«…— Тебе нужна помощь? — Они… Они преследуют меня… Они… — Что они сделали? — Они меня пинали и били кулаками… — Кто? — Они… Мои одноклассники… Я уронил щенка Тимура Лазарева… Они знают, что я сюда побежал… Они… Они думают, я нарочно его кинул… Думают, я захотел его убить… — Бежим! Они тебя не найдут… Я здесь живу… У нас свободный выход на чердак… Можно скрыться у меня… — Да… Бежим! — Вот так, сюда… Последний этаж… Осторожно, здесь ступень сломана… Да… Подожди, я придержу… — Спасибо тебе… — Да не за что… — Меня зовут Саша… — Привет, Саша. Меня зовут Влад…»
После урока мне позвонила Ева. Беркут предпочла встретиться со мной на пирсе. В последний раз мы приходили туда месяц или два назад в компании с Андреем и Ямайкой. В то время мы ещё общались с Байдавлетовым. Помнится, он тоже был с нами. Добираюсь до пирса. Забираюсь на полуразрушенное заброшенное здание, а Беркут уже поджидает меня наверху, на крыше. Каждый раз по-новому влюбляюсь в этот бессовестно манящий вид на реку. Веет приятной прохладой, ветер волнует воду, волны несчастно бьются о бетонную крепость внизу — я нагибаюсь, заглядываю туда и любуюсь, поджигая третью за день сигарету. — Какой кайф, правда же? — кажется, Беркут чувствует то же самое. — Да, — отвечаю тихонько, полушёпотом. Затем подхожу к ней, приземляюсь рядом. Ева обнимает меня. — Жаль, у меня нет ещё одного пакета. Здесь грязно, но у меня был только один пакет… — Плевать, всё равно стирать их сегодня буду, — намекаю про свои джинсы. Обнимая, Ева забирается холодными пальцами под мою куртку, под рубашку — ей доставляет удовольствие прикасаться ко мне под одеждой. — Хочу сделать то же самое. — Делай. — Замёрзнешь. У меня руки ледяные. Ева смеётся. Она оборачивается и хочет меня поцеловать. Я поддаюсь и решительно тянусь к её губам, однако… Беркут принимается дразниться. — А, вот значит как? — я небрежно усмехаюсь, отклоняюсь в сторону и делаю затяжку. — Ага, — она самодовольно подмигивает. Но, чёрт возьми, всё равно не может долго ломаться — ловит тонкими пальцами мой подбородок, тянет к себе. Выпускаю непритворную усмешку, приходится вновь обернуться, чуть было не роняю сигарету — и Беркут дарит мне свой первый за сегодня поцелуй, а затем принимается целовать меня и в лоб, и в нос, и в щёки… — Что с тобой сегодня? — У меня замечательное настроение. Говорят, что самый охуенный период отношений заканчивается через месяц. У нас с Беркут на счету уже четвертый или пятый, и ни разу не всплывало чувства, будто бы что-то между нами способно угаснуть. Этот период всё никак не заканчивается. Ева для меня — всё тот же ласковый ангел. Перехватываю её нежные руки, чтобы скрестить наши пальцы. Она закидывает свои ножки ко мне на коленки. Маленькая девочка. Я не перестаю наслаждаться её присутствием, очертаниями её прелестного лица… Лёгкая, живая, настоящая. — Хватит на меня смотреть, Саша, — нахально усмехается милый ребенок. И не робеет. Никогда не робеет. Её невозможно смутить пристальным взглядом. Она всегда взглянет в ответ — взглядом, демонстративно робким… но, в то же время, с каким-то самолюбием, будто бы ловит неимоверное удовлетворение от мысли о том, что её нежный взгляд волчицы способен свести с ума. К слову, я впервые так сильно сошёл с ума. — Не могу перестать, извини… — прошу у неё прощения взглядом побеждённого воина. — У меня для тебя что-то есть. На этих словах моя девочка залезает в сумку и принимается доставать… однако, что это? — Что это? — озвучиваю мысль вслух. — Виски. — Серьёзно? — Ага. Будешь? — в её руках тотчас возникает бутылка с напитком прозрачно-шоколадного цвета. В предвкушении облизываюсь. — Ты собираешься меня споить и совратить? — Какой ты самонадеянный, — она усмехается над моими неосторожными выводами. Сука. Ну ладно, господи. Забираю бутылку в свои руки и отворачиваю крышку. Мы совершаем по три глотка: Ева всегда любит отсчитывать, чтобы равнять