Новый Год. Дрезден.
Та квартира в Альштадт, была скорее не квартирой, а мансардой. Расположенная под самой крышей, она позволяла им первыми узнать о том, что пошел дождь. Скошенная крыша в углу, над кухней, подтекала, так что пришлось подставить ведро. Она уже привыкла к раздражающему звуку капающей воды. Привыкла к альпийским окнам в крыше. К тому, что просто так в окно не выглянешь. И уж тем более, не сможешь вечерами сидеть у них, наблюдая за городом, как это было в Париже. Или в другой квартире, где они жили, до того как приехать сюда. Тогда Барнс усаживал ее в кресло, накрывал пледом и позволял весь вечер смотреть в окно. Лана чувствовала себя подавленной, беспомощной и абсолютно бесполезной для него. Вот с кем были проблемы. Он бы не сказал об этом. Может он и не думал, но думала она. И это положение вгоняло в тяжелую депрессию, за которую ей было стыдно перед ним. Она привыкла, что может защитить себя, что может дать отпор даже ему. Ну, хотя бы попытаться. А тогда, в первые недели, ей и одеться самой было весьма проблематично. Ну, а терпению Барнса можно было только позавидовать. Вот уж точно, суперсолдат. Лана усмехнулась, покосившись на этого суперсолдата в переднике, следящего за курицей в духовке, как будто она от него убежит. Его волосы были собраны на макушке, в забавный хвостик, открывая напряженное лицо. С одной стороны, он не мог понять, готова курица или нет, с другой не мог понять, как горничная могла не заметить запах трупа в номере. — Запах ведь, — обращается он к Лане. — Джим, это просто комедия, — улыбается она. — Не ищи там профессиональную логику. Сделай громче, — просит девушка, — пожалуйста. Ноутбук стоит на кухонном столике, и звук до нее доходит крайне трудно. А периодически закрывающий экран Барнс не дает и картинке дойти до нее. Лана заканчивает с цеплянием шаров на их маленькую ель и, отступив на шаг, улыбается, оценивая свое творение. В руках остается последний шар, и она, крутя его в руках, никак не может определиться, что с ним делать. Бывшие хозяева этой квартиры оставили кучу барахла, из которой Лана с огромной радостью изъяла целый ящик старой новогодней атрибутики. Старые шары из тонкого, хрупкого стекла; гирлянды в виде планет, гирлянды в виде фруктов; белые канарейки на маленьких прищепках, и старая новогодняя мишура. — Ты бы присела, — оторвавшись от фильма, говорит Джеймс. — Я хочу повесить и эту, — говорит девушка, вытаскивая из ящика фруктовую гирлянду. Ту, что с планетами, Джеймс развесил над давно уже «декоративным» камином. Он оставляет полотенце на столе, подходя к ней. — Куда? — Забирая гирлянду из ее рук, спрашивает Барнс. Лана осматривается, крутясь на месте, задевает его длинными шоколадными прядями. — Не знаю, — растерянно говорит она. — Может, на той балке? — Повернувшись к нему лицом, она указывает на потолочную балку позади. — На кухне. — Далековато от розетки, — оборачиваясь, говорит Джеймс. — Может, над дверью? — Да, — быстро соглашается она. — Отлично. — Присядь пока, — кивает ей на кресло Джеймс, уходя к двери. Чуть приподнявшись на носочки, он цепляет гирлянду за дверную лудку, крепя провода к ней скотчем. Лана послушно опускается в кресло, она и правда устала. Рука после гипса еще немела и болела, если что-то долго делать. Лана иногда поражалась, как быстро все срослось. Прошел неполный месяц, а все что ей осталось от того дня — это пара глубоких шрамов и немеющая рука. Шрамы, к слову, могли выглядеть и хуже. Впрочем, какая разница, как они