Iolanta

      Ужасный сон, наконец, постепенно отступал. Ей казалось, что ад собственного подсознания, в котором она оказалась запертой, отступил. Чтобы отправить ее в ад боли. Чувство, мягко граничащее с чертой, за которой был болевой шок. Она открыла рот, делая глубокий вдох, будто тонула и вот смогла выбраться из воды. Легкие наполнились воздухом, и это тут же отдалось болью в районе ребер. Еще пара минут усилий, чтобы Лана смогла открыть глаза. Когда они, наконец, поймали фокус, девушка увидела сложенный из досок деревянный потолок. Какая-то комната, где единственным источником света было нечто яркое по правую руку от нее. Она чувствовала боль во всем теле и, одновременно с этим, ей казалось, что она не чувствует ног. Лана перевернулась на живот, подавив желание взвыть от боли, чтобы не быть обнаруженной. В комнате, где ее держали, было тихо. Тихо и холодно. Только звук похожий на сильный ветер за стенами. Наконец, перевернувшись, девушка поняла, что лежит на диване. Старом, но довольно жестком. А единственный источник света и тепла здесь горящий камин. Обнаружив, что лежит она под теплым одеялом и к тому же накрыта пледом сверху, девушка сразу отбросила вариант похищения ГИДРОЙ. Вряд ли бы они стали кутать ее в перины. На полу лежал старый ковер, причем он был не старомодным или просто купленным лет десять назад. Нет. Джонс точно знала, что ему не меньше пятидесяти лет. Такой же она выкинула из комнаты Стива, когда делала ремонт там. Значит, она в старом доме, вряд ли это квартира, насколько Лана могла судить по потолку. Это могла бы быть мансарда или лофт в старом доме, но потолки не годились ни для того, ни для другого. К тому же ветер за стенами. Он точно не Вашингтонский. Не бывает там таких сильных ветров в это время года. Если вообще бывают. Еще пара усилий и Лана смогла пошевелить пальцами. Обуви на ней не было, ее ботинки стояли у дивана немного в стороне. Так же она обнаружила на себе жутко колющийся, вязанный свитер. Тоже не ее. Джонс бы в жизни такое не надела.       Нужно было увеличить угол обзора, попытаться найти хоть что-то более или менее похожее на оружие. Лана поднялась на здоровой руке, смотря вперед в ту сторону, куда была повернута головой. Да, это точно был дом. Слабый свет из окна и от камина позволял рассмотреть кухню в другом конце этой огромной комнаты. И лестницу на чердак. Сделав титаническое усилие над собой, Лана села. Кажется, она была здесь одна. Но повернув голову влево, чуть присмотревшись к полумраку, окутывавшему кресло на другом конце ковра, девушка поняла, что это не так. Она не одна.       — Твою мать… — простонала Джонс, откидывая голову назад и рассматривая потолок. — У тебя довольно странные способы девчонок клеить, тебе не говорили? — проговорила она, все еще смотря в потолок.       — Тебе лучше лечь, — он говорил довольно холодно. Впрочем, другого она и не ожидала.       — Серьезно, Солдат?! Похищение? — выпалила Лана, но, повысив голос, тут же пожалела об этом. Громкий звук собственного голоса ударил по ушам, вызывая приступ дикой головной боли. Простонав от этой боли, она крепко зажмурилась. — Что ты мне вколол?       — Z12-24, — просто отвечает он, будто не видит в этом никакой проблемы. А главное, видимо, по его мнению, это название, как и «аспирин», она уж точно должна знать.       — Понятия не имею, что это, — зло прошипела Джонс, памятуя о том, что голос лучше не повышать. — Но звучит, как «ебаный пиздец от ГИДРЫ». Мне кажется, я умираю, — хохотнула она.       — Меня этим кололи, — он пожимает плечами, — не умер же.       — Сравнил, — она снова переходит на шипение. Головная боль утихла, так что Лана отвлеклась от созерцания потолка, переведя на него взгляд. Кресло, в котором он сидел, судя по цвету, подходило в набор к дивану. На нем были обычные джинсы, что было очень странно. Высокие ботинки, похожие на снегоступы. И черная водолазка с высоким горлом. «Ну, хоть что-то знакомое», — усмехнулась Лана.       Окно позади него облепил снег, Лана поняла, что они точно не в Вашингтоне. Зима, снег, ебещий ветер за окном. Он же вроде в России тусовался раньше?!       — Ты, что, меня в Сибирь притащил? — сопоставив все это, спросила она. Кажется, он усмехнулся. Ого!       — Миннесота, — спокойно ответил Солдат. Ему показалось, что она вздохнула с облегчением. Это было забавно.       — Холодильник страны, — протянула девушка. — Почему не Фили? Или Калифорния? Или что-нибудь, где есть пляж и солнце? — она начала повышать голос, но вовремя остановила себя. Еще одного приступа головной боли, в купе со всем остальным, она не переживет.       