уровень опьянения. Начинаем разговаривать. Дерьмовое настроение, коим одарила меня школа, тотчас же испаряется. Забываю и про фотографию, и про чертову занозу Галину Сергеевну. Всё в одночасье становится так приятно… Думать о жизни и осознавать своё в ней присутствие становится легко и прикольно. Я всегда любил крепкие напитки — они были способны гораздо быстрее нагнать ощущение легкого осознания того, что ты начинаешь пьянеть. Ева ложится на мои коленки. Смотрю на неё сверху вниз. Эта красивая девочка с аккуратным носиком и прелестной формы губами принадлежит только мне. Мечтательно смотрит в небо, затем переводит соблазнительный взгляд на меня. Хватает за руку, пытаясь просунуть мою ладонь сквозь её куртку и одежду. Бессовестно ухмыляется. Не дождётся. Облизывает губы и снова невинно улыбается. Откуда только в её глазах столько нежности? Как она это делает, как она умудряется загипнотизировать меня? Сука, сдаюсь. Нагибаюсь к ней и целую. Расстегиваю её куртку, затем — верхние пуговицы на рубашке. Покрываю поцелуями ключицы. Ах, как хочется укусить… Я едва ли сдерживаюсь. Смотрю на Еву — она с умиротворённым взглядом полузакрытых глаз закусывает губу от наслаждения. Осознав свою победу, чмокаю её в покорные расслабленные губы, затем припадаю к шее… Ева размякает в моих руках и чуть заметно содрогается — то ли дрожь её берет от наслаждения, то ли опять рисуется, то ли теперь мёрзнет из-за того, что я куртку ей расстегнул. Ладно. Лучше не рисковать, слишком холодно. А валяться на холодном бетоне — мерзко. В последний раз касаясь её губ, ненадолго застываю. В голову врывается воспоминание — и портит момент к чертям, как назло. — Слушай. Ты же с Меркурьевым встречалась? — моё сбитое дыхание тотчас утихает, я специально задерживаю вдох. Смотрю на Беркут в ожидании ответа. У неё такие распухшие губы сейчас. Мои, думаю, выглядят не лучше. — Было дело. Но мы не встречались, мы так… Просто гуляли. Вспоминаю небрежный, пьяный комментарий Валерки. — Ты ведь знаешь, он про тебя тут вспоминал… — оскаливаюсь в непонятной для самого себя ухмылке. — И о чём он вспоминал? Пытаюсь воссоздать в памяти наш весёлый диалог. Вспоминаю… Он говорил, что ни одна девочка его не цепляла так же сильно, и даже моя Ева… Пьяный Меркурьев приревновал. А я ещё задумывался… бля, ну конечно. Он специально вспомнил про Еву, дабы случайно меня позлить. Не было бы между нами спора — не было бы таких неприятных аргументов. При споре со мной люди зачастую пытались бросаться колкими словечками, ссылаясь на свою пьяную честность, будто бы пытались осторожно вывести меня из себя, но так, чтобы в конечном итоге стрелки на них не переводились — дескать, извините, я был бухим как черт, мало что помню и ничего не говорил, не обессудьте. Но я бы не смог долго держать на него зла. Свой человек, пускай и косякнул. Сколько раз Валерка меня выручал… Он просто психанул по воле случая или дурного настроения. Меркурьев, конечно, тот ещё пьяный кавалер. Любой девчонке было бы неприятно узнать о том, что кто-то невзначай попытался оценить внешность не в её пользу. И, к слову, я бы даже не сунулся сравнивать Еву и Алису. Две абсолютно разные персоны. — Ну, ты мне расскажешь? — Он что-то спрашивал про тебя. Мне кажется, Валерка просто ревнует. Я практически соврал. Хорошо, что умолчал. Тянусь за бутылкой. Выпиваем снова, Ева уже не считает количество глотков. Утираю ладонью её мокрые губы. — Он всё ещё вспоминает обо мне? — Беркут лениво усмехается. — Ну да. Забей. Пошли все они к чёрту. Вновь притягиваю её к себе — Ева, подобно покорному ребенку, садится на мои колени. Наши лица теперь находятся на одном уровне — один миг, и я, потянувшись вперед, ловлю её упрямые губы своими. Мои руки начинают скользить по всему её телу, лаская и заново познавая, нащупывая сантиметр за сантиметром под одеждой. Я целую её так страстно — мне хочется, чтобы она оказалась