выглядят: Джеймс на нее, голую, за месяц ни разу не взглянул. Да, в первые недели само собой, это понятно, но сейчас, она же была в порядке. Лицо, так вообще, выглядело, как будто ничего и не было. Кажется, даже лучше. Иногда она задумывалась над этим. Начала задумываться, когда заметила, что маленький шрам на скуле — воспоминание из школьных лет — исчез. Лет пятнадцать был там, и тут исчез. — Может ты просто не обратила внимания… раньше, — сказал Джеймс, когда она рассказала ему об этом. Лана тогда нахмурилась, оторвавшись от зеркала. Барнс только пожал плечами и ушел на кухню, но ей вдруг показалось, что его это напрягло. — Откуда он вообще? — Он будто пытался перевести тему, и Лана решила подыграть ему. — Лейтон, — скривившись, протянула она. Джеймс включил чайник и повернулся к ней, приподнимая брови. Конечно, он не знал, кто это — откуда? Лана усмехнулась, и кое-как поднявшись, кряхтя, как разваливающаяся старуха, прошла на кухню и уселась за стол. — Рэйчел Лейтон — моя «подруга», — изобразив воздушные кавычки, проговорила девушка. — Ну, вообще-то, мы дружили, но, — заметив еще более «выжидающий» взгляд Джеймса, она решила опустить все подробности. — В школе я играла в лакросс. Перед тем, как ее должны были назначить капитаном команды, я ее толкнула. У нее был серьезный вывих, вроде, даже перелом. В общем, играть она не могла, и капитаном стала я. — И? — Протянул Джеймс, складывая руки на груди и опираясь на кухонный шкафчик. — И? — Усмехнулась она, затем развела руками и добавила. — И Рэйчел разбила мне лицо клюшкой, — Барнс усмехнулся, отворачиваясь к чайнику, и ей даже показалось, вот-вот, и он рассмеется. Конечно, это ведь так смешно — девчачьи потасовки. — Знаешь, вообще-то это было не смешно, — нахмурившись, пробубнила Лана. — Особенно, собирать свои зубы с пола в раздевалке. Лана старательно отгоняла размышления и о своей живучести, и о Рейчел, наблюдая за приподнимающимися ягодицами Барнса, когда он становится на носочки. Прекрасная картина. Она закусывает губу, удерживая неуместное, для ее возраста, хихиканье. И снова все, о чем она может думать, это то, как сегодня она по-любому затащит его в постель. Сегодня же новый год, она заслужила подарочек. — Готово! — Рапортует Барнс, включая вилку в розетку. — Хорошо, — Лана широко улыбается, осматривая комнату. Теперь она по-настоящему уютная. Все вокруг горит цветными огоньками, переливаясь в глянцевой мишуре и стеклянных шарах. — Это что, правда новогодняя комедия? — Еще через десять минут спрашивает Барнс, уставившись в экран. — Ага, — Лана встает из кресла, направляясь к нему. — Тебе не нравится? — Как-то… не празднично, — обернувшись, говорит он. — А что вы смотрели? — Лана подтягивает с другого конца стола стул и садится рядом со стоящим Джеймсом. Он задумчиво смотрит в кафельную стену. — Не помню, — качает головой он. — Что-то о людях, которые ехали в Джеронимо, — Джеймс замолкает, а затем вдруг тихо смеется. Лана только улыбаясь, наблюдает за ним. — Там еще был ковбой Рино… Ромен. — Ринго Кид? — Да! — Выпаливает он, от чего девушка чуть не дергается на стуле. — Точно, Ринго Кид! — Это Дилижанс, — улыбается Лана. — И это нихрена не новогодний фильм! — Я бы посмотрел, — задумчиво проговаривает Джеймс. — Еще раз. — Ладно, — Лана поднимается со стула, поравнявшись с ним. — На что вы готовы, сержант Барнс, ради этого? — Она лукаво улыбается, заглядывая ему в глаза. — Чего бы вы хотели, капитан? — Практически копируя ее усмешку, спрашивает он. — Еще не придумала, — пожимает плечами Лана. — Но будешь должен. — Хорошо. — кивает он.***
