Бог выше человека. Для чего тебе состязаться с Ним?
Он не дает отчета ни в каких делах Своих.
Казалось, прошла целая вечность, пока Хранители Покоя в полнейшем шоке стояли прямо на выходе из Уэйзи Матакатифу и пытались обработать ситуацию, но на тот момент часы пробили лишь двенадцать часов тридцатого декабря. Оставался всего один день до начала Нового Цикла, а подарок на этот знаменательный праздник оказался достаточно сомнительный. С одной стороны, это было долгожданное возвращение старого друга, а с другой… Лишь боль и разочарование в новом. За эту пару дней, что Кеннет провёл бок о бок с Эрнестом, своим родным старшим братом, он действительно начал чувствовать себя близким, любимым и значимым для семьи Хиллов. Жрец пригрел его под своим крылом и доказал, что Кейн всегда может положиться на сильное плечо рядом с ним, что всегда может высказать ему все свои переживания, что пройдут они весь этот путь вдвоём, рядом друг с другом. Долгие месяцы Кеннет неправильно воспринимал слова Эрнеста, пропуская их через призму собственного агрессивного к реальности сознания, и только сейчас начал понимать, что эта злоба в речи Жреца была лишь глупой выдумкой Хилла-младшего. Эрнест не желал никому из ребят зла, а особенно брату, которого, как оказалось, он даже был рад видеть, рад разделить с ним одну и ту же точку зрения и пообщаться за кружкой горячего чая. Такого, какой умел делать только их отец, Август Хилл — последний из живых в мире людей наследников фермы. Эшли, к сожалению, желания владеть Хайхиллом не изъявила, а братья бесследно исчезли со страниц повествования истории этого древнего рода. А потом он услышал исповедь Паскаля, истинную версию развития событий той ночи. Кеннет наконец узнал всю утаённую от него правду об исчезновении друга, о потере собственного тела под властью другого, о тяжёлой травме, которая лишила его правого глаза. И это именно Эрнест стоял за этим всем — именно он подставил своего брата под удар судьбы, а сам же убил невинного кеатла чужим мечом, который ранее не знал крови смертельных ран. Истоки оказались для парня всего лишь временной тюрьмой, куда отправился его потерянный и вытесненный из тела разум на очередную каторгу, чтобы сокрыть от него всё происходящее. Тьма утробы Создателя бесповоротно ослепляла, далёкий вой Бога оглушал, и не оставалось больше никаких мыслей, которые могли бы вернуть Хилла-младшего к реальности. Нимбус — единственное, что вышло тогда из-под контроля, но теперь Кейн начал сомневаться и в этом: может, Эрнест и его туда послал, чтобы брат выкрал у демона камень, пока второй Хилл занимался «исправлением ситуации» в Деройсити? Только уже после всего Кеннет вспомнил, как чуть ранее Жрец сердечно уверял его, что не способен взять контроль над чужим телом, а если бы и мог, то не стал бы — слишком низко для него. — Слишком низко, Эрнест? Слишком низко?! Я что, настолько низкий для тебя, настолько приземлённый и бесполезный, что ты захватил моё тело?! — Кеннет буквально упал на колени прямо у ног брата, который продолжал невозмутимо смотреть на него. Парень висел на волоске от слёз, и лишь внутреннее успокоение от возвращения Паскаля держало его при себе. — Кто я для тебя? Игрушка, неспособная к жизни?! Просто… Просто беспомощная мошка? Что я такое?! Эти слова не были сказаны на улице, иначе Кеннет бы мог сильно напугать проходивший мимо народ. Ханзо и Эи не заслуживали слушать весь этот бред и видеть, как Хранители Покоя выносили сор из избы — это был слишком личный для парней конфликт. Даже Винсент, узнавший о смерти его дяди, почувствовал себя крайне противно, будто бы убил его собственными руками. Всё это время кеатл упорно подозревал Кеннета в чём-то не очень чистом, но тут же старался отбросить от себя мысли с помощью поддержки Ялекса, а в итоге оказалось, что Винни был прав. Но теперь ему не было весело от мысли по поводу своей «победы» и «гениальной дедукции», ведь сам кеатл хотел бы, чтобы это было ложью. «Его собственными руками… — прогонял он через свою голову. — Его мечом… Кейн слишком сильно любил Паскаля, чтобы это оказалось правдой. Я просто не могу поверить, что его тело поддалось…» Ялекс же чувствовал себя крайне неловко, ведь постоянно лишь отдалял ребят от разгадки тайны. «Кто я такой в итоге? Я покрывал убийцу…» — крутил у себя в голове эньер, совершенно не понимая, как это могло произойти. Он никогда не был настолько наивным и доверчивым, чтобы не отличить настоящего Кеннета от подселенца, но сейчас… Наконец осознал, что он был таким. Ялекс действительно оказался слишком мягкосердечным, легковерным и недогадливым, каким просто не мог быть настоящий воин, обязанный защищать свою родину на войне. Этот случай показал, что эньер всё ещё не был достоин признания, и Ялекс вновь ушёл в чужую тень, чтобы разобраться с собой. Интересно, злился ли на него Винсент, который предугадывал все события? — Что мне теперь делать? Что?! Как я должен вообще себя чувствовать?! Я не понимаю! — Кеннет со всей силы бил стальным кулаком по деревянной стене и без того ветхого домика. Казалось, будто доски вот-вот сломаются. — Мой родной брат с помощью моего тела убил моего близкого друга! А теперь… Теперь… Он пытается втереться в моё доверие! Врёт мне! Он всё это время врал мне! Тот самый серебристый ключ, некогда висевший на груди Паскаля, стал самым настоящим яблоком раздора для Хранителей Покоя, Миротворцев и самих Хиллов. Один маленький конфликт потянул за собой ужасные последствия. «Должен ли я теперь закончить начатое? — вздохнул наконец Кеннет, съехав по стене на холодный пол, покрытый острыми осколками от разбитой бутылки вина и стен. — Оказывается, я бесполезен. Это был всего лишь очередной спектакль, чтобы заставить меня поверить в его ложь». — Кейн, не стоит, правда. Успокойся сейчас же, — вокруг парня ходил сам Паскаль, пытаясь хоть как-нибудь успокоить его. Казалось, будто бы кеатл стал аккуратнее рядом с Кеннетом, боясь, что он снова вонзит ему меч прямо в сердце. — Прошлого не изменить, пойми… Теперь я чувствую себя нормально, мне не очень важна моя смерть, она лишь дала мне время на осмысление некоторых моментов моей жизни. Сейчас не время для ссор между союзниками; Эрнест действительно гениален, поэтому не потеряй его. Возможно, однажды мы все поймём его амбиции и настоящие планы… Знаешь, я тоже повёл себя как-то глупо. — Почему вы все так спокойно относитесь к смерти?! — Кеннет поднял голову, и пара слёз всё-таки упала на пол. В последнее время он не мог себя сдерживать. — Почему вы все думаете, что смерть — это красиво? Что это обычно? Что это имя какого-то удивительного Божества? Вы что, настолько погрязли в этом, что считаете смерть за что-то… Обыденное?! Я знаю, что это естественное стечение обстоятельств, но… Что насчёт убийств?! Убийств, которые были совершены твоими руками, но другим человеком?! Судя по всему, парень забыл, как сам буквально недавно убил двоих мурнов в Танепаси. Ощущения были, конечно, не самые лучшие, мягко говоря, но Кеннет кое-как смог себя пересилить и перестал думать об этом, хоть в кошмарах ему всё ещё периодически являлись образы этих магов. Его изначальным планом было убийство Сапсана, Шамана, правителя всей страны — разве это было «обыденно»? Разве покушение на политика было настолько обычным для Деройсити событием, к которому все уже давным-давно привыкли? «Я тоже политический деятель, я Принц эньерский, — мимолётно думал Хилл-младший, осматривая свою потрёпанную тиару. — Почему за покушения на меня до сих пор никого не посадили? Расизм…» Рядом, на кровати, сидели поникшие Хранители Покоя. Винсент рассматривал Кеннета, а Ялекс закрыл лицо руками и больше его не поднимал. В другом углу комнаты мрачно стояла та самая спутница Паскаля, чьего имени парни так и не узнали. Сейчас было не время для новых знакомств, как бы ему ни хотелось разбавить напряжённую атмосферу. Хранитель аккуратно взял парня за плечи и слегка потряс его. — Кеннет, успокойся, пожалуйста. Я понимаю, что у тебя нервный срыв на почве усталости, но ты должен начать мыслить рационально, постарайся, — уже мягче проговорил Паскаль. Сзади подошёл Винсент, и вместе кеатлы подняли юношу на ноги. — Не смей ругаться с Эрнестом, понял? Это моя просьба, будь добр её выполнить. — Это была ложь… Паскаль, чем он тебя подкупил? — Эта ложь была… Во благо! Зачем нужно было тебя тревожить в такой напряжённый момент? — он помялся и проигнорировал вопрос. — Некоторых вещей в мире нам никогда не понять, особенно — гениальные умы. Нам просто нужно смириться с этим и поддаться, верить и надеяться, вставать и идти дальше, как ты это делал всегда, весь этот путь. Зайдя так далеко, разве ты готов так сильно подорвать доверие и надежду? — И что теперь? Мне нужно смириться с тем, что сделала Витс со мной, прикрыв это какими-то её гениальными мотивами? Мне нужно принять, что Эрнест контролировал моё тело? Принять все смерти, принять свою травму?! Я ведь остался слеп на глаз… — Кеннет помотал головой, и с его лица тут же слетела та самая чёрная повязка, оголяя тот самый травмированный глаз. Паскаль пошатнулся. — Как бы ты чувствовал себя, если бы ослеп? А если бы лишился руки, а? Как я вообще должен это принять? Я… Я не понимаю… Я ведь не всесильный, чёрт тебя побери… Хранитель явно пропустил очень много из жизни парней. Он действительно испугался, когда впервые увидел тёмный уродливый шрам на некогда белом и чистом лице Кеннета. Смотря на Винсента же, Паскаль заметил за ним какие-то подозрительные изменения во внешности, но спрашивать напрямую пока не решался. Каждый день случалось что-то крайне неприятное, и нельзя было угнаться за совершенно всеми событиями, особенно учитывая, что все они остались в тени начавшейся войны. — Ладно, Кейн, слушай, — вдруг заговорил сам Винни, пытаясь обратно натянуть на глаз приятеля повязку. Он не сопротивлялся, но болезненно шипел. — Конечно, ситуация просто отвратительная, но я соглашусь с Паскалем. Нам сейчас вообще не в тему будет ссориться с человеком, который нас в случае чего на месте прихлопнет, понимаешь? А смерть, эм… Нет, тебе и Ялексу есть смысл бояться её, но нам-то что, кеатлам? После первой смерти мы открываем в себе новые способности, что является неплохим вознаграждением за страдания, которые перенесло тело, окей? Давай ты не будешь залезать в чужие мысли и пытаться изменить мнение Паскаля по поводу его собственной смерти, это же тебя не коснулось. — Как не коснулось? Это было моё тело! — Кеннет! — вздохнули все разом, а дама, стоявшая в углу, недовольно постучала посохом по полу. Далее продолжил Винсент. — Ты Адъютант или кто?! Ты сейчас должен волноваться о победе на войне, о своём возвращении домой, а не об отношениях с семьёй! Я понимаю, что это очень тяжело, но все мы рано или поздно пройдём через это. От Эрнеста зависит исход всех сражений, а ты собираешься прямо сейчас оборвать с ним все связи и пойти против него? Ты с ума сошёл?! Подумай о нас хоть раз! «Подумать о вас хоть раз? Да я постоянно о вас думаю! Почему теперь никто не хочет подумать о моих чувствах… Это что, так обыденно? Когда кто-то захватывает чужое тело и травмирует его?!» «Мы все эгоисты. Мы все хотим к себе внимания, хотим признания, Кеннет, как и ты сам. Слышал когда-нибудь о пирамиде потребностей по Маслоу?» — парень не знал, чей это был мужской голос, но тот почему-то звучал очень приятно и тепло, будто бы это был кто-то родной ему. И хоть Эрнест был далеко, в другом доме, на другой улице, он слышал все эти слова. Он слышал, как Кеннет со всей силы ударял по стенам, как парень разбил пустую бутылку вина о собственный протез, как он сокрушался и рыдал, пытаясь понять, как себя вообще чувствовать. Ситуация была из ряда вон выходящая, нестандартная для Деройсити и Хранителей Покоя, но все почему-то совершенно спокойно к этому относились — один только Хилл-младший из кожи вон лез, стараясь унять своё беспокойство. Сидя в полном одиночестве в холодном доме, который сейчас покинула даже насущная Сидония, Жрец рассматривал лежащие на столе рядом камни, а сам прислушивался к мыслям своего брата, которые звучали отвратительно громко и смазано. «Ты никогда не научишься отпускать, Кеннет, — спокойным голосом прошептал Эрнест и прикрыл глаза. — Тогда научись хотя бы слушать. Прошлого не изменить, а на месте потерь всегда вырастет что-то новое — новая для магов жизнь, новые способности и возможности. Разве это не прекрасно? Паскаль теперь подобен Богу, Паскаль увидел правду и удивительно подсобил нам в нашем с тобою деле. Он доволен жизнью своей, он не печалиться о смерти — тогда почему винишь ты меня?» В фиолетовом камне напротив играли друг с другом две крайне яркие души, кружили и танцевали с остальными, заставляя кристалл сиять в давящем полумраке. «Ты должен помнить о нашем договоре, о нашей сделке. Мы с тобой найдём все камни и прекратим это безумие. Беспокойся о народе, прислушайся к Винсенту». Теперь, когда Жрецу не было выгодно отдаляться от парней, он начал поддакивать им, даже раздражительному кеатлу. Всё слилось в одном бурном потоке — Кеннет слишком устал. Давно не спал, нормально не ел, лишь выпивал и одиноко лежал на кровати, пытаясь осознать произошедшее за последние сутки, за последние едва уловимые моменты его «и без того жалкой жизни», как выразился сам Хилл-младший. Хранители Покоя тоже поникли, но идти вслед за своим разбитым другом не стали, а наоборот — сидели с Паскалем и его спутницей, разговаривали с ними, даже здоровались с Эрнестом на улице, хоть и очень нехотя. Жрец выглядел спокойно и как обычно приветливо, пожимал руку Хранителю и перекидывался с ним парой лёгких слов о погоде, здоровье и обстановке в мире. Если верить редким слухам, Хилл-старший и Паскаль действительно выпили вместе чаю и закончили «тот самый разговор», о котором постоянно твердили. Интересно, в чём именно заключалась тема этого странного разговора? Никого не было за закрытыми дверями дома Жреца, никто не имел права заходить в комнату, где это всё произошло. За чашкой чая решились многие вопросы, и два совершенно разных мага пришли к согласию и прощению друг друга. Но кто чем жертвовал? «Что, чёрт возьми, происходит?! Почему вы все так спокойны? Почему вы все не воспринимаете реальность всерьёз? Почему вы думаете, что смерть — это благородно?!» — Пойми, дорогой, я лет тридцать назад ещё пообещал себе больше никогда не таить на кого-то старых обид. В жизни нужно уметь отпускать все негативные воспоминания, чтобы дать место для новых свершений и радостей, — говорил Хранитель, прогуливаясь вместе со своим племянником. Два Лонгфедера выглядели даже довольными, слегка улыбаясь друг другу. Странно, что теперь оба они были мертвы. — Я не вижу смысла сейчас злиться на Эрнеста. Ключ действительно оказался очень важен, но я просто не понял, почему Жрец не хотел мне рассказывать об его истинном предназначении. «Если Паскаль не видел смысла злиться на Эрнеста, значит, что он его чем-то подкупил. Но чем?!» — Наверное, чтобы не провоцировать Нимбуса, который напрямую связан с белой линзой в ключе, — закончил за него Винни, жестикулируя рукой. — Знаешь, я тоже пытаюсь перестать быть злопамятным, это только лишние нервы отнимает. Мне на свою-то смерть тоже плевать… Винсент уже успел рассказать дяде о произошедшем во дворце эньеров. С каждым словом на него навевали воспоминания о том дне и той секунде, когда ледяное лезвие вонзилось в его плоть и разорвало глотку, будто бы голодная бродячая собака. Кровь хлестала реками и ручьями, заливая собой весь пыльный пол, и в полумраке зала сияло лишь одно — его улыбка, бессмертная улыбка, которая и привела Винни к перерождению. Паскаль чувствовал его и понимал, ведь сам пережил похожую смерть, но его тело было повреждено гораздо сильнее, поэтому времени на возвращение понадобилось чуть больше. — Когда ты сбросил меня с обрыва, я всё ещё был в сознании, — рассказал Хранитель самому Эрнесту. Жрец внимательно его слушал, пока сам что-то между делом записывал, попутно потягивая чай. Сегодня почерк Хилла-старшего был удивительно красив. — И моя магия была всё ещё работоспособна. Я открыл под собой очень кривой портал и сумел перенести себя на гладкое дно ущелья, чтобы не напороться на камни внизу. Если бы не это… Тогда бы я не вернулся уже никогда. Не думаю, что я смог бы снять своё тело с пик, хах. — Не перестаю тебе поражаться, Паскаль, — человек лишь улыбнулся, дёрнув своими блестящими чёрными клыками. Его смешок звучал как угроза, но был искренним. — Извини, что, возможно, был с тобою чрезмерно груб. За двадцать лет в изоляции разум мага может действительно сильно исказиться, померкнуть и начать таять, но всеми силами я пытался сдержать его. Ах, была бы моя воля… Не случилось бы этого всего, но этого хотели Боги. — Нет смысла противиться Богам, нужно лишь принять все эти события, и я их принимаю. Все всегда говорили, что ты самый верный следователь Божественного порядка, его защитник, и я не думаю, что ты решил