ещё ближе. Пусть Валерка перебесится и сплюнет, голодный мой дружище. Кусаю её за ухо — как же она тащится от этого, маленькая стервочка… — Я тебя съем, — шепчу ей. — Попробуй, — томно отзывается Беркут. Стаскивает с меня куртку. Я не замерзну, похуй, что на улице минусовая температура. Я в одной рубашке, плевать. Расстегивает ремень на моих джинсах… Так страстно боремся за то, чтобы впитать друг друга без остатка, хаотично пытаемся что-то предпринять с этими частями мешающей одежды, чтобы стать ещё ближе. Почувствовать друг друга ещё ближе. Путаюсь лицом в пушистых локонах, пытаясь как можно отчетливей уловить запах её шампуня, вдохнуть в себя ещё глубже. Целую, чтобы запустить в легкие её сбитое дыхание. Моя милая девочка. Ловлю себя на мысли — мне нравится её небольшое сопротивление. Тянусь к её губам, а она отстраняется, награждая меня очередной лисьей ухмылкой. Сучка. Я нагибаюсь и сильнее прижимаю её к себе. Мои пальцы перехватывает её шею и замирают в цепкой хватке. И снова наклоняю её вниз, а затем тянусь навстречу. Целую ещё сильнее, ещё жарче, ещё беспощаднее… Отрываюсь, нахожу бутылку, выпиваю. Она перехватывает, совершает несколько глотков после меня. Отнимаю бутылку, возвращаю на прежнее место. И снова целую, вжимаясь пальцами в её шею… Ловлю себя на странной породы мысли… как же мне хочется, чтобы она испытывала сопротивление — не рисованное, а настоящее. Нежелание запросто отдаваться моей нежности. Как же мне хочется, чтобы она была очарована мною, но боялась предугадать последствия. Была чуточку слабее. Чтобы мои действия или слова заставляли её переживать, глодать саму себя вопросами или сомнениями. В Еве было достаточно желания и раскрепощённости, но как же мне в эти секунды не хватало её непокорности, родившейся на основе небольшого сомнения. Или страха за то, что я и сам могу… не отдаться. Я отстраняюсь, смотрю в её глаза и нечаянно произношу: — Ударь меня. — Что? — Ударь меня по лицу. — Чёрт… Саша, с тобой всё в порядке? — смеётся она. Блять… Прочищаю горло. Тянусь за полупустой чекушкой. Разворачиваю крышку. Глотаю. С полным отвращением к самому себе тянусь за пачкой сигарет. Что я сейчас такое ляпнул? Нахуя? Странное чувство… будто бы я испытывал его совсем недавно. Сука. Чувство, которое принесло мне странной породы удовольствие. Чувство осознания собственной важности перед кем-то другим? Нет, то было не оно. Жажда заставить человека в чём-то признаться? Чуть ближе. Я любил эмоционально придушивать. Любил заставлять людей напрягаться. Но то ли это было? Проклятье. Что за чертовщина? Смотрю вниз, на ставшие столбом в этой области джинсы. Идиотское, похотливое чувство. — Зачем ты попросил тебя ударить? — Ева смеётся, пытаясь сравнять сбитое дыхание. От наслаждения или от смеха? Уже поебать. Не важно. — Забей. Просто я вспомнил, что… — попытался подобрать нормальный аргумент. — Вспомнил о том, что когда-то ловил фетиш на подобную херню. Только не рассказывай об этом Андрюхе! Он меня застебёт. — Саша, не пугай меня. — Я не собирался. — Ты мазохист? Так, почему я узнаю об этом лишь сейчас? Беркут продолжает смеяться… Её забавляет. Забавляет случайно проявившаяся эмоция, забавляют вскользь брошенные слова. Будь оно так, будь я мазохистом — она бы и это не поняла, она бы только посмеялась. Но, к слову, я никогда не был мазохистом. Мне больше нравилось притеснять, доказывать свою правоту, давить на слабые стороны. Мне больше нравилось поучать и чувствовать непокорность. И да… меня абсолютно не интересовали подобные извращения. Я просто о чём-то вспомнил. И сразу же попытался забыть. * * * Ближе к вечеру я всё-таки решаю навестить Лиманских. Бреду, сам не знаю о чём думаю. Всё ещё пьян. С неба опускаются первые капли дождя. На повороте от Архангельской, где начинается проспект Бринского, прямо у бизнес-центра возле жилой девятиэтажки стоят знакомые пацаны. Я, только сейчас осознав, что