Ноябрь. Сингапур. «Вечер пятницы»
Уже привычные пятничные ужины не приносили больше радости, как раньше. А сегодня, заключила Адель, видимо, случилось какое-то обострение. Звон стекла и столовых приборов казался оглушительным. Он бил по ушам, не давая даже расслышать, о чем так увлеченно рассказывает Чен. Адель просто кивала и улыбалась, в глубине души надеясь, что кивает «в нужное время». Хаос, творившийся в ее голове, не то что не желал заканчиваться, он, кажется, даже не спешил направиться к «порядку». В голове все крутились строчки из письма. Выведенные каллиграфичным почерком черные буквы чуть под наклоном… почерк Барнса всегда заставлял чувствовать себя неполноценной, а теперь он так и стоял перед глазами. — Я на минуту, извините, — улыбнувшись, проговаривает Чен, поднимаясь из-за стола. Адель рассеянно кивает, рассматривая высокий стакан сока в руке. Повисшее за столом молчание заполняет Ли. — Пока он не вернулся, — чуть прищуривая черные глаза, он внимательно всматривается в ее лицо. — Не хочешь поговорить? — О чем? — спрашивает девушка, хмуря брови. Он пожимает плечами. — У тебя что-то случилось, — утверждающе кивает он. — Ты прям сама не своя, и это становится заметно всем вокруг. Я бы спросил, «проблемы на работе?», но Чен говорит, все отлично. — Все отлично, — отзывается она. Ли отрицательно качает головой, растягивая губы в едва заметной улыбке. — Правда. Все хорошо, — заверяет девушка. — Даже я заметил, — меняя едва заметную улыбку на улыбку сочувствия говорит парень. — А я вообще-то дерево, — Ли хмыкает, — ну, если верить словам Чена. — Его слова вызывают у нее улыбку. — И знаешь, что думает дерево? — Удиви меня, — говорит Адель. — Проблемы с парнем? — спрашивает Ли. Она отрицательно качает головой, но он только хмыкает. — Да, точно, — утвердительно кивает. — Здесь у тебя никого нет, иначе Чен бы знал. Значит, это кто-то из Франции, да? — Чен бы знал, — саркастично усмехаясь, передразнивает его девушка. И сама понимает, что это правда. Чен Чон был удивительно прозорливым и чутким человеком. Он был из тех, кто подбирает собаку на улице, а не покупает у заводчика. Тем, кто с нежным трепетом рассказывает о любви, изображенной на картине. Тем, кто влюбляется в бывшего преступника, и заводит подружку с сомнительным прошлым. Ей казалось, что Чен — персонаж гетеросексуального любовного романа, но только гей. Адель уже открывает рот, чтобы начать все отрицать, но замечает мягкую снисходительную улыбку. — Мне кажется, поговорить не помешает, — утвердительно кивает Ли. — Всем нам иногда нужны… — Друзья? — произносит девушка, мысленно усмехаясь тому, как все возвращается. Ли кивает, отрываясь от спинки стула и чуть наклоняется к ней. Наверное и правда поговорить не помешает, понимает она. Лана Джонс всегда молчала. Не было у нее друзей, с которыми можно было бы поделиться. Не было «близких подруг». Не было, потому что она сама всегда всех держала подальше от себя. Даже когда люди тянулись к ней сами. Даже Шерон. Наверное, стоит изменить это. — Мы встречались, — неуверенно заговаривает она. — С одним…парнем. Достаточно долго. Я думала, что все серьезно. Я сказала, что люблю его… — А он? — спрашивает Ли, когда она замолкает, будто не собираясь говорить дальше. — А он свалил, — грустно усмехается девушка. Потянувшись через стол, она забирает бокал Чена, отпивая немного белого. — Сказал, что, мол, «а я тебя нет, и это для твоего же блага», и бла-бла-бла. Он был… не совсем «хорошим парнем». — Преступником, — кажется, это не вопрос. Ли с усмешкой кивает своим мыслям и по его взгляду ей кажется, что ситуацию он понимает. Даже с учетом ограниченных подробностей. — Так может так и было? — Ли хмурится, на что она только фыркает. — Он был преступником всегда, — качает головой Адель. — Всегда, все то время, что мы были вместе. И когда мы почти добрались до радостного места, он просто слился. Вот, что он сделал! — Радостное место? — переспрашивает парень. — Это?.. — Ну, — она усмехается, делая еще глоток. — У Стивена Кинга