Louis Armstrong and Ella Fitzgerald — Dream a little dream of me. — Потанцуешь со мной? — Практически шепчет она над его ухом. Джеймс поворачивает к Лане голову, чтобы перестать чувствовать ее дыхание на шее. От этого он чувствует что-то странное для него, по коже пробегают мурашки, а воздух застывает и будто твердеет, застревая где-то в трахее. Они сидят на диване, смотря Дилижанс на ноутбуке, поставленном на кофейный столик. Он просидел полтора часа, внимательно, даже жадно, как показалось Лане, смотря в экран. Даже не заметил, как она подсела ближе, как опустила голову ему на плечо. Она все время хотела подогнуть под себя ноги, но каждая эта попытка отзывалась болью, напоминая ей, что лучше не стоит. — Хочешь, чтобы я опозорился? — Чуть приподнимая бровь, спрашивает он. — Я этого семьдесят лет не делал. — Да ладно, — выдыхает Лана, усмехаясь. — Это же, как секс, — уместнее было бы сказать о велосипеде, тут же думает она, заметив, как он чуть усмехнулся. — Мышечная память, все такое. С этим-то ты справился, — она притягивает к себе ноут, ища нужную песню, пытаясь хоть на секунду разорвать этот дурацкий зрительный контакт, из-за которого хотелось просто набросится на него, повалить на диван и жестко трахнуть. Она уже начинала скучать по Солдату с его любовью делать все жестко, и пожалуй, жестоко. Отыскав то, что нужно, Лана ставит свой бокал с молоком на столик, и забирает его с вином. Ей-то пить он не разрешает и честно говоря, не особо хочется. Затем поднимается и протягивает ему руку. — Давай, Барнс, — тянет она, — потанцуй с девушкой. Джеймс шумно выдыхает и все же поддается. Мелодичный женский голос начинает петь о ярко сияющих звездах, когда они выходят в центр комнаты. Лана, приподнимая его руку над своей головой, легко закручивается и поворачивается. Барнс довольно резко дергает ее к себе, прижимая вплотную бионикой, лежащей на ее спине. Другой он держит ее ладонь, немного сгибая свою руку в локте, и заставляет ее сделать тоже. — Ну, вот, — улыбается Лана. — А то не знаю, не помню. — Помолчи, — сосредотачиваясь на чем-то поверх ее головы, говорит он. Джеймс отступает назад и тянет ее за собой, затем в сторону. Лана внимательно смотрит на его лицо, снизу вверх, ожидая, когда он с высоты своего роста и мыслей снизойдет к ней. Барнс двигается медленно и осторожно, будто боится отдавить ей ноги, но ничего такого не происходит. И будто вспомнив, как двигаться он, наконец, опускает свой взгляд на нее, чуть опустив голову. — Что? — Уголки его губ приподнимаются. Она качает головой, улыбаясь. — Все так плохо? — Ты на редкость самокритичен, — смеется Лана, — о, ты останешься, — тихо подпевает она. Спустя минуту топтаний, он наконец расслабляется, настолько, чтобы отпустить одну ее руку и отступить на один широкий шаг, вытягивая вторую. Джеймс притягивает ее к себе, становясь чуть сбоку, и продолжает осторожно двигаться вперед, назад, в сторону. Лана кладет свободную руку на его плечо, совсем рядом с шеей, проводит большим пальцем по ней. Он снова вытягивает руку, на этот раз закручивая ее к себе спиной. Одна его рука все так же держит ее, сплетая пальцы, и прижимает их к ее животу. Другую он прихватывает, когда она хочет опустить ее обратно на его шею, крепко держит в своей ладони, прижимая к своему плечу. Лана замечает, как расслабились его мышцы. Плечи свободно опустились. И даже его лицо выглядело