мои волосы теперь больше походят на швабру, так как я запамятовал натянуть на башку капюшон ещё с самого начала, всё-таки прячусь в него и следую вперед, чтобы поздороваться. Чёрт возьми, Меркурьев! Легок как на помине. Я собирался было крикнуть ещё на той стороне пешеходного перехода — мы с ним привыкли кликать друг друга издалека. — Эй, пацантре! — кричу, пока перехожу дорогу. Забываю посмотреть по сторонам, меня чуть было не сносит ебучая бэха. Ах, да. Не заметил, что светофор маячит мне красным. Водитель хочет опустить стекло и что-то мне высказать. — Чё не так?! — обернувшись, смело заявляю ему, демонстративно нагибаюсь вперед и развожу руками в стороны, но подбежавший ко мне Валерка тут же встревает: — Бельский, хорош, нахер на него быкуешь? Ты пьян? У него же бэха! Он же, бля, крутой, сейчас и ментов своих намутит, — и принимается усмехаться — ещё бы, его всегда смешили мои спонтанные реакции. Водитель на тачке, крикнув в ответ пару-тройку «ласковых», сваливает. — Бля, не обессудь, он сам виноват — нужно по сторонам смотреть… Валер, при наезде на пешехода водитель всегда будет неправ. Если мне не веришь — прочти правила дорожного движения как-нибудь на досуге. Клянусь, не помешает, — я сую руку в карман, нащупывая горсть семечек. Озадаченно перебираю их пальцами, пока наблюдаю за начинающейся за спиной Валерки потасовкой. Кажется, там очередная разборка. — Ох, Сашка. Из нас, неучей и лоботрясов, умником сделался только ты… Откуда ты только всё это помнишь и знаешь? Каждый раз, бля, поражался… Ты, стало быть, с книжками засыпаешь… Удивляюсь. Неожиданное, приятное замечание, вровень не стоящее рядом с изречениями школьных учителей. — Да забей. Что у вас за кипиш? — интересуюсь. — Этот мелкий говнарь решил, что ему можно чморить людей с левой страницы. Он думал, что мы не догадаемся… — рассказывает Валерка. — Нихера себе. При девушках ты, значится, корчишь из себя галантность. А при друзьях… — Когда это? — Валерка ухмыляется. — А ты вспомни-ка, — я киваю и цокаю языком. Авось вспомнит, какими речами он пытался запудрить мозги Алисе. — А, ну… Да забей. Я у тебя потом спрошу кое-что, кстати… Просто сейчас нужно разобраться с этим чмошником… — Ну-ка, где он? — я довольно ухмыляюсь. Давненько не участвовал в потасовках. Честно говоря, я терпеть не мог эти долбанные соцсети, но примерно предполагал, каким образом можно создать левую страничку и спамить всякую хероту кому не попадя, наивно полагая, что за свои деяния ты останешься безнаказанным… — А как вы его раскусили? Или он сам себя выдал? — Узнаешь позже… Мы подходим. Блять… Моему удивлению нет предела. Прямо по курсу, в окружении четырёх парней, каждый из которых относительно мне знаком, стоит взъерошенный Щелкунов. — Я ничего никому не писал, — скулит он. — Да чё ты, сука, врёшь? Мы твой айпи адрес пробили… — Каким образом пробили? — спрашиваю. — Да я потом тебе объясню, Сань, хер сейчас с этим… — отвечает Валерка. — Ооо, Бельский! — один из них оборачивается. Следом на меня оглядываются все. То странное чувство… Вроде бы, знаешь каждого и находишься с ними в нормальных приятельских отношениях, но хер пойми, как, допустим, зовут вот этого парня. Вечно путаюсь в именах. Пожимаем друг другу руки. — Сашка, здорова, — говорит ещё один. Суетливо оглядываясь на Валерку и подошедшего меня, они ненадолго отворачиваются от Щелкуна. Ещё бы, внезапно нарисовавшаяся персона их относительно смутила. Парням в таком деле не нужны лишние свидетели. А Щелкунов продолжает стоять в оцепенении, как будто предполагает, что ему сейчас влетит. Тот, кто обозвал меня по фамилии, снова подходит к Щелкуну и продолжает: — За свои слова, сука, надо отвечать! Какого хера ты подкатывал к Наташке, а потом написал ей, что она шлюха? — Я такого не писал! — мямлит Щелкун. — Вы ошиблись… Он хватает его за шиворот и начинает трясти, а следом отпускает, да с силой — так, что