бы противиться Божьей воли и убивать кого-либо без надобности. Не стоит извиняться, Эрнест. Я тебя понимаю. «Мы есть опора и защита Божественного порядка, мы есть его стражи, мы есть его клетка. Да будет дарована людям жизни линия, да не будет порвана она руками чужими, и сохраним её мы с тобою вместе, в одиночестве и здравии разума. Двадцать лет непорочных дум и сказов разума твоего привели лишь к просвещению мыслей твоих, как его — лишь несколько месяцев затратили. Да не будет глаз оных положен на Божественный порядок. Сотрудничай с ними и будь дружелюбен, не то лишишься ты благословения. Веди войну и брата своего к Надежде, путь тот отплатит за грех свой». Будто почувствовав, что в Уэйзи Матакатифу начался какой-то раскол в отношениях, армия Древа затихла и дала Квинтет армии немного отдыха, особенно — Адъютанту, который явно чувствовал себя не лучшим образом. Жрец и Хранитель крайне быстро помирились, будто бы очарованные силой друг друга, и постоянно обсуждали разные «высокие» вещи, начиная от возможностей камней до устройства Обелиска. Паскаль, видимо, действительно успел пересмотреть все свои взгляды на жизнь, пока бродил по собственному лимбо, и пришёл к полному очищению своей души, к высшей награде — прощению. «Только сильные могут извиниться, а слабые — замалчивают, — повторил про себя любимую цитату кеатл, но теперь решил изменить одно слово. — Только сильные могут простить, а слабые — затаивают обиду». Конечно, в Деройсити самым душевным и истинно «магическим» праздником считается именно Троелуние, но начало Нового Цикла тоже обладает удивительными свойствами. Чем ближе к январю, тем теплее становятся души магов, и многие возвращаются к своим семьям, даже ненавистным, чтобы провести этот день вместе за кружкой местного тёплого напитка с каплей алкоголя — алле́йна. Если не удалось кому-то договориться и решить свои проблемы в Троелуние, то Новый Цикл должен был принести им успокоение. — Хотелось бы мне верить, что судьба — это всё-таки не прямая тропа, с которой ты никак не можешь сойти, — вздохнул Кеннет, сидя за столом со своими друзьями. Теперь они уже втроём глушили бутылку вина. — Может, у нас всё же есть права выбора… «Чернила с Божьего пера…» — У нас выбора ровно столько, сколько нам Боги позволяют, — Винсент рассматривал поникшее лицо приятеля. — Понятие абсолютной свободы — ложное. «Неба синева…» — Да и вообще, считается ли свобода, дарованная Божественным порядком, ну, «свободой»? — подал голос эньер. Кажется, Ялексу не очень нравилось местное вино, но он всё равно пытался покончить со своим бокалом. Закусок на столе не было. — Условность, не больше… «И мы близки к раздору…» — Тогда какого выбора ждут от меня Боги… — парень упал лицом на стол и что-то пробубнил. — Не знаю, сойду ли я сейчас с дороги, но мне хочется надеяться на мирное решение проблемы. Я не хочу прощать его. Я хочу… Игнорировать это. «Прощения нет, благословение дарую за силу я твою». И это лишь отрывок всего произошедшего. Кеннет не хотел говорить об этом периоде его истории, прямо как и о начале войны. Хотелось бы мне знать больше… «Идти против течения готов, порвать и цепи всех оков». «Я не могу прислушаться к народу. Мои чувства тоже важны. Я не хочу». «Мои чувства — это слабость. Я должен прислушаться». «Опасно сейчас говорить «нет», опыт Паскаля не был хорош…» «Чего я ещё не знаю?»***
«Тридцать первое декабря две тысячи двенадцатого года. Вот и закончился адский этот год, но что-то мне подсказывает, что дальше будет только хуже. Не зря же тринадцать — число неудачи, разве не так? В детстве я думал, что «пятница тринадцатое» и «Чёрная пятница» — это одно и то же, но потом родители рассказали мне, что скидка — это не неудача, а, наоборот, очень хорошая штука. Ага, на следующее же тринадцатое число у нас кто-то в городе помер… Не суть. Весь вчерашний и сегодняшний день я, к сожалению или счастью, пропил с парнями, и теперь чувствую себя крайне разморённым и расслабленным, потому и решил написать что-нибудь сюда, так, просто поговорить сам с собой. Вчерашняя запись оказалась очень депрессивной, потом я залил её кофе — вышло ещё хуже. У меня всё ещё трясутся руки от произошедшего с Эрнестом и Паскалем, но стало уже чуть лучше — отошёл. Но и пил я не только из-за произошедшего, но и за близкий праздник, который, не знаю, сможем ли мы отпраздновать. Я очень на это надеюсь… Я обещал себе и народу не забирать у Деройсити этого знаменательного дня, но теперь, пересчитывая оставшиеся деньги, очень сомневаюсь в проведении хоть какого-то фестиваля. Мы совершенно не готовы, у нас нет даже каких-нибудь флажков или бенгальских огней (их местной альтернативы с непонятным названием). У меня в кармане сейчас двенадцать дэро… Я разочарован. В первую очередь — в себе. Во вторую — в жизни в целом. Моё тело — свалка, а не храм, как и мой разум, в принципе. Пустил в своё сердце и душу не тех людей, а теперь приходится плакаться… Отвратительное чувство потери любого достоинства. В любом случае, я это немного приглушил и игнорирую ситуацию. Если кто-то сможет разобрать слова из предыдущей записи — будет неплохо. (Здесь я отвлёкся и прошло два часа, неловко). Очень некстати пришло мне не самое утешительное для Нового Цикла письмо, но крайне интересное для меня и Квинтет армии (благо, что снова не от Анталы). Впервые я увидел весточку от Нарвала, он жив! Пишет мне, что недавно к нему явилась та самая Акита, которую я сам жду уже какую неделю, и они вместе начали сеять хаос среди мирного населения Манора Кихани. Вот жду я эту торговку, а она в Тайфаламити, оказывается… Ладно, дело благое. Теперь среди народа ходят самые разные слухи по поводу грязи в Триумвирате, и мурны уже, судя по всему, готовы снова взбунтоваться. Удивительно, как этот маленький парень и незнакомка с тяжёлым кошельком смогли навести столько шума… Мне кажется, они не обошлись без помощи извне. Интересно, чья помощь-то? Я совершенно не готов к новому тринадцатому году. Хотя… А что изменится? Дата? Ну, да, дата изменится. Через два месяца у меня день рождения, повторюсь. Интересно, доживу ли я до него? «Я не человек, а двуногое бессилие», — писал так Маяковский ещё в тысяча девятьсот пятнадцатом. Повезло же мне иметь здесь, в Деройсити, книги классиков и других интересных мне стран… Хоть какое-то развлечение, пока я дожидаюсь собственной смерти. Я слышал о печально известном «клубе двадцати семи» ещё от сестры, которая очень любила этих исполнителей, но не думал я, что однажды могу не попасть туда по одной простой причине — даже до двадцати семи не доживу. В детстве я посмотрел местный английский фильм «Сто лет и один год» и пообещал себе, что обязательно переживу всех своих друзей, чтобы хранить память о них, но семья как-то скептически отнеслась к этому заявлению, мол, ещё молоко на губах не обсохло, а я уже задумываюсь о жизни, смерти, так далее. Да уж… Эрнест мне примерно то же самое однажды сказал, подчеркнув моё несовершеннолетие, но в то же время постоянно говорил, что я достаточно силён для своего возраста. Вот бы отпраздновать хотя бы этот день рождения, хотя бы своё совершеннолетие… Кажется, я начинаю трезветь, и ко мне возвращаются прежние чувства, становится как-то мне плохо. Пойду похмелюсь немного и займусь своими делами, подготовкой к празднику… Залезу в казну, хоть пятьдесят дэро попробую сыскать, чтобы угощений купить, народ побаловать. А то парни совсем меня загнобили, мол, не слежу за мирными жителями. Эх. Интересно, является ли моё «приподнятое настроение» перед праздником просто защитной реакцией организма на стресс? У меня смех очень нервный. Винни сейчас сказал, он просто анекдот мне рассказал. А я пытаюсь писать что-то в дневник. Я посмеялся с тупого лонгфедерского анекдота… Да уж, вино помогает. Надеюсь, что с наступлением Нового Цикла хоть что-нибудь изменится. В лучшую сторону, конечно. Ах, вот бы Драконы услышали нас… Или Боги… Хоть кто-нибудь… Чтобы не было атаки на первое января и народ смог нормально поесть. Скоро месяц от начала войны. У меня есть неприятные мысли о незаконченном. Не вовремя они вернулись. Мне нужно держаться».***
