её для mi gran regreso a casa, которого, к сожалению, пока не случилось. Прошло уже очень много лет с того дня, когда в последний раз моя нога ступала на хайхиллскую землю, и всё ещё помню я ту местность, то прекрасное высокое небо, такое лазурное-лазурное, какого не бывает даже здесь, в Деройсити. И хоть стал мне этот мир дороже собственного, дом никогда не забываю, Кеннет, и тебе советую не забывать, — мягким голосом проговорил старший, выпивая немного чая. Атмосфера была очень приятная, и парню даже стало немного не по себе: ещё утром он еле-еле смахнул с головы похмелье, а теперь чаёвничал в высшем обществе. — Ты был там девять лет назад, не так ли? Ах, а я… А я и не помню даже. Чего говорить — не знаю я, сколько мне и лет исполняется-то сегодня. Из-за всей этой истории с заточением во льду я не чувствую себя на свой истинный возраст, а на тот, в какой был заморожен и брошен в полном одиночестве. Моё взросление, мой рост будто бы остановились теперь навсегда, и не знаю, как себя правильно считать — как в паспорте писали, или как ощущаю… Кейн слушал его и просто кивал. — Считай так, как хочешь, наверное. Время всё равно очень субъективно… — он отвёл взгляд. — Например, две недели — это триста тридцать шесть часов, но в то же время — двадцать тысяч сто шестьдесят минут, и это только в понимании людей и магов. Может, кто-то где-то далеко иначе это воспринимает… В общем, формальность. — Да, ты прав. Многое в мире — лишь формальность, например, летоисчисление в Деройсити, если мы говорим про наши годы и нелёгкий век. Считаем мы, что сейчас подходит к своей могиле две тысячи двенадцатый год, то в нашем мире, Небосклоне, кто знает, какой сейчас год… — Эрнест покачал головой и постучал пальцами по деревянному столу. Его руки были огромными рядом с миниатюрной ладошкой младшего брата. — Поэтому и не буду я упоминать боле свой возраст — это ли главное в мире? Главное в человеке, в маге — это его опыт, что получить можно и за год, и за тридцать лет, а не сама цифра, приписываемая к имени твоему на тюремной бумажке. Нам не нужно всё это, чтобы понять силу, сверкающую в душе. Кеннет, тебе самому-то всего двадцать, это всего ничего рядом с историей мира, но сколько всего ты уже повидал за свою жизнь? Твои глаза — мои глаза, и видел я всё, что с тобою случалось. Я видел твои падения, твои раны и слёзы — разве это всё не опыт? Да многие люди сейчас только и делают, что дома сидят, копошатся в книгах, не выходят и лишь ждут, что всё за них сделают… La sabiduría no es una edad. La sabiduría es el alma. Кеннет и Эрнест не так давно были знакомы, но парень уже успел привыкнуть к огромным речам своего старшего брата. С одной стороны, они были какие-то очень странные и бесполезные, а с другой, даже как-то успокаивали и создавали особую атмосферу. Никто не жаловался и не запрещал Жрецу так делать, ведь народ понимал, откуда именно это всё пошло. В Деройсити ходил стереотип, что Драконы, что являлись чуть ли не иконами для всех магов, любили очень длинные и красивые речи, и многие правители старались этому подражать, когда выступали перед народом. Судя по всему, у Эрнеста это прижилось даже в обычном общении. Братья продолжили просто мило беседовать, и за эти несколько мимолётных мгновений покоя Кеннет успел чуть ли не растаять — от теплоты чая и дома, от приятных воспоминаний о доме и хорошего разговора со старшим братом. С самого начала, когда он только-только начал слышать голос Эрнеста где-то у себя в подсознании, каждое слово Хилла-старшего было пропущено через призму восприятия самого Кейна, который из-за рассказов прочих магов и Витс надумал себе явно не того: сделал из Жреца какого-то тирана и думал, что Эрнест всячески пытался оскорбить его и выставить дураком, лишь тенью былой славы Путеводной звезды. Как в итоге выяснилось, эта самая Путеводная звезда действительно оказался человеком очень суровым и статным, но в то же время достаточно приятным в общении, заботливым и рассудительным филантропом. Только вот… Была ли эта филантропия искренней, или же просто носила какой-то показной характер, чтобы покрыть истинные намерения этого джентльмена? Так или иначе, Кеннету на тот момент было плевать — он просто наслаждался моментом и отдыхал. Сладкий чай успел даже вымыть из его рта кисловатый привкус красного вина, и разум парня стал заметно яснее с последней ночи. Наверное, ему действительно просто нужны были отдых, любовь и внимание. Какой же Кейн всё-таки был наивный. — Забавно, что мы с тобой оба родились зимой, а Эшли — осенью, — между делом заметил Кеннет, когда уже допил свой чай, который его заметно прогрел. На щеках появился милый румянец, но уже не от алкоголя. — Родители немного просчитались с их любимыми датами, хе-хе. До сих пор Кеннет никому не говорил дату своего рождения. Но, кажется, Эрнеста она мало интересовала. — И с любимыми именами, я посмотрю, — он прищурил свои выразительные синие глаза, такие глубокие, будто бы омут. — Говорила мне мать, что звук, на который начинается имя моё и Эшли, приносил в жизни ей огромную удачу. У самой он присутствует, у отца в имени был, в девичьей её фамилии есть, у первого преподавателя… Так и вышло, что у первенца её, меня, в имени читается аж два «э», у дочери — один звук, но… Я слышу, что и у тебя он есть, но почему же не в самом начале? Я думал, что это традиция такая. И здесь парень ужасно замялся, вжал голову в плечи и отвёл взгляд в сторону. Это рассуждение Эрнеста будто бы молнией пронзило всю спокойную атмосферу, что они так кропотливо вдвоём строили последние полчаса, и Кеннет аж потерялся, не зная, что сказать. «Эрнест — первый маг, достойный называть меня настоящим именем, — он вспомнил о собственных мыслях, которые мелькали у него в голове пару месяцев назад. — Но достоин ли я его говорить? Нет, точно нет. Я всё ещё позор для этого имени, и даже вино, кровь Христа, не замоет моего грешка». — Ха-ха-ха… А кто их знает? — он натянул очень кривую улыбку, и Жрец вопросительно приподнял одну бровь. — Знаешь, Кеннет — очень распространённое английское имя скандинавского происхождения. Может, отец настоял? Насколько я знаю, в роду Хиллов были Кеннеты. Последовало неловкое молчание. Эрнест начинал что-то подозревать… — Эшли — тоже исконно английское имя. Оно само по себе происходит от древнеанглийской фамилии Эвери, берёт своё начало ещё из англо-саксонской письменности, — задумчиво произнёс Жрец, намекая, что дело здесь не в национальности отца. — Что было толчком для выбора имени для меня — не знаю. Эрнест — имя католическое, если не ошибаюсь, немецкого происхождения, и в Испании распространено написание именно «Эрнесто». Поэтому… Ах, не думаю, что отец здесь на чём-то настаивал. Кеннет, скажи, ты ничего от меня не скрываешь? — Нет… Почему ты так думаешь? — чтобы снять с себя подозрения, парень тоже поднял брови, передразнивая брата. — Моё полное имя — Кеннет Август Николас Ало́нсо Хилл. Эрнест решил немного опустить тему и попробовать зайти с другой стороны. — Ах, твоё свидетельство о рождении тоже постигла участь испанского имени? Что ж, я вполне понимаю и принимаю решение родителей: конечно, род Хиллов — исключительно английский, но подобная испанская традиция, пришедшая нам от семьи матери, поможет в наших именах сохранить и память о прошлых поколения, об отце и деде. Несмотря на это, конечно, Эрнестом Алонсо Хиллом представляюсь я крайне редко, ведь отцовская фамилия мне всё же ближе, — он приложил руку к сердцу, и Кеннет закивал. — Я вижу, что ты делаешь так же, не правда ли? Фамилия матери тоже очень красива, она всегда была ей к лицу, но явно не нам с тобой. Признаю, сам часто пользуюсь Español, сам по себе он очень изящный, звучный и невероятно приятный слуху, но… Ах, мы с тобою выросли в Англии, почему бы не быть нам ближе к нашему истоку? — Если честно, за последнее время я начал забывать, что родился в Англии. Ощущение, будто всю жизнь провёл в Деройсити… — это прозвучало очень печально, и Эрнест покачал головой. — Но… Да, думаю, я придерживаюсь того же мнения. Когда мы в последний раз ездили с родителями на ярмарку в Севилью, к родственникам матери, мне показалось там очень шумно, как-то даже грязно после нашего дома, что ли… Менталитет совершенно иной. — Иной, иной, соглашусь. Испания не привлекает меня, — честно признался Хилл-старший. — Я приятно удивлён, что ты разделяешь моё мнение о нашем с тобой происхождении. Столько времени пробыл я здесь, что уже совершенно забыл о своей родне, даже самой близкой, и ты — вот он ты, младший мой брат, амбассадор Небосклона и семьи. Ах, если честно, не думал я, что сойдёмся мы с тобой в характере, но, видно, Богам не захотелось разводить две их Путеводные звезды, Кеннет. Даже если скрываешь ты от меня что-либо, надеюсь, что на то есть своя причина. Я для тебя единственный здесь, больше тебя никто не выслушает так, как это сделаю я, так что задумайся о будущем и своих словах. Это был момент, когда они наконец смогли поговорить о чём-то кроме войны, прямо как это случилось неделю назад вместе с Винсентом. Ребята, дававшие Кеннету хоть какой-то отдых от всего происходящего, внушали ему какую-то надежду, давали веру в себя и в Квинтет армию, веру, что уже совсем скоро это всё закончится, и парень сможет вернуться домой. Не просто так в Божественном порядке были заложены Кеннету мысли о его семье и родном городе, ведь мысли, как говорится, всегда материальны. «Магические войны скоротечны, — снова подумал он, смотря на своего брата. — Мы решим это… Я обязан решить это». — Я удивлён, что ты не захотел отпраздновать свой день рождения более грандиозно, чем просто как семейную встречу, — улыбнулся Кеннет, пытаясь отвлечься от прочих мыслей. — Вообще, я бы поступил также… Время не лучшее для мелких праздников. В Испании по каждому поводу любят веселиться, а мне ближе как-то спокойствие и размеренность в этом плане. Я вообще свои дни рождения не праздновал в последнее время. — Мы очень похожи, Кеннет. Мне не чужды крупные балы и празднования, но в крови они моей только лишь по титулу. Иногда хочется дать себе отдых от прочих светских забав и встретиться с семьёй, наладить с ней отношения. В бледном свете керосиновой лампы в углу Эрнест выглядел очень загадочно и странно красиво, очень похоже на самого Кеннета. Это были неаккуратные, какие-то рваные черты смуглого лица и множество тёмных шрамов на нём, вытянутый прямой нос с едва ли заметной горбинкой, странно узкие глубокие глаза синих полутонов, длинные кроваво-алые волосы — такие кудрявые, пышные и блестящие. У братьев были похожие руки с выступающими на них венами и костяшками пальцев, худощавое телосложение и язык тела, но что больше всего выдавало их родство — так это голос, высокий пронзительный голос. Он не был властным, не был глубоким и устрашающим, но этот звон, эти едва уловимые певчие ноты в нём и завораживающая хрипотца придавала Хиллам чего-то удивительного, уникального для них. Наравне с неповторимой формой бровей всей семьи, этот род выделялся многими факторами — так и выглядит сильная и крайне древняя аристократичная кровь. Всё бы ничего, но… Эрнест всё равно ушёл дальше всех Хиллов своими чёрными клыками. Кеннет не знал, откуда они взялись, но спрашивать не решался. «Наверное, опять какая-то тайна, связанная со Звёздным камнем, — вздохнул парень. — Не буду лучше портить момент. Может, это последний день, когда я смогу расслабиться». Спустя час или два такого милого разговора братья наконец вышли на улицу, где всё ещё было светло и достаточно тепло, ведь солнце успешно пробивалось сквозь редкие облака на лазурном небе. Какой мирный и спокойный день… «Вино действительно хорошо действует на меня», — Кеннет вдохнул полной грудью и расправился в полный рост. Поздравив Эрнеста ещё раз с днём его рождения, Кейн поблагодарил его за крайне приятный разговор и отправился в лагерь Уэйзи Матакатифу для решения других насущных проблем. «Что ж, отдохнули и хватит». По пути назад Кеннет серьёзно задумался обо всём сказанном ранее. Его смутило, что Жрец начал что-то подозревать неладное за именем своего младшего брата, который категорически отказывался раскрывать правду. Винсент, например, совершенно забыл об этом факте и даже не пытался выведать что-либо у Кейна, но вот Эрнест, по мнению самого Хилла-младшего, теперь от него не отстанет. Ранее Кеннет даже и не замечал за своими родителями этой странной тенденции в именах их троих детей, поэтому легко отказался от своего старого имени, которой