Всему свое время, и время всякой веши под небом:
время рождаться, и время умирать; время убивать,
и время врачевать; время разрушать,
и время строить; время плакать,
и время смеяться...
Каждая сказка имеет свой конец, какой бы красивой, любимой и интересной она ни была. Однажды мы закроем каждую прочитанную книгу, сколько бы персонажи ни просили продолжить их историю и остаться рядом. Мы не увидим всех настоящих смертей, но станем погибелью каждого маленького героя, навсегда оставив его в закрытом томе, забыв его рассказ. В мире всё очень скоротечно, как и наша собственная жизнь. Кеннет всегда работал так, будто его время было на исходе, будто его уже не хватало, будто за ним кто-то гнался, шёл по следам и уже почти хватал за ноги, утаскивая в бесконечное забвение. Он старался мыслить и действовать быстро, как и учил его нетерпеливый Эрнест, и с каждым днём Хилл-младший ускорялся, набирал обороты, чтобы в конце концов исполнить своё предназначение и открыть чёртов Обелиск. Все последние девять лет парень только и делал, что искал путь домой, которого лишился ещё в раннем детстве, попав в колесо сансары Деройсити. Кто же знал, что однажды он сойдёт со своего предначертанного пути и углубится в историю этого мира, начнёт своё путешествие сквозь измерения и угодит в самый центр этого бесконечного цикла мироздания и жизни, так и не найдя выход к свежему воздуху. Стараясь вырваться из цепей, Кеннет обратился за помощью к самой неоднозначной исторической личности Вселенной, надеясь на его понимание и признание, но так глупо оступился и упал в самую бездну — туда же, где уже однажды утонул и сам Эрнест. Это было давно, больше тридцати лет назад, и Хилл-старший больше никогда не будет похож на того, кем был раньше. Даже если Эрнест принёс свой Священный обет и отрёкся от старой жизни, то Кеннет до сих пор оставался собой — глупым, наивным подростком с мягким сердцем, которое начало замерзать вместе со всем Деройсити. Своей добротой парень привёл себя туда, где есть сейчас, и теперь винит лишь себя по всём произошедшем. Кеннет прекрасно понимал, что ему действительно нужно было быть жёстче и решительнее, чтобы не допустить очередной идиотской оплошности, но каждый раз юноша боялся оступиться и ухудшить ситуацию. «Ну что, Кеннет, доволен? Не ухудшил ситуацию?» — спрашивал он себя уже в трёхсотый раз. Над головой маленького мага раскинулось бесконечное голубое небо, такое светлое, мягкое, яркое, какого он не видел уже очень-очень давно. Кеннет лежал на тёплой изумрудной траве, полностью окружённый её высотой, будто бы в объятиях, и просто ловил на своём лице приятные солнечные лучи. Он раскинул обе руки в стороны, едва дотрагиваясь голыми пальцами до сухой земли, и лёгким взглядом чистых голубых глаз рассматривал такое же ясное небо. Его кроваво-алые волосы ощущались такими нежными, будто бы шёлк, а кожа стала розовее, несколько темнее — прямо как у его слегка смуглой матери, рождённой в жаркой испанской Севилье. Воздух тоже был достаточно горячим, особенно после сильных многодневных морозов, что начались ещё в ноябре и с тех пор только ухудшались. Кеннет знал, что это всего лишь сон — странный, долгий, но такой удивительно приятный и успокаивающий. Парень медленно поднял перед собой правую руку, рассматривая тонкие пальцы с выпирающими костяшками и стоящими венами. Ни одной царапинки, ни одной капли крови, ни одного синяка или ушиба. Затем он опасливо провёл по лицу, ища прежний уродливый шрам, но и того не нащупал — его глаз был на месте, да и видел прекрасно, поблёскивая в медовом свете солнца над головой. На щеках Кеннет не обнаружил надоедливых и крайне болезненных акне и цыпок, а на подбородке осталось совсем чуть-чуть от уже разросшейся алой бородки. Парень аккуратно трогал себя, пытаясь понять, что не так с его телом, но единственной причиной было то, что «не так» ничего не было. Его тело было идеальным, девственным и чистым, ещё не поддавшимся агрессии внешнего мира. В этой воздушной белой рубашке и полотняных штанах Кеннет был похож на запеленованного младенца с большими голубыми глазами, красными щеками и мягкими волосами. Наконец найдя в себе какие-то силы встать, он оторвался от земли, еле-еле поднялся и осмотрелся вокруг. Лёгкий бриз обдувал его лицо и тело, прикрытое лишь тонкими тканями, и Кеннет чувствовал, будто весь мир гладит его и обнимает, словно мать, наконец увидевшая своё потерянное дитя. Парень обнаружил себя в смутно знакомом месте: изумрудная трава, раскидистая равнина с редкими цветами, тонкие одинокие деревья и залитое золотыми лучами солнца лазурное небо, нежное и красивое. «Что это за место…» — сам себя спросил Кеннет, так как рядом никого не было, даже ни одной бабочки или сверчка, лишь бескрайняя пустошь. Затем юноша медленно побрёл в сторону, стараясь найти хоть что-нибудь, и резко наткнулся на чистый ручеёк, что в итоге сливался с крупным зеркальным озером. Он опасливо наклонился к воде и тут же пошатнулся, увидев своё отражение. «Я… Всё ещё Кеннет?» — такой странный вопрос вдруг закрался в его разум, перевернув всё с ног на голову. Ещё сильнее начав бояться, Кейн коснулся поверхности, и отражение задрожало. «Тёплая вода… Где я? Где моя одежда? Где мои шрамы…» Затем он провёл левой рукой по плечу правой, пытаясь нащупать крепление протеза и раны. «Ничего нет… Это просто моя рука…» Перед глазами всё расплывалось, ведь Кеннет уже давно привык смотреть на мир лишь одним. «Ничего не понимаю, ничего не помню…» — Если это сон, то кто меня сюда призвал? — уже вслух проговорил парень, как можно громче, чтобы загадочный собеседник наконец показал себя. — Хм? Кто-нибудь здесь есть? Но никто не пришёл, не откликнулся и не ответил. Кеннет вновь остался в полном одиночестве наедине со своими мыслями и переживаниями, но теперь… Их не было? Парень вдруг почувствовал себя так легко и беззаботно, будто все его проблемы решились в одночасье по воле Божьей, и больше Хиллу-младшему не надо было ни воевать, ни искать камни, ни думать, ни страдать… Просто упасть в забвение и забыться навсегда, найти наконец свой покой и вздохнуть полной грудью. Снова посмотрев на своё отражение, Кеннет незаметно приподнял уголки рта, а затем и вовсе улыбнулся во все свои зубы с милой щербинкой, щуря глаза. «Если это сон, то я не хочу просыпаться, — подумал он, отворачиваясь наконец от себя. В сердце заиграла какая-то теплота, даже если это место не было знакомо парню. — Здесь так спокойно… И нет снега. Так красиво…» Кеннет поднялся и пошёл дальше, оглядываясь по сторонам. На деревьях висели какие-то яркие сочные плоды, но парень не отважился их пробовать, учитывая, что в его душе всё равно крылось какое-то лёгкое беспокойство. «Вдруг это всё превратится в ад? Может, это ловушка? — размышлял он, рассматривая горы на горизонте, что был прикрыт плотным слоем тумана, что напоминал больше облака. — Я должен… Нет, стоп, почему я должен? Может, мне всё-таки стоит расслабиться? Здесь никого нет, никаких забот, да и я не помню ничего… Но что всё-таки случилось? Какой странный сон, даже не серый, как обычно». Отшвырнув от себя неприятные мысли, Кеннет пошёл дальше в поисках чего-либо интересного. Он и сам удивлялся, насколько гигантские пространства может создавать его маленький усталый разум, особенно после всех тех монохромных снов, с которыми Хилл-младший сталкивался обычно. Сейчас всё было совершенно иначе. Затем парень заметил маленькое деревце прямо рядом с собой и аккуратно подошёл к нему. Оно было таким милым, ярким и приветливым, что Кеннет даже улыбнулся ему, рассматривая тонкие ветки. От его корней куда-то за горизонт тянулась узкая тропинка, и юноша решил пойти по ней, понимая, что больше ему делать было нечего. Возможно, это было очень глупым решением, учитывая, что путь лежал через пелену тумана, но Кейна это уже не волновало — ему было ужасно любопытно узнать, что это за место такое. По дороге, к сожалению, юноша не встретил ничего интересного, кроме таких же маленьких деревьев, саженцев и нежных цветов. Но, пройдя через местные облака, Кеннет сильно удивился и испугался, увидев перед собой крутой обрыв. За разошедшимся туманом впереди парень разглядел просто невообразимо огромную долину внизу, под утёсом, с длинной рекой, лазурным водопадом и гигантским деревом в самом центре. «Что за…» — у парня аж челюсть отвисла