Март. 2016 год. Бухарест.
Уткнувшись глазами в потолок, Лана беззвучно подпевала играющей в наушниках песне. Наверное, со стороны она выглядела довольно забавно, периодически думала девушка, улыбаясь. День был хорошим. Они гуляли по скромной набережной реки со странным названием «Дымбовица». Барнс минут двадцать пытался научить ее говорить это слово правильно. А потом просто плюнул на это бесполезное занятие, заключив, что румынский — не ее. Лану это ничуть не расстроило: не всем же быть идеальными супер-солдатами с бесконечным набором знаний. У них сегодня было настоящее свидание — об этом всю дорогу думала девушка. Они пили кофе, ходили в кино, говорили о всяком. Прям как нормальные люди. Такое нужное спокойствие, наконец, вернулось к ней. Вместе с той самой пресловутой «уверенностью в завтрашнем дне», которую все вокруг мечтают обрести. Завтра они снова отправятся в путь. В последний раз, как бы мрачно это не звучало. Завтра вечером отец Пилл отдаст ей ее заказ. Благословит на дальнюю дорогу и уже ночью они будут ехать к Аляске. Когда именно они доберутся, Лана не знала. Джеймс сказал, через восемь дней. Потому, через девять дней их будет ждать риэлтор по найму жилья, которого Лана нашла через интернет. У них будет маленький двухэтажный коттедж с крытой верандой, камином и двумя альпийскими окнами. Мощеные камнем дорожки, пара елочек перед домом, какое-то дерево и какой-то куст. Что именно это за растения, Лана так и не поняла. В мороз, под слоем снега, все они — как одно. Это уже было похоже на что-то серьезное. Хотя, почему «похоже»? Они живут вместе полтора года. Кажется, все весьма серьезно. Особенно принимая во внимание тот факт, что сказав ему о том, что она хочет ребенка, он ответил «подумаем». Иногда Лана и сама была не рада, что сказала тогда это. Но до сегодняшнего дня она как-то умудрялась не думать об этом. Думал ли он? Даже черт не знает, пожалуй. Попробуй, разберись в его мыслях, мотивах, действиях. В Миннесоте она постоянно пыталась думать за него, или пыталась предугадать его мысли. Потом все сошло к простой попытке предугадать его действия. Теперь же она и не думала об этом. Ведь все это сводилось к страху, что он уйдет. А сейчас Лана почему-то была полна уверенности, что этого не произойдет. У него было огромное количество возможностей уйти, он не использовал их, с чего ему делать это теперь? Девушка перевернулась на бок, встретившись с его взглядом. Джеймс спал на полу, как всегда. Она даже перестала уговаривать его лечь на кровать или диван, на котором он расположил ее. Вот о чем он думает? Когда смотрит на нее. Вот прямо сейчас. Лана вспомнила ночь в Миннесоте, когда они располагались так же, и Лана тогда сама пришла к нему. Теперь она не станет этого делать, его очередь. The National как раз пели о ужасной любви. Лана улыбнулась Джеймсу. Она так и не сказала ему, думает девушка. То видение из больницы так плотно засело в голове, что она слишком долго пыталась избавиться от него. А когда оно потеряло четкие формы, Лана вдруг поняла, что это было самое счастливое ее воспоминание. Все, кто был ей дорог, за одним столом, вместе. Это было прекрасно. Завтра она сможет позвонить Стиву, наконец-то. Барнс ей разрешил, почти за год в первый раз. — Позвони ему, — Сказал он. — Только пока мы будем в Румынии! Джеймс медленно поднимается и так же медленно идет к ней, беззвучно ступая по холодному полу. Лана внимательно следит за его движениями, заключая, что он сейчас больше похож на хищного зверя, чем на человека. Так вел себя Зимний Солдат. Встречаться с ним ей совсем не хочется. Она так же медленно поднимается, когда он подходит к дивану, и становится на колени на мягких подушках, выровнявшись перед ним. Джеймс смотрит на ее лицо с минуту, затем нагибается, сжимая ее подбородок живой рукой, и целует. Нет, Солдат так себя не вел. И он уж точно не целовал ее. Лана поддается вперед, поднимая голову, дает ему возможность углубить поцелуй. Он касается ее губ своими, прерывистыми движениями, снова и снова. Затем касается их языком, проникая им в ее рот. Лана тихо стонет, обхватывая руками его шею. Он чуть отстраняется, вытягивая наушник из ее уха, затем второй. Опускает плеер на столик позади себя. И даже это делает невероятно медленно, как ей кажется. Стягивает с нее футболку, почти невесомо скользя пальцами по голому плечу. Тянет ее вверх, заставляя встать на ноги. Касается губами затвердевших сосков, опускаясь поцелуями ниже. Стягивает