Щелкун почти врезается затылком в кирпичную стену и, не сумев удержаться на ногах, падает. Потом пытается встать, а первый подлетает к нему и толкает снова со словами: — Лежать, бля… лежать и думать… Щелкун издаёт неприятный звук и опять грохается на землю. Смотрю на его испуганное лицо. Маменькин сынок, когда же ты перестанешь встревать в подобные ситуации? Слабак, а ещё и сам себе яму роешь… Щелкун, по какой причине ты каждый раз оказываешься левым? Проклятье на тебе какое, что ли? — Парни, блять, отойдите от него! — неожиданно реагирую. Щелкунов дурак. Полнейший придурок. Но блять… он — мой одноклассник. — Чё? — произносит первый. — Кхм… что, Саша? Он специально прокашливается, делая вид, что оговорился. — Я говорю — отойдите от него. Щелкун же сказал, что это не он писал. — Блять, Сань… Ты серьёзно? Ты веришь ему? Веришь, не зная доказательств? — спрашивает у меня Валерка. — Да… — Ебааать, — совсем тихо произносит кто-то из них. Начинаем спорить. Я пытаюсь перевести тему, понимая, что таким образом остужу их пыл. Щелкун медленно встаёт, закусывает губы. Начинает осторожно пятиться влево, а следом исчезает за поворотом к подъездам.« — Привет… Привет, Саша… Привет, Саша… Меня зовут Влад… Меня зовут Влад… Влад…»
Удаётся разжевать им ситуацию. Не зная причин, я выдумал способ частичного устранения конфликта, пользуясь случайно приходящими в голову аргументами — ещё и на пьяную голову как-то умудрился. Мне практически удалось вывести Кольку сухим из воды. Нахуя же я это сделал, если не знал наверняка, был ли он в самом деле виноват? Когда парни разошлись, Валерка подошёл и спросил: — Слушай… сбросишь номерок той самой Алисы? Или хотя бы фамилию… Оскаливаюсь в ухмылке. — Сука, я знал. Я знал, что ты об этом спросишь… Меркурьев смущённо улыбается, натягивая шапку на свои чуть оттопыренные уши: — Мне бы в сети её найти. И бля, Сань, если она действительно та ещё гулёна, я хотя бы на её страничку посмотрю… — У меня нет её номера, — сказал и только потом осознал, что соврал об этом, — а фамилию я не помню. Если узнаю — скажу. — Четко. Кстати, Сань… Я бы не советовал тебе… Ну, выгораживать этого клоуна. Хер знает, что парни теперь подумают. Валерка выше меня на голову, оттого он и нагибается всё время, когда ему требуется о чём-то серьёзно намекнуть вполголоса — позади нас устроила перекур компания незнакомых парней. — Ничего они не подумают. Они меня знают. И да… Я никого не выгораживал… Щелкунов — мой одноклассник. Я его прекрасно знаю, уж поверь мне. — Да, только… Ты веди себя аккуратнее. По району уже ходят слухи о том, что ты своему корешу чуть не всадил... — Бля… Охуеть. Байдавлетову, что ли? — я даже поперхнулся. — Не, Валер, я его не трогал. Сука… Кто треплет… Мы с Егором в нормальных отношениях! Почему все об этом говорят?! Сука, вот кто тебе сказал? — Всё, замяли, Сань… — Валерка оглядывается по сторонам, как бы кто не расслышал, а затем вновь переключается на меня, — да не важно, кто мне об этом сказал… Я просто прошу тебя — не твори хуйни. На чужого лезть — это одно. А на своего… В общем, давай осторожнее. Парни могут запомнить это. По пути к дому Лиманских я иду в херовом настроении. Кто-то, вашу бабушку, треплет про меня и Байду. Никто об этом не знал. Никто кроме нашей компании. Лиманский в жизни бы никому не сказал, как и Ямайка. Алиса… Бля, я думаю, ей вообще наплевать на эти разборки. Меня слил сам Байдавлетов, кроме него некому. Он специально пиздит за глаза. Никак не мог ожидать, что наша дружба обернётся подобной хуетой. Когда я подхожу, на телефон приходит странное сообщение с неизвестного номера. ХХХ_ХХХ: «привет» САША БЕЛЬСКИЙ: «кто это?» ХХХ_ХХХ: «я просто хотел поблагодарить тебя» ХХХ_ХХХ: «и ещё я не понимаю, почему ты начал меня защищать» САША БЕЛЬСКИЙ: «Щелкун, если это ты, то вали нахуй. и без тебя проблем хватает» В памяти мерещится лицо Влада Конлака. Вру самому