от такого удивительного вида. В спешке раскрыв крылья, Кеннет рванул с утёса и полетел прямо к дереву, на ветвях которого болтались ветряные колокольчики, бумажные фонарики и какие-то ленточки. Следуя по руслу реки, парень иногда обращал внимание на своё отражение, радуясь, что хоть во сне он выглядит приятно и опрятно. «Да уж, будет очень больно возвращаться в реальность… — скривился юноша, понимая, что долго это не продлится. — Агхр, у меня максимум девяносто минут на этот сон… Отвратительно. Вот бы это была вечность, я бы отдохнуть успел, что ли». Подлетев к дереву, Кеннет рукой сдёрнул одну из разноцветных ленточек, на которых был какой-то текст, написанный мелким шрифтом на драконьем языке. Парень очень плохо знал его, но всё-таки смог что-то прочитать: «Рождён под Тремя Лунами, тому быть Новолунием… Благословение Мечей, благословение Создателя, магом стать и магом быть…» Затем юноша сорвал ещё одну такую же. «Поверни колесо Фортуны в свою сторону, обрати на себя внимание и исполни свой долг — ты не был избран, невзрачная капля воды, но смог обратиться к небу…» Фразы казались Кеннету очень странными и непонятными, и он продолжал хватать ленточки, стараясь разобрать хоть что-нибудь. «Путь твой будет полон встреч и прощаний, и пройдёшь его ты лишь с Мечтой и Мечом…» Покачав головой, юноша всё-таки решил приземлиться на землю и обдумать всю ситуацию. — Три Луны, благословение Мечей… — вслух размышлял Кеннет, рассматривая буквы. — Либо я читаю неправильно, либо это просто строчки из какого-то Божьего писания. Хм… Нет, не знаю, не читал. — То не письмена Божье, то просто голоса магов ниже нас, просто мысли их и переживания, что не будет боле в мире того избранного, что придёт к ним и спасёт их, — послышался совершенно чужой голос сзади, какого парень уж точно не ожидал здесь услышать. Он подскочил на месте и весь распушился. — Я напугал тебя? Прошу, извини меня, будь моя манера поведения проклята. Давно уж я не общался с кем-либо. Обернувшись, Кеннет увидел… Что-то настолько странное, что подпрыгнул ещё раз, споткнулся и принялся отползать назад по земле. Если бы ему было всего лет десять, то прямо сейчас парень бы закричал «Призрак!», ведь прямо перед ним действительно стояло странное существо, созданное, видимо, из энергии, без какой-либо оболочки и физического тела. Судя по виду, это был человек, но очень-очень крупный, со странными «драконьими» ушами и какими-то подобиями элеронов за ними, вместе с длинными светящимися вибриссами по бокам. Его длинные волосы были собраны в высокий крысиный хвостик и постоянно развевались на ветру, даже если тот не был таким сильным. На полупрозрачном лице ярко-лилового цвета с проблесками голубого, как и был окрашен весь силуэт существа, Кеннет смог разглядеть пять абсолютно белых сияющих глаз, а прямо над тем, что располагался посредине, возвышался луновидный рог, чем-то похожий на корону звёздных Драконов. Существо было одето в свободные одежды, накидку с высоким воротником, шаль, похожую на крылья, и носило две подвески — одна была похожа на алхимический символ серы, а другая — на фазу молодой луны. — Кто ты?! — вскрикнул Кеннет, всё ещё сидя на земле. — Что это за место?! — Расслабься, дорогой мой, всё хорошо. Я не трону тебя, пока ты не тронешь меня. Я друг твой, а ты друг мой, — загадочное сияющее существо с чем-то вроде нимба за спиной говорило очень спокойно. Его рот был закрыт воротником, и парень не мог сказать, улыбался ли этот незнакомец. — Мы здесь с тобою наедине лишь остались, совсем одни. Ни животных, ни людей, ни магов — никого нет здесь, только дуновение ветра и биение сердца твоего… И бьётся оно в такт музыке, что ты так любишь. Речь создания была очень витиеватая и незнакомая Кеннету, но он всё равно его вполне понимал, даже если боялся эту штуку. По консистенции она была крайне похожа на самое обычное магическое оружие, но вот цвет не подходил ни под один вид — ни фиолетовая, ни голубая магии не могли создать такой вот нежно-лиловый оттенок. Хилл-младший мог бы предположить, что это всего лишь призрак мёртвого мага, что как-то выбрался из своего лимбо, но существо не было похоже ни на одну из существующих рас, а также было слишком высоким для обычного человека. — А? Можно более внятный ответ, пожалуйста? — он несколько напряжённо отвёл взгляд в сторону. — Я здесь брожу уже около получаса… Где я? — Грустно будет мне говорить это, но ты здесь навсегда застрял, мой дорогой. Это не сон, не иллюзия, куда призывают тебя иные, это всё — чертоги твоей души и разума, что остались ныне в повествовании и создали из себя это место по образу твоего наивного детства — Изумрудной долины и бескрайних полей Хайхилла, — продолжал мягко говорить незнакомец. Кеннет заметил по его покачиванию, что тот парил над землёй, а из-под подола выходило нечто вроде пара. — Я… — Изумрудная долина? Хайхилл?! — вдруг завизжал парень, ещё сильнее забиваясь к корням огромного дерева. — Да кто ты такой-то… Просто ответь! Кеннет не понимал, куда сейчас смотрит это существо, но мог лишь догадываться, что оно сейчас отвернулось и о чём-то задумалось. Повисло недолгое, очень неприятное молчание, которого буквально душило парня. — Я твой друг!.. Дорогой, просто выдохни — здесь у тебя не должно быть никаких ровно негативных эмоций и мыслей, — он внезапно потерял свою прежнюю сложную речь. — Здесь ты абсолютно спокоен, уравновешен… Просто вдохни и выдохни, и Тысяча Ветров унесёт все твои мысли в сердце бури, — далее незнакомец протянул руки к Кеннету, и тот с опаской последовал совету. — Вот так, да, молодец… Юноша немного посидел так, а через пару мгновений почувствовал, что действительно расслабился. Кажется, из его головы буквально стёрлась пара воспоминаний и неприятных ощущений, на душе стало легче, да и сердце перестало болеть. Кеннет обмяк и сел на траву, больше не хватаясь за корни дерева, и уже спокойнее посмотрел на нового приятеля. — Лучше ли тебе, дорогой? — спросил он, и собеседник кивнул. — Ох, это же прекрасно… Молодец, теперь спокоен ты. Этот всплеск твой — всего лишь остаточное явление от пережитого тобою. Скажи, дорогой, помнишь ли ты, что произошло с тобою днём зимнем на брегах Сернистого моря, что в Деройсити находится? Понимаешь ли, что это за место? Позволь мне помочь тебе… Пока Кеннет находился в оцепенении, огромное существо подошло к нему и легко коснулось ажурной рукой его лба, и здесь парня обдало таким ужасным холодом, что всё его тело вздрогнуло, и, будто бы ток, мороз пробежался до самых костей. Перед его глазами всё поплыло, и открылась не самая приятная картина: бескрайнее бушующее Сернистое море, посередине которого бессильно качается маленькое тельце, из последних сил хватаясь за жалкое брёвнышко. Странник пытается выплыть на берег, но его ноги уже давным-давно отнялись, протез перестал реагировать, левой рукой он держался за деревяшку, магия не работала. Солёная вода заливалась то в глаза, вызывая кровавые слёзы, то в рот и нос, ошпаривая все умирающие от напряжения органы своим ядом. Крошечное больное сердце продолжало биться, подстраиваясь под тихий счёт, вырывавшийся из холодных бледных губ человека, но затем и оно перестало сражаться, замолкнув теперь уже навсегда. Жалкое тело опустилось на самое дно, в тёмную грязную впадину, где оказалось сокрыто за чёрными водорослями и огромными валунами, кое-где покрытыми какими-то уродливыми кораллами с проблесками кроваво-красного цвета. Здесь незнакомец отдёрнул руку от Кеннета. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться и снова согреться. — Я… — тихо начал парень, уже готовый заплакать, но что-то ему не давало. Его тело было полностью расслаблено, разум ясен, душа спокойна. У него не было повода для слёз. — Это был Звёздный Трибунал, я… Эрнест, мой брат, он столкнул меня в воду… Точнее, он не толкал меня, но он не протянул мне руку, и я упал… Я сражался как мог, правда! Я думал, что я выживу! А потом… Всё как в тумане. — И затем ты оказался здесь, не правда ли? Мягкий голос, наставлявший тебя на путь верный, взывавший к себе Надежду всея миров и просивший тебя петь. Это была твоя мать, не так ли, Энджел? — здесь Кеннета тоже будто током пробрало. Он широко открыл глаза и издал странный звук. — Лёгкая проекция твоего умирающего разума, чтобы попытаться пробудить твоё тело и заставить тебя выплыть на брега Сернистого моря. Мозг твой будет бороться до самого конца, какой бы ни была та смерть — насильственной, мирной, самоубийством. Отвратительно долгое и неприятное молчание. — П-почему ты называешь меня «Энджел»? Кто ты такой?! — не унимался парень, игнорируя всё вышесказанное. Он наконец встал на ноги и попытался посмотреть в глаза существу, но был слишком низок для этого. — Просто ответь! Почему вы все так боитесь представляться? Подойдя ещё ближе, Кеннет понял, что незнакомец действительно не был материальным — его «тело» просто состояло из какой-то незнакомой парню энергии, контуры слегка извивались и светились, а движения были неприлично плавными и изящными. Тут и там мелькали маленькие звёздочки, напоминавшие отблески голубой магии. Также юноша заметил прямо около рога существа яркий светящийся шар, чем-то напоминавший сам Астратот. — Но это и есть твоё имя, дорогой. Почему я не должен звать тебя так? Ох, точно… В Божественном порядке прописано тебе имя иное, и то было самой большой ошибкою Пантеона Божьего. Потому, что тебе даровано было имя Кеннет, удостоился ты судьбы чужой, получил перо Божье, да написал жизнь свою иначе. За дерзость свою был удостоен ты Звёздного Трибунала, и это было несправедливо — я считаю, что судить нужно было лишь Бога. И Бог уж поплатился, поверь, ты можешь быть спокоен, — вздохнул тот. — Но я продолжу тебя звать Энджел, или же Анхель, как звала тебя твоя мать из-за издержек языка её. Энджел, дорогой, поверь мне, имя твоё настоящее несёт в себе больший смысл, чем ты думаешь. В нём заложена твоя истинная история, не та, что досталась тебе, как Кеннету. Ты бы остался жить в Англии, продолжил бы ухаживать за фермой и винокурней отца, стал бы преподавателем в маленьком английском университете где-то под Лондоном… Ах, чудесная жизнь, которой ты лишился из-за Божьей ошибки. Злишься ли ты? — Я… Я не знаю… — робко ответил Кеннет. Пока существо говорило свою речь, парень вспоминал, как однажды уже рассказывал Винсенту о своём настоящем имени. Он и не думал, что однажды оно всё-таки всплывёт. — Я… Я проиграл Звёздный Трибунал и погиб, я не знаю, важно ли это теперь вообще… И это — моё лимбо? Какое… Странное… Кеннет не знал, что мир его души будет таким ярким и нежным, а не серым и неприятным, как те самые мучительные сны с участием Эрнеста, Сидонии и Нимбуса. Видимо, где-то глубоко внутри у парня всё-таки остались лучшие чувства. Он даже одет был иначе. — И здесь путь твой, к сожалению, обрывается. Ты уже осознал это, да? Признал смерть свою? — спросил незнакомец, и Кеннет кивнул. — Ты так спокоен, так умён и мудр, так хорошо относишься к судьбе своей, принимаешь её, не злишься. Ты молодец, мой дорогой Энджел, и я горжусь тобою. Умение простить — это то, что нужно многим созданиям Отца в наше время. Но главное ещё — уметь извиниться… Иначе никогда не сможешь ты греха своего. Кхм, ладно, это я отошёл от темы. Знаешь, Энджел, возможно, и лимбо твоё на тебя иначе действует. Здесь так… Мило. Это есть настоящий чертог души твоей — такой умиротворённый, красивый, нежный, ранимый. Это всё ты. Тот, что скрывался всё это время под грязью, болью и жестокостью. Ты старался быть жёстче, но этим убивал и себя. — Я старался быть жёстче, чтобы ситуация не вышла из-под контроля, но… У меня не получилось, — Кеннет отвёл взгляд в сторону. Он не мог называть себя «Энджел». — Эрнест просил меня быть таковым. Он сказал, что Боги хотят провести Звёздный Трибунал именно из-за моего мягкого характера… Фу, мне так противно. Загадочный странник протянул руку парню, и тот, несколько недоверчиво посмотрев на неё, всё-таки последовал за существом в неизвестном направлении. Судя по всему, это нечто было создано разумом Кеннета, раз это всё-таки было его лимбо, и бояться было уже нечего — парень и так оказался мёртв. «Я умер… Не чувствую боль, значит, уже не живой…» — всё ещё звучало в его голове, пока два одиноких путника шли куда-то вдоль реки. Теперь у бывшего Адъютанта не было никаких забот, никаких проблем; тело не болело, обе руки были на месте, как и глаза, волосы чистые, разум ясный, душа спокойна. Это была та мечта, за которой все эти годы безуспешно гнался Кеннет — сбежать из Деройсити в лучший мир, наконец обрести свой покой и забыть обо всём произошедшем. И он добился её, хоть и очень странным и неприятным способом, так почему же он скорбел? — Я всегда думал, что Смерть — это нечто сакральное… Такое, что должно тронуть до души, — хрипло прошептал Кеннет, обращаясь к существу. — И я боялся Смерти, но теперь почему-то ничего не чувствую. Какое-то опустошение… — Смерть есть конец всех жизней. Жизней много, и каждый день они обрываются. Смерть стала крайне обыденной во Вселенной нашей, и нельзя так странно, превозносяще к ней относиться — то лишь естественный процесс, хоть и такой сокровенный для маленьких магов, людей, кого угодно… — спокойно ответил он. — Но и после Смерти есть жизнь. Тьмы не существует, и есть лишь отсутствие света. Все наши жизни, жизни абсолютно разных людей, медленно плывут по реке времени в одно и то же место — коль произошло всё из праха, то и возвратится оно в прах. — И всё же я чувствую опустошение… — проговаривал он. Внутри что-то неприятно сжималось, но некий «щит» этого места, лимбо, не давал Кеннету испытывать негативных эмоций, рвать и метать. — Очень странное состояние какое-то. Апатия, что ли… — То потому, что с тобою умерли и твои страхи и переживания. Не волнуйся, дорогой Энджел. Теперь ты свободен и чист от мирской грязи. Путник привёл Кеннета к высокому тёмному лесу, но тот был небольшим, и они быстро через него прошли, оказавшись на равнине. Проследовав дальше, парень увидел очередной обрыв, под которым раскинулось необъятное море облаков, такое мягкое и белоснежное, и прямо перед ними ослепительно сияли Луния и Сол — те самые спутники миров первой подгруппы, сопровождавшие одиноких странников по ночам. Луния на небе была всегда, освещая своим ровным голубым светом весь Деройсити, а вот Сол всходил только летом и в ночь Троелуния. Кеннет и не знал, что это сами луны так ярко светятся, а не отражают лучи солнца. — А Астратот? — неловко спросил парень. Его немного слепил этот свет, но зрелище было удивительное, даже несколько устрашающее. Кажется, в воздухе даже висел какой-то загадочный звон. — Или он с другой стороны? Незнакомец тоже рассматривал небо, молча наблюдая за кружащими в воздухе сияющими частичками. Они оседали на его эфирных волосах, одежде и лице, которое почему-то казалось Кеннету странно знакомым. И голос тоже, будто бы парень уже где-то слышал его, просто очень давно. Творилось что-то непонятное, и юноше хотелось всё скорее узнать, даже если теперь он осознавал, что у него есть на этот разговор целая вечность. Он ведь мёртв, значит, лишён каких-либо ориентиров времени, забот, обязанностей. Кеннет совершенно не знал, как себя чувствовать по этому поводу, как распорядиться всем этим временем и чем себя занять. «Вечность… Это сколько? Это как вся моя жизнь в двадцать лет и ещё столько же, и ещё, и ещё, и ещё, и ещё…» — Вечность… Это то, сколько раз вырастет дерево, сколько раз пойдёт редкий дождичек, сколько раз взойдёт солнце над нашими головами, сколько слёз прольют маленькие люди на земле, сколько ещё миров создастся в наших разумах и за пределами их, сколько ещё мыслей появится в наших головах… Вечность — высшее сокровище, дарованное нам Отцом, ведь это единственная вещь в бытие, что не подчиняется времени и законам, — вдруг вздохнул незнакомец. Кеннет несколько поёжился, поняв, что он может читать мысли парня. — И у тебя будет вечность, чтобы быть мёртвым, но лишь жалкое мгновение, лишь один вдох, чтобы быть живым. Скажи, Энджел, ты рад своей смерти, как Кеннет? Ты говоришь, что, коль это сон, ты не хочешь просыпаться. Юноша помялся. — Я… Не знаю, правда. Наверное, рад… — он продолжал наблюдать за небом, стараясь не смотреть на собеседника. Тот всё ещё несколько пугал парня. — Моя душа рада, а разум почему-то нет… Ну, я наконец-то сбежал из Деройсити, да, но… Бросил всех, что ли. Однако, мне всегда говорили и о себе думать тоже, о своём счастье, а потом тут же просили помнить и о других… Не знаю. Для меня отдых — это побег от обязанностей. Я столько всего не успел, но… Теперь я спокоен. Теперь мне ничего делать не надо. Теперь я смогу… Не