Мне нужно отдышаться и начать с самого начала. Мои слова и мысли — отражение фатума Кеннета, о котором он твердил всё это время. Иногда судьба сливается в некий омут, утягивая за собой все события прошедших мимо дней и лет, минут и секунд, которые он так любил считать, смотря на часы… Я удивлён, как медленно тянулось время на войне, потому что многие просто находились в неком странном забвении, совершенно не следя за часами. Я могу их понять, на самом деле — на работе я тоже часто забывался и терялся, совершенно не осознавая, где я и кто я такой вообще. Мне невероятно повезло наконец вырваться из этого порочного круга и вернуться к обычной жизни, и я надеюсь, что однажды Кеннету тоже улыбнётся удача. А пока что мы можем налить немного вина и поднять бокалы во славу наступления Нового Цикла в Деройсити. Пожалуй, пора вернуться к самому началу. Вечером тридцать первого декабря на улицы Уэйзи Матакатифу вышло много разного народу, включая даже раненных чуть ранее солдат, которые тоже хотели этот вечер провести с семьёй, друзьями и немного повеселиться. На войне, конечно, алкоголь был разрешён, но не в очень больших количествах, чтобы не терять сноровки, и только в эту ночь Кейпа позволял всем от души напиться. Хоть в день Нового Цикла перемирие не объявлялось, и Восстание сильно рисковало навлечь на себя очередное нападение со стороны армии Древа, но все были уверены, что даже воины Триумвирата сегодня пойдут кутить и откажутся выходить на работу в такой «пьяный» праздник. Шаман и Асо сколько хотят могут пытаться уговорить своих солдат напасть на назойливых бунтарей, но никто не согласится прервать веселье ради очередного скучного сражения. «Отнять у народа праздник — проявить неуважение к нему. Даже на войне должно быть место для празднования, — заявил Лис, стоя на главной площади в окружении десятков мурнов. — Мы заботимся о народе, поэтому этой ночью вы можете не работать и веселиться!» Потерянный в собственных неприятных мыслях Кеннет носился туда-сюда по улицам, копошился в каждой подворотне и бочке, подходил к друзьям и заботливо пересчитывал все монетки, которые сейчас были у него в потрёпанном годами кошельке. Раньше он был всегда полон из-за поддержки Витс, которая отдавала Принцу часть своей царской зарплаты, а сейчас там осталось всего лишь двенадцать жалких дэро, половина из которых всё равно являлась сбережениями Сидонии. Потом Кеннет принялся рыться по своим карманам, залез под рваную тунику, в широкие тёмно-малиновые штаны, проверил даже в носках и сапогах, найдя в итоге ещё пять монеток, потерявшихся там где-то пару месяцев назад. Он не так часто менял свою одежду, поэтому там частенько оставались какие-либо заначки «на чёрный день», который наконец наступил. Затем Хилл-младший кое-как вытребовал у Хранителей Покоя немного дэро, собрал с деревенских, вытащил из казны Уэйзи Матакатифу с разрешения Кейпы и наконец смог собрать около шестидесяти золотых монеток, что вышло даже больше запланированной суммы. Это не могло не радовать Адъютанта, который теперь мог купить хоть что-нибудь интересное для праздника и порадовать печальный народ. «Я не подведу Кейпу ещё раз». Стараясь отвлечься от мыслей об Эрнесте и Паскале, Кеннет вместе с Ханзо и Эи отправились на Соко ла Кихани, чтобы найти там каких-нибудь закусок, бенгальских огней и какой-нибудь праздничный флажок, который планировали поставить на площади. Наряженная ель в Деройсити символом начала Нового Цикла не считалась, поэтому парню приходилось придумывать что-нибудь другое для поднятия настроения народа, ведь возможности купить официальные атрибуты праздника просто не было — всё оставалось слишком дорогим даже в период войны. По дороге на рынок друзья Акиты ещё раз рассказали Адъютанту о своей истории и доложили о каких-то событиях на фронте. — Кстати, ребята… — вздохнул Кеннет, пытаясь отвязать от своей руки запутавшуюся гирлянду с радужными флажками и какими-то очень странными смайликами. Она не очень ему понравилась, но в итоге образовала узел, поэтому парню пришлось заплатить за неё. — Извините ещё раз за произошедшее недавно. Вам явно не стоило слышать всех этих разборок по поводу Жреца и Хранителя. Я не люблю выносить сор из избы. — Да забудь, дружи-ище! — кажется, Ханзо уже был слегка пьян. Кеатл буквально повис на шее Кеннета, пока Эи в стороне делала вид, что не знает этих двоих. — Нам особо нет дела до чужих разборок, ха-ха-ха! Своих хватает! Нет, конечно, мне бы очень хотелось посмотреть за этой всей драмой, но… Ух, видел бы ты своё лицо! Мне даже не по себе стало! Эта фраза прозвучала очень странно, поэтому парень решил её проигнорировать и просто неловко отвёл взгляд, посмотрев на эньера поодаль. Она смогла лишь пожать плечами, будто говоря, что всё действительно было в порядке, и Кеннету не о чем было беспокоится. — Голубые маги — народ своенравный и по-своему странный, — Эи подошла ближе к Кейну и кивнула. — Даже нам самим редко понятен изначальный умысел Жреца или Жрицы эньерских. Я не буду ни судить Эрнеста, ни осуждать его. Для меня вы оба являетесь высокими особами Звёздного Предлуния, и я не имею права что-либо об этом говорить. Кеннет снова вздохнул. Манера обращения эньера к Принцу ужасно напоминала ему о Ялексе, точнее, о его речи в самом начале общения парней. Все голубые маги ужасно боялись и уважали королевских особ, поэтому всегда следили за своей речью, чтобы не сказать ничего лишнего, не обратиться случайно на «ты», чтобы всё было идеально. Это ужасно не нравилось Адъютанту, который совершенно не привык к такому общению, поэтому его постоянно дёргало от эньеров и их формальности. Да уж, теперь даже все солдаты Квинтет армии и Уэйзи Матакатифу обращались к Кеннету на «Вы». — Эи, ты можешь обращаться ко мне на «ты», пожалуйста? — спросил он, легонько дёрнув себя за воротник. Эньер снова пожала плечами, хоть и очень нехотя. Подобная просьба была странной для матёрого солдата, который явно не был похож на Ялекса. — Благодарю, а то… Мне действительно неловко. Кейпа и Эрнест всегда говорили мне быть ближе к народу, чувствовать его и заботиться о нём. Он всё ещё винил себя за потерю деревни Гандхан и десятков жителей, но был рад, что какую-то часть они всё же сохранили и переселили на север. На данный момент рабочие из Уэйзи Матакатифу уже начали заниматься перестройкой того района, чтобы заявить о своём владении им, и переименовали провинцию в деревню Китоко́йо, что можно было грубо перевести с мурнского как «северная граница». Местечко находилось достаточно далеко от Манора Кихани, с другой стороны от входа в пещеру, поэтому пока что Триумвират не уделял особо внимания разработку плана по возвращению этой области в состав консервативного королевства. Ребята продолжили бродить по рынку, и Кеннет тратил деньги буквально в каждом ларьке, пытаясь найти всё нужное. После пары дней непрерывного употребления алкоголя парень чувствовал себя не лучшим образом, но понимал, что сейчас буквально все ощущали примерно то же самое — ноги подкашивались, мысли путались, взгляд размывался. Юноша также связывал своё состояние с конфликтом, который произошёл совсем недавно, и Хилл-младший никак не мог отойти от предательства старшего. Даже несмотря на все попытки отвлечься от размышлений, Кеннет каждый раз возвращался к началу и про себя продолжал анализировать неприятную ситуацию, что очень сильно подкосила его состояние и веру в Жреца. Точнее, в дружбу с ним. Кейн просто не мог принять, что Эрнест действительно всё это время врал ему и просто пытался втереться в доверие, чтобы никто ничего не заподозрил, а парень так легко ему доверял и слушал всю эту лесть, уповая на чужую силу. «Паскаль ещё этот… — разочарованно вздохнул юноша, рассматривая лежащие на прилавке бумажные фонарики. — Я… Я правда рад его видеть, но не могу понять, почему Хранитель хочет, чтобы я простил Эрнеста? Ему действительно плевать на собственную смерть, как Винсенту? Может, это я чего-то не осознаю…» — Бумажные фигурки, фарфоровые статуэтки, свежий выпуск «Ока Дракона»! — громкий голос какого-то торговца вывел Кеннета из собственных мыслей. Эи и Ханзо тут же рванули посмотреть на местные игрушки, а вот парень больше заинтересовался газетой. — «Око Дракона», двенадцатое издание двенадцатого года, последнее за цикл! Или Вы желаете статуэтку Сера́йи Мико́то но Оса́йла? Довольный мурн протянул в руки эньера красивую фигурку крупного тёмного Дракона с чудными переливами оранжевого. Эи начала рассматривать интересную вещицу, пока Ханзо кое-как пытался отобрать её у подруги. — Се-ра-йи Мико-э-э… Что? Это кто? — Кеннет уже было потянулся за журналом, но всё-таки обратил внимание на сувенир. Выглядело очень необычно. — Странное имя. — А-а-а… Осайл — лидер Совета Драконов в шестнадцатом поколении, — объяснил торговец, которого, кажется, несколько смутила