действительно начиналось на «э», как и остальные, не подозревая ни о какой негласной традиции в этом поколении Хиллов. Так или иначе, он был намерен продолжать стоять на своём и представляться исключительно Кеннетом или Кейном, никак иначе, чтобы не навлекать на себя лишних неприятных чувств и воспоминаний. Значение его настоящего имени давно перестало описывать парня как личность, он отошёл от желаний и надежд родителей в совершенно другую сторону и отрёкся от прежнего себя, желая двигаться дальше. «Но… Куда это меня в итоге привело? Может, мне стоило остаться тем же самым наивным ребёнком фермера и винодела?» Смотря на Эрнеста, Кеннет понимал, что путь был пройден, наверное, не зря, но вся эта боль оставила огромный отпечаток на его сердце. Прямо сейчас юный маг просто всеми силами старался сохранять в себе веру в светлое будущее и надежду на победу в войне, надежду на скорый конец этого ада и его освобождение из Деройсити, ведь вера и надежда — понятия не столь далёкие, как кажутся на первый взгляд. К сожалению, в душе Кеннета надежда перемешалась с другим неприятным словом — обязанность.***
«Двадцать седьмое декабря две тысячи двенадцатого года, вечер. Вчера мы отпраздновали день рождения Эрнеста, Жреца эньерского, только мы вдвоём. Посидели, выпили чаю и поговорили о жизни: вспоминали о семье, о Хайхилле, о прочих спокойных моментах. Меня это очень воодушевило и успокоило беспокойный поток мыслей. Я благодарен своему брату, что он не относится ко мне как к мешку с картошкой, к обузе и просто «какому-то там странному родственничку». Немного стыдно перед Эрнестом, что я раньше представлял как тирана и упрекал буквально во всём, даже предположил, что он контролировал моё тело… Нужно будет извиниться за это. Помечаю для себя. Я обязан наладить свои отношения с семьёй. Вчерашний день прошёл без происшествий, Хранители Покоя разобрали подоспевшую с рынка провизию, раздали еду нуждающимся. Это меньшее, что мы можем сделать для Восстания на данный момент, большего у нас нет. Я надеюсь, мы сможем отбить северную часть Тайфаламити — там есть склады с провизией. Мне не хочется оставлять мирное население Манора Кихани без еды, но… Я обязан себя пересилить. Интересно, что о нас думают простые жители? Видят ли они в нас тиранов? Я уверен, что да. Сейчас вечер нового дня. Поздний вечер. Холодает. В небе летают со свистом огромные стрелы, но не падают на территории Уэйзи Матакатифу. Мне кажется, это какое-то предупреждение. Я чувствую себя очень вяло, и, если сейчас случится какая-нибудь битва, я растеряюсь. Как только я допишу эту страницу, я пойду и раскопаю ещё одну бутылку вина — может, она придаст мне сил, а не усыпит? Мне нужно найти хорошую дозировку… У меня есть чувство, что алкоголь успокаивает и заметно помогает очистить разум. Единственный раз, когда я действительно напился до беспамятства, был на моё восемнадцатилетие на балу в Звёздном Предлунии, так как восемнадцать лет в Деройсити считается возрастом обретения полной уголовной ответственности, пока двадцать один — формальное совершеннолетие. Через два месяца мне исполнится двадцать один… Не думаю, что я снова смогу напиться. Посмотрим по обстоятельствам. До сих пор никто не спросил даты моего рождения, да и я сам никому её не говорил. Хранители Покоя, кажется, даже о своих забыли, Эрнесту это не особо интересно, все остальные… Да кому это надо? Мой брат был прав — возраст не является показателем мудрости и опыта за спиной того или иного мага, главное — это то, что он пережил в своей, может и короткой, жизни. Он привёл в пример меня, но… Не думаю, что могу назвать себя «мудрым». Конечно, по китайскому календарю я рождён в год Дракона, что очень престижно в Деройсити (они пользуются похожей системой «животных» по годам, и Драконы совпадают), ведь многие маги считают рождённых в этот год очень умными и сообразительными личностями, мудрыми и сильными во всём. Дракон — это Божественный образ, это идеальная фигура для всей Вселенной, это совершенство, прямо как круг в геометрии. У круга бесконечно много осей симметрии, и этим он отличается от других простых фигур. А у Дракона бесконечно много способностей и силы, поэтому он считается идеальной формой манифестации магии, дарованной Создателем. Говорят, что сам Создатель принимал форму Дракона. Обязан ли я доказывать своё достоинство здесь? Определённо, иначе кто я такой? Время — абстрактное понятие. Оно идёт очень странно. Я теряюсь в потоке времени. Однажды он пойдёт по кругу, по идеальной фигуре, и сделает неожиданный поворот, вернувшись в понятие исторического циклизма. Как же я устал от этого понятия. Я не хочу повторять судьбу своих предшественников, я хочу вершить свою собственную, но способен ли я? Что написано около моего имени в Божественном порядке?! Я слышу взрывы».***
Кеннет тащился по пустому полю, буквально подбирая с земли собственные ноги — настолько он устал от всего произошедшего за ночь. Горизонт заливался алым, медленно над Деройсити всходило холодное и неприятное солнце, режущее уставшие после темноты глаза. Наступил новый день, приблизивший всех ещё сильнее к дню Нового Цикла, к невероятно сложному январю, который обещал быть самым морозным месяцем зимы. К февралю маги надеялись на близкое весеннее потепление, но нельзя было загадывать заранее — мало ли, что может произойти за это время. Кеннет вообще не знал, чего ему ждать от завтрашнего дня, ведь каждое такое завтра может стать для него последним. Застрелят ли его? Утопят ли? Может, задушат голыми руками? Проткнут копьём? Никто не знал, только лишь Боги, написавшие Божественный порядок. Это было ужасное сражение, настолько отвратительное, что Кеннета тошнило от самого себя. Всё время он был какой-то вялый, голова болела хуже подбитого колена, протез не подчинялся воле его хозяина, оружие то и дело самовольно выпадало из дрожащих от усталости и холода рук. Бессонная неделя явно не пошла Адъютанту на пользу, и из-за этого всего Уэйзи Матакатифу потеряло целую маленькую деревню на востоке, где у них был крупный склад провизии. Само по себе сражение началось из-за провокаций армии Древа, которые начали какой-то косой обстрел территорий Восстания, и Кейпа вместе с Кеннетом тут же повели своих воинов