знаю, расслабиться. Поэтому, наверное, рад. Многие всё равно желали моей смерти, очень многие. — Хм, я думал, ты отреагируешь несколько иначе. Эм, кхм… И ты готов променять этот жалкий миг жизни на вечность упокоения? — Кеннет замечал за ним странные повадки. — Это… Уникальный случай. Каждый умерший маг будет отчаянно бороться за жизнь, хвататься за каждый шанс убежать из лимбо, каким бы тяжёлым ни было его существование. Потому, наверное, и был проведён над тобою Звёздный Трибунал — то не только плод ошибки, но и твоего собственного мышления. Подул лёгкий ветерок, который вновь нежно коснулся обнажённого тела парня, залезая под воздушную рубашку, под широкие штаны, в волосы, в самую душу. Какое же приятное чувство. Это был самый настоящий катарсис, перемешанный с какой-то противной желчью. Всё было слишком идеально, чтобы быть правдой. Кеннет не понимал, как оценивать происходящее. «И если это вечность… То и быть ей вечностью. Я просто трус». — Ты слишком много знаешь, — парень обнял сам себя, тихо обращаясь к новому знакомому, чьего имени он до сих пор не знал. — Читаешь мои мысли, называешь меня «Энджел», упоминаешь место моего рождения, чуть ли не всю историю… Что ты такое?! Ты плод моего сознания, да? Ну… Это же моё лимбо, я могу делать всё, что захочу, наверное… — Ах… Хорошо, тогда позволь поведать мне тебе три Фундаментальные Правды, что лежат в основе Божественного порядка, — он присел перед Кеннетом, чтобы видеть его лицо чуть лучше, и парень кивнул. — Один. Рождён Отец благодаря лишь Силе тела его и души, и из Слова его родилась Сила древняя, Тайфун, Ветер, что первым вознесся на Пантеон и занял трон свой. Даёт Сила жизнь мирскую, да возносит горы, да рассекает океаны собою. Сила дарована каждому, но не каждый способен пользоваться ею. Два. Взревел Отец, да создались из рёва его миры Вселенной, и завыл он благодаря лишь Чувствам своим, что крылись внутри него, будто лишь проблеск огня маленького, что разгорался с годом каждым всё сильнее и сильнее. И даровал Отец созданиям своим Огонь, чтобы поселили они его в сердце своём, да воспылало оно, да раскрыла крыла свои жизнь мирская. Но иные и сами тушат огонь в себе, да не каждый способен поддерживать горение его. Три. И жил Отец во тьме, и дети его во тьме жили вместе с ним. Построили Ветер и Огонь Пантеон Божьий на небесах, но то был тёмен, и не видел Отец оттуда жизни мирской. Тогда раскрыл он очи свои, и раскрыл много их, чтобы разглядеть в душах детей его Надежду, сияющую Надежду, что и вывела их из тьмы. И покуда сияет в душе твоей Надежда, покуда пылает в сердце твоём Огонь, покуда тело твоё движимо Ветром буйным, тогда и будешь ты истинно жив. Первую Правду установил Луния Фантазм — Первый Меч Создателя, Бог Тысячи Ветров. Вторую Правду изрёк Сол Анимус — Второй Меч Создателя, Бог Тысячелетнего Пламени. Третью Правду написал… Я. Кеннет спокойно слушал его, но на последних словах резко распахнул глаза и одёрнул руки. Ещё раз переведя взгляд на странный шарик около рога незнакомца, парень наконец осознал, что он действительно был идентичен спутникам, сиявшим прямо перед ними. — Астратот?! — воскликнул он, отпрыгнув назад. Ситуация брала новый оборот. — Ч-что, чёрт возьми, происходит… Схватившись за голову, парень снова опустился на колени, смотря куда-то вниз. — Астратот Кризалис, если точнее. Третий Меч Создателя, Тысячеглазый Бог Надежды, — ответил он наконец с каким-то странным отвращением. — И надо мною был проведён Звёздный Трибунал двумя моими братьями старшими за ошибку, что я совершил много тысяч лет назад. И эта ошибка — это ты, Энджел Хилл. Кеннет уже давно привык, что его называют «ошибкой», но никак даже не думал, что однажды его так назовёт чёртово Божество, которое так внезапно явилось ему без какой-либо на то причины. Если бы не внутреннее равновесие, то Хилл-младший сейчас бы закричал во все свои силы, да так, что разорвал бы всё горло. Всё было настолько хорошо, что становилось отвратительно ужасным. Это выходило за рамки понимания маленького человека. Может, для него всё происходило слишком быстро, но на самом деле этот момент длился всю вечность. — Почему… Зачем я Вам, тебе… Как вообще себя ведут перед Богом… — он держался за голову. — Прошу, умоляю, просто оставь меня… — Энджел, послушай меня. Мечи хоть и считаются Божествами, мы всё ещё лишь дети отца нашего, прямо как вы все. Я младший из трёх, прямо как ты. Я лишь отблеск былой силы Создателя, как ты лишь отблеск силы своего брата. Давно уж я не слышал имени Божьего своего, ибо многие приближённые мне называют меня «Крис», слишком я близок к народу, — начал оправдываться он, понимая, что спугнул бедного человека. — Последние пятьсот лет я спал среди ветров… Ибо был я слишком слаб. Мои братья сбросили меня с Пантеона за ошибку свою, когда признался я в ней, когда в семье вашей начали перемены. И только сейчас Фантазм провёл надо мною Трибунал, ибо и ты вырос, и ты готов был принять свою Смерть. И ты принял её, как принял я своё наказание. И наказание моё — ты. Сказал мне брат, чтобы шёл я и встретился с тобою лицом к лицу, чтобы спас я тебя из круговерти стихии, но здесь сил моих не хватило, и Тайфун убил тебя. Фантазм хочет, чтобы оба мы испытали боль, и продолжили испытывать эту боль до конца дней своих. И погиб Кеннет. Усмирил боль свою. Парень встал с земли и побрёл куда-то прочь от Кризалиса, пока тот остался смирно стоять на месте, наблюдая за маленьким собеседником всеми своими пятью глазами. — Тогда… Тогда зачем ты явился мне? Я что, избранный какой-то, чтобы общаться с Божеством? — не оборачиваясь, спросил Кеннет. — Если я умер, то и зачем это всё… Я не маг. Я не возрожусь. Я… У меня даже нет к тебе никаких вопросов. — Энджел, ты дитя моё. Я создал тебя, и теперь я должен следить за тобою. Когда братья мои бросили писать Божественный порядок, занялся им я, и до сих пор пишу его лишь я. Я пишу судьбы, я пишу слова и мысли, я… Писатель Божественного порядка, властный над всеми существами. Но ты… Невольно дал я тебе силу ту же, что и у меня есть. Теперь в руках твоих лежит перо Божье, и ты пишешь свою историю, — Кризалис покачал головой. — Трибуналом Фантазм хотел лишить тебя благословения моего, но то против порядка идёт. Знаешь ли ты, что Эрнест, брат твой старший, сосуд Ветров? Много лет назад Фантазм увидел в Эрнесте уникальную силу и даровал ему своё благословение, навсегда заняв его тело своей душой, и теперь Жрец имеет силу Меча Ветров. Фантазм — друг Эрнеста, и ни за что не даст другим Мечам трогать его. А ты друг мой, и боле я не дам тебя в обиду братьям моим. Я виноват перед тобой, я виноват перед Эрнестом, Эшли, Николасом, Августом, Бьянкой, Джеймсом, наконец… И все имена эти знакомы тебе, не так ли? И я виноват перед ними. И я должен искупить вину свою, иначе не буду я боле тем Астратотом Кризалисом, Богом Надежды, каким рисуют меня маги. То есть Звёздный Трибунал мой. Меч звучал несколько печально, и Кеннет всё-таки повернулся на него, рассматривая замыленным взглядом весь этот высокий сияющий силуэт. Он не мог поверить, что это действительно было настоящее Божество, но и не знал, как тогда здесь появился этот «Кризалис», если сам Кеннет такой информации никогда не знал, даже имени его. Всё это было… Очень странно. Я сам не знаю, как описать всю эту ситуацию. — То есть… Не Эрнест убил меня, а другой Меч? — осознал парень. — Да. Когда маг сливается с Мечом, теряет он частичку личности своей, и заполняет её Меч, даруя взамен на тело силы свои. Эрнест давно считает себя лишь Божеством, высшим среди низших, потому и позволил себе провести Звёздный Трибунал над тобою, — Кризалис легко отвечал на все скопившиеся вопросы Кеннета. — И наказал мне Фантазм, дабы я и себя запер в жалком теле людском, чтобы пройти через все страдания с тобою. Кеннет несколько распушился, став похожим на испуганного котёнка. Ему было очень некомфортно. «Если это сон… Я хочу понять, что здесь происходит, потому что мне страшно. Фантасмагория». — Ты явился мне, чтобы возродить? — переспросил он. — Но… Зачем? Я не хочу больше страдать… — У тебя осталось ещё очень много дел в жизни твоей. Друзья твои тебя любят, друзья твои тебя ждут, и разве готов ты бросить их? — Кризалис подошёл чуть ближе. — Дорогой мой… Ты, конечно, имеешь полное право отказать мне, но прислушайся: это лишь мгновение в