расслаблено. Серые глаза стали тепло-темными, а на губах все время играла сдержанная улыбка. Джеймс возвращает ее в прежнее положение под конец песни. Аккуратно опускает ее вниз, прогибая в спине на последних аккордах. «Ты будешь мечтать, мечтать обо мне» поют в унисон женщина и мужчина напоследок. Он выравнивает Лану, легко касаясь ее губ своими. Звенящую тишину в комнате нарушает звуки праздника на улице и дурацкое капанье. — Разве так в сороковые целовались? — Шепчет Лана в его губы, когда он чуть отстраняется. Джеймс усмехается: нет, точно не так. Он так четко помнит тех девушек, которых «провожал» после танцев. Тогда такой поцелуй сочли бы за оскорбление многие, кого он знал. Лана притягивает его ближе, накрывает его губы своими, касается их языком, чуть прикусывает нижнюю. Джеймс не удерживает тихий стон, когда она делает это, что заставляет ее довольно улыбаться. Он покрепче прижимает ее к себе, углубляя поцелуй. Ее рука ложится на его спину, скользя ногтями вдоль ребер к плечу. Он снова отстраняется, слушая ее сбивчивое дыхание, в перемешку со своим. — Я не могу, — выдыхает он. — Разве? — Лана улыбается, смотря в его лицо. — А что тогда упирается мне в ногу? — Чуть приподняв брови, спрашивает она. — Ты еще слаба, — объясняет он. Во всяком случае, она теперь не думает, что он ее не хочет. — Заботливый какой, — выдыхает она, — я в порядке, — ее рука скользит с его талии к торсу, поднимаясь к груди. — Лана! — Джеймс перехватывает ее руку. — Каждый раз, когда я говорю «не стоит, плохая идея», каждый раз я прав. Пора бы тебе научится меня слушать. — Лана раздраженно выдыхает. — Ясно, понятно, — проговаривает она. Джеймс аккуратно целует ее в лоб, с трудом убеждая самого себя в собственных же словах. — Иди спать, — тихо говорит он, — ты весь день на ногах. — Ты бы тоже поспал, — уже без раздражения говорит Лана, прикрыв глаза и вдыхает его запах. Хотя бы так, думает она. — Уже второй день. — Ждешь, что вместо меня проснется другой парень и трахнет тебя? — Усмехается он. Лана открывает глаза. Ей хотелось дернуться, чтобы вырваться из его объятий, но она не стала. Чтобы не подтверждать его же слова. — Что такое? — Он все равно чувствует, как она напряглась. — Думала, я не знаю? — Не понимаю, о чем ты. — бубнит она. Джеймс отпускает ее, чуть отстраняясь. Лана даже не смотрит на него, потупив глаза в пол и поджав губы, как нашкодивший ребенок. — Лана, — его голос с какой-то смешинкой, будто, его это даже забавляет, заставляет ее поднять глаза. — Я понял, что это происходит еще в Миннесоте. Не нужно врать мне. — Я не хотела, чтобы ты думал, что ты сумасшедший, — виновато говорит Лана. — Раздвоение личности и все такое. — Все нормально, — спокойно говорит он. Еще одно удивление, думает Лана, она-то считала, что он разозлится. — Это проходит, — Джеймс указывает на свою голову. — Как будто стена стирается и кроме всего прочего, там много, — он замолкает на минуту, подбирая слово, — тебя. — Ну, я нравлюсь этому парню, сам говорил, — усмехается она. — Боже, какой дикий разговор! — Пряча лицо в руки, выдыхает девушка. Джеймса это заставляет улыбнуться. Лана убирает руки от лица, смотря в альпийское окно над ними. — Может, прогуляемся? — Джеймс закатывает глаза, шумно выдыхая. — Что? — переведя взгляд на него, восклицает девушка. — Сегодня же Новый Год! — Барнс качает головой, давая ей понять, что это вообще не аргумент. — Я устала сидеть здесь, — выдыхает она, опуская голову. — Кровать, кухня, ванна. Кровать, кухня, ванна, новая