на север Тайфаламити, чтобы выполнить давно задуманную операцию по захвату северной части королевства. Здесь, конечно, им улыбнулась удача — Уэйзи Матакатифу действительно получили небольшой кусочек территории, с помощью которой могли сдвинуть фронт, но консервативная армия тут же воспользовалась моментом и осадила беззащитную деревушку, которая сдалась буквально через час, ведь там находилось от силы двести воинов Кейпы, которые ничего не смогли сделать с эньерами. Да, Восстание получило то, чего хотело, но в то же время потеряло своё мирное население. Как говорилось в последнем письме офицера, который сражался за тот городок, армия Древа беспощадно расправилась с большей частью жителей, у которых оружия-то и не было, а потом заняла все свободные дома и склады. Эта новость настолько подорвала сознание Адъютанта, что тот даже перестал радоваться захвату северной фермы Тайфаламити. «Голодных ртов стало меньше… — печально подумал Кеннет, осматривая поле. — Но это не повод для радости. Это скорбь…» И даже выпитое перед операцией вино не помогло ему заглушить печаль, что нарастала с каждым его шагом. Даже тот милый разговор с Эрнестом, произошедший уже два дня назад, не придавал ему сил. «Мне нужно лучше планировать, мне нужны тактики лучше… Воюя за одно, я забываю о другом, и тут же это теряю. Так нельзя — нужно держать всё в одной точке, в моих руках…» — Господин Адъютант Хилл, господин Адъютант! — сзади к Кеннету подбежала та самая Эи, подруга Акиты, с которой парень повстречался неделю назад. Эньер тут же вывела его из неприятных размышлений. — Оборона выставлена. Север наш. Армии Древа на горизонте не обнаружено, можно отступать. За эту неделю парень забегался настолько сильно, что не успел даже толком поговорить с «новобранцами» Квинтет армии, которые любезно присоединились к Восстанию под началом Акиты. Такого Кеннет совершенно не ожидал от обычной торговки с Соко ла Кихани и явно хотел бы разобраться в ситуации, но никак не получалось. Сама Акита до сих пор не явилась в лагерь Уэйзи Матакатифу, что было несколько подозрительно. — Вольно. Попробуйте отыскать раненых жителей из деревни Гандха́н, которые успели сбежать от армии Древа. Их нужно переселить на север, под защиту отрядов, которые сейчас патрулируют границу. Я не думаю, что Сапсан захочет в ближайшее время вернуть эти территории, — размышлял парень, и Эи коротко кивнула. Она всегда была особо лаконична. — Их всё равно пока некуда селить… А там склады и рабочие дома есть. Пленные? — Пленные доставлены в Уэйзи Матакатифу вместе с отрядом Мэбевеха Мэвекунду. Приказ понятен, народ разыщем, — она отдала честь и махнула Адъютанту рукой. — Вас разыскивал экс-Жрец эньерский, Эрнест. Он в главной деревне. Кеннет уже и забыл, что все эньеры, кроме Ялекса, знали Эрнеста как предыдущего Жреца, поэтому были обязаны это подчёркивать, несмотря на разногласия с действующим правительством Звёздного Предлуния. Впрочем, особой роли это не играло. — Хорошо, спасибо, Эи… — Кейн пожал её огромную когтистую руку. — Извините, что никак не нахожу времени принять вас вместе с Ханзо. Мы с ним только по работе общались, я совершенно не знаю, кто вы и откуда. Они вместе побрели в сторону деревни Уэйзи Матакатифу, ведь эньер решила, что проводить Адъютанта — вещь хорошая, а заодно она сможет с ним поговорить. Эи, конечно, была не из самых разговорчивых личностей в Деройсити, со слов Ханзо, но что-то в этом было. Кеннету было приятно такое редкое общение, но и эньерский нрав огромного и жестокого воина его крайне сильно пугал, особенно после битвы при Манора Кихани, где он вновь увидел оружие голубых магов в работе. В тот день на него обрушились все воспоминания, похороненные ещё со времён сражения в Верхней деревне кеатлов. Чувства были просто отвратительные, но Кеннет смог сдержаться. — Пройдите за мной, господин Адъютант, чтобы дорога была безопаснее. Акита поручила мне присматривать за «жемчугом», как она выразилась. Я полагаю, она имела в виду Вас, Мэбевеха Мэвекунду, Хранителей Покоя и Миротворцев, — пояснила тем временем Эи, и Кейн благодарно кивнул ей. Компания была сомнительная, но что поделать. — Мне нечего рассказывать о нашем происхождении. Я наслышана о Вашей нелюбви к эньерам, и я её принимаю. Нет смысла стыдиться ненависти, если она обусловлена. Мне плевать на это, у меня есть работа. Мне стоит извиниться, что мы появились в жизни Уэйзи Матакатифу так резко, без приглашения, но здесь есть и воля Акиты. Слова эньера звучали как-то очень неприятно для Кеннета, заставив его почувствовать себя виноватым во всех смертных грехах, но в то же время заметно успокоили. — Я смотрю, Акита пользуется хорошей популярностью и имеет какую-то власть на Соко ла Кихани, — заметил парень. — Вы её свита? — Можно и так сказать. Долгое время у нас с Ханзо не было никаких денег или крыши над головами, и нам приходилось воровать на Соко ла Кихани, где нас поймала Акита. С помощью ультиматума и угрозы сдать правительству она подмяла нас под себя. Это была тяжкая работа, — Эи помотала головой, а Кеннет удивлённо поднял брови. Не такой истории он ожидал, конечно, от своих новых знакомых. — Это было очень давно. Сейчас мы друзья. Мне больше нечего сказать, и ничего говорить не буду. Прошу, Вам нужно быстрее идти к Эрнесту. Рассказ был короткий и понятный, но с кучей каких-то странный подводных камней. Кеннет помотал головой, пытаясь вникнуть в слова эньера, но усталый разум постоянно сбивал его с мыслей. «Тогда каким образом подружились эньер и кеатл, причём много лет назад, учитывая, что тогда контроль Витс был ещё хуже, чем сейчас? — уже хотел спросить парень, чтобы разобраться в ситуации чуть лучше, но понял, что больше Эи с ним разговаривать не хотела. — Замечательно, я Адъютант, но всё ещё боюсь разговаривать с незнакомцами. Отличный выбор, Кейпа». В любом случае, у Кеннета ещё должно было найтись время на разговоры с новобранцами, например, на день Нового Цикла, если он удастся. «Я обязан провести этот праздник для Деройсити». Дальнейший путь Адъютант и его новая телохранительница в лице незнакомого эньера прошли уже в полной тишине, которая нарушалась лишь пением рассветных птиц и скрежетом снега под ногами, который начинал уже изрядно