мягкие шорты, заставляя поднять сначала одну ногу, затем другую, снимая их. Теперь она абсолютно голая стоит перед ним, Лане это кажется совсем нечестным. Он-то все еще одет в свою броню Домашнего Солдата. Джеймс касается губами оставшихся после Парижа, уже совсем маленьких, шрамов на ее бедрах. Скользит пальцами ниже, вырисовывая какие-то странные символы на ее икрах большими пальцами. Тянет ее обратно вниз, довольно грубо разворачивая и откидывая к спинке дивана. От этого воздух из ее легких вырывается тихим стоном. Она чувствует, как его руки скользят по спине. Как холодный метал бионики очерчивает изгибы бедра, спускаясь вниз, возвращается на верх, опускаясь на ее спину. Он тянет ее бедра ближе к себе, опираясь коленями на диван, позади. За столько месяцев она впервые так близко к нему, но даже не может прикоснуться. Зато он может. Лана чувствует его руки на себе повсюду. Его живая рука ложится поперек ее груди, когда входит в нее. Джеймс прижимает ее так крепко к себе, что ей кажется, еще немного, и ее ребра хрустнут и сломаются. Он двигается медленно, наслаждаясь ее запахом, ее стонами. Целует ее шею, ключицу. Бионика сжимает спинку дивана, а Лана опускает руку поверх нее, сплетая их пальцы. Ему это всегда казалось таким странным. То, как ее рука смотрелась поверх металла. Бионика почему-то сразу приобретала человеческие очертания, ему даже казалось, что она вполне нормальная, такая же, как другая. Лана тихо стонет, откидывает голову назад, укладывая ее на плечо Барнсу. Ее губы почти невесомо касаются его щеки теплыми, нежными поцелуями. Она шепчет его имя, почти не слышно, одними губами. Из ее уст оно всегда звучит как-то по-особенному. Он кончает, не сдерживая громкого стона, прижимает ее всем весом к спинке. Годы тренировок никак не помогают ему успокоить собственное сердцебиение пока он с ней, это странно и забавно, думает Джеймс. Отстраняется, дает ей вдохнуть и садится рядом. Лана опускается на его колени, стягивая с него футболку. Она прижимается к нему всем телом, чувствуя точеные бугры мышц, прижатых к ней. Иногда ей кажется, что он весь из металла. — Почему у нас нет детей? — Вдруг спрашивает Джеймс. Лана поднимает голову с его плеча, внимательно смотря в его лицо. Оно кажется ей задумчивым, и будто обеспокоенным. И она бы удивилась, если бы не лицезрела это выражение лица каждый раз, когда он попросту не понимает. Но вот с чего это его только сейчас это обеспокоило? Впервые, за два-то года. — Ну, — она замолкает, пытаясь решить, как правильней ему объяснить, чтобы не создавать очередной «блядь, какой неловкий разговор». А он только выжидающе смотрит на нее. — Когда я работал на русских, — начинает он вместо нее, чуть нахмурившись, — в Красной Комнате девушек-шпионок стерилизовали. — В ЩИТе так не делают. — Быстро проговаривает она. — Может в каких особых отделах. Но я… я не стерильна, — усмехается она и добавляет, — во всех смыслах. Как бы тебе объяснить, — смотря куда-то в сторону, тянет она, — в двадцать первом веке можно не предохраняться и при этом не беременеть, нужно просто сходить к врачу, кое-что сделать. Потом, если захочешь иметь детей, нужно сходить к врачу еще раз и, — Лана смеется, опуская голову ему на плечо, — этот разговор, ужасный, — шепчет она, понимая, что другим он бы не вышел. — Прости. — Скользя рукой от ее бедра к пояснице, шепчет он. — Просто хотел знать. — Так мое прошение рассмотрено? — Чуть повернув голову, говорит она, наблюдая, как его губы растягиваются улыбке. — Ты не слишком молод для этого? — Если только ты хочешь детей от столетнего размороженного психа-убийцы. — Усмехается он. — Ты бы был классным отцом. — Улыбается Лана, выравниваясь и целуя его. — Откуда ты знаешь, что девушки из Красной Комнаты стерильны? — отстранившись и чуть приподняв бровь, спрашивает Лана. Она лукаво улыбается, давая понять, что это только шутка, а не реальный вопрос. — Я был знаком с одной девушкой оттуда. — Честно говорит он, хотя ее бы больше устроил ответ вроде, «просто знаю». — Лет восемь-девять назад, кажется, мы были близки. — Джеймс вырисовывает пальцами окружности на ее спине, чувствуя, как она напряглась. Эта девушка ревнует его ко всему, ему это почему-то всегда приятно, и вместе с тем, совсем не хочется «беспокоить» ее. Но после ситуации с ее матерью Джеймсу кажется, что она должна знать если не все, то хотя бы большую часть. — Я видел ее в Вашингтоне, она была моей целью. Кажется, они с Ним друзья. — Вот