квартира. Я хочу погулять. — Лана смотрит на него, натыкаясь на холодный взгляд. «Нет!» — одно слово, написанное поперек его лица. — Мы ничего не делаем, Джеймс, мы просто бегаем туда-сюда, прячась по чужим домам. Мне надоело читать и смотреть кино, надоело ходить от стены к стене. Что такого случится? Там куча народа. Все празднуют, кто обратит на нас внимание? — Не получив никакого ответа, она шумно выдыхает, проходя мимо него. — Может, тебе просто нравится прятаться за высокими стенами? — Тихо проговаривает она. Лана не злится на него, как бывало раньше. Теперь нет. Она просто пытается расшевелить его, хоть немного, но он стоически сопротивляется. Лана забирает со стола бокалы, относя их в раковину к остальной посуде, оставшейся после ужина. Все не так уж и плохо, думает она, он хотя бы потанцевал с тобой. Страшно хочется выпить, но она понимает, что получит маленький скандал из-за этого. Он не разрешает. Не то чтобы она не хотела покричать, и выпустить пар, просто портить и без того довольно унылый вечер не хочется. Да и спорить с ним ей стало как-то неудобно в последнее время. Он заботился о ней. Кормил ее, одевал, умывал. Устроил для нее место во внедорожнике, который взял непонятно откуда. Она смутно помнила тот день, когда он забрал ее из больницы. Хорошо запомнилось только следующее утро, когда проснулась на разложенном заднем сидении от жуткой боли. Морфий закончился, и Лана подумала, что сейчас-то точно умрет. Он вывез ее из Франции, перевозил из города в город по Германии. Стараясь сделать это все как можно комфортнее. Находил докторов, чтобы осматривали ее. И ни разу не сказал ничего, что она могла бы трактовать как «зачем я только связался с тобой». — Ненавидишь меня, и думаешь, «и почему я не вернулась домой?» — Лана, увлеченная своими мыслями и натиранием губкой тарелок, даже не замечает, как он подошел. — Нет, — качает головой она. Джеймс становится сбоку от нее, выключая воду. — Я пытаюсь заботиться о тебе, — он говорит спокойно, даже как-то мягко, для него. — И у тебя неплохо получается, — усмехается она, вытирая руки протянутым им полотенцем. — Надеюсь, — усмехается Джеймс. — Мне нелегко это дается. — Лана выравнивается, глядя ему в глаза. Да уж, хорошо, что она не стала скандалить. — Я не хочу сидеть тут. Там все так изменилось, семьдесят лет — огромный срок, — Джеймс вытаскивает из кармана штанов сигареты и прикуривает, — но пока ГИДРА и черт знает кто еще, идет за нами, мы должны прятаться. Лана, я предупреждал тебя об этом. — Когда ты заговариваешь так , — она грустно улыбается, прикуривая, и сосредоточенно рассматривает плитку на стене, — у меня такое чувство, что ты хочешь, чтобы я ушла. Просто сам прогнать меня не можешь, а так, я вроде как сама… — Я думаю, что так и случится, — Лана переводит на него взгляд. Джеймс кивает ей, мол «ты и сама это понимаешь». — Наступит «момент», — говорит он, зачем-то выделяя это слово, — ты устанешь бегать, устанешь сидеть в четырех стенах и вернешься домой. Там все как-то решится, и ты будешь жить спокойно. Не думай, что я этого хочу, — тут же добавляет он, — совсем нет. Но я не хочу держать тебя только из-за собственного эгоизма. Это неправильно. — Джеймс. — Поэтому, если ты захочешь уйти, тебе не нужно ничего мне объяснять, — Лана подходит ближе, заглядывая ему в глаза. — Я не стану держать тебя. — Джеймс! — Снова зовет его, тогда он наконец опускает глаза, глядя на нее. — Я тебя не оставлю. Если мы и вернемся, то только