надоедать. Никто не знал, когда кончится этот «ледниковый период», начавшийся из-за кражи красного камня и нарушения баланса Звёздным Предлунием, но сам Кеннет хотел бы избавиться от холодов только из-за надоедливого звука при ходьбе и беге. Голова и так раскалывалась от постоянных взрывов, криков и ударов по ней, а тут ещё и какие-то мелкие раздражительные вещи. Казалось, что теперь Кейна могла вывести из себя даже крошечная птичка, которая спела бы свою песнь неверно, с ошибкой на одну ноту, но это уже было простое утрирование, как любил говорить сам Адъютант — «риторическая гипербола». Подойдя к стенам Уэйзи Матакатифу, Эи оставила Кеннета одного, а тот поплёлся к указанному месту, где его должен был ждать Эрнест. В принципе, это тоже случилось без особых приключений, не считая пары падений в сугробы из-за травмированного левого колена, и парень вскоре доплёлся до своего брата, которого увидел ещё с расстояния пары метров. Сегодня Эрнест уже был в своей парадной одежде, которая, судя по всему, была очень тёплая, а особенно — белый плащ, что и заменял Жрецу плотную зимнюю накидку. Выражение лица у Хилла-старшего оставляло желать лучшего, и Кеннет мысленно перекрестился, надеясь, что брат не станет отчитывать его на ровном месте. «Так, приятель, успокойся сейчас же. Это Эрнест — твой родной старший брат, который буквально два дня назад тебе прямым текстом сказал, что уважает твои слова и мнение, а также всегда готов выслушать и утешить, — здесь уже сам Кейн начал себя ругать за такое отношение к родне. — Хватит надумывать себе всяких тиранов, диктаторов и насильников, это всего лишь Эрнест». Это была чистая правда, но что-то всё равно постоянно не давало парню покоя… Какое-то ощущение недосказанности. — Чтобы выиграть войну, нужно знать, за что ты сражаешься, — загадочно проговорил Жрец, когда наконец обернулся к Кеннету. — Ты сражаешься за народ, дорогой, и ты его должен беречь, не оставлять за спиной. Прагматизм — хорошее философское понятие, но нельзя им увлекаться. — Что? Я не прагматик, — юноша помотал головой со слегка приоткрытым ртом. Так он выглядел как-то комично, выставляя на показ свою глупую щербинку. — И… Ладно, я понял, о чём ты. Я признаю свою ошибку, этот план был просто ужасен. Мне далеко ещё до хороших тактик. — Вновь ты перегибаешь и без того хрупкую палочку, Кеннет. Я не говорил тебе гнобить и унижать себя, такими темпами ты никогда не вылезешь из этой грязи. Заметь, приятель, Кейпа был с тобою согласен, значит, эта ошибка и на его плечах тоже, — Эрнест вздохнул и положил руки на плечи своего низкого брата. — Но я рад, что ты признал свою ошибку. Надеюсь, в будущем этого не повторится, никогда. В первую очередь — народ, а военный интерес — после, понял? Будь гуманней и внимательней к своим людям. Смущённый Хилл-младший коротко кивнул. — Отлично, молодец, я верю в тебя. О чём я поговорить с тобой хотел между делом, так это о нашем главном плане, что преследуем мы с тобою последние месяцы уж точно. Проект исследования Обелиска — это то, что мы с Сидонией начинали ещё больше двадцати лет назад, как только пришёл я в Деройсити, — от слова «Обелиск» Кеннет поёжился, но Жрец этого не заметил. — Ах, как давно, как давно… Да уж, теряюсь я в годах, в этом абстрактном гармоничном потоке, будто бы течение синей магии в артериях Деройсити. Что ж, Кеннет, давай обсудим это с самого начала, пока у нас есть такой тихий момент после битвы, нам нужно скоординировать наши действия. В моём распоряжении сейчас находятся голубой и фиолетовый камни, и за нахождение последнего я крайне тебе благодарен, это было очень мужественно с твоей стороны. Знаешь, ты очень долго упирался, боясь воровать кристаллы у магов, но наконец собрался, это похвально. Так или иначе, у Алой Госпожи сейчас есть ещё и красный, то есть, формально он принадлежит нам, Миротворцам. Подумав немного, Кейн кивнул. Пока всё было вполне логично и не очень страшно, хотя сама мысль об объединении восьми камней парня ужасно пугала. Многие маги, даже сама Витс, говорили ему, что открытие Обелиска — очень опасная вещь, которая может разрушить баланс во Вселенной. «Вот это в Эрнесте меня и напрягает. Была ли его филантропия просто прикрытием для воровства камней?.. Так, хватит, Кеннет». — Итак, из восьми имеем мы три, и это уже хорошо в связке с Горизонтом, что вы так любезно вернули из Истоков. Заметь, Кеннет, мы также знаем расположение ещё двух камней — белого, что был украден одним неприятным чудиком, и зелёного, что находится у нас буквально под носом. Думаю, с последним проблем у нас не будет, а вот с первым придётся постараться — Нимбуса поймать крайне сложно, особенно, если имели вы с ним уже ранее дело. — В том-то и дело, что имели. Мы вытребовали у него Горизонт, но взамен он попросил нас привести тебя к нему… — вздохнул парень. — Извини, пришлось буквально тебя продать… Э-э, неправильно слово немного. В любом случае, эм, думаю, у нас будут проблемы. Кстати, я так и не спросил, что было между тобой и Нимбусом. — Не волнуйся, Кеннет, я прекрасно понимаю вашу позицию. А история с Нимбусом… Ах, сейчас она не столь важна. Важно, что мы с ним сейчас идём по одной и той же тропе на встречу друг другу, но постоянно что-то нам мешает, постоянно он прячется от меня, пытается зайти со спины, — Эрнест отошёл в сторону, приложив кулак к груди. — Не смог ты забрать у него камень, так сможем мы вместе, но позже, когда Нимбус наконец явится к нам. Что более страшно — мы не знаем местоположение чёрного, синего и жёлтых камней, хотя имею я несколько предположений. Чем занимались с Сидонией мы в последние пару недель, так искали в Горизонте хоть какую-нибудь информацию о них, но мало что смогло нам помочь. Я полагаю, что синий и жёлтый сейчас возвращены правителям Королевства Трёх Морей и Рейнсо́ла, пристанища солусов, лучезарных магов света, но это лишь мои догадки. Что до чёрного камня, что хранит в себе все негативные чувства мира и сердца Создателя… Ах, я сам не знаю. Доколе известно может быть расположение всех камней только лишь Драконам. Кеннет задумался. До солусов и флоулов ребятам было очень далеко, а до Нимбуса — ещё дальше, особенно в плане переговоров и решения вопроса с камнями. Скорее всего, правители