некомпетентность юного покупателя. Он протянул парню новостной выпуск. — Советую почитать вот это, там есть вся информация о Совете. К слову! Продаю я журнал потому, что первого января состоится собрание в зале Шинси́н. Поговаривают, что Драконы будут решать судьбу Деройсити дальнейшую… Ух, мурашки! Я уже жду следующего выпуска, чтобы узнать подробности! Кеннет замешкался и открыл журнал. Он, конечно, знал, что маги всегда уповали на силу Драконов и верили в спасение и освобождение, дарованное ими. Уже на протяжении очень многих веков покровителей буквально боготворили и причисляли к Божественному Пантеону, но, как заявляли во многих докладах сами ящеры, они всесильными не являются и никогда ими не были. В основном, поклонение Драконам в Деройсити пошло от одного простого принципа — раз уж Мечи, три великих Бога Вселенной, имеют «драконью» форму, значит, она совершенна, как и сами их высшие дети, венцы творения Создателя. Тем не менее, чего уж точно парень понять не мог, так это сувениров с изображением ящеров, которые, судя по всему, очень хорошо продавались. — Однажды мои друзья рассказывали мне о покровителе голубой магии и назвали его просто Эитоли, — между делом проговорил Кеннет. — Я не знал, что у Драконов… Есть полные имена. — У каждого есть, малец. Эитоли, к примеру, полностью зовут Хаме́тсу Мархо́сиас аль Эито́ли. Слухи ходят, что его даже на таком важном Совете не будет, ведь отправлен он в паломничество уже очень-очень давно. А не представляется он таким именем, потому что простой слишком, не то, что остальные. Ах, похож на нашего дорого Эйшо, ха-ха… Его, кстати, зовут Надаме́ру Саго́и Эйшо. Парень внимательно слушал интересного торговца, который так любезно вызвался рассказать Кеннету чуть больше о Драконах, про которых он буквально недавно вспоминал при письме заметки в свой дневник. Маг частенько забывал о них и силе, что несли в себе покровители, но в нужные моменты вспоминал про ящеров и про себя молил их о помощи. «В Деройсити осталось ещё столько всего, о чём я не знаю… — про себя вздохнул Кейн, читая колонку о Совете. Там были указаны дата и время, которые идеально совпадали с началом праздника. — И я уйду отсюда, так и не разгадав половины всех загадок. Даже самая крупная книга не сможет осветить все эти моменты, а жаль, я бы почитал такой том». Трата на журнал оказалась незапланированной, но Кеннет просто не мог пройти мимо такой важной вещицы. Теперь ему ужасно хотелось купить и следующий выпуск, который обещали поставить на Соко ла Кихани после десятого числа января, и парень с большими надеждами попрощался с милым торговцем. Мурн пообещал отложить для юноши один журнал, чтобы тот потом пришёл и забрал его, и такая услуга обошлась Кеннету ещё в одну монетку. «Что ж, на благое дело», — с такими мыслями парень отправился дальше гулять по рынку. Денег пока хватало, а дарить друг другу подарки в традиции празднования Нового Цикла не входило. Главное — это провести день с родными, разделить с ними радость. — Я хотел Оса-а-айла… — завывал Ханзо, у которого не хватило денег на фигурку. — Я хочу Дракона… — Ханзо, признай, ты просто хочешь зря потратить деньги. У нас нет возможности купить фигурку какого-то Дракона, чья деятельность даже нас не касается, — вздохнула Эи, пытаясь успокоить приятеля. — Давай ты будешь думать о своём Драконе, об Алько́ре Рюо́ку, ладно? — А один краец сказал мне, что произносить имя Дракона без надобности — моветон, — вскоре к ребятам подошёл Кеннет, по пути купивший какие-то дешёвые закуски, чтобы раздать их народу. — Но, спасибо, теперь я знаю, как зовут фиолетового покровителя. Время близилось к одиннадцати, оставалось совсем немного на подготовку, поэтому ребята начали в спешке собирать все вещи. Когда в кошельке наконец осталось всего три жалких дэро, Кеннет передал все тяжёлые мешки Эи, и компания отправилась назад в Уэйзи Матакатифу, где их уже заждались остальные. По дороге назад парень читал журнал про Драконов, откуда узнал достаточно много интересной информации, которую планировал позже перенести в свой дневник. «Я не знал, что они решатся всё-таки хоть как-нибудь вмешаться в ход истории в Деройсити. Драконов описывают как очень безучастных ребят, которым обычно плевать на события в королевствах, — проговорил про себя Кеннет. — Ну и ладно, это лишним не будет. Главное, чтобы они только проблем нам не создали… С огромным ящером мы точно не справимся, особенно если это будет кто-то из Триумвирата. Боже, надеюсь, что хоть Эитоли останется на нашей стороне…» На входе в деревню их встретил Винсент, который тащил куда-то целую коробку с бутылками вина. Удовольствие это было крайне дорогое, но кеатл тут же объяснил, что здесь у него буквально половина всех сбережений Кейпы, который поручил ему поставить это на общий стол, чтобы потом разлить немного жителям. Народ в Уэйзи Матакатифу был очень честный, поэтому Генерал верил, что никто ничего с площади не украдёт. Голос Винни звучал очень весело и приветливо, и это даже заставило Кеннета мимолётно улыбнуться, чего он не делал последние три дня. В приятной компании ребят парень отправился развешивать флажки и устанавливать бенгальские огни, которые они потом подожгут прямо под бой больших старинных часов. Кейпа обещал вытащить их на улицу, чтобы все увидели наступление Нового Цикла, и все эту идею единогласно поддержали. Сегодняшняя ночь обещала быть весёлой и размеренной, и Кеннет надеялся, что неприятные ощущения не съедят его… Потому что Эрнест собирался прийти на пьяную вечеринку. Пока парень висел на столбе и пытался завязать нормальный бантик, внизу показался Паскаль, которые даже не собирался снимать свой забавный мохнатый капюшон. Хранитель принялся разбирать закуски и раскладывать их по столу, пока за ним бегали целые толпы детей и просили кеатла поделиться с ними. Как бы Паскалю не хотелось дать этим бедным мурнам немного поесть, ему пришлось отказать, пообещав, что через час все смогут попробовать эти тарталетки с каким-то салатом в них. Кеннет невольно улыбнулся, когда услышал до боли знакомый, такой родной и тёплый голос, которого не слышал несколько месяцев, и рукой махнул другу. — Эй, Кейн! Хорошая работа, — улыбнулся ему в ответ Паскаль, закончив разбираться с едой. — Ты прямо целый праздник спланировал, это похвально. Теперь народ хоть немного отдохнёт от вечной бойни. Винни и Ялекс уже рассказали мне обо всём произошедшем раньше… Эх, мне очень жаль, что я не уследил за вами. — Это точно не твоя вина, — Кеннет разобрался с узелком и спрыгнул вниз, в сугроб. Теперь через всю площадь была натянута гирлянда с флажками, на которую позже Винсент должен был прицепить бумажные фонарики. Атмосфера на улице становилась всё приятнее, и даже душная серость медленно отступала. — Судьба бывает… Очень жестока. Ладно, не суть, не хочу сейчас обсуждать Божьи умыслы и прочий фольклор. Надо закончить с подготовкой, у нас не так много времени осталось. Хочется порадовать народ, воодушевить его, а там и войну продолжать будем… Парень был похож на старого полководца, который повидал на своём веку не одну дюжину разных сражений, провёл через огонь и воду не одну тысячу бойцов. Как и Кейпа чуть ранее, Паскаль сразу увидел в нём сильные задатки отличного лидера, поэтому был полностью согласен с выбором Адъютанта для Квинтет армии. Сама идея объединённого войска очень понравилась Хранителю, хоть он и не сразу поддержал идею Восстания. Он, всё-таки, являлся важным чиновником в консервативной Антале и уже очень много лет служил Верховену, от которого отвернулся после своей смерти. Увидев Кеннета, такого потрёпанного и избитого жизнью, но с горящим надеждой глазом, Паскаль принял его желания и присоединился к Квинтет армии, чтобы помочь ребятам провести Деройсити к свету. Всё однажды приходит к концу, и даже старые скрепы теперь должны были рухнуть. Парни очень сильно изменились за время своего путешествия. Кеннет принялся расставлять огоньки, когда к беседующим вдруг подошла та самая дама, сопровождавшая Паскаля. Парень так и не познакомился с ней, полностью проигнорировав кеатла, и теперь ему было как-то неловко начинать разговор. К сожалению, теперь его было не избежать, ведь рядом был болтливый Хранитель. — Так, Мари́а, отлично, что ты пришла, — кеатл начал туда-сюда бегать и передавать ей какие-то маленькие бумажки. — Это талоны на особое жалование. Раздай их, пожалуйста, всем солдатам, которые покажут тебе служебное удостоверение. — А если у меня