вместе. Если нет, — она оставляет сигарету в пепельнице, крепко обнимает его, касаясь губами его шеи. — Когда-нибудь это закончится. Когда-нибудь мы будем жить спокойно. Я готова подождать. А ты? — И я, — выдыхает он, касаясь губами ее макушки. — Может, лица перешьем? — усмехается он, спустя минуту. — Можно мне лицо молодой Шерон Стоун? — Смеется Лана. — Она шикарна! — Я не знаю, кто это, — улыбается Джеймс, качая головой. — О, отличный фильм, — направляясь к ноутбуку, говорит она. — «Основной инстинкт», она там играет молодую пис… — девушка застывает посреди комнаты. — Лана? — Барнс отрывается от шкафчика, делая пару шагов к ней, когда она сама оборачивается. — Лицо! — Говорит она. — Джеймс, лицо! — Натыкаясь на его непонимающий взгляд, она идет к кровати, вытаскивая из-под нее спортивную сумку. — Это, — она быстрым шагом возвращается к Барнсу, показывая ему небольшую пластиковую коробочку, — фотостатическая завеса, комплект из лица и рук. — Да, я знаю, — кивает он. — Ты говорила. — Мы купим вторую, — на одном дыхании произносит она и улыбается, подходя еще ближе к нему. — Купим вторую, для тебя, откалибруем и мы свободны, как весенний ветер. И никто нас не найдет. Боже, это ведь так просто, что я за тупица! — Смеется она. — Моя рука, — грустно улыбается он. — Ее то я не спрячу. — И не нужно, — Лана кладет коробку на стол, обхватывая двумя руками его лицо. — Уедем туда, где холодно. Где снимать свитер даже не придется. Придумаешь какую-нибудь историю, о том как сунул руку в чан с кипящим маслом на спор, по пьяни, поэтому носишь перчатку, — она широко улыбается. — Туда, где холодно, — задумчиво проговаривает он. Ему в голову приходит только гребаная Сибирь, но туда возвращаться совсем не хочется. — Куда, например? — На Аляску, — подумав, говорит она, — домой, в Штаты. Но с другими лицами и паспортами. Никакой ГИДРЫ, никакого ЩИТа, никаких наемников. Будем жить нормально, — Лана внимательно смотрит в его глаза. Он думает, минуту другую затем кивает. — Нам понадобятся деньги, — говорит Джеймс. — Тех, что есть, хватит, — Лана отстраняется, возвращаясь к своей сумке, — то что я заработала в Париже, и то, что взяла из фонда Сью, — Джеймс следует за ней. — Ты молодец, — кинув на него короткий взгляд и улыбнувшись, говорит Лана, — что забрал мои вещи, я говорила? — Да, — кивает он. Каждый раз, когда она вспоминает о Париже, он чувствует смесь каких-то странных чувств, похожих на ненависть к тем людям и к себе одновременно. Он не хочет думать об этом, он чуть не потерял ее, из-за собственного промедления. Но она говорит об этом, как будто все нормально, и ничего особо странного не произошло. — Этого хватит, еще и на домик на Аляске останется, — говорит Лана, выкладывая пачку денег на кровати. — Если нет, мои деньги у Стива, попрошу их вернуть, — рассуждает она, и Джеймс замечает в ней прилив воодушевления. Еще бы, думает он, и сам почти счастлив от мысли, что у него еще может быть шанс. — В супермаркете такое не купишь. — Но купишь на черном рынке, — пересчитывая банкноты, говори она. — У беженцев из ЩИТа или ГИДРЫ. Агента, который приторговывает таким добром. — И где нам найти его? — Джеймс становится рядом, наблюдая за ней. Если все выйдет, если у них получится, она будет в безопасности и будет с ним. Так почему бы не попробовать? — Куда отправимся? — В Румынию, — выровнявшись, говорит Лана. — Ронни говорил мне, что есть человек в Румынии, но придется его поискать. — А мы что, торопимся? — Усмехается Джеймс.