королевств не захотят отдавать свои реликвии каким-то случайным подросткам, которые начали войну в Деройсити, а «демон искушения и мести», которому Кеннет насолил в прошлом — подавно. Пока можно было сосредоточиться на камне Тайфаламити. — Да уж, я и забыл об этом всём и как-то даже расслабился, — с ноткой разочарования в собственной жизни проговорил Адъютант, пытаясь что-нибудь придумать. — Думаю, разберёмся сначала с зелёным камнем, он ближе всего к нам, а потом попробуем выманить Нимбуса. Королевство Трёх Морей от нас в трёх шагах, а вот Рейн-э-э… Рейнсол далековато, думаю. Кстати, раз мы говорим о камнях, что из себя представляют белый и чёрный? Я не слышал о таких магах, честно. Он, конечно, много о чём не слышал, но слухи какие-то всё-таки долетели до ушей Адъютанта. «Голубую магию какое-то время называли белой, — задумчиво вытянул Кеннет. — Может, это как-то связано?» — Ах, белый и чёрный… Нет, дорогой, таких магов не существует. Это два нейтральных цвета, которые собой олицетворяют всех существ во Вселенной, — объяснил Эрнест, и Хилл-младший тут же усомнился в своих умственных способностях, ведь это было крайне логично. — Нет, поверь, это не «добро» и «зло», которых в жизни в своём первозданном виде больше не существует, это нечто иное и более обширное, «серое». Белый камень сохраняет в себе души сильнейших человечных магов истории, которые часто относят себя к особым фракциям. После первой смерти Райана Лучезарного душа его была упокоена в белом камне вместе с другими выдающимися магами — Шаманом Секвойей, Жрицей эньерской Сантья́но, Герцогом эньерским Све́точем… Все эти и другие исторические личности сделали огромный вклад в историю, буквально её написали, поэтому Боги сочли их за силу этого мира — за человечность, гуманность и отвагу, даже если добивались целей своих они кровью. Братья медленно пошли к воротам Уэйзи Матакатифу, ведь погода начала заметно ухудшаться. Кеннет внимательно слушал Эрнеста, который даже не посмеялся над незнанием «очевидных» вещей, а спокойно всё объяснил. Это юноше очень понравилось. — Чёрный же — это темнота, что была выброшена из Истоков и образовала собственную манифестацию в виде Бездны, низкого измерения, где ранее располагался крупный город, но остались от него лишь Беззвёздные руины. Тьма — это то, что удерживает свет в балансе, и Создатель посчитал нужным выделить её в качестве восьмой опоры для Вселенной. В камне этом живые души не хранятся, но часто собираются обрывки воспоминаний ушедших из жизни магов. Важен он, ведь в этой тьме хранится вся история, потому Драконы прячут его от лишних глаз и рук. Теперь понял? Кеннет обработал информацию. — Да, спасибо. У меня до сих пор нет догадок, где искать чёрный камень, но теперь хотя бы смысл понятен, — наконец ответил он, когда братья подошли к воротам. Там слышалось какое-то шевеление. — Я поговорю с остальными по поводу зелёного камня, но сейчас нам нужно разобраться с ситуацией в деревне… Я обязан исправить свою ошибку, как ты и сказал. Я должен идти. — Иди, Кеннет. Иди и извинись перед своим народом, — Эрнест кивнул и снова похлопал его по плечам. Кеннет улыбнулся, посмотрев в чужие глубокие глаза. Он снова почувствовал некое успокоение после разговора с братом. — Но не забывай, что камни должны быть у нас в кармане, как и победа в войне. Ты обязан найти их. Не смей больше сомневаться в победе, иначе мы точно все проиграем. Не так это делается, глупец. Что ж, я тоже пойду, удачи. Состояние сразу после битвы у парня было просто ужасным, а сейчас оно стало чуть лучше, но вот мысли вновь перепутались — тут решение проблемы с деревней, тут камни, тут друзья Акиты, которые буквально на голову Кеннету свалились. Видимо, такова была работа Адъютанта, и юноша должен был с ней мириться даже в столь юном возрасте. Так или иначе, Эрнест заметно поднял своему брату настроение, и тот даже несколько воодушевился и тут же побежал работать, даже не впадая в какие-то глубокие и неприятные раздумья по поводу ситуации. Эи сейчас должна была переселять народ на север, что было лучшей тактикой на данный момент, и оставалось лишь разыскать беглецов вместе с оставшейся провизией. «Вот бы всегда так было… — вздохнул Кеннет, пока глазами искал Кейпу. — Чтобы я больше не ссорился с Эрнестом. Он действительно единственное, что осталось от моей семьи, даже если опасен для Деройсити. Надеюсь, это просто выдумки моего больного разума». Кеннету стоило лучше распределять своё время, чтобы больше не метаться от одного дела к другому. Он всё ещё оставался ужасно мелочным.***
«Двадцать девятое декабря две тысячи двенадцатого года. Мы всё ближе к празднованию дня Нового Цикла, и я надеюсь, что всё пройдёт по плану. Винсент очень обеспокоен моей появившейся любовью к вину, но это мелочи, которые упоминания не достойны особо. Я всё чаще начал снова писать в дневник. Ранее я забывал об этом, теперь это моё основное хобби. Я уже говорил, зачем я это делаю — так события прослеживаются лучше, да и мысли собираются. Спасибо Эрнесту за помощь в этом, никогда бы не подумал, что мой брат может быть таким приятным и мягким в общении. Прямо как круг, имеющий бесконечное количество углов, становится мягким… Так, не думал я, что после Божественности сравню с кругом ещё и Эрнеста. Вчерашнее сражение было просто отвратительно. Нам пришлось наступить на северные земли Тайфаламити (кстати, оказывается, это какая-то провинция, но я названия даже не знаю, неловко) без должной подготовки из-за агрессии со стороны армии Древа, которые нас буквально провоцировали на битву. Мы сражались с позднего вечера, где-то часов с одиннадцати, и до раннего утра, где-то четырёх-пяти, я не следил за временем. С помощью трюка, который придумали пришедшие в Квинтет армию кеатлы из Анталы, мы смогли блокировать эньеров и легко разобрались с остатками Древа, позже заняли весь север и оккупировали фермерские владения. Теперь в нашем распоряжении их граница, мы можем нападать с новой точки и следить за ними. Было бы неплохо занять и те горы, где чуть ранее у нас находился лагерь, но… Пока стоит повременить. Для начала я должен разобраться с другой неприятной ситуацией. Пока мы захватывали провинцию, армия Древа послала неплохой отряд в земли Уэйзи