нет этого удостоверение, я за солдата не считаюсь? — откуда-то сзади вдруг послышался хохот Винсента. Его коробка с вином пополнилась ещё несколькими бутылками, которые кеатл тут же расставил на столе. Такого хорошего стола восставшие мурны не видели уже очень-очень давно, так что появление в их жизни Хранителей Покоя стало чудом. — Всем снова привет. О, Кейн, ты всё-таки решил познакомиться с моей тётушкой? Парень приподнял брови. — А? Это что, твоя тётя? — он повернулся к названной Марии с максимально тупым взглядом. Кажется, Кеннет даже покраснел от сильного смущения. — Ой… Извините меня, пожалуйста. Я был не в лучшем состоянии, чтобы с кем-либо знакомиться, ха-ха… Меня зовут Кеннет Хилл. С крайне странной улыбкой он протянул левую руку Марии, но та лишь состроила недовольное лицо и пару раз ударила Кейна своим посохом по голове, от чего последний чуть не закричал. Испуганные Винни с Паскалем оттащили кеатла прочь от предмета её ненависти. — Ладно, может, имя действительно отвратительное… — юноша схватился за ушибленное место и сам отошёл в сторону. — Мари! Это наш Адъютант, хватит его бить! Ты его так убить можешь своей палкой, у него голова не такая крепкая! — взъелся Паскаль, стараясь успокоить свою, кажется, жену. Хоть она и не была рождена под фамилией Лонгфедер, окрасом она действительно немного походила на эту семью. — Он молодой парень, устал очень от всего… Вот и забегался, забыл поздороваться с тобой. Не суди его. Кеатл недовольно фыркнула, но всё-таки пожала Кеннету руку, крайне нехотя. Винни и Паскаль перевели дух, ведь конфликт оказался закончен, и больше родные драться не собирались. Это было одно из самых странных знакомств в жизни парня, а он повидал многое. Мариа в итоге забрала те самые талоны и ушла прочь от компании, и все трое снова сошлись в кружок, чтобы обсудить разные светские вещи. Атмосфера действительно была приятная, какая-то забавная и уютная, даже с избиением от миссис Лонгфедер. Кажется, кеатл действительно была какой-то необщительной и несговорчивой, и Кеннет не понимал, каким образом она смогла сойтись с Паскалем. — Я уж и забыл её, честно, — проговорил Винсент, повернувшись к дяде. Тот тем временем что-то крайне задумчиво писал в какую-то странную книгу. — Когда в последний раз я её видел… — Ха-ха… Я напомню, что мы считали Марию мёртвой на протяжении чуть ли не десяти лет, — Паскаль довольно улыбнулся. Он был рад возвращению жены. — Эй, Кеннет, я не рассказывал тебе эту историю? Нет? Ну, в общем, с Марией я знаком ещё со времён учёбы в Академии, она тоже выходец достаточно обеспеченной семьи, которая как раз была помешана на идее брака и внуков, ха-ха-ха… Да уж, такие себе моральные устои! Мы быстро с ней сошлись… А потом, в одной из битв, её сочли за шпиона и буквально лишили языка. С тех пор мы оба учились языку жестов, чтобы хоть как-то общаться между собой, плюс она очень любила раньше на земле рисовать с помощью своего шеста. — Ага. А потом она снова пропала, но теперь уже окончательно. Ту битву даже я застал, правда очень молодым, — закончил за него Хранитель Покоя. Кейн задумчиво кивнул. — Времена тогда были так себе, вот и не смогли вернуть её… Я удивлён, что ты смог найти её, Паскаль! В последнее время у нас очень много нового народа здесь… Ну, ново-старого, ха-ха. Кеннет тем временем закончил со своей работой и уселся на ближайший стул, перед этим отряхнув его от снега. Он достал тот же самый журнал про Драконов и принялся искать в нём какие-нибудь полезные вещи, которые парень мог пропустить при первом прочтении. На последней странице Кейн заметил список всех известных на данный момент имён ящеров, среди которых действительно нашёл Эитоли, Осайла, и Эйшо. Автор также писал, что Звездочёт на Совете присутствовать не будет, так как уже давным-давно оборвал связи с коллегами из-за разногласий, и Кеннет вспомнил, что Хранители Покоя тоже говорили об этом чуть ранее. В то время, судя по всему, на завтрашнее собрание впервые придёт тот самый Алькор Рюоку, покровитель фиолетовой магии, избранный таковым всего три года назад, но ещё ни разу не побывавший на Советах из-за личных проблем. «Что ж, это обещает быть очень интересным», — хмыкнул парень. Он и не заметил, как отвлёкся от разговора с кеатлами. — Вот так странная история произошла, это точно! Сам в шоке. Не умри я, так бы и не нашёл её, — продолжал свой рассказ Паскаль. Винсент продолжал его слушать. — Ты представляешь, она ведь действительно погибла, но специально не возвращалась в своё тело, дожидаясь меня в своём лимбо… Я и не знал, что лимбо разных магов могут быть связаны между собой. Переговорили там с ней… Она помогла мне выбраться из ущелья, когда я дал Марии координаты свои. — Ну, видно, лимбо никогда не будут исследованы на все сто. Не каждый день удаётся поговорить с мёртвыми, — ответил Винни, и тут уже парень включился в разговор, ведь тема была серьёзная. — Я вот что хотел сказать: всю свою сознательную жизнь представлял своё лимбо как какой-то бар весёлый, казино в крайнем случае, но… Что в итоге, а? Я открыл глаза и обнаружил себя просто в каком-то сером пространстве, вокруг стояли разрушенные заброшенные дома… Ну, знаешь, как на окраине Мо́нбурга в Антале, где я мелким постоянно бегал. Короче, я в своём лимбо единственный был цветным. — Я просто надеюсь, что ещё долго не увижу своего лимбо… — прошептал Кейн, отводя взгляд в сторону. Даже если он старался скрывать свои слабости, парень действительно ужасно боялся скорой смерти. — Хочется всё-таки отпраздновать совершеннолетие, что ли. Оно у меня достаточно скоро… А если серьёзно, думаю, моё лимбо тоже серое. Эх. Не хочу на веки вечные застрять наедине с собой в какой-то серой массе… — Застрять на веки вечные наедине со многими мыслями своими, наедине со своей болью и своими тысячами демонов внутри сердца и разума — не такое уж и проклятие, если ты научишься пользоваться им, — сзади послышался до боли знакомый голос, и Кеннет чуть не порвал журнал в своих руках, поняв, кто с ним говорил. Винсент и Паскаль тут же махнули руками, приветствуя внезапно подошедшего к ним Жреца. Сегодня он был одет в свою парадную форму, такую выглаженную и вычищенную, такую внезапно противную Хиллу-младшему. — Остаётся лишь завывать на серебряные короны Мечей у тебя над головою и ждать, когда кто-нибудь наконец освободит тебя из твоих оков. И ты думаешь — а жив ли ты вообще, умер ли, где твоё тело сейчас? Все эти двадцать лет я покорно сохранял надежду на освобождение, путешествуя между своими собственными мирами, созданными моим разумом, и искал новые. Я разговаривал с теми, до кого мог докричаться, я искал ответов и помощи. Конец моего правления привёл к концу покоя в Деройсити, и я очень рад вернуться наконец к вам, друзья. Паскаль, ты ведь тоже нашёл огромное множество ответов, пока был наедине с собой, не так ли? Кеннет нахмурился и даже не стал поворачиваться к Эрнесту, пока Хранитель довольно кивнул. Он открыл одну из бутылок вина и налил четыре бокала, хоть и всего половину в каждый. Жрец тут же отпил немного, за ним кеатлы, и только парень немного поколебался, прежде чем залпом выпить весь бокал. Его уже не передёргивало от горечи алкоголя, и вкус вина стал чуть ли не самым любимым из всех. Винсент был против такого странного поведения Кеннета и его страсти в отношении выпивки, но ничего сделать с этим не мог. — Конечно, Эрнест. Иногда нам действительно нужно побыть в одиночестве и разобраться в мыслях, оставив на пару дней свои заботы, друзей, родных. Знаете, личное пространство — не просто абстрактное понятие, а очень важная штука, — он улыбнулся. — Со всей своей работой я совершенно забыл о себе… Искал фиолетовый камень, искал Хранителей Покоя, волновался за Анталу. Кстати, Хиллы, огромное спасибо за возвращение фиолетового камня, кеатлам бы пришлось очень тяжко без него. Братья кивнули Хранителю, только Эрнест ещё и улыбнулся, а Кеннет лишь вздохнул. Ему было очень некомфортно в обществе Жреца, ещё сильнее, чем это было раньше. Даже Голос был не таким устрашающим и неприятным, ведь парень практически сам его и создал, из собственных фобий и мыслей. «Нет, не время для злобы, сегодня же праздник… Да какой праздник! Я ведь даже Троелуние сорвал… Так, я не допущу этого ещё раз, ни за что». — Представь, как тяжко пришлось бы нам без камней. Сейчас они являются ключом к победе на войне, — довольно ответил Эрнест и прищурил свои глубокие синие глаза. Кажется, в них утонуло уже слишком много