есть книга — Мизери. Там главная героиня рассказывает про «место смеха». Место, где она счастлива. — Это та книга, где она насильно удерживает чувака и… — Да, да, да, — кивает девушка. Ли смеется, заставляя улыбнуться и ее. — Мне понравилась идея. И я думала, что найду свое «радостное место». И что он будет со мной. Но он сказал, что без него я буду в безопасности. Что… что-то вроде пресловутого «это для твоего же блага». А недавно прислал письмо. — Нашел твой емейл? — снова хмурится парень. Он бросает быстрый взгляд за спину, замечая, что Чен еще не вернулся. И оба они понимают, что ушел он специально. Двум «сомнительным личностям» гораздо легче понимать друг друга. — Нет, настоящее письмо. На бумаге. — Вау, — выдыхает Ли, — и что написал? — Кое-что объяснил… И написал, что рад, что я в порядке. Рад, что я добралась до своего радостного места. И что складывается все хорошо. И что хочет, чтобы все так и оставалось. Потому что… — ее голос едва слышно дрогнул. Адель улыбнулась, облизав пересохшие от волнения губы и продолжила. — Потому что любит меня. — Это манипуляция? — уверенно спрашивает парень. — Хочет, чтобы ты вернулась? — Девушка пожимает плечами. — Ну, ты ведь знаешь его лучше чем я, — усмехается Ли. — Я думала, что знаю его, но в последнюю нашу встречу засомневалась в этом. — Эдди, послушай, — на выдохе и со всей своей серьезностью проговаривает Ли. — Я бы тоже ушел. Я бы сделал то же самое для Него, — кивая куда-то за спину, уверенно произносит он. — И сделаю, если пойму, что он будет счастлив без меня. Даже без меня. Пускай я не буду счастлив сам. Я сделаю это для него. Если тот парень действительно тебя любит, поступи так, как он просит. Останься здесь. Если это манипуляция…то пошел он на хер! — он замолкает на мгновение, а затем усмехается. — Я отсидел пять лет, и это очень мало, учитывая, откуда я родом. И моя жизнь могла закончиться очень-очень неприятно. В очень неприятном месте. Если бы я не встретил Его. Если бы он не любил и не ждал меня. Если бы не надавал хороших оплеух, и не сказал то, что я скажу тебе. Выбери жизнь! Нахер прошлое. Нахер людей из прошлого. Твою семью, ты не обязана быть такой, как они, или такой, какой они хотели бы, чтобы ты была! Это не сделает тебя счастливой. Никого никогда еще не сделало! Здесь и сейчас, ты сама определяешь, какой будет твоя жизнь. Здесь и сейчас, ты можешь выбрать свой путь. Сжечь это письмо. Избавиться от старых вещей. От всего, что напоминает тебе о прошлом. И начать жить. — И это помогло? — мягко улыбаясь, спрашивает Лана. Ли улыбается в ответ, откидываясь на спинку стула, расслабленно, как и до этого. — Ну, я больше не ворую машины, а чиню их, — пожимает плечами он, все еще улыбаясь. — Снимаю небольшую квартирку со своим парнем и у нас есть кот. А летом мы планируем съездить в Мельбурн, на выставку чего-то там… Прекрасная жизнь, — заключает он, замечая краем глаза неуверенно мнущегося в проходе Чена. — Которой бы не было, если бы я его не послушал!***
Eternal Eclipse — Forgotten Odes — Autumn Moon. Она вытянула руку вперед, готовясь отпустить шнурок, и навсегда распрощаться с этой вещью. Но задержала взгляд на звезде, понимая, что в этом была ошибка. Не нужно было мешкать. А теперь она сомневается. Звонок телефона в кармане на мгновение прервал ее мысли. Вытащив его из кармана, Лана продолжала держать руку вытянутой, понимая, что если уберет ее, точно передумает. — Ты добралась домой? — спросил Чен, из динамика. — Все хорошо? Адель? — Лана замерла, заметив краем глаза темную фигуру на другом конце моста. Все это уже было, — вдруг подумала она. Телефон у уха, предмет над водой, человек в конце моста. — Да, — растерянно проговорила она. — Извини, не могу говорить сейчас. — Она сбрасывает, не дожидаясь ответа. Медленно убирает телефон от уха, наблюдая за приближающейся высокой фигурой в дождевике. Лана почувствовала, как все тело болезненно сковало от напряжения, как при панической атаке. А каждый волосок на теле будто наэлектризовался, отдаваясь по