океане вечности забвения. Ты есть Новолуние, ты есть Звезда, что должна взойти на небеса. Окончен путь Кеннета, но не окончен путь свободной души, что кроется в тебе. Прошу, дай мне шанс исправить ошибку свою. Не считай меня Божеством, считай меня своим другом, Крисом. Я хочу быть таким же простым, как и вы все. Я хочу даровать тебе самое драгоценное сокровище — жизнь. Энджел, ты и сам по природе своей меч, ты создан для жизни и боя. Повесь тебя на стену — и ты заржавеешь. Посмотрев на Кризалиса, Кеннет очень глубоко задумался, не зная даже, что ему делать. Всё казалось ему каким-то нереальным, будто бы это действительно был сон, а не его собственное лимбо. Этому простому парню, какому-то там бунтарю, брату Путеводной звезды, явился один из трёх Мечей, даже если самый младший — для него это стало тяжёлым шоком. Астратот старался говорить с ним мягче и отвечать на все вопросы, но как же Кеннета дёргало, когда он слышал имя «Энджел», его настоящее имя, которым окрестили его родители. Ему становилось ужасно больно и страшно, парень больше не хотел слышать его, понимая, что не заслуживает называть себя «ангелом». Всё, что он творил при жизни — это лишь грехи, грехи, грехи перед лицом Создателя, который по каким-то непостижимым причинам допустил рождение ошибки. Кеннет сам себя обрёк на страдания, и только сейчас смог от них освободиться и вздохнуть полной грудью, правда, за это он поплатился собственной жизнью. У юноши и мысли не было, что он настоящий маг, имеющий в запасе второй шанс — он был готов принять факт своей смерти, и принял его достойно. А затем Кеннет понял, что смерть — это только побег от тех самых проблем, которые он себе создал. Глупый побег, трусливый, показывающий всю слабость и мягкотелость некогда Адъютанта. Квинтет армия полагалась на него, как и Хранители Покоя с Миротворцами, а он так скоро сбежал с поля боя, кинув их на верную гибель. Пока Кеннет здесь рассматривает красивый вид и беспечно болтает с новым приятелем в лице Божества, Винсент и Ялекс каждый день рискуют стать пушечным мясом и навсегда уйти из жизни вслед за своим приятелем. Конечно, мёртвых уже ничего не должно заботить о мире, ведь ни на что они повлиять не могут, но Кеннет-то может. Он может слиться, как он понял, с Кризалисом и вернуться на землю, снова нырнуть с головой в эту бездну, в этот чёртов цикл и продолжить свой путь в поднебесье. «Я не могу перестать думать о чужом мнении. Почему я так зависим от него? Почему? Именно поэтому меня просили быть строже?» — Но, Кризалис… — обратился наконец Кеннет к Мечу. Тот дёрнул ухом. — Если я вернусь на землю… Разве Фантазм не захочет вновь убить меня? Я же продолжу быть таким, какой я сейчас… Может, не стоит? Правда, не стоит. Тот уже успел отвлечься, пока парень размышлял, и начал что-то писать в огромной эфирной книжке. В руках Божества Кеннет заметил крупное блестящее перо, чем-то похожее на то, которым писал сам Хилл-младший. Видимо, этой книгой был «черновик» Божественного порядка, ведь, по приданию, настоящее священное писание хранилось на Пантеоне и имело физическую форму. — Ну Энджел, я же… Ах, ещё раз. Когда сливается маленький маг с Мечом, что сам по себе является уж благословением Создателя, теряет он частичку души и себя самого, чтобы место её заняло сознание Бога. Переформируется полностью личность твоя, ты станешь иным, но сохранишь все свои воспоминания. Кто-то особенно силён — сохраняет он себя. Другие становятся агрессивнее. Третьи, наоборот, мягче, — снова объяснил Кризалис, убирая книгу. — Наверное, в этом вновь есть и моя вина. Мне нужно было действовать аккуратнее, а теперь я лишь запугал тебя, не так ли? Пожалуйста, просто прислушайся ко мне. Думаешь, я сам хочу запирать себя в чужом теле, издеваться над ним, существовать в ином сознании? Поверь, нет. То есть наказание моё, искупление и дар мой. С этим благословением… Ты будешь прямо как свой брат. Сможешь открыть Обелиск, Божественную машину Отца. Оба помолчали. — И ведь всегда ты был готов идти за горизонт. Туда, куда звало тебя солнце и душа твоя… — пропел Кризалис, покачивая головой. Он прекрасно знал, что это была любимая песня Кеннета, что могла сильно тронуть его. — Вражда разбила мир на множество осколков, и ты так желал однажды снова собрать их воедино, разве не так? Разве ты не хотел найти дорогу домой? Разве ты не хотел познакомиться с тем, чей путь Божественного порядка ты пересёк? Разве не хотел отомстить всем, кто причинил тебе боль? Разве… Разве не чувствуешь ты Надежду в сердце своём? Кеннет положил руку на левую сторону своей груди и отрывисто выдохнул. — Энджел, Мечи являются тем, кто испытывает истинно великое чувство, способное призвать Божество. Фантазм приходит сильным, Анимус возгорает пред глазами тех, кто хочет отомстить, а я… Я откликаюсь на зов веры и надежды, — он прикрыл глаза. — Я знаю, что ты мне врёшь. Я знаю, что ты хочешь вернуться на землю. Я знаю, что ты чувствовал в последние секунды своей жизни. Ты чувствовал Надежду. Ты звал меня громче кого-либо во Вселенной. А голос матери… Это последствия этого зова. С неба внезапно начал идти лёгкий редкий снег, оседая резными снежинками на мягких волосах Кеннета. Стало немного холоднее, но всё равно приятнее, чем в Деройсити. Лимбо начало понемногу меняться, основываясь на мыслях его создателя. Вокруг стало чуть темнее, ведь облака стали закрывать Лунию и Сола напротив беседующих, и Кризалис опустил элероны, выражая своё беспокойство. — Меня вызвал не твой разум, а твоё сердце. Парень поднял голову, наблюдая за снежинками. «Кружат ветра, снежинки рьяны…» — медленно напел он одну мелодию, которую однажды услышал от самой Витс. Он так давно не видел Жрицу эньерскую, оставив после неё лишь негативные воспоминания, и только эта мелодия о снежной буре была тёплым отголоском прошлого. — «Элегию мира поют сия смутьяны…» Интересно, как себя сейчас чувствовала Витс? Была ли она рада началу войны, смерти Винсента, смерти Кеннета? Того, кто на протяжении очень многих лет был для неё почти родным сыном, единственным любимым Принцем эньерским и маленьким учеником, который взрослел на её глазах. Парню вдруг стало очень больно, и он вытер нос кулаком, тихо шмыгнув. Даже теперь, сражаясь против Звёздного Предлуния и осуждая их действия, он всё равно иногда вспоминал о тех счастливых моментах, пережитых во дворце рядом с Витс, что заменила ему мать. В Жрице Кеннет видел настоящее спасение, надеялся, что она отправит его домой… Но этого не произошло. Все те удивительные дворцы, что они строили вместе в воображении, резко рухнули и обратились в тот же прах, в который сейчас рассеялся и сам Кеннет. И Кризалис был действительно прав — всё произошло из пыли, так в пыль и вернётся. Тогда, хочет ли юноша мстить Витс, если где-то глубоко в душе всё равно хранит эту любимую память? Он и сам не смог ответить на этот вопрос. Слишком мягок, наивен и сентиментален. Кеннету нет места на войне. И тут он вновь глубоко задумался о собственной жизни, судьбе и прошлом. Здесь, в лимбо, он был совсем один, не считая самого Кризалиса, что молча наблюдал за своим маленьким другом, и больше у парня не было ни одного шанса встретиться с близкими. Даже не с друзьями и знакомыми, а с близкими ему людьми — матерью, отцом, бабушкой и дедушкой, сестрой. Когда Кеннет попал в Деройсити, все его связи с родными резко оборвались, но сам по себе он был ещё очень маленьким и глупым ребёнком, что и так мечтал избавиться от родительского контроля раз и навсегда. Какое-то время он был очень даже рад остаться наедине с самим собой, без надоедливых и шумных взрослых, но затем этот огонёк начал медленно затухать. Ему стало одиноко и холодно без прежней пылкой любви его застенчивой матери, без морщинистого недовольного лица отца, на котором крайне редко играла такая милая улыбка, без голоса старшей сестры, что иногда обнимала маленького беспечного Энджела, кормила его и укладывала спать. Конечно, остались у Кеннета лишь приятные воспоминания, скрывавшие за собою всю дёготь в этом мёде, и парень не хотел думать о негативных моментах. Сколько бы ни ругались родители между собой и с самим их сыном, теперь это всё уже не было так важно. Кеннет был мёртв, потерял свою последнюю возможность хоть ещё раз увидеть свою семью, потерял сам себя. Его внешность, что являлась ярким смешением черт его