как. — Еще одна в список, думает Лана. Чертова Романофф и тут успела. — И зачем ты рассказываешь мне об этом? — Возможно, когда-нибудь, мы снова пересечемся. — Пожимает плечами он. Встреча со Стивом все же была в его планах. Но он планировал ее гораздо позже, чем это делала Лана. — А врать тебе не лучшая идея, как я уже понял, — он притягивает ее ближе, касаясь губами уголка ее губ. — Тем более, что она не имеет значения для меня. Никогда не имела. И это будет, — Барнс усмехается, проводя пальцами по ее скуле и убирая волосы назад. — Будет трудно объяснить тебе, когда ты разозлишься. — Ему почему-то казалось, что прозвучит как шутка, но он только почувствовал, как она еще больше напряглась. Вывод был сделан быстро, она знает, о ком речь, и очевидно, они совсем не подруги. «Тем лучше», думает он. Лучше, если Лана будет знать это от него, а не от Нее. Наверное, стоило выбрать другой момент, получше, но Джеймс решил, что «лучше» момента для такого разговора никогда не найдет. — А я? — Лана поджимает губы, смотря в его глаза. Джеймс улыбается, сжимая ладонями ее лицо. Внимательно всматривается в зеленые глаза, в ее лицо. Он знает, что должен сказать, но вслух проговорить не решается. — Все, что было хорошего со мной, самое прекрасное — это ты. — Она улыбается, опуская глаза, чувствуя странную неловкость. Она была ее собственной, и одновременно с этим исходила от Джеймса. Ничего большего, произнесенного вслух, да даже и это, Лана от него не ждала. Даже короткое «ты — самое лучшее, что у меня было», уже казалось невозможным. Ей хотелось покрепче ухватиться за него, чтобы он не растворился в воздухе. Убедиться, что все по-настоящему. Что он настоящий. Лана крепко обняла его, утыкаясь носом в шею. «Вроде, настоящий», усмехнувшись, подумала девушка, чувствуя аромат ментолового геля для душа и сигарет. Он больше не пах порохом. И ей хотелось, чтобы все так и осталось. А пугающее предсказание уже казалось не таким уж пугающим. «Умрет в снегах»? Да, конечно умрет, все умирают. Что в этом такого? Но Лана, игнорируя слово «кровь», решает, что она умрет на Аляске, в почтенных годах, прожив с Ним остаток своей жизни.Апрель, 2. 2016. Берлин.
Max Richter — November. — Ищешь лекарство от разбитого сердца? — Его голос звучал как насмешка. Ситуация и впрямь была забавной, даже Лане так показалось. Она усмехнулась, отпивая из стакана. Могло ли ее положение стать хуже? Она столько раз спрашивала себя об этом, и каждый раз отвечала, «да, нет, куда уж хуже?». Но жизнь удивляла ее все чаще и чаще. — Просто хотела выпить со старым другом. — Отвечает девушка, когда он становится за стойку, пробегая глазами по выставленным бутылкам. Как и в прошлый раз. И как в прошлый раз, снимает бутылку кальвадоса, и стакан. — Быть твоим другом. — Рассматривая этикетку на бутылке, задумчиво проговаривает он. — Крайне рисковое предприятие, Звездочка. Они ж мрут, как мухи, — он усмехается, поднимая глаза к ней. — Это точно. — Кивает Лана, поднимая стакан. — Не напрягайся так из-за этого. — Выпив, говорит он. — Такая она, наша жизнь. Путь воина — это путь одиночества и смерти. — Обожаю тебя. — Смеется Джонс. — Особенно твои пафосные речи! — Как бы это не звучало, это правда, Звездочка. — Пожимает плечами он. Расстегивает пуговицы на пиджаке и подливает себе еще, а заодно и ей, из бутылки, стоящей рядом. — Ну, раз уж мы определились с тем, что твоим другом я быть не хочу. Что тебе нужно? Могу предложить работу, — тут же продолжает он. — Мне нужен человек в Сеуле. Что-то там неспокойно, нужно навести порядок. Но, — он усмехается, разводя руками, — вероятность того, что ты умрешь через месяц — десять к одному. — Что означает… — Тебе крышка, Звездочка. — Его губы растягиваются в широкую улыбку, а Лане вдруг снова хочется рассмеяться. — Ты же хотела умереть, вот он, твой шанс. — Джонс отводит взгляд в сторону, внимательно изучая бутылки за его спиной. И ведь точно, ничего так и не изменилось в ее жизни. Те же места, те же люди. Те же мысли и желания. Хотела? Нет, хочет прямо сейчас. Снова чувствуя себя проебавшейся идиоткой. Все планы и надежды, идеи и «счастливая жизнь» там, совсем рядом, только протяни руку, в одночасье рухнули, как и всегда. Как и всегда, блядь! Как и всегда… но теперь разочарование, горькое на вкус, после приторно-сладкой мечты, казалось тошнотворно отвратительным. Лана возвращает взгляд к нему, замечая, как выжидающе он прищурился, будто зверь перед прыжком. — Пожалуй, я …