коже неприятным холодком. Она всматривалась вперед, в мужчину, идущего к ней, и понимала, что уже видела это. Виски болезненно сжимались, будто в тисках, отдавая куда-то в затылок острой болью. — Тебе лучше стоять там, Барнс! — прошептала она одними губами, будто в бреду, видя перед собой совсем другой мост. Не здесь, не в Сингапуре. Это был мост в Берлине. Она хорошо его знала. — Я не буду предупреждать дважды. — Шнурок проскользнул сквозь ее пальцы, но она вовремя подхватила его. Будто сделала это намеренно. Отдернув руку, Лана раскрыла ладонь. Она отчетливо понимала, что смотрит на подвеску. Но это была не она. Это были странные часы. Мужчина подошел совсем близко, поравнявшись с ней, он нахмурился от слишком пристального, испуганного взгляда. — У вас все нормально? — спросил он, вытаскивая наушник из уха. Лана рассеяно кивнула. — Вызвать врача? — Н-нет, — проговорила она. — Нет, простите, я просто задумалась. — Она выдавливает из себя глупую улыбку, отворачиваясь от него. Девушка сжимает в пальцах перила. Зажмуривается, пытаясь понять, что с ней происходит. Это были не ее воспоминания. Этого не могло быть. Они не были с Барнсом на том мосту, не могли быть! Холодная дождевая вода скатывается по ее лицу, но совсем не отрезвляет. В ее голове, там, на мосту Берлина, тоже был дождь. Он был таким же холодным. И таким же сильным. — Ты умерла, — говорил его голос, и в ее голове он был будто… — Будто из-под толщи воды, — прошептала Лана, одними губами. — Ты умерла, когда пошел снег, — повторил он снова. Его слова растягивались и были неуверенными. Она вспомнила пробитый пулями паркет в той квартире. И сдернутую занавеску. Мост и его, стоящего на другом конце. Это он стоял там. Она говорила с ним. Его рука, зажимающая ее рот, когда она кричала и брыкалась, смотря на улетающий джет. Где это было? Лана почувствовала, как вместе с холодными полосами воды, по лицу скользнули теплые, соленые. Сердце болезненно сжималось, не давая вздохнуть. И ей захотелось закричать, чтобы выпустить, избавиться от эмоций разрывающих изнутри. — Ты мне не сказала, — проговаривает она, смотря перед собой. — Что ж, значит, мне следует объяснить тебе это, — отвечает едва знакомый женский голос. Но она помнит его. Она слушала его больше десяти лет. — Это твой дом, Лана… — Кто это? — Старки. — Эти секреты, эти сплетни, они убили ее… Они не были правдой. — Ты прости меня, — шепчет она, — я не справилась. — Она просила передать, что сожалеет, что не справилась и в этот раз, — тут же вспоминаются слова Старка. — Этот раз, — повторяет Лана. — Я спасу множество людей. — А кто спасет тебя? — Ты спасла МЕНЯ! — выкрикивает голос Джеймса где-то совсем далеко. — Ты спасла меня, Лана. — Эта жертва… это безумие! — … пока я не засну. — Это не луна, — втолковывает теперь детский голос. — Это солнышко. — Какой «секретик»? — Столько лет! — выкрикнула она. — Столько лет, я ненавидела ее… всю свою жизнь. Единственным, кто действительно любил меня! Она была единственным, кто правда заслуживал любви. А вместо этого она хранила чужие тайны… И разрывала свое сердце снова, и снова, и снова! — …Рождерская порода. — … одна большая… — Я люблю тебя… — … Солнышко светит днем. А звезды — ночью. — Ты была всем… — А Стив? Ты знал о нем? О том, что он… — Больше никто не будет страдать из-за меня! — Побудь со мной… пока я не засну. — Я люблю тебя… — Великолепные Роджерсы, — одна большая… — …ложь! Лана оседает на бетонную дорожку, упираясь руками в асфальт. Вода покрывает ее руки, а одежда мгновенно мокнет. Но она даже не замечает этого, только качается из стороны в сторону, громко рыдая. И задыхается от этих рыданий. Все тело наполняется не отступающей болью, и она даже не знает, что болит сильнее. Казалось, что все. Даже кончики ногтей. Она чувствует прикосновение чьей-то руки на своем плече. Кто-то тормошит ее, пытаясь привести в чувства. Но она только плачет и кричит. Снова и снова. Не в силах остановиться. Практически теряя сознание, будто от сильной усталости.Ваканда. Декабрь.