близких, стала всем, что действительно осталось. Ему так сильно хотелось вернуться назад и извиниться перед бедной матерью за всё сделанное, за все ссоры и непослушание. Ему так хотелось домой… Вот ему шесть лет. Ещё ни одной мысли о Витс, о Деройсити, о магах. Маленький Энджел, низкий пухлый мальчик с кудрявыми неопрятными волосами и чисто деревенской одеждой вот-вот был готов пойти в школу. В свободное время этого «cordero tonto», как звала его мать, отец учил фермерскому искусству, ведь надеялся, что третий сын возьмёт на себя ответственность за весь Хайхилл, ферму и винокурню, и Энджел легко запоминал все азы. Уже в таком малом возрасте он уже мог различить какие-то компоненты в тракторе, завести его, управиться с прополкой некоторых грядок, разобраться с животными и оценить работу винного производства. Мальчик часто бегал по виноградникам, чтобы проверить их сохранность, и сила воли его, воспитанная наказаниями отца, не позволяла трогать такие аппетитные плоды их труда, хотя очень хотелось. Затем он аккуратно собирал остальной урожай в огромную корзину, которая была чуть больше широкой соломенной шляпы Энджела с чёрными ленточками, и быстро бежал домой, иногда спотыкаясь о какие-то палки, котов, куриц. Закончив с работой дома, мальчик отпрашивался у родителей и снова торопился убежать из дома, чтобы погулять со своим лучшим другом Алексом. А вот ему уже восемь. Энджел и все его друзья пошли в одну сельскую школу в Хайхилле, которая сама по себе была просто каким-то маленьким двухэтажным зданием с тридцатью миниатюрными кабинетами, буфетом и парой диванчиков для отдыха. Там учились только младшие классы, и родители планировали чуть позже перевести своего сына в другую школу для дальнейшего обучения. Тёрнеры, родня Алекса, имела тот же самый план, поэтому мальчики должны были остаться вместе чуть ли не на всю жизнь. В это же время начала пропадать из дома Эшли, и Энджел всё реже и реже стал проводить с ней время. Мать болела, отец весь день находился на работе, и мальчику приходилось выполнять почти всю работу по дому в одиночку. Хоть у него и не было прав, Август разрешал своему сыну кататься на том же самом огромном блестящем тракторе по территории фермы, перевозить что-либо и пропалывать землю. Иногда ему помогал Алекс, но постоянно чего-то требовал взамен: то книгу, то игрушку, то закуску. В школе же всё было наоборот, ведь Энджел преуспевал в учёбе и давал списывать всем одноклассникам, при этом ничего не прося взамен. Он считал, что, раз у Хиллов есть своя ферма, значит, семья оставалась богатой и нетребовательной. Однако родители просто скрывали от сына их упадок. Со времён азартного авантюриста Николаса Хилла, деда Энджела, ферма испытывала сильные финансовые проблемы, и Август никак не мог исправить это положение. Человек этот загадочно исчез задолго до рождения последнего, третьего ребёнка одного из двух его собственных сыновей, и больше о Николасе никто не говорил. Также пропал и Эрнест, старший брат Энджела, о котором никто ничего не хотел ему рассказывать. В феврале, прямо перед своим одиннадцатым днём рождения, мальчик просил у мамы позвать на праздник и сестру, и брата. Марибель вздыхала и качала головой, понимая, что это было просто невозможно. Она каждую ночь молилась Богу, чтобы тот очистил её сына от таких мыслей, заставил его забыть об этой трагедии, не травмируя его молодой разум. Это был её последний ребёнок, маленький Ангелок с отвратительно буйным характером, но печальная Марибель всё равно его любила всем своим сердцем. Кеннет понимал, что своим исчезновением сильно подорвал состояние своих старых родителей, вогнал их в отвратительное отчаяние и печаль. Эти воспоминания были слишком дороги для парня, и он не знал теперь, действительно ли он рад своей смерти. «Как вообще можно быть довольным смертью? — вдруг подумал он, ругая самого себя. Все эти мысли заставили его изменить мнение. — Нет, я же… Я же клялся себе вернуться домой… Это была моя цель, пока не началась война…» — И ждут тебя не только родители твои, но и друзья-маги в Деройсити, — аккуратно напомнил Кризалис. — Винсент, Ялекс, Кейпа. Ты не представляешь, как они любят тебя, как ищут сейчас. Они не могут теперь без тебя. — Я всегда считал, что они ненавидят меня. Мы постоянно ругались, особенно с Винсентом… Я до сих пор чувствую себя ужасно из-за этого, — Кеннет покачал головой. — В принципе, это не было самым главным, но… Но да. — Так дай же Винни шанс на искупление, как и мне, как и себе. Теперь никогда он уже не сможет извиниться перед тобою, ведь заперт ты здесь, в лимбо. Вернись ты на землю, вернись к семье, поговори с друзьями и найди своё равновесие. Но скольких жизней, скольких потерь и скольких разочарований будет стоить это самое равновесие? — Кризалис… Я правда больше не хочу испытывать всю эту боль, но… Я и не хочу, чтобы её испытывали другие, — вздохнул парень, опуская голову. Ему всё ещё было несколько страшно разговаривать с Богом, но также Кейн прекрасно понимал, что никто иной его больше здесь не поймёт, учитывая, что Астратот являлся писателем Божественного порядка и его судьбы. — И я сам не хочу причинять эту боль другим. Я не знаю, что мне делать. Я никогда… Не стану тем, чего от меня просит Деройсити. Я правда не тот, кто им нужен! Я просто хочу домой, правда. Это единственное моё желание. Меч смотрел на своего подопечного с ноткой печали в его сияющих глазах. Снег проходил сквозь всё его эфирное тело, путаясь в том самом дыму, что выходил из-под подола одеяния Божества. — Хорошо, дитя. Я дарую тебе то, чего ты желаешь, но взамен ты станешь моим сосудом, — медленно произнёс он, протягивая руку к Кеннету. — И мы оба искупим свою вину за всё сделанное нами. Я дам тебе собственную решительность, с помощью которой ты действительно воссияешь последней звездой Деройсити и сможешь разорвать цикл. Бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке, и тебе всё ещё придётся поработать ради достижения своих целей, Энджел, но теперь уже я сам буду рядом. И если ты готов лишиться своей «наивной», как ты выразился, личности, заменив её пламенем своей души и желания, то дай мне Священный обет. Кеннет на пару секунд застыл, не зная, что ему делать. Погода медленно портилась, вокруг начала бушевать самая настоящая снежная буря, и больше не были видны светила где-то на горизонте. Остались стоять лишь сияющий Тысячеглазый Бог и его маленький сын, чем-то даже похожий на своего создателя. Парень чувствовал, что становилось холоднее, но тело его всё ещё было тёплым, даже горячим, будто бы внутри пылал самый настоящий огонь, о котором чуть ранее говорил Кризалис. «Пока есть Сила, пока пылает Огонь, пока сияет Надежда… Я должен послушать Бога». Он медленно опустился на одно колено и наклонил голову вперёд, к самому Божеству, а затем вздохнул и хрипло заговорил: — Рождён ошибкой, взращён болью и убит небом — таков был путь, избранный мне рождением оным. Обрушились грады и дворцы души моей, обрушилось и сердце моё бренное, но всё ещё готов идти я дальше путём витым и сложным, покуда не буду я погребён под алым снегом, — Кеннет не знал текста Священного обета магов-хранителей, но слова будто бы сами вырывались из его губ. Видимо, это была настолько сакральная вещь, что хранилась в разуме каждого. — Божьим словом предначертано мне умереть дважды, потеряв свой прежний мир и покой в неразрывном цикле насилия, но покуда в сердце моём горит Огонь, разносимый по Вселенной тысячей Ветров; покуда в глазах моих сияет Надежда, путь мой будет полон встреч и прощаний, и пройду я его бок о бок лишь с Мечтой и Мечом. Клятвой этой я даю Священный обет пред ликом Меча Третьего — обет защищать Вселенную, оберегать жизни магов и держать таинство. Кризалис взмахнул рукой, и прямо перед ним появился огромный сияющий меч, теперь уже настоящее оружие, принадлежащее Божеству. Его эфес был выполнен в форме восьмиконечной звезды, а всё лезвие украшалось сотнями разных символов и букв, которые вечно менялись, танцевали и переливались. Взявшись за длинную рукоять, Бог легко опоясал плечи Кеннета лезвием, шёпотом проговорив что-то вроде «Божественная акколада проведена Мечом Третьим, Астратотом Кризалисом». Парень почувствовал холод, исходивший от этого меча, и даже немного дёрнулся от такого странного касания. По тяжёлому дыханию можно было сказать, что