Боль и чувство беспомощности, злость, которую она успешно подавляла раньше. Все это смешивалось в дикий коктейль, подогреваясь еще и мыслью о том, что он посмел притащить ее в самую задницу страны как мешок с ветошью на плече. Лана практически ненавидела Барнса. И эту ненависть она уже начинала чувствовать физически. Хотелось кинуться на него, ударить, накричать. Но она не могла. Так что все, что ей оставалось это сверлить его взглядом, вкладывая в него все, что хотела бы сказать или сделать.       — Потому что мы здесь практически в двадцатипяти милях от города и в десяти милях от дороги. Вокруг только снег и олени. Тут нас никто не будет искать, — поясняет он. Лана замечает, как он убирает с лица волосы. Проводит ладонью по ним, пальцами зачесывая назад. У Зимнего Солдата не было такой привычки. Очевидно, так делал сержант Барнс.       — Нас? — не выдержала Лана. — Если ты на что-то там надеешься, то свой шанс ты упустил, как только накачал меня этой гадостью. Нужно было лапать меня, пока я была в отключке. Теперь тебе ничего не светит, — выплевывает она, а Барнс снова усмехается. Как-то даже не криво, как было тогда, но, тем не менее, более раздражающе чем раньше.       — Я не собирался тебя трогать, — он продолжает говорить спокойно. Затем поворачивает к ней книгу, которую очевидно читал все это время, показывая обложку. Книженция бабули Сью. Лана мученически стонет. У этого парня не все в порядке, это точно. Кажется, он снова спутал Лану с ней.       — В музее был? — она точно знает, где такие продаются. Да еще и с желтой отметкой в верхнем правом углу — эмблема музея. Да, она точно оттуда. Барнс и не спорит, просто кивает.       — Расскажи мне, — опуская книгу, говорит он.       — Что? — уставившись на него, спрашивает Лана.       — Ты все знаешь обо мне, — начинает он. Вот сейчас Джонс заметила, что это не спокойствие, а безумная усталость. И даже раздражение, вырывающееся из него, но весьма слабенькое. — Мы были знакомы раньше. Хочу, чтобы ты мне рассказала, кто я. Больше того, что здесь написано.       — Ты больной, — объявляет Лана. Жалеть его Джонс не собирается. Нет. Она была влюблена в этого парня, а он принял ее за другую. К тому же похитил ее и держал в какой-то искусственной коме, хер знает сколько, раз они успели добраться до Миннесоты. И ко всему прочему, ей бы сейчас закинуться обезболивающим, потому что все ее ранения — которые он же и нанес! — просто убивают, болезненными ощущениями. — Чертов псих… — выдыхает она, откидываясь на спинку дивана.       — Мне не нравится, когда ты так говоришь, — его напускное спокойствие расшатывается. Он мог бы привязать ее к стулу и пытать, Лана этого не понимает? Или думает, что он не сделает этого? Ему нужна информация, но он почему-то позволяет какой-то девчонке оскорблять себя.       — А мне не нравится быть заложницей в ебаной Миннесоте! — девушка зажмуривается и стонет от головной боли. Кажется, сильнее, чем Лана рассчитывала. Но и этот приступ она тоже переживет. — И угораздило же связаться с психом.       — Рассказывай, — сухо говорит он, находясь на грани от того, чтобы схватить ее за больную руку и выкрутить ее. Эта идея кажется ему весьма удачной. Экономия времени, плюс ее крика никто не услышит. Может, тогда она станет посговорчивее?       — Как ты думаешь, кто я? — Лана едко улыбается и смотрит на него. Будто в вопросе был сокрыт какой-то подвох.       — Ты Сьюзен, — отвечает мужчина. Затем тычет пальцем в книгу, будто это мощное подтверждение его слов: — Военный корреспондент, ты писала о, — он запинается и, будто совладав с собой, произносит, — о Ревущей Команде. — Барнс замолкает, когда по комнате разлетается ее тихий, хриплый смех. Чувствуя себя закипающим чайником, он сжимает подлокотники кресла.       — Очнись, — пропела Лана. — Сейчас 2014. Сколько единорогов нужно было убить и съесть, чтобы быть такой молодой?       — Но я же молод, — сквозь зубы цедит Барнс. — И Он, тоже.       — По-твоему, вся семейка Роджерсов накачана сывороткой суперсолдата? — Лана снова смеется. — Кстати, насчет семейки Роджерсов, Стив будет искать меня. А он очень старательный. Я бы сказала, старомодно-старательный.       — Не будет, — усмехнулся Барнс, хотя эта усмешка скорее принадлежала Солдату. — Ты же сама сказала, что заляжешь на дно, — Лана замерла, подслушивал, значит. Интересно, как много он слышал? — Так что, если ты сейчас не начнешь говорить, — шипит он, — я тебе гарантирую, что тебя никто и никогда не найдет, — Лана плотно сжимает челюсти, звучало это весьма угрожающе.       — Меня зовут Лана, — спустя пару минут, начинает девушка. — Я ее внучка, — она кивнула на книгу. — Но, если ты чуток напряжешься, думаю, вспомнишь, что мы работали с тобой вместе, — он отводит взгляд, смотря куда-то в сторону. Ей показалось, что в них появилось понимание. Наверное, он помнил это, их тренировки, вылазки. Вероятно, помнил ночь в клубе. Но он считал ее другим человеком. Появившееся в его глазах разочарование, как будто сорвало вентиль в ее голове. Лана крепко сжала кулаки и усмехнулась: — Ты когда-то был влюблен в нее. В 40-е, помнишь? — Барнс свел брови к переносице, обдумывая это. Возможно, так и было. От этого стало еще больнее, ее он даже не помнит, зато чертову старуху, с которой виделся 70 лет назад, кажется, припоминает. Лана чуть поддалась вперед.       — А вот она никогда не любила тебя, — собрав весь яд, выплевывает Лана. — Знаешь, что она написала в своих дневниках?! «Я наконец-то почувствовала себя свободной. Его не стало, и, мне кажется, я могу вздохнуть спокойно. Не будет больше его раздражающего, вызывающего поведения. Его постоянное нахождение рядом со Стивеном, его влияние на него. Пагубное влияние, которое он оказывал на Стивена — величайшего героя, за всю историю нашей великой страны. Как не будет и его самого…» — ей хотелось сделать ему больно. В этом была какая-то физическая потребность. И кажется, Лане это удалось. Барнс поднимается со своего кресла и большими шагами, быстро пересекая дом, выходит на улицу, громко хлопнув дверью. С шумом выдохнув, Лана возвращается на исходную, облокачиваясь на спинку дивана.       Что-то он все-таки помнит. И то, что они трахались, помнит. Вопрос только в том, о ком он думал в тот момент? Лана не хочет больше думать об этом. Она пытается встать. Обнаружив на себе теплые, шерстяные носки, девушка начинает чувствовать вину, но обида тут же гонит ее прочь. Стянув их с ног, она обувает свои ботинки. Приходится делать это полулежа, ведь нагнуться она не могла, как и лечь. Накидывает на плечи плед, плотно кутаясь в нем. Придерживаясь за диван, девушке удается с третьей попытки все-таки подняться. Ощущая себя как первый раз на коньках, она держится за все, что может спасти ее от падения и движется к кухне. Свет, который исходит из окна, как она теперь понимает, свет от восходящего вдалеке солнца, ударяющийся о снег. Он позволяет ей заметить пузырьки с лекарствами на столе, так что Лана уверенно движется к нему. Чувствует себя зомби с поломанными ногами, который завидев человека, во что бы то не стало, пытается его сожрать. Таблетки из ее сумки вперемешку с другими препаратами просто брошены на стол. Отыскав нужные пузырьки, она проглатывает сразу по две. Заметив приготовленный стакан воды на кухонном шкафчике, Джонс сначала принюхивается, затем осушает его. Мало ли что туда накапали. Присев на стул, она не шевелится, ожидая, когда лекарства начнут действовать. И, о чудо! Боль постепенно сходит на нет, растворяясь, будто ее и не было.       Невероятное желание покурить появляется, как только она ощущает еле уловимый запах табачного дыма. Для некурящего он был бы вообще незаметен, а для курильщика после такого перерыва… Лана, наверное, унюхала бы его даже будь он в 10 милях.       Отчаянная потребность в сигарете заглушает обиду, совесть и вину. Добравшись до двери, все еще замотанная в плед девушка с трудом ее открывает. Тяжелая, из толстой доски да еще и в железной раме. Тот, кто строил этот дом, основательно подошел к делу.       — Не угостишь? — спрашивает она. Барнс протягивает ей открытую пачку Lucky Strike. Старомодно, думает Лана и усмехается. Как только она вытаскивает одну, он убирает пачку в карман джинсов и протягивает ей зажженную, бензиновую зажигалку. — В музее спер? — прикуривая, спрашивает Джонс. — Не парься, я тоже хотела это сделать, — он не смотрит на нее. Его взгляд устремлен к красному солнцу, чьи лучи, словно пики, прокалывают серый небосвод. Лана выдыхает дым, отмечая, что зрелище действительно красивое.       — Не знала, что ты куришь, — спустя пару минут, неловко улыбаясь, она все-таки пытается построить диалог.       — Я тоже, — сухо отвечает он. — Вернись в дом, холодно, — холодно? Она хотя бы в пледе, он то вообще стоит в джинсах и водолазке. Понятное дело, что его железная рука не мерзнет, потому что она железная. Но смотреть, как она покрывается инеем, такое себе удовольствие.       — Джеймс, — помолчав пару минут, она тихо окликает его. Наконец, на нее опускается его тяжелый взгляд. Уверенность куда-то улетучивается: — Я хоть немного нравилась тебе?       — Не мне, — подумав, отвечает он, все так же не сводя с Ланы взгляда: — Солдату, — кажется, это ответный удар. Лана поджимает губы. Неприятно. Она опускает глаза и кивает.       — Ну, хоть кому-то, — тихо проговаривает девушка, пожимая плечами.       — Вернись в дом, — отчужденно говорит он и снова смотрит куда-то вдаль. Решая докурить внутри, Лана следует его просьбе-указанию и возвращается в дом. Теперь она понимает, что здесь очень тепло. Зажимая сигарету в зубах, а здоровой рукой придерживая плед, Джонс бредет к дивану. Опустившись на него, она чувствует, как истерика снова атакует ее.