себе. Теперь мне постоянно мерещится его лицо. Каждый раз, когда я смотрю на Щелкуна. Отчего же… Влад Конлак, Тимур Лазарев… два парня со времен моей начальной школы. И оба по какой-то причине выпавшие из моей жизни, навзничь пропавшие из воспоминаний… Как сейчас помню — с первым мы дружили в детстве, он всегда меня защищал. В день нашего знакомства Влад Конлак заступился за меня, когда одноклассники собирались устроить мне взбучку за щенка. Мы долгое время дружили, а затем он… кажется, переехал с родителями в другой город, оттого я и помню его так смутно, будто бы не со мной всё это было. А сам Тимур, хозяин щенка и по совместительству мой одноклассник… почему же он перевелся из нашей школы? Поднимаюсь по крыльцу. Мысли затуманены очертаниями далёких воспоминаний. В памяти всё ещё держится силуэт со снимка. Взгляд Тимура Лазарева. По рукам снова расползается ебучий тремор — только понять не могу, по какой причине. Помню лишь эмоции, с ним связанные. Но не помню событий. Пока я сегодня смотрел, как Щелкунова шмонают, случайно набрёл на давно забытые, расплывчатые отрывки. Будто бы не Коля Щелкун лежал на асфальте, свалившись, а Сашенька Бельский. Вряд ли дело было только в щенке. Дело было в чем-то ещё… Поднимаюсь. Стучу в дверь. Не слышат. Долблю сильнее. Открывают. На пороге стоит Ямайка. — О, привет, — отвечает она с лёгким кивком, — он на кухне. И, развернувшись, направляется в свою комнату. — Андрюх! — зову его, пока разуваюсь. Молчок. Заглядываю за угол. Лиманский допивает воду из стакана. Замечая меня, добродушно мычит в ответ, дескать заметил. — Ты бы мне раньше позвонил и сказал, что придёшь, — принимается тараторить, как только стакан опустошает, — я ведь и забыл, сам только зашёл после магазина… — Да, запамятовал позвонить… — не заканчиваю, так как замечаю, что Лиманский держит в руках сигарету. — Ты покурить пошёл? Слушай, пошли… у меня как раз тема есть… знаешь, что Егор теперь треплет? Охуеешь… — Не, Сань. Я один сгоняю. Нужно позвонить хозяйке хаты, решить один вопрос… — Да пошли, быстро расскажу… Я сейчас шёл, значит, и тут вижу — Валеркины приятели нашего Щелкунова зажали… — Слушай, не торопись. Отдышись хотя бы с дороги, — отвечает мне Андрюха. Мы застыли между проходом в кухню и коридором. Андрей собирался пройти дальше — а я завис как вкопанный и продолжал ему докладывать, сразу и не допетрив, что он торопится выйти на улицу. Опираясь на дверной проем локтём, он взлохмачивал себе волосы и внимательно смотрел куда-то сквозь мою персону, словно и слова мои мимо ушей пропустил… Видимо, был озадачен другим вопросом. — Ладно, Андрюх, понял. Подожду тебя здесь… — Давай, успокойся. Я скоро вернусь. Иди пока, ручки намой… — спокойно продолжает он, для чего-то кивая в сторону туалета. «Ручки намой»? — Прикалываешься, что ли? Я сроду у вас руки не мыл… В смысле, после улицы… — А это плохо… — Сука, Андрюха, что с тобой, — невзначай усмехаюсь, с идиотским выражением лица пытаюсь распознать в его лице причину озадаченности. — Да всё со мной нормально. Тебе кто засос-то влепил? Ева что ли? Тут же оглядываюсь на зеркальную дверцу шкафа в прихожей. Блять… Даже не знал об этом. Думаю, пацанам было похер, не заметили. — Андрюх, бля, я и не видел… — потираю багровый след в области шеи. — Вот же блять, Ева мне даже не сказала. — Ну-ну… вот видишь, с кем поведёшься… — «С кем поведёшься?» — переспрашиваю я. — Да забей, это я так, к слову, — Андрей невзначай усмехается и тем же простуженным тоном продолжает, потирая уставшие глаза, — иди давай. — Куда? — Иди, говорю, намой ручки. Я скоро вернусь, — он в очередной раз кивает в сторону туалета и заканчивает этот разговор, нацепляет на себя куртку и выходит из квартиры. Блять. Пожимаю плечами. Направляюсь в сторону санузла. Отворяю дверь. Ебать-колотить! — Хуя себе цвет волос! Сам от себя не ожидал, что так воскликну от удивления. Предо мной стояла Алиса.