Матакатифу, в деревню, где на тот момент находилось всего две сотни буквально «голых» воинов. К сожалению, мы потеряли Гандхан, даже не успев вернуться из Тайфаламити. Сейчас мы переселяем всех оставшихся мирных жителей (а, стоит заметить, Древо беспощадно расправилось с большей их частью) в занятую и защищённую нами провинцию, сейчас там безопасно. Ситуация накаляется, но в ближайшее время должно быть спокойно — мы отняли у консервативной армии много сил. Стоит, кстати, заметить, что недавно приходило странное письмо, где говорилось, что у союза Звёздного Предлуния, Анталы и Тайфаламити теперь есть военное название, как у нашего Квинтета — «Континентальный Триумвират», что, судя по всему, пошло из распространённой людской организации из Небосклона. Забавно, что взгляды у них консервативные, а слова они используют из чужого языка. Странная ситуация. (А континентальный почему? Потому что они забыли про рабочих на архипелагах океана Дрейфующей Звезды? Интересна их реакция, когда они вернутся домой…) К слову о письмах сомнительного содержания, которые приходили мне за последнее время. Пастор. Эта чертовщина произошла со мной чуть больше недели назад, в день неудачной осады Манора Кихани, о которой я уже писал. Мне пришло очень странное письмо а-ля угроза, чёрная метка, где некто из Анталы говорил, что «пути наши разминулись, но теперь я готов вернуться». Плюс ко всему, этот самый некто упомянул о какой-то вещи, котору мы, судя по всему, у него «украли». И это сто процентов Пастор! Пакстон «Пастор» Алуайт, Верховен Анталы, у которого Вильям чуть ранее украл фиолетовый камень! Мы ни в чём не виноваты, но из-за войны, которую устроили, Пастор точно не будет разбираться в подробностях ситуации, а просто прикончит нас на месте. Проблема в том, что уже неделю я его не вижу. Интересно, когда же он явится? Мы обязаны сохранить фиолетовый камень, ведь он очень важен для плана Эрнеста по исследованию Обелиска. Как говорил мне чуть ранее Паскаль… Обелиск — штука опасная, но может помочь мне вернуться в мир людей. Я надеюсь, Эрнест знает, что делает. Я ему доверяю, даже если мы общались не так долго. Это я такой наивный, или всё делаю правильно? Постоянно ощущаю, будто мои мысли кем-то или чем-то сдавлены и насильно направлены в какую-то определённую сторону…»***
Когда наконец была решена проблема с камнями, а братья придумали чёткий план по их сбору, настало время разобраться с другими глобальными военными проблемами. Кеннет, Кейпа и Эрнест с самого утра придумывали тактику переговоров со Звёздным Предлунием, главной целью которых было возвращение короны настоящему Жрецу эньерскому, что привело бы к отставке Витс. Как только королевство эньеров окажется в нужных руках, война быстро прекратится из-за огромного влияния этой империи на Деройсити. Это был самый быстрый и крайне приятный вариант развития событий, но ради его достижения нужно было потратить немало времени на разработку хорошего плана. Пока никто из правителей Триумвирата Эрнеста не поддерживал, и нужно было приложить все усилия, чтобы доказать свою правоту в этом вопросе. Они уже собрали доступные им документы, и оставалось лишь послать пару гонцов с просьбой выдачи некоторых копий, и этими бравыми ребятами должна были выступить Нарвал, работавший в Манора Кихани; Ханзо, знавший Анталу как свои пять пальцев; и кто-нибудь из эньеров, например, Сидония. У Принцессы до сих пор было неплохое влияние в Звёздном Предлунии, подрываемое лишь ненавистью Витс, и большая часть населения не знала о её связи с Восстанием. Всё должно было пройти идеально, и Кеннет с Кейпой верили в силы Эрнеста, ведь уже однажды видели его способности на переговорах. Жрец эньерский был идеальным полемистом, искусным спорщиком и очень хитрым оппонентом. Время близилось к вечеру, оставалось всего два дня до начала Нового Цикла. Погода играла на руку, обстановка была очень спокойная и приятная, все немного расслабились после двух недель бесконечной беготни и сражений. Три местных «гиганта» отдыхали в штабе Кейпы, попутно обсуждая предстоящую работу, но тут в бедное ветхое окно вдруг прилетел маленький камушек. — Господин Адъютант, господин Генерал! — послышался высокий мужской голос вперемешку с чьим-то причитанием. Кеннет с Кейпой тут же высунулись на улицу и увидели насущных Ханзо и Эи, которые выглядели несколько беспокойно. Эти двое уже успели заработать хорошую репутацию в Уэйзи Матакатифу, ведь искусно наблюдали за ситуацией и патрулировали территории. — У нас катастрофа! Переглянувшись, все втроём рванули вниз, чуть не столкнув друг друга с лестницы. Выбежав на улицу, Генерал и Адъютант обнажили свои оружия, а Эрнест принял боевую позицию. — Что случилось? Кто-то нападает? — быстро спросил Кеннет, оценивая ситуацию. На улице было крайне спокойно. — На севере? — На нас нападает какая-то бабка! — провизжал Ханзо, притягивая парня к себе за плечи. — Она маленькая, но у неё огромная палка и очень недовольно лицо! Мне кажется, она меня послала на языке жестов! Уберите её! Юноша выронил меч, а Кейпа, поняв, что их надули, взял и выбросил свой лук куда подальше. Эрнест же, недовольно опустив брови, скрестил руки на груди. — Эи, перевод? — Кеннет обратился к эньеру, и та вздохнула. — Около ворот Уэйзи Матакатифу бродит какая-то пожилая дама в традиционных одеяниях Анталы с огромным деревянным посохом, маленькими потрёпанными крыльями и очень недовольным лицом. Мы спросили у неё, что ей здесь нужно, но она начала разговаривать с нами на «языке жестов», с помощью рук, мы ничего не поняли, — она покачала головой, и Кеннет задумчиво кивнул. — Здесь никто раньше не обучался этому? Нам нужно с ней что-нибудь сделать. Эрнест пожал плечами, а следом за ним Кейпа. Видимо, даже этим двоим умникам не доводилось иметь дело с языком жестов местного английского, а Кеннету — подавно. Парню это не нужно было, особенно при наличии только одной руки. — Ладно, это хотя бы не осада, с одним кеатлом мы разберёмся, — парень приложил пальцы к переносице. — Надеюсь, это не кто-то из прихвостней Пастора, иначе они могут нас на месте убить. Кейпа, найди Хранителей Покоя, пожалуйста. Может, они знают что-нибудь по этому поводу. Мы с Эрнестом пойдём проверим. Мурн кивнул и убежал