он ужасно волновался, ведь, принося Священный обет, Кеннет обрекал себя на путь настоящего мага-хранителя, обязанного хранить их тайну. «Теперь это мой долг… Интересно, аукнется ли мне это в будущем. Я ведь сам себя… Загнал в эти рамки, но всю жизнь я хотел стать настоящим магом. И… Я стал им. Неужели я теперь не обуза для Квинтет армии? Нет. Всё ещё. Впереди ещё очень много работы». — Теперь, Энджел, — тихо сказал Кризалис, вытаскивая парня из его мыслей. — Скажи мне вещь одну. Сливаясь с тобой, я несколько изменю тело твоё, чтобы сила моя вместилась в сосуде. Не волнуйся, это будет не больно. Эрнест тоже однажды прошёл через это, и всё, что сделал Фантазм — изменил несколько его рост и длину волос. Но… Хочешь ли ты, чтобы вернул я тебе руку и глаз, которых ты лишился за год последний? Кеннет поднял глаза на Бога и задумчиво хмыкнул. Его зрение всё ещё было несколько мыльным из-за возвращения его второго глаза, а правая рука ощущалась крайне странно после стольких месяцев с протезом. Парень всегда мечтал, чтобы они вернулись к нему, грезил о нормальной жизни без инвалидности. Казалось бы, ответ был очевиден. — Нет, не нужно, — резко произнёс он, и Кризалис поднял брови, удивлённый таким ответом. — Ты даруешь мне величайшее сокровище, жизнь, и свою Божественную силу. Мои травмы, всё-таки, стали неотъемлемой частью меня, моим клеймом, и… Я уже никогда не смогу избавиться от них. Пусть они напоминают мне о моём пути, что ли… О том, что я неидеален. Я ошибка. — Ты очень благороден, Энджел, — довольно ответил Астратот. Он опустил меч и подошёл ближе к своему «сыну». — Дитя моё… Спасибо, что дал мне шанс на искупление пред ликом всей Вселенной, которая отравила меня много сотен лет назад за ошибку. Спасибо, что и ты простил меня, хоть я ужасно виновен пред тобою за испорченную жизнь. Прощение — истинное благословение души каждого, будь ты человеком, будь ты Божеством. Он протянул Кеннету руки, чтобы наконец слиться и подарить парню шанс на жизнь, но тот вдруг помялся и отошёл. — Могу ли я задать один последний вопрос, пока… Пока я всё ещё здесь? — робко спросил он, и Кризалис коротко кивнул. — Ты… Ты писатель Божественного порядка. Туда заложено всё, что происходит во Вселенной… Скажи, зачем Пантеону это всё? Зачем войны, страдания, потери, кровопролитие, боль, смерти, раздор, бедствия?.. Вы же Боги, вы должны любить своих созданий… Последовало короткое молчание. Меч заметно помялся, и Кеннет даже несколько напрягся, ожидая самого худшего ответа. — Маги-хранители были призваны в мир для защиты баланса, без которого небо могло бы упасть на землю. Но и сами же маги-хранители привели к падению того самого неба, — строго ответил он. — Не я предопределяю судьбу мира, я лишь веду летопись о ней, исходя из желаний самих моих созданий. Пути Отцовы неисповедимы, Энджел. Прими судьбу свою достойно. Разочарованно вздохнув, парень легко коснулся рук Кризалиса, и тот притянул человека к себе, заключая в некие эфемерные объятия самой Надежды. Кеннет никогда не думал, что обретёт такого удивительного друга в лице Божества, и теперь боялся, что однажды это закончится. Он не знал, сколько длился их разговор, но ощущалось это в целую вечность. Астратот казался ему близко знакомым старым приятелем из самого детства, который уже однажды убаюкивал его, пел колыбельную перед сном, играл с ним, помогал вставать из грязи и утешал. Такова и была работа Третьего Меча — беречь и любить своих детей, каждого из них, какими бы ужасными не были эти маги. Кеннет никогда не считал себя святым и не знал, за какие заслуги заслужил он второй шанс, но был искренне рад получить его, хоть и отрицал это. «Если это сон… Я хочу проснуться». Вокруг них весь мир начал медленно таять, затухать в снежной буре, и ветер завыл так громко, что оглушил парня. Он на секунду зажмурился, не зная, что происходит, и внезапно понял, что и Кризалис рядом с ним начал растворяться. Все его ярко-лиловые частички закружили вокруг испуганного Кеннета, медленно собираясь в нечто огромное и длинное. В самую последнюю секунду юноша услышал громкое рычание и увидел прямо перед собой гигантского тысячеглазого Дракона с эфирным телом, резными крыльями и дымящимся звёздами хвостом.***
Прошёл уже целый день с начала битвы при Сернистом море. Солнце лениво вставало над землёй, еле-еле выглядывая из-за неспокойной глади воды, и заливало всё небо алым светом. Возгорел горизонт неистовым пламенем, рассерженный сражением, и маги склоняли головы, уныло убегая от своих врагов прочь. Все силы были на исходе, магический заряд заканчивался, но обе армии продолжали ожесточённое противостояние, которое усугубилось после вчерашнего убийства дипломата Триумвирата. К счастью, Винсент смог убежать от разъярённого Искра и слиться с толпой, и потому до сих пор оставался живым. Ребята не спали уже несколько дней, поэтому вели себя очень странно, чего стоит лишь один поступок Адъютанта. Ялекс не одобрил таких радикальных действий со стороны своего приятеля, но признал исключительную пользу от убийства Вильяма для Квинтет армии. Кейпа же, наоборот, порадовался, что этот червь наконец был отправлен в мир иной с концами, ибо уже успел надоесть Мэбевеха Мэвекуду своими каждодневными гневными письмами с оскорблениями на всех возможных языках. Мурн оценивал его лингвистические знания и сдержанную речь, но каждый раз смеялся, как между высокими словами проскакивал деревенский мат. Да уж, в этом была особая красота политических отношений в Деройсити — профессиональный слог мешался с некрасивым диалектом. Судя по ситуации, Квинтет армия заметно проигрывала из-за количества воинов и непосредственной близости к морю. Армия Триумвирата всеми силами пыталась отправить своих врагов на дно, загоняя чужих солдат руками и ногами в ледяную воду, где у бедных неподготовленных магов отнимались конечности от обморожения. Это была грязная, но интересная тактика, поэтому Кейпа не позволял своим воинам открыто оскорблять и кидаться отходами в оппонентов, чей план он признал достаточно хорошим. Периодически он встречался взглядом с самой Кречет, которую упустил ещё очень давно, и та лишь нахально смеялась, наблюдая за происходящим. Ей было ужасно весело смотреть, как армия Древа медленно вырезала весь Квинтет, сбивала кеатлов, топила мурнов и эньеров, прижимала внезапно подбежавших мисфитов. Этот день выдался очень тяжёлым, и многие воины умоляли Кейпу об отступлении, но Лис был непреклонен в своих решениях. Они не могли уйти отсюда так позорно, не заявив хотя бы о своих намерениях победить. — Назад, назад, назад! — кричал где-то встревоженный Винсент, отгоняя кеатлов Квинтета прочь от вражеского батальона. Фиолетовые маги Триумвирата просто блестяще пользовались техникой стрельбы зарядами из порталов, что умели не все из восставших, поэтому им приходилось уклоняться и убегать. Вдруг и самого Адъютанта чуть не подстрелили, а он очень боялся упасть в воду с такой высоты. — Эй! Что, много себе возомнил?! А ну иди сюда! Он снова разогнался с помощью своего сильного заряда и на полной скорости погнался за своим обидчиком, разбивая при этом батальон на две части. Стрелявший маг, кажется, тоже оказался мёртвым, поэтому сделал то же самое, и эти два сорванца начали целую гонку в небе над полем боя. Ялекс тем временем объединился со своим отцом, используя свою магию на всю катушку, чтобы перевоплотиться в ящеров. Триумвират активно пользовался этим приёмом, раскидывая маленьких мурнов, и Хранитель Покоя с Миротворцем решили сравнять их шансы. Заметив это, подоспевшая Эи тоже взяла себя в руки и быстро приняла свою форму дракона, помогая своим друзьям в сражении. Между делом она заметила, как тяжело дышал Ялекс, который, кажется, не привык находится так долго в облике ящера. Мэллори хватал его за шкирку и поднимал на ноги, когда тот падал на землю от ударов врагов, и все трое продолжали сражение. Армия Древа продолжала стрелять крупными взрывными стрелами, которые создавали огромные кратеры в песке. Видя это все, Винсент мысленно извинялся перед Дунаем, который просил ребят быть аккуратнее с берегом Сернистого моря, и грозился натравить на них Хошинеру. Если флоулы сейчас придут на звук и увидят происходящее, то обеим сторонам может сильно не поздоровиться. «Нужно скорее прекращать эту битву, уже скоро за сутки время перескочит», — подумал