чужих и его собственных мечт. — Кстати, Кеннет, дорогой, я пришёл сюда именно к тебе. У меня к тебе важный разговор, пойдём отсюда. «Хочешь меня подкупить сладкими речами, Эрнест? Нет, не выйдет, я умнее тебя». Парень наконец поднял взгляд на своего брата, пытаясь не показывать своей неприязни и раздражения, но его натянутая улыбка сдала его с поличным. Жрец же, к счастью, это проигнорировал и просто протянул руку Кеннету, чтобы увести его в тихое место. — Давай позже. Я работаю, — сухо ответил юноша. Он боялся говорить «нет» напрямую, но даже такое заявление звучало достаточно решительно. — Мне ещё… Народ собирать, речь говорить, потом снова работать над планами буду. Завтра днём поговорим. — Это очень важно, Кеннет. — Я сказал — завтра, — уже увереннее повторил парень. — У меня расписание. Эрнест недовольно нахмурился и дёрнул носом, но всё-таки отстал от брата и отошёл в сторону, покончив со своим бокалом. Винсент внимательно проследил за этой сценой, заметив изменения на лице Жреца, и поэтому очень встревоженно повернулся к Кеннету. Того, кажется, действительно не заботил «очень важный» разговор, который реально мог оказаться очень важным для всей Квинтет армии — Эрнест умел удивлять. — Эй, Кейн, ты чего? Ты обычно прислушиваешься к такому, — хмыкнул кеатл, дёрнув парня за воротник. — Мало ли, что там. Может, кто-то из наших старых «друзей» напасть собирается. Это самое… Побеспокойся о безопасности, сейчас не время для обид. — А я хочу отпраздновать начало Нового Цикла, не видишь, что ли? Я могу хоть один день прожить без беспокойств и неприятных новостей? — Кеннет прозвучал достаточно грубо, и Винни поёжился. — Я же сказал, что завтра всё обсудим. У меня тоже чувства есть. — Чувства-то у тебя есть, но вот чувство обязанности явно хромает. Если ты будешь игнорировать проблему, она никуда не уйдёт, — он вздохнул. — Ладно, нет смысла спорить с тобой. Я пошёл искать Ялекса, мы же через двадцать минут начинаем вечеринку! Винсент ушёл, и даже Паскаль обеспокоенно отвернулся от Кеннета. Сам же парень опустил взгляд на собственные раскрытые ладони, одна из которых начала медленно ржаветь, хотя такого быть не должно было. С неба начал срываться мелкий снег, который обещал вскоре стать тяжёлым и крупным. «Хромает чувство обязанности?.. — прошептал себе под нос Хилл-младший, сжимая кулаки. Кажется, его смог разозлить даже безобидный Винни, с которым у него только начали налаживаться отношения. Прямо как с Эрнестом. — Я не выполняю своих обязанностей? Я не знаю своих обязанностей?» Буквально недавно Кеннет выливал свои чувства на страницы дневника, подчёркивая каждое слово «обязан», выведенное там его рукой, а сейчас Винсент упрекает его в безответственности? «Да я постоянно думаю о своих обязанностях! Почему вообще никто и никогда не думает о моих чувствах…» — кажется, у парня случилось дежавю, ведь он думал то же самое буквально пару дней назад. Осмотревшись наконец, Кеннет глазами нашёл стоявшего в стороне Эрнеста, который продолжал выжигать в своём брате дыру пронзительным и таким тяжёлым взглядом. «Да плевать, что у него там. Плевать так же, как ему было плевать на меня и на мои чувства. Плевать на всех, я сегодня пью». Из штаба медленно вышел Кейпа, кое-как вытащив за собой те самые большие часы. Они были все пыльные, поломанные и явно не парадные, но других у Уэйзи Матакатифу не было. На площади начал собираться возбуждённый народ, ждавший настоящего праздника, каких ещё не было за всю историю этой гражданской войны в Тайфаламити. Все солдаты получили свои талончики от Марии, которая всё-таки выполнила свою работу, и теперь должны были получить двойную порцию еды специально от Генерала Мэбевеха Мэвекунду, что выглядел нереально довольным. Мурн с широкой улыбкой на лице помахал двумя руками Кеннету, сверкнув своим кривым клыком, и парень ответил ему таким же жестом, как бы говоря, что все подготовления наконец были закончены. Вскоре вернулся Винсент, но уже с Ялексом, у которого на шее висело нечто вроде разноцветной мишуры, а на глазах виднелись очки-звёздочки. Эньер уже шёл на поправку после ранения, и выглядел гораздо лучше, чем пару дней назад. Всё-таки его магия была сильнее инфузии мурнов. Хранители Покоя неловко обнялись друг с другом и вместе пошли к Кейпе, вокруг которого уже собирался круг магов, которые должны были произнести речь. Среди них также виднелись некоторые офицеры, Паскаль и Эрнест. Ханзо была предложена роль местного тамады, ведь это именно он привёл сюда кеатлов из Анталы, но тот отказался, ведь был уже слишком пьян для разных речей. Где он взял выпивку? Никто не знал. Вскоре весь народ собрался, и нужно было начинать праздник. До двенадцати оставалось десять минут, и всем нужно было успеть произнести свою речь. — Дорогие мои друзья, я рад всех вас приветствовать сегодня на празднике начала Нового Цикла. Понимаю, что немногие из вас когда-либо видели меня иль слышали моё имя, но и знать его не столь обязательно. Я ваш друг и коллега, брат и защитник, который никогда не бросал свой народ на растерзание судьбы. И хоть не являюсь я зелёным магом или мурном, вы всегда можете на меня положиться, — Эрнест говорил мягко и слаженно, и его голос смог заставить толпу замолчать. Ребята внезапно услышали какую-то еле заметную нотку волнения в его словах. — За свою долгую жизнь повидал я много таких праздников, но почему-то именно этот пробуждает в сердце моём удивительно тёплые и родные чувства. Я вижу улыбки на ваших лицах, которых не было здесь уже долгие два года, и верю, что старания наши все не были напрасны. Воссияйте же звёздами над всем Деройсити и осветите его глазами своими, душами, в которых горит пламя надежды, и никогда не сдавайтесь — идите до конца. Войдите в новый две тысячи тринадцатый год достойно, и Боги даруют вам своё благословение. Кеннет хмыкнул, услышав слова Жреца о «друге, коллеге, брате и защитнике», что прозвучало для него крайне обидно. «Конечно, для народа ты брат, а мне так, прохожий какой-то…» В этот день парню просто хотелось любви, а не такого исхода событий. — А покуда Боги не послали нам спасения, советую нам всем быть сильными и надеяться на самих себя, — благородно продолжил Паскаль, приложив руку к сердцу. Кеатлы начали хлопать, ведь увидели своего любимого Хранителя в рядах восставших. — Сердце Анталы всегда принадлежало исключительно свободе действий и мыслей, и сейчас, когда там наступил раздор и террор власти, оно обливается кровью и горькими слезами. Мне ужасно больно смотреть на всё происходящее, и я надеюсь, что уже скоро этот ад наконец закончится. Но чтобы он закончился, мы все должны держаться вместе, помогать друг другу и не забывать о чувствах и любви, которые проведут нас к свету в столь тёмный час. Вместе мы будем в безопасности даже в новом году, который обещает быть таким же сложным, как и прошедший двенадцатый. — Никто и не услышал бы моего имени, если бы не рука помощи, протянутая мне самим Мэбевеха Мэвекунду. Даже если я всего лишь маленький человек, тень былого величия Деройсити, я готов покляться собственной кровью защищать вас, защищать мир и защищать ваш покой, — голос Кеннета звучал очень хрипло. — Я Кеннет Хилл, Адъютант Квинтет армии, говорю от лица всех Хранителей Покоя, что пока не придёт к Деройсити к освобождению, мы ни за что не отступим и не сделаем ни одного шага назад, каким бы сложным ни был Новый Цикл. Это был нелёгкий путь, но бой до сих пор не закончен, и мы будем всегда идти вперёд, жертвовать всем, чтобы наконец вернуть баланс во Вселенную. — Мои дорогие, всё, что я хотел вам однажды сказать, я уже сказал. Моё сердце и моя душа всегда были открыты для вас, как и разум, хранящий в себе многие планы Уэйзи Матакатифу, и сегодня мне нечего вам сказать, — Кейпа должен был завершить всё выступление. — Моя любовь и стремление защитить вас бесконечны, и вы всегда можете положиться на меня. Я благодарю вас всех, что остаётесь вы со мной и продолжаете верить в идею свободы, что я бережно храню уже много лет. Надеюсь, вы останетесь здесь и в новом две тысячи тринадцатом году, продолжите стоять стеной за мир и оберегать друг друга. От лица всего Уэйзи Матакатифу и Квинтет армии я поздравляю вас с наступлением Нового Цикла! Часы громко пробили двенадцать, и весь народ взорвался овациями, аплодисментами и поздравлениями с Новым Циклом. Послышался звон бокалов, сопровождаемый каким-то даже приятным воем ветра, и все наконец приступили к угощениям, которые подготовили