в сторону дома парней, пока братья пошли следом за встревоженным Ханзо и Эи, которая всем своим видом показывала усталость от своего приятеля. Чем-то эти ребята были похожи на Ялекса и Винсента, только Хранители Покоя, в отличие от друзей Акиты, оба были вполне себе заводные и активные. Эта же приятная девушка никакой радости обычно не выказывала и вечно бродила с каменным лицом, как самый настоящий эньерский страж на своём посту. «Видимо, раньше она служила при дворе, у них это принято… Привычки — штука страшная, — подумал Кеннет, осматривая её мелкие шрамы и потёртости от ношения брони. — Благо, что Ялекс смог это пересилить, хоть и служил очень долго. Спасибо Сидонии, я полагаю». Если сначала парень был абсолютно спокоен, то сейчас, с каждым шагом, его напряжение медленно нарастало. Это ведь действительно мог быть тот самый загадочный спутник Пастора, про которого Верховен писал ещё в письме, учитывая описание кеатла, что дала ему сама Эи. Возможно, армия Анталы просто таким образом хотела выманить Хиллов из крепости и прикончить как можно скорее, ещё на выходе, а они так легко повелись на эту уловку. Странно только, что Ханзо они не тронули, хоть это был очень хитрый и надоедливый для Анталы информатор, укравший кучу разных планов Пастора для Квинтет армии, равно как и пару десятков восставших кеатлов. Что ж, дело принимало крайне странный поворот… «Да с этими ребятами с Соко ла Кихани одни странности и происходят, — хмыкнул про себя Кеннет. — Свалились нам на голову…» Все аккуратно вышли из крепости, готовые к любым неприятностям, но им навстречу действительно вышла какая-то низенькая дама в возрасте, держащая при себе ту самую огромную палку, которую с перебоями описали Кеннету ребята. Её тёмно-медовая шерсть была слегка потрёпана какими-то репейниками и травинками, а уши оказались опущены, прямо как правое у Ханзо. Одежда, как и ожидалось, была окрашена в фиолетовые и розовые тона — национальные цвета Анталы. Она недовольно смотрела на пришедших, будто бы они заняли её дом и теперь не пускали внутрь. Кеатл ничего не говорила, а лишь размахивала руками — видимо, действительно была немая, или же просто разыгрывала их. — Так… — вздохнул Эрнест, пытаясь руками сложить пару букв, которые он знал из алфавита. — Я совершенно не помню язык жестов Деройсити, всего один раз в жизни моей приходилось мне наблюдать за этим. Мне оно и не нужно, редко маги здесь лишаются способности говорить, ведь речь дарована нас Создателем и Мечами, чтобы могли мы изречь наши мысли. Жрец еле-еле смог спросить у загадочной бабушки, кто она и что делает здесь, но получил крайне невнятный ответ: «Жду, речь понимаю». Ребята переглянулись. — Ах, так Вы понимаете речь обычную нашу, правда? Просто замечательно, слух ещё при Вас, — с некоторым уважением сказал Эрнест и пожал ей руку. Он один здесь не боялся разговаривать с незнакомкой, хоть его улыбка и выглядела какой-то натянутой. — Не скажете ли Вы нам подробнее, чего Вы здесь ждёте, мадам? Она лишь недовольно вздохнула и тут же принялась барабанить своим посохом по ближайшему полому дереву, да так, что звук эхом разнёсся по всей округе. Все жутко перепугались, подумав, что она зовёт подкрепление, и Кеннет уже было хотел напасть на неё с мечом, но перед всеми тут же пронеслась яркая фиолетовая вспышка. Парень отпрыгнул в сторону, в снег, прямо как в тот раз, когда Винсент розовой кометой приземлился рядом с ним, а все остальные просто разбежались и закрылись своим оружием. Загадочная дама же даже не шелохнулась, только качнула и махнула рукой своему спутнику, которого, кажется, знала предельно хорошо. — Кейн, мы идём! Эй, что у вас там происходит?! — где-то рядом послышался крик Винсента, за которым бежал Ялекс. Хранители Покоя тоже были в полной боевой готовности, но, подбежав к месту событий, резко остановились и застыли, отвесив челюсти. — Что за… Перед всеми собравшимися выросла небольшая фигура в длинном зимнем плаще с меховым капюшоном, под которым скрывалась нежно-фиолетовая одежда и мягкая персиковая шерсть, которая становилась чуть темнее на голове, сливаясь с кофейными волосами подоспевшего в земли Уэйзи Матакатифу кеатла. Прямо как и Винсент в день своего возвращения, он дымился, словно упавшая звезда, и оглядывал всех своими глубокими розовыми глазами, которые стали ещё более выразительными с последней встречи этого кеатла с Хранителями Покоя. Судя по заметно изменившейся внешности этого мага, он уже успел пережить свою первую смерть и потерять свою оболочку, но зато раскрыл в себе множество новых способностей, включавшие в себя сверхбыстрое перемещение. Как писалось во многих справочниках, для мисфитов и кеатлов это был самый желаемый навык, ради которого многие совершали самоубийства. — Я очень вовремя, — проговорил кеатл, и его голос словно ножом прошёлся по сердцам Хранителей Покоя, и только Эрнест недовольно прищурил глаза. — Здравствуй, Жрец эньерский. Надеюсь, ты заварил чай, обещанный мне пару месяцев назад. Время, оказывается, вещь скоротечная в своих абстрактных, и даже я сам не заметил, сколько уже дней прошло с нашей последней встречи. Одно хорошо — память у меня замечательная, и я прекрасно помню о чужих долгах и обязанностях. Кеннет перевёл испуганный взгляд на Эрнеста, и Хилл-старший заметил на глазу своего младшего брата крохотные слезинки. Не было ясно, чем они были вызваны — ситуацией или кусочками льда, которые попали ему на лицо от небольшого магического взрыва. — Я ждал тебя, — невозмутимо ответил Жрец, смотря на кеатла с высоты своего роста. Его рога угрожающе сверкнули в полумраке вечера. — Надеюсь, что мы договорим с тобою наедине, без лишних глаз. — Нет, Эрнест. Извини, что вновь говорю тебе «нет», но они достойны знать правду о произошедшем, — кажется, такой ответ подорвал сознание Хранителей Покоя. — И ты не посмеешь больше обнажить меча в мою сторону, особенно меча твоего родного младшего брата. Эи и Ханзо, понимая, что ситуация к ним никак не относилась, отошли в сторону и скрылись в тени. Медовый кеатл же повернулся к Кеннету, который выглядел так, словно прямо сейчас его избили и кинули умирать в сугроб. Он до сих пор не знал никаких подробностей, но что-то в его душе уже умерло, едва успев расцвести.