Адъютант, приземляясь на землю после проигранной гонки с другим кеатлом. Тот подпалил его крылья и заставил отступить. — Кейпа! Потери? — обратился он к Лису, который буквально рядом только что скинул с себя нескольких мурнов с помощью своего лука. — Больше половины, — вздохнул маг, отряхивая самого себя. — Не успел моргнуть, как у нас десятки ребят под воду ушли… Агхр! Нет, мы так просто не сдаёмся! — Так точно, — крикнул Винсент, отдав честь. Он призвал алебарду и осмотрелся. — Третий Квинтет батальон, занять обороняющую позицию! Давайте закроем пока тыл и перегруппируемся, срочно! И кусок армии ринулся назад, закрывать собой свои позиции и территории, подпуская армию Древа ещё ближе к линии фронта. Конечно, формально считалось, что весь берег Сернистого моря принадлежал Уэйзи Матакатифу, почему Хранители Покоя так спокойно и бродили там чуть ранее, но сейчас и Триумвират начал заявлять на него свои права. Было немного странно осознавать, что они буквально делили чужие территории прямо во время войны, но этого у магов-хранителей было не отнять. Винни взлетел выше, пролетел пару метров и зацепился за золотистый рог Ялекса, что стоял поодаль. Парни обменялись дружественными взглядами и снова продолжили сражаться, ведя за собой свои отряды. Солнце тем временем уже полностью взошло, оторвавшись немного от горизонта, и видимость стала чуть лучше. Погода стояла неплохая, хоть и несколько пасмурная, учитывая волнующееся без причины море, поэтому можно было ожидать очередного дождя или снегопада. — Винсент! Спустя пару часов Искр всё-таки смог поймать бунтаря и повалить его на пол, прежде чем тот вообще хоть что-нибудь понял. Напуганный Винни закрылся своей алебардой от чужой и еле-еле скинул с себя огромного воина, чей один бицепс был крупнее, чем целая ляжка Адъютанта. Чёрный кеатл был намерен отомстить за такой возмутительный перформанс прямо на глазах у сотен магов, которые явно не ожидали такого жесткого убийства простого политического деятеля, даже если тот украл фиолетовый камень прямо из-под носа Верховена. Спаситель агрессивно рычал и размахивал крыльями, пытаясь снова сбить с ног собственного ученика, но Винсент в упор не поддавался, хоть и получал по лицу и животу стальными кулаками Искра. Умирали, в основном, совсем молодые воины, а вот старые мурны, опытные кеатлы и сильные эньеры продолжали опасное противостояние до самой последней своей капли крови. На поле виднелись маги с разбитыми мордами, рваными ранами по всему телу и сожжёнными крыльями, но они всё ещё были живы, игнорируя все травмы и боль. Их грязная шерсть сбивалась в неопрятные висящие клочья, превращая их в каких-то старых облезлых шакалов, которые дрались за последний кусок добычи не на жизнь, а на смерть. Если Квинтет армия так глупо сдастся здесь, то для Триумвирата будет открыть путь наступления на главную деревню, чего допустить было просто нельзя. Осадив Уэйзи Матакатифу, консервативное правительство получит власть над всеми прилегающими территориями, и у Восстания останется лишь деревня Китокойо и жалкая передовая база мисфитов на севере, чего просто не хватит для всего народа. Такая агрессия была вполне обусловлена. Море вдруг начало бурлить и волноваться ещё сильнее, и кеатлы, находившиеся в воздухе, заметили, что в нескольких метрах от берега начал образовываться целый водоворот — сначала тот был совсем маленьким, но с каждой секундой буквально набирал силы и обороты. Ещё через несколько секунд и сама земля стала невольно дрожать, что напугало всех сражавшихся воинов и заставило их на мгновение прекратить сражение, чтобы оценить ситуацию. «О нет… Это Хошинеру!» — закричал внутренний голос Винсента, который всё ещё пытался отбиться от Искра. Когда офицеры уже невольно хотели дать дёру с этого проклятого места, из самого сердца омута резко вырвался невообразимо яркий луч лилового света, а вслед за ним из глубины показалась небольшая чёрная фигура с крупными голубыми крыльями, на которых красовались узоры в виде сияющих глаз. Обратившись в сгусток энергии, какой-то мёртвый маг устремился прямо на берег, прорываясь сквозь ряды шокированных солдат, и периодически он вылетал из своего особого состояния, чтобы ударить по своим врагам длинным резным мечом. Страдали от его лезвия воины Триумвирата, поэтому Квинтет армия начала громко ликовать, встречая своего спасителя. «Не Хошинеру?» — спросил сам себя Винни, наблюдая за зрелищем. Пока Адъютант отвлёкся, Искр замахнулся алебардой прямо на шею золотистого кеатла, но вдруг тот же самый загадочный маг сбил и его на огромной скорости, отправив в нокаут за несколько метров от места столкновения. Тёмный дым от голубой магии медленно рассеялся, и Винсент увидел перед собой очень высокого человека с длинными алыми волосами, чьи кудрявые кончики касались поясницы, в драной и грязной одежде серых и малиновых оттенков. — Ты… — начал кеатл, и вскоре тот повернулся на него. Винсент ужаснулся, увидев знакомое лицо, кожа на котором вся покрылась солью и какой-то чёрной жижей. — Кеннет?! Что с тобой? Где ты был?! Винни резко встал с земли и подбежал к парню, чтобы обнять его, но тот легко отстранился. Оказавшись рядом с Кеннетом, кеатл понял, насколько теперь высоким он был, даже несколько выше самого мага. Рядом со «старым» его ростом, который не дотягивал и до ста восьмидесяти сантиметров, этот зверь и рядом не стоял. Кажется, здесь было около двух метров. — Что произошло?! — не унимался Адъютант, пытаясь заглянуть в бледный голубой глаз своего друга. Затем, переведя взгляд вниз, он заметил, что протез юноши был сломан, ладонь оторвана, все детали болтались на проводах. — Не сейчас, — грубо отрезал Кеннет. Его голос был прежним, но каким-то более резким и хриплым. — Хм… Смотрю, ситуация тут так себе, конечно. Сколько уже идёт бой? — Со вчера, но пока не больше суток. — Отвратительно… Я слишком много пропустил, — вздохнул этот странный «новый» Кеннет. — Сейчас разберёмся. У Винсента был какой-то неприятный эффект зловещей долины, будто бы это была лишь кукла в виде Хилла-младшего, а не настоящий его друг — тот самый миниатюрный паренёк с волосами чуть ниже лопаток и большими голубыми глазами. Его охватил страх и неприятное дежавю от произошедшего пару месяцев назад с Эрнестом, вселившимся в тело Кеннета, но на этот раз юноша вёл себя вполне нормально, не считая только его какой-то отстранённости и грубого тона голоса. Создавалась тонна разнообразных вопросов, но ни на один он так и не ответив, улетев куда-то вперёд, к первым рядам Квинтет армии. Винсент погнался за своим другом, не желая оставлять всё именно так. Кеннет приземлился где-то на линии фронта и, тяжело призвав ещё более крупный сияющий меч, какого никто ещё никогда не видел, взмахнул им, отгоняя прочь напуганных воинов Триумвирата. Никто из них не ожидал внезапного появления исчезнувшего больше двух недель назад Хилла-младшего, так ещё и с таким странным оружием и телосложением, поэтому все резко решили дать дёру, несмотря на недовольные возгласы их офицеров. Квинтет армия в свою очередь очень сильно удивилась такому повороту. — Кеннет! — послышался и голос Кейпы, который со всех ног бежал к нему. — Адъютант Хилл! Ты… Эм… Ты? Обратив в бегство большинство воинов, который отбежали на приличное расстояние от фронта, парень приказал своему народу атаковать беглецов сзади, чтобы выгнать их ещё дальше отсюда. Так у Восстания появится немного времени на реабилитацию до следующего сражения. Квинтет армия потеряла слишком много. — Генерал Хилл, — Кеннет медленно повернулся к Лису, и мурн заметил, что его левый глаз ярко сиял неестественным лиловым светом, таким же, как и огромный меч у него в руке. — Я больше не собираюсь смотреть на то, как Квинтет армия выигрывает, но платит за это половиной всего народа. Мы должны выигрывать легко, без таких фатальных потерь, слышишь меня?! Иначе в чём будет смысл нашей победы, если у нас не останется тех, кого мы защищали… Воины Квинтета продолжали подбивать ряды армии Древа. Некоторые батальоны всё ещё продолжали наступление, но без должного подкрепления и им пришлось отступить, оставив лежать на чёрном песке десятки трупов. Кеннет опустил своё оружие, крылья растаяли в воздухе, глаз перестал светиться. — Так дело не пойдёт. Мы должны начать новую главу этой истории, и взойдёт наконец новая звезда.