Alt-J — Left hand free. Он слышит шелест тихих шагов за дверью. Старые инстинкты выдергивают его из приятной черноты сна, и Джеймс открывает глаза. Он быстро осматривается, не замечая никого внутри, и садится на низкой кровати, всматриваясь в дверной проем. Там кто-то был. Кто-то находился прямо за этой тонкой деревянной дверью. Он прислушался. Тишина, как и всегда, нарушаемая только пением ночных птиц, и шелестом в ветвях. Будь это солдаты, они бы не выжидали на улице. Джеймс чувствует тонкий запах сигарет, пробирающийся сквозь щель между дверью и лудкой, и знакомый тихий голос. — Левая рука свободна. Эй мрачная детка, ты горяч. Как будто блудный сын, — напевала она. Джеймс открыл дверь, замерев на пороге. — Отрываю лепестки: любит — не любит. И, цветочек, ты избранная — она была темной, мрачной тенью, в черной майке и штанах, освещаемой только очагом, горящем внутри его жилища. — Что ж, твоя левая рука свободна. А правая в тисках, чужой левой руки. Смотри, его правая рука скользит к его пистолету, о нет… — длинные волосы были забраны на макушке, в прическу напоминающий кокон. Пара длинных прядей выпадала из нее, касаясь светлой кожи, тонкой шеи. — Что ж твоя левая рука свободна, — он замечает черный шнурок на ее шее. Джеймс молчаливо опустился рядом, на порог, уставившись туда же, куда смотрела она. В черную гладь воды, и лунную дорожку над ней. — Эй, мрачная детка, ты горяч как блудный сын, — Лана протянула ему открытую пачку сигарет, и когда он вытащил одну, махнула перед его лицом зажженной зажигалкой, едва не спалив его бороду. Когда он прикуривает, Лана звонко захлопывает зажигалку, убирая ее в карман. Она все смотрела вперед, пока с усмешкой не покосилась на него — А чего не левой? — спросила она. — А, ну да, — тут же добавила девушка, — ее же нет. — Он улыбнулся, выдыхая сизый дым, подумав о том, что теперь у нее поприбавилось полей для шуток над ним. Она замолкает, вытаскивая из уха наушник. Джеймс был вовсе не против помолчать, тем более, что он понятия не имел, что сказать. Он, где-то, совсем глубоко в душе, надеялся, что она вернется, но сам мало в это верил. — Как живешь? — спрашивает Лана. — Ну, это мало похоже на то «радостное место», — пожимает плечами он, наблюдая за ее профилем, он замечает странную, кривую усмешку. — Но в общем-то, могло быть и хуже. — Ты так и не понял, да? — повернув голову к нему, говорит Лана. — «Радостное место» — это не какое-то конкретное место, или город, Джим. Оно может быть где угодно. Но… — Ты останешься? — задает он единственный волнующий его сейчас вопрос. Ему страшно хочется прикоснуться к ней. Потому что всегда боится, будто это сон, а он сейчас в криокамере, на какой-нибудь базе Гидры. Потому что скучал по ней. И так сильно, что даже если это чертов сон, пускай. — Но наше, видимо, было в Миннесоте, — заканчивает она, будто проигнорировав его вопрос. — Не стоило нам уезжать оттуда, — говорит он, когда-то сказанные ею слова. Лана кивает. Она не останется — вдруг понимает он. Еще не знает, зачем она пришла, но она не останется. Эта мысль угнетает. Внутри все болезненно сжимается до размеров звездочки, болтающейся на ее шее. — Зачем мне оставаться? — пожимает плечами она, и отводит глаза, смотря перед собой. — Ты всегда пытаешься защитить меня. Либо рискуя своей жизнью, либо пытаешься прогнать меня. Я знаю, что произошло и без твоего