им Генерал и Адъютант. Все говорившие спустились с балкона и присоединились к пиршеству, встав где-то в углу, чтобы не мешать народу наедаться. Кейпа разлил всем уже полные бокалы вина, и ребята чокнулись, тоже поздравив друг друга с праздником. Эрнест выглядел очень довольным, ведь наконец мог повеселиться, ведь на свой день рождения предпочёл просто спокойно посидеть с братом и друзьями. К сожалению, как оказалось, это была лишь уловка, но сейчас это не было так важно. Кеннет тем временем зажёг все разноцветные фонарики вокруг стола, которые приятно осветили всю площадь, и мурны с кеатлами начали ликовать ещё громче. Всё это не могло не вызывать улыбку на лице Хилла-младшего, который такого праздника не видел уже очень давно. «С Новым Годом, мама и папа. С Новым Годом, Эшли. С Новым Годом, Алекс и Джеймс… Надеюсь, вы все сейчас в тепле, рядом с семьёй и друзьями, отмечаете и смеётесь… Посмейтесь за меня, ладно? Я уже скоро вернусь…» — Эй, Вин, — спустя полчаса веселья Ялекс вдруг налёг на плечо друга и улыбнулся. — Помнится, кое-кто нам плакался, что петь хотел… Давай, сейчас твой час! — Чего?! Ты предлагаешь мне спеть… Здесь?! — кажется, у Винни шерсть встала дыбом, и он смутился. Через секунду маг успокоился, ведь не был таким интровертом, боявшимся народа. Публику он любил. — Ну… Так, налейте мне ещё бокал. Кейпа засмеялся и передал Винсенту целую бутылку. Кеатл залпом отпил половину, обтёр губы и полез на ближайший камень, который никто так и не убрал из деревни. Заметив какое-то шевеление, уже выпивший Кеннет, который тоже хотел сегодня оторваться по-полной и принять участие в чём-нибудь странном, унёсся домой, попросив ребят немного подождать. Через минут пять парень вернулся уже со своей старой гитарой, залез на тот же камень рядом с Винсентом и подмигнул ему. Кеатл увидел яркий румянец на лице приятеля и недовольно цокнул, но говорить ничего не стал. Народ уже обратил внимание на двух сорванцов и повернулся на них в ожидании шоу. Эрнест же лишь загадочно прищурился. — Кейн, ты знаешь песню «Вино да песни»? В позапрошлом году хорошо пластинки продавались, — обратился кеатл к другу, и тот, подумав, кивнул. — Давай, она подойдёт. Кеннет ловко переодел свою перчатку с левой руки на протез, ведь её пошив того позволял, и взялся за струны гитары, начав наигрывать какой-то весёлый мотив. Винсент же прочистил горло и вдруг запел: — Жизнь — красива и умна, как дева та за дальним стулом. Порой мягка, порой пьяна, привыкла жить она разгулом! И с детства слышал ты: «Подлец!», пока бежал от караулов, и только лишь она одна прощала бы твоих загулов, — звучало быстро и приятно. Голос кеатла идеально подходил под настроение такой «пьяной» песни. — Увидев взгляд её очей, где утонула бы свобода, готов ты был писать и сто речей, чтоб стать её лишь за полгода! Но не хотелось ей речей, и не хотелось ей полгода… Она хотела лишь блестеть, она хотела слышать песнь! А ты подлец влюблённый молодой, не видел ты таких границ — макнув перо в мир голубой, ты написал ей песню в сто страниц! Но петь не довелось тебе до тех годов, где встретил ты её… И лишь вино могло спасти тебя, да больно модное шмотьё! Народу такое развлечение понравилось, поэтому все начали подпевать местным музыкантам и хлопать, задавая ритм. Кеннету было очень тяжело играть протезом, но ему уже было плевать — то самое вино действительно размывало его разум и тревожные мысли, от которых парень наконец смог отвлечься. Как говорили многие, в музыке тонули все переживания и боль, и именно поэтому некоторые запутавшиеся в себе люди и маги уходили в такое творчество, где могли забыться, вылить мысли на бумагу и спеть о них всему миру. Кейн не был умелым музыкантом, не имел хорошего слуха, но в будущем хотел бы написать пару песен, чтобы выговориться, прямо как Винсент.***
Всё это веселье продлилось до самого утра, и Кеннет смог уснуть только под шесть утра, когда на улице уже было тихо. Пьяный Адъютант еле-еле затащился домой и шлёпнулся на холодный диван, где тут же погрузился в сон. Сверху на него лёг насущный Винсент, который не смог уследить за количеством выпитого парнями вина, а на кресле рядом растянулся Ялекс, на чьих плечах висел уже добрый десяток тех самых блестящих украшений. Кажется, народ всё-таки решил нарядить ёлку, но что-то пошло не по плану, и ёлкой стал эньер. Каким бы весёлым и тёплым ни был этот вечер, в голове Кеннета всё ещё роились не самые приятные мысли, которые не давали ему покоя буквально всю последнюю неделю. К сожалению, даже во сне он не смог отделаться от голоса своего разума, поэтому уже совсем скоро парень открыл заспанные глаза в том самом проклятом всеми Богами месте — серой пустынной долине, где не был уже достаточно давно. С неба прямо на лицо Кеннета капал тяжёлый чёрный дождь, за вязкими облаками виднелась бледная луна, рядом слышался вой ветра, но уже не такой весёлый, как ночью. «Только поговорили о лимбо… И снова я здесь! — далее последовали неразборчивые пьяные ругательства и нецензурная лексика. — Меня когда-нибудь оставят в покое или нет?!» — Эй, Хилл, — этот голос. — Веселишься? Празднуешь Новый Цикл, да? Кеннет как ужаленный подскочил с земли и осмотрелся, но так и не нашёл источника звука. Он был здесь совсем один, наедине со своими мыслями и демонами. Казалось, будто бы всё это пространство разговаривало с ним — каждая травинка, каждая капля дождя, каждое мёртвое дерево и его опавшие листья. — День вышел очень насыщенным, как и вся последняя неделя. Эх, мой дорогой старый друг, почему же ты не держишь меня в курсе всех событий? Мне вообще-то тоже интересно. Сколько писем я написал тебе, сколько посланий… Так давно мы не виделись. — Ты! Выходи сейчас же! — О Боже, как же ты пьян, никогда тебя таким не видел, — голос проигнорировал просьбу Кеннета и просто засмеялся, так противно. — Ха-ха, а знаешь, чего я ещё никогда не видел? Да чтобы ты игнорировал просьбы Эрнеста, самого Эрнеста… Слушай, а ты глупее, чем я думал. Знаешь, своим безразличием ты сам себя погубишь. Безразличие, конечно, отличается… Например, посмотри на Паскаля: он игнорирует свои проблемы ради счастья других; Винсенту наплевать на свою смерть, ведь он хочет жить дальше. А ты почему это делаешь? Ради тебе не интересно, что там за важный разговор? — Не лезь не в своё дело. Демон рассмеялся, и это эхом отдалось по всему пространству, да так громко, что парню пришлось зажать уши. — Это как раз-таки моё дело, дружище! Ха, ты бы знал, какими усилиями мне удалось поговорить с ними сегодня. Ну ничего, это мне ещё окупится, поверь. Я просто хотел сказать, что зря ты забыл обо мне и о своих старых обязанностях, набрав себе новых. Мне, наверное, стоит тебе напомнить, что мы с тобой заключили сделку, не так ли? Я отдал вам Горизонт, тогда почему ты не приводишь ко мне Эрнеста? Я же знаю, что он сейчас с тобой. Кеннет попал в ужасное положение. Эрнесту он пообещал разобраться с Нимбусом, а Нимбусу — сдать Эрнеста. Получался порочный замкнутый круг, и парень оказался в самом его центре, не зная, что делать. Оба этих мага были слишком сильными и устрашающими для него, и Кеннет совершенно позабыл, как он их боялся — примерно так же, как смерти. «Мне стоило лучше следить за своими словами… Опять на те же грабли…» — С кем ты говорил? Что ты опять замышляешь? — невозмутимо спросил Хилл-младший, понимая, что в чём-то Нимбус действительно был прав. Он забыл о старых обещаниях и погряз в новых долгах. — Ты бы уже знал, если бы поговорил с Эрнестом, но теперь слишком поздно. Я всегда на шаг впереди, Кеннет, мне нет смысла работать с вами — кучкой грязных восставших магов, которые вряд ли «приведут Деройсити к свету». Ни один человек не способен в одиночку изменить мир… Поэтому всегда лучше идти за большинством, или же за собственными желаниями, пользуясь удачным моментом для их удовлетворения. Да уж, все ваши обещания для народа такие громкие и яркие… Будет жаль, если они не станут правдой, господин Адъютант! Что, надеешься отпраздновать свой день рождения, прямо как день Нового Цикла? Удачи, идиот! Только я здесь знаю исход будущего! Видимо, одного дня не хватит, чтобы унять всю тревогу, что поселилась в сердце Кеннета. Недавний нервный срыв давал о себе знать, учитывая, какие сны снились бедному парню… Хоть парень ещё и не сдался, он был готов перестать бороться с собой, со своим разумом и демонами в нём. — Сделка с тобой не оказалась прибыльной, поэтому я заключил другую. С Новым Годом, мой ангелок.