письма. Поэтому не убила тебя прямо тогда, в лаборатории!.. Мы уже были с тобой здесь, Джеймс, когда ты решил, что безопасней для меня, если тебя не будет. — Но ведь это так, — он говорит с сожалением. Хочет сказать еще что-то, когда сигарета едва не выпадает из его пальцев от того, что она со всей силы ударила его локтем в бок, и попала прямо по руке. — Это нихрена не так! — выпаливает девушка. — Это, блядь, нихрена не так! — повторяет она, ему в лицо. — Здесь нас никто не найдет. Здесь мы в безопасности. И мы можем остаться здесь навсегда. Но только если Ты оставишь свою ебанутую привычку, «ждать, когда я уйду» и решать за меня, что для меня лучше, где-нибудь очень далеко отсюда. Потому что если ты снова это сделаешь, снова решишь что «я должна уйти, потому что так лучше для меня», — перекривливает его Лана, — я уйду, и это будет последний раз, Барнс! И никакие милые писульки тебе не помогут! Ясно тебе? — Предельно, — кивает он. Спокоен и сдержан, как всегда, заключает она, и ей вдруг очень хочется ударить его. Лана шумно выдыхает, пытаясь выровнять дыхание и успокоить колотящееся сердце. Снова смотрит перед собой, но теперь на свои руки. Трясущиеся от волнения руки, кажется, карьера снайпера закончена, грустно заключает Джонс. Она трет пальцы, слишком нервно и слишком явно нервно. Джеймс подсаживается чуть ближе, придавливая сигарету тонкой подошвой обуви. Он обнимает ее за талию, сжимая тонкие ладони одной своей. Плотно притягивая к себе, касаясь губами волос, чуть выше виска. И с облегчением выдыхает, чувствуя знакомый аромат ее духов. — Есть такая вещь, Джеймс — судьба, — заглядывая ему в глаза, почти шепчет она. — И я принимаю свою судьбу, ее неотвратимость… — ее руки аккуратно касаются его лица, обводя заострившиеся скулы. — Потому что люблю тебя, Джеймс.Сингапур. Декабрь. «Вечер пятницы»
— Я не понимаю, — пробубнил Чен. Его черные, прямые брови свелись к переносице, а меж них пролегла глубокая морщина. Ли перевел взгляд от террасы за окном, к нему, и аккуратно сжал плечо. — Правда, — посмотрев на парня, покачал головой Чен. — Не понимаю! — Это не наше дело, Чен, — отрезал Ли, и вышло чуть грубее, чем он собирался это сказать. — Ее решение, — уже мягче добавил он. — Но ведь все было хорошо, — рассуждает парень, кажется не желая слушать Ли. На что тот, только шумно выдыхает, и тянется за своим бокалом. — Зачем возвращаться к какому-то абьюзному мудаку, назад? Когда у тебя все хорошо и новая жизнь и… — Потому что, — перерывает его Ли. — Потому что некоторые люди счастливы только в своем прошлом. — Это не правильно, — уверенно произносит Чен. — Нужно всегда двигаться вперед, нужно стремиться и… — И? — прервал его Ли. Его саркастичная улыбка заставила Чена замолчать, и теперь нахмурится еще и недовольно. Ли показалось, что еще немного и брови Чена коснутся друг друга. — Это не неправильно. Это никак… И это ее выбор. — Чен сосредоточил внимание на книге, которую так и не выпускал из рук, эту неделю и наконец согласно кивнул, заставляя Ли с облегчением выдохнуть. Теперь бы еще забрать у него этот самоучитель по французскому, который на память оставила Адель. А то он скоро в душе будет с ним мыться, — подумал Ли и усмехнулся. Памятная надпись давала ему понять, что в действительности произошло, но делиться своими